| | От | И.Пыхалов |  |
| К | stas1905 | |
| Дата | 22.01.2007 17:26:55 |  |
| Рубрики | 1917-1939; |  |
Вот распознанный и вычитанный текст этой статьи. Наслаждайтесь
Андрей СМИРНОВ,
кандидат исторических наук
ТОРЖЕСТВО ПОКАЗУХИ
Киевские и Белорусские манёвры 1935–1936 годов
Слаженный механизм, способный воплотить в жизнь самую передовую военную теорию, — такой, согласно распространённым представлениям, была Красная армия накануне репрессий 1937–1938 годов. В доказательство обычно ссылаются на знаменитые манёвры середины тридцатых — Киевские 1935 года и Белорусские 1936-го. Ведь на них войска РККА как по нотам разыграли операции грядущей «войны моторов» — так называемые глубокие операции, в которых оборона противника, благодаря применению тесно взаимодействовавших друг с другом танков, авиации и воздушных десантов, одним ударом поражалась на всю её глубину — от переднею края до оперативных резервов...
Действительно, уже Киевские манёвры произвели неизгладимое впечатление на наблюдателей — в том числе французских и чехословацких... 12–17 сентября 1935 года на обширных пространствах к юго-западу от Киева сошлись в борьбе две армейские группы — «синие» во главе с И.Н.Дубовым и «красные», которыми командовал С.А.Туровский. Первые наступали на Киев (примерно по тем же местам, где в августе 1919-го гнали красных петлюровцы — галичане генерала А.Вольфа), а вторые развернули на их пути сначала 8-й стрелковый корпус М.А.Антонюка — 100-ю стрелковую дивизию В.А.Юшкевича и 46-ю стрелковую Головкина (два из пяти их стрелковых полков заменены полками 99-й и 2-й Туркестанской стрелковых дивизий).
На них-то и обрушился 13 сентября 1935 года удар, возвестивший о начале глубокой наступательной операции «синих». После артподготовки с участием 152-мм пушек и 203-мм гаубиц артиллерии резерва Главного командования (РГК), двигаясь за огневым валом, укреплённую оборонительную полосу «красных» атаковал 17-й стрелковый корпус В.Э.Гермониуса — 24-я стрелковая Самаро-Ульяновская краснознамённая Железная дивизия Д.К.Королёва и 44-я стрелковая Киевская Краснознамённая дивизия Д.Т.Козлова (два из шести их стрелковых полков были заменены полками 96-й стрелковой Винницкой имени Я.Фабрициуса дивизии и 2-й Кавказской стрелковой Краснознамённой дивизии имени т. Стёпина). Атакующую пехоту поддерживали лёгкие танки Т-26 танковых батальонов стрелковых дивизий, танкетки Т-27 танкетных рот и батальонов стрелковых полков и «8-й танковый батальон РГК» (временное формирование из Т-26, выделенных 8-й механизированной бригадой); с воздуха оборонявшихся бомбили и обстреливали из пулемётов многоцелевые одномоторные бипланы Р-5 из 19, 20 и 21-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 206-й лёгкобомбардировочной авиабригады. Крыши башен танков — спускаясь вертикальными полосами и на борта — перечёркивал прямой белый крест; на самолётах «синих» фюзеляж окольцовывала белая полоса, а рядом с ней вместо красной сверкала белая звезда...
После того, как оборона «красных» была сломлена, в прорыв ринулась танковая группа дальнего действия, составленная из двух импровизированных «танковых батальонов РГК» — «4-го» (средние танки Т-28 из 4-го танкового полка) и «14-го» (лёгкие быстроходные БТ-5 и БТ-2 из 134-й механизированной бригады). За ней устремился ведомый известным котовцем Н.Н.Криворучко 2-й кавалерийский имени Совета народных комиссаров УССР корпус — 3-я кавалерийская Бессарабская Краснознамённая дивизия имени тов. Котовского и 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени т. Блинова (два из восьми их кавалерийских полков были заменены полками 14-й кавалерийской краснознамённой Коминтерна молодёжи дивизии имени т. Пархоменко). Конницу тут же атаковали с бреющего полёта Р-5 из 13, 14 и 24-й штурмовых авиаэскадрилий 256-й штурмовой авиабригады...
14 сентября явило ещё более потрясающее для 1935 года зрелище — высадку «синими» воздушного десанта в тылу «противника». Пока одна из эскадрилий 206-й лёгкобомбардировочной авиабригады отвлекала на себя истребители «красных», атакуя Киев, две другие появились над расположенным на другом берегу Днепра аэродромом Бровары и проштурмовали его, чтобы нейтрализовать аэродромную ПВО. Вслед за Р-5, в сопровождении 22 тяжёлых двухмоторных истребителей («крейсеров») Р-6 из 35-й крейсерской авиаэскадрильи 18-й тяжёлобомбардировочной бригады, к Броварам подошли 60 тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 из 15-й и 18-й тяжёлобомбардировочных авиабригад и 3-й авиабригады особого назначения имени С.М.Кирова. Под прикрытием истребителей И-5 из 34-й и 35-й истребительных авиаэскадрилий 451-й истребительной авиабригады эти четырёхмоторные корабли выбросили парашютный десант личный состав моторизованного полка 3-й авиабригады и сводный парашютный полк А.О.Индзера. Рота парашютистов захватила аэродром, и из приземлившихся ТБ-3 был высажен посадочный десант — 43-й стрелковый полк 15-й стрелковой Сивашской краснознамённой дивизии и 90-й полк 30-й стрелковой дивизии, — а также техника вышеупомянутого мотополка. С воздуха высадку прикрывали «крейсера» Р-6, сменившие одномоторные бипланы И-5 с их небольшой продолжительностью полёта. Действия высадившихся были объединены управлением авиадесантной дивизии, однако резервы «красных», в конце концов, нейтрализовали успех десанта.
Кризисным днём операции стало 15 сентября, когда «синие», форсировав реку Ирпень, уже вели бои за Киевский укреплённый район. «Красные» направили в обход их группировки 45-й механизированный корпус А.Н.Борисенко 133-ю механизированную бригаду Я.К.Евдокимова, 134-ю механизированную бригаду С.И.Богданова (в 1943–1945 гг. он командовал 2-й гвардейской танковой армией) и 135-ю стрелково-пулемётную бригаду Г.С.Карева. Одна только 133-я бригада располагала 152 танками (в основном Т-26, а также БТ-5 и малыми разведывательными Т-37); ещё несколько десятков машин с белой полосой по верхнему краю бортов башни и по краям её крыши (БТ-5, БТ-2 и Т-37) насчитывалось в 134-й... Однако фланг мехкорпуса, в свою очередь, оказался охвачен 2-м кавкорпусом «синих», усиленным танками.
Выручая Борисенко, во фланг конникам Криворучко ударила 9-я Крымская кавалерийская имени СНК УССР дивизия К.П.Ушакова, а затем «красные» бросили сюда свой танковый резерв БТ-5, БТ-2, Т-37 и бронеавтомобили 2-го механизированного полка 2-й Черниговской червонного казачества имени Коммунистической партии Германии кавалерийской дивизии. Червонных казаков поддержали штурмовики Р-5 — и кавалерия «синих» оказалась разгромленной...
Борьба шла и в воздухе — И-5 из 5-й и 109-й истребительных авиаэскадрилий «красных» и 34-й и 35-й «синих» атаковали лёгкие бомбардировщики и штурмовики «противника» (обстреливая иногда и наземные цели). Всего в Киевских манёврах участвовало 440 самолётов (242 Р-5, 89 И-5, 60 ТБ-3, 22 Р-6 и 27 связных У-2), 1040 танков и бронеавтомобилей и до 60 тысяч военнослужащих [1].
Внешняя сторона современной, по меркам тех лет, войны была воссоздана прекрасно. Но в том-то и дело, что только внешняя! По существу же Киевские манёвры 1935 года имели очень мало общего с настоящей войной.
Во-первых, весь ход событий на них был определён заранее. Было заранее определено, кто, где, когда и с какими силами «противника» столкнётся, кто и к какому сроку одержит независимо от своего или «противника» умения! — верх в том или ином бою, выйдет на тот или иной рубеж и т.д. В указаниях посредникам так и значилось: там-то и тогда-то перед наступающими полками им, посредникам, надо будет (как бы ни вели себя обороняющиеся!) «показать сильный артиллерийский, пулемётный и ружейный огонь»; на таком-то рубеже механизированный полк «будет задержан артиллерийским огнём» — и т.д. [2]. Посредники должны были не приостанавливать или ускорять продвижение частей в зависимости от грамотности их действий, а добиваться неуклонного соблюдения этими частями «сценария» манёвров. «Посредник 1 подучастка, — значилось, например, в «Плане розыгрыша операции в районе м[естечка] Бровары 14 сентября 1935 г.», — не даёт Синим возможности продвигаться в районе Авиарощи и кустарника [...] занимаемых ротой местн[ой] организации Осоавиахима, стремясь сохранить за Красными достаточный район для развёртывания»; «посредники 1 и 5 подучастков в период времени с 9.00 до 10.00 не должны дать возможности Синим продвинуться более чем на 1/2 км западнее м. Бровары». Несмотря на «преимущество Красных в моторах», указывалось без тени смущения далее, необходимо «не дать возможности Красным обратить Синих в поголовное бегство, что могло бы привести к врыванию на плечах отходящих разведчастей Синих в пункты, прочно занятые этими последними» [3], то есть к нарушению сценария манёвров...
Сценарий этот был доведён и до участников манёвров! Ещё 18–22 августа командиры всех выводимых на манёвры частей и соединений (а в соединениях — и штабы) смогли ознакомиться и с районом, в котором им предстоит «воевать», и с «планом розыгрыша операции». От командиров на Киевских манёврах не требовалось поэтому того, что требуется прежде всего от командира на войне — быстрой и правильной реакции на внезапные изменения обстановки (все изменения, повторяем, были известны дранее).
Командиры частей и соединений не практиковались там даже в принятии решений в боевой обстановке, а их штабы — в отработке в этой обстановке боевых документов. Принять все решения, составить все документы их обязали опять-таки заранее, за одну-две недели до начала манёвров! Подготовленную документацию поверяли в штабе Киевского военного округа (КВО) и, если находили погрешности, оставляли переделывать... Так, ещё 2 сентября замначштаба КВО В.П.Бутырский приказывал начальнику штаба 44-й стрелковой дивизии представить к 18.00 4 сентября последний вариант приказа дивизии на прорыв укреплённой полосы. (На манёврах этот приказ пришлось бы готовить не за несколько дней, а за несколько часов, ведь по «плану розыгрыша» дивизия выходила к полосе 12 сентября, а прорыв начинался рано утром 13-го...) К тому же сроку — вечер 4-го — были затребованы «окончательное решение по манёврам комкора 8 Антонюка и «решение по манёврам» (с приложением приказа на оборону и схемы обороны) комдива-100 Юшкевича [4]. В ходе манёвров всю боевую документацию штабистам, по сушеству, надо было лишь списать с готового текста...
Вообще, если называть вещи своими именами, на Киевских манёврах от командиров и штабов по-настоящему требовалось лишь не растерять свои войска на марше и во время розыгрыша боёв и провести их строго через пункты, указанные в сценарии манёвров, — словно через контрольные пункты на состязаниях по спортивному ориентированию. Да и эту «сложнейшую» задачу — не растерять людей и технику — им постарались максимально облегчить. Поэтому в тепличные условия, которых никогда не бывает на войне, на Киевских манёврах были поставлены не только командиры и штабы, но и войска. По плану, намеченному начальником Штаба РККА А.И.Егоровым и утверждённому наркомом обороны К.Е.Ворошиловым, передвижение по району манёвров было заранее значительно облегчено — приведены «в проезжее состояние» старые и построено 150 километров новых дорог, проложено 14 километров лесных просек, сооружён 21 новый мост [5]. А местное руководство обеспечило маневрирующих и вовсе сказочным «сервисом». Прямо-таки пародийно звучат, например, строки из доклада начальника политотдела 133-й механизированной бригады о результатах рекогносцировки маршрута к району сосредоточения: «Состояние дорог хорошее, везде проведены новые профилированные дороги и сейчас уже укатаны... Все колодцы очищены. Имеют надписи о пригодности воды для питья. На основных направлениях дорог имеются указатели, скамейки под грибками, где в период маневров будут дежурные колхозники для указания дорог частям, особенно ночью» [6].
Пародией на настоящую войну были и бытовые условия, созданные для маневрирующих войск. В районе манёвров развернули целую сечь стационарных и подвижных врачебно-питательных пунктов Красного Креста, где бойцы и командиры могли не только получить медицинскую помощь, но и вымыться в бане, воспользоваться услугами парикмахера, выпить горячею чая с галетами; где им не только стирали бельё, но и подшивали к гимнастёркам свежие подворотнички! Только в пункте Гайсинского комитета Красного Креста за время манёвров побрили до 2000 военнослужащих и до 9000 напоили чаем с галетами [7]. В период напряжённых и динамичных «боевых действий» красноармейцы имели возможность совершать покупки в ларьках ЗВК — закрытых военных кооперативов (по воспоминаниям участников Великой Отечественной, приезд в расположение фронтовой части магазина Военторга был невероятно редким, практически невозможным явлением).
Известно далее, что едва ли не наибольший эффект на Киевских манёврах произвели танки. По полю боя — преодолевая и пересечённую, и болотистую местность — слаженно передвигались огромные массы боевых машин, юркие БТ-2 и БТ-5 поражали лихими прыжками с разгона через рвы; уровень аварийности оказался крайне низок... В нашей литературе любят приводить отзыв французского наблюдателя генерала Луазо: «В отношении танков я полагал бы правильным считать Армию Советского Союза на первом месте» [8]; о том же писал и английский капитан, известный военный теоретик Б. Лиддел Гарт: «Незначительное количество поломок является показателем исправности их механизмов и стандартного (так в тексте перевода, следует: образцового. — А.С.) обучения экипажей» [9].
Однако француз и англичанин не знали, что большую часть танков на манёврах вели отнюдь не те, кто повёл бы их в бою, — не штатные механики-водители, которые были обучены настолько не «образцово», что их побоялись выпускать на манёвры, — а командиры машин. «[...] Буквально во всех танковых частях, — говорил 16 января 1936 года на Первом окружном совещании стахановцев КВО командир одного из танковых батальонов 133-й механизированной бригады Абрампольский, — когда нужно вести машину на парад или на манёвры, мы садим (так в документе, — А.С.) за рычаги управления командира машины, потому что он имеет 300–400 часов вождения, а механик имеет всего 50 часов» [10]. В 45-мехкорпусе задействовали также всех опытных «мехводителей», имеющих наезда по несколько сот моточасов», — а число механиков-водителей молодых, имеющих мало опыта по вождению машин», на манёврах было «незначительно» [11]...
Отнюдь не свидетельствовали о высоком уровне подготовки танковых частей и разрекламированные прыжки БТ-2 и БТ-5. «[...] Если мы будем действовать, предположим, в бат[альо]не, — подчёркивал тот же Абрампольский на армейском совещании стахановцев-танкистов 21 января 1936 года, — на первом же противотанк[овом] рву смогут прыгнуть только Дудко, Полуянов и др[угие], а остальные 40 машин бат[альо]на останутся по ту сторону рва [...] это ничего не даёт» [12].
О том, насколько «образцово» была подготовлена основная масса механиков-водителей, участвовавших в Киевских манёврах частей, насколько грамотно эксплуатировала она технику, говорит и ещё один факт, о котором не знали Луазо и Лиддел Гарт: ещё за несколько дней до манёвров значительная часть действовавшей на них танковой армады была попросту небоеспособна! Так, в 45-м мехкорпусе — выводившем на манёвры 260 танков из штатных 303 — в последние пять-шесть дней пришлось заменить моторы на 39 БТ-2 и БТ-5 и перебрать их (почти как при заводском ремонте!) на 66 Т-26 [13]. Иными словами, начнись учения на неделю раньше — и краса и гордость Киевских манёвров не смог бы стронуть с места или потерял бы в первые же часы из-за неисправности двигателей 34,7 процента штатного количества и 40,4 процента выводимых на манёвры танков! А если учитывать только боевые танки (исключив из подсчёта разведывательные Т-37), то эти цифры возрастут соответственно до 44,1 процента и 53,8 процента! В 133-й мехбригадк ещё на 3 сентября 1935 года из 152 выводимых на манёвры танков 71, т.е. 46,7 процента требовали «лечения» в ремонтно-восстановительном батальоне бригады или даже в гарнизонных и окружных мастерских [14].
Луазо и Лиддел Гарт не знали и о том, что танкисты на Киевских маневрах действовали в ещё более тепличных условиях, чем все остальные. Им не только заранее проложили или усовершенствовали все необходимые для марша танковых частей дороги, но и выровняли участки, по которым танки потом шли в атаку! А танкисты — опять-таки заранее, до манёвров! — ещё и тщательно осмотрели поля будущих «боёв»... «Раньше мы эту местность осматривали, и говорилось, что сапёрные части зароют, — вспоминал 18 января 1936 рода, на совещании стахановцев 1-го батальона 134-й мехбригады участник манёвров Пономаренко. — Зная, что канава зарыта, командир части приказал мне вести на максимальной скорости» [15].
Жаль, что Луазо и Леддел Гарт не присутствовали на прошедших спустя неделю, 18–22 сентября 1935 года, учениях Ленинградского военного округа, которые войска так тщательно, как Киевские манёвры, не репетировали и где местность заранее не облагораживали. Они увидели бы, как «много танков» 7-го механизированного корпуса «вышло из боя и из строя по техническим причинам и трудности пути», а «колёсные машины и цистерны» «завязли в грязных неразведанных дорогах» — так что 33-я стрелково-пулемётная бригада «вынуждена была бросить свои автомобили и маршировать на поле боя пешим строем» [16]...
В общем, истинную сущность Киевских манёвров 1935 года прекрасно определил ещё за день до их начала красноармеец 8-го корпусного артиллерийского полка Орлов: «Манёвры — это очковтирательство, мы стараемся втереть очки представителям иностранной армии» [17].
Собственно, в 1935-м никто и не отрицал того факта, что Киевские манёвры весьма отдалённо напоминают реальную войну. В приказе наркома обороны №0182 от 22 сентября 1935 года прямо признавалось, что эти учения носят учебно-опытовый характер» — почему «ответственные» их эпизоды и были предварительно проработаны с начсоставом маневрирующих войск и «основательно проиграны с посредниками» [18]... Но тогда получается, что на Киевских манёврах проверялись более чем элементарные для регулярной армии вещи: 1) способность командиров и штабов организовать передвижение войск на местности по заранее разработанному плану и розыгрыш ими ряда заранее же спланированных боёв и 2) способность войск выполнять приказы командования и передвигаться на местности.
С точки зрения представлений о высоком профессионализме Красной армии середины 30-х годов, такой вывод выглядит анекдотичным, но он подтверждается и докладом немецкого генерал-майора Гальма о пребывании его в июне 1930-го в 24-й стрелковой дивизии РККА. На её учениях — точно так же, как и на Киевских манёврах, — не встречалось «ни одной задачи, в которой развитие боя вытекало бы из самих манёвров», «не проводились задачи, которые от командира требовали бы самостоятельного решения». Комдив 24-й объяснил недоумевавшему по этому поводу немцу, что Красная армия «считает нужным сперва воспитать своих командиров в точном исполнении данных приказов и боевых заданий; остальное потом уже приложится». «Возможно, — резонно предположил в своём докладе от 22 июня 1930 года Гальм, — что поводом к такого рода пониманию послужили известные явления Гражданской войны» [19] (недисциплинированность командиров и войск РККА, унаследованная от полурегулярных, полупартизанских отрядов, из которых вначале состояла Красная армия. Вспомним хотя бы Василия Ивановича Чапаева с его ненавистью к штабам...).
О том же свидетельствует и К.А.Мерецков, который в том же 1930-м, будучи работником штаба Московского военного округа, ездил в Германию для ознакомления с работой штабов и учёбой войск рейхсвера: «Преклонение перед документом, перед бумагой, уверенность в том, что записанное в приказе и доведённое до сведения подчинённых станет после этого автоматически реальностью, вызывали у нас порой улыбку. Может быть, в условиях немецкой армии, где исполнительность была доведена чуть ли не до автоматизма, для такого отношения к делу и имелись некоторые основания. Но в Красной армии подобный автоматизм, тем более в гиперболической форме, был явно неприменим» [20].
Явно ничего не изменилось здесь и к 1935-му. Характерно выступление командира 17-го стрелкового корпуса В.Э.Гермониуса на партсобрании в управлении корпуса 13 августа 1935 года, за месяц до выхода соединения на Киевские манёвры. Заявив, что штаб корпуса «не будет в состоянии провести работу, которая возложена на него на этих манёврах», без ликвидации «целого ряда недостатков», Гермониус «в особенности подчеркнул на (так в документе. — А.С.) контроль за выполнением отдельного приказания, на чёткость и аккуратность» [21]...
Но если в 1935 году для Красной армии было проблемой обеспечить элементарное выполнение приказов начальников, то о каком её высоком качественном уровне может идти речь?
То, что Киевские манёвры 1935 года отнюдь не были показателем высокой подготовленности РККА, прямо признал и сам Ворошилов. Одобрив в своём выступлении на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года показушную методику подготовки манёвров — при которой сначала тщательно подготовили местность, «а потом начальники хорошо разыграли на ней манёвр», — «первый маршал» открытым текстом заявил: на учениях «так и надо поступать» — «пока войска и командиры должным образом не подготовлены» [22]...
Глубокая операция, разыгранная 8–11 сентября 1936 года восточнее Минска в ходе Белорусских манёвров, была ещё масштабнее, чем «битва за Киев». В составе «2-й армии красных» комкора И.Р.Апанасенко (к весне 1936-го комсоставу РККА присвоили персональные звания), «1-й армии синих» комкора Е.И.Ковтюха и сил, подчинявшихся непосредственно руководству учений, насчитывалось 91 737 военнослужащих, 1309 танков (468 Т-37, Т-38 и танкеток Т-27, 416 Т-26, 370 БТ-7, БТ-5 и БТ-2, 35 химических (огнемётных) БХМ-3 (XТ-26) и 20 Т-28) и 632 самолёта (ТБ-3, СБ, Р-6, Р-5, ССС, И-16, И-5 и У-2) [23]!
После встречных столкновений наступавшие с востока «синие» приступили к прорыву оборонительной полосы «красных». На 37-ю стрелковую Новочеркасскую дивизию имени А.И.Егорова, которой командовал будущий маршал, а тогда комдив И.С.Конев, навалился весь 16-й стрелковый корпус комдива А.П.Мелик-Шахназарова — 2-я стрелковая Белорусская Краснознамённая дивизия имени М.В.Фрунзе (комбриг М.Л.Полунов), 5-я стрелковая Витебская Краснознамённая дивизия имени Чехословацкого пролетариата (полковник Д.Н.Гусев) и 81-я стрелковая Калужская дивизия (комбриг Н.И.Андросюк). Атаку 2-й стрелковой — наряду с лёгкими Т-26 её танкового батальона — поддерживали трёхбашенные стальные крепости Т-28 из 1-й тяжёлой танковой бригады РГК полковника В.В.Фавицкого, а в пробитую в обороне брешь хлынули 100 быстроходных БТ-5 — 5-я механизированная бригада полковника Л.А.Менджерицкого. Кроме танков с белыми крестами на крышах башен, успех «синих» стали развивать 6-я Кубанско-Терская казачья Краснознамённая Чонгарская дивизия имени тов. Будённого (комбриг Д.А.Вайнерх) и 11-я кавалерийская Оренбургская Краснознамённая и ордена Ленина имени Морозова дивизия (комбриг И.К.Гроссберг), а с воздуха их поддерживали Р-5 из 46, 47 и 48-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 52-й лёгкобомбардировочной авиабригады с белыми звёздами вместо красных и белыми полосами вокруг фюзеляжей. Такие же опознавательные знаки несли машины 142-й истребительной авиабригады «синих» — И-16 тип 4 из 30-й и 33-й истребительных авиаэскадрилий и И-5 из 6-й...
В тылу «красных», над районом Самохваловичей, небо покрылось десятками четырёхмоторных гигантов ТБ-3 из 4, 5 и 9-й тяжёлобомбардировочных и 47-й авиадесантной бригады. «Красные» располагали 83-й истребительной авиабригадой, чья 106-я истребительная авиаэскадрилья была оснащена И-16 тип 4, а 40-я и 107-я — ещё более скоростными И-16 тип 5. Тем не менее, тяжёлым кораблям удалось выбросить 1500 парашютистов, а затем и высадить посадочный десант — остальную часть личного состава 47-й авиадесантной бригады и 97-й стрелковый полк 33-й стрелковой Белорусской дивизии...
Однако па десантников сразу же набросились штурмовики ССС (модификация Р-5) из 114-й штурмовой авиабригады. Кроме неё, у «красных» имелся ещё 5-й стрелковый корпус комдива Е.С.Казанского — 4-я стрелковая Краснознамённая дивизия имени Германского пролетариата (комбриг В.М.Воронков) и 8-я стрелковая Минская краснознамённая дивизия имени т. Дзержинского (комбриг В.В.Косякин). А главное, у них было много подвижных войск: 3-й кавалерийский корпус комдива Д.Ф.Сердича — 4-я Донская казачья Краснознамённая дивизия имени тов. Ворошилова (комбриг Г.К.Жуков — будущий маршал) и 7-я кавалерийская Самарская краснознамённая дивизия имени Английского пролетариата (комдив Г.М.Штерн) — и аж четыре механизированные бригады — 3-я (комбриг В.В.Новиков) и 4-я (комбриг Д.Г.Павлов, в июне 41-го командовавший разгромленным в Белоруссии Западным фронтом) на Т-26 и 10-я (полковник Н.Н.Андрушкевич-Шепель) и 21-я (полковник С.Д.Бобков) на БТ-7. Быстроходные танки 21-й мехбригады и конница — поддержанные Р-5 из 4, 5 и 42-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 40-й лёгкобомбардировочной авиабригады — и стали основой ударной группы «красных», которая нанесла контрудар по прорвавшейся группировке «противника» и окружила её...
Но и на этих манёврах и свои, и «противника» действия командирам и штабам опять-таки были известны заранее! Опять-таки заранее отработали они и необходимые боевые документы! Чтобы не ударить лицом в грязь перед наркомом и английскими, французскими и чехословацкими наблюдателями, от маневрировавших снова требовали действовать только по заранее разработанному сценарию! «Стойкость, находчивость, инициатива, — отмечал начальник Управления боевой подготовки РККА командарм 2-го ранга А.И.Седякин, — на моих глазах не замечались, не поощрялась» [24]. Ведь «чересчур стойкий» или проявивший непредвиденную инициативу мог поломать весь сценарий учений, заранее определявший, кто и когда окажется победителем. Поэтому, например, 37-ю стрелковую дивизию посредники буквально заставили отступить — хотя она ещё какое-то время могла сдерживать натиск 16-го корпуса...
Именно стремлением соблюсти сценарий учений следует объяснить и тот факт, что многократно создававшиеся на Белорусских манёврах «достаточно нелепые тактические положения» оставались «не расшитыми» посредниками [25]. «Расшивка» требовала времени, могла и вообще принести победу не той стороне, для которой она была запланирована, — одним словом, график манёвров опять-таки был бы нарушен... Так, при попустительстве посредников командир той же 37-й дивизии Конев не использовал неожиданно доставшийся ему в руки козырь, о котором на войне можно только мечтать, — осведомлённость (благодаря захваченному приказу) о направлении удара «противника». Перехват такого приказа настоящим врагом, подчёркивал Седякин, наверняка привёл бы к неудаче наступления 16-го корпуса — «особенно против современной германской дивизии» [26]. Немецкие командиры всегда отличались инициативностью! Но Конев никакой инициативы не проявил — не стал ни концентрировать на угрожаемом участке противотанковую артиллерию, ни проводить контрартподготовку... Зачем? Ведь исход боя определён заранее!
Свои действия вновь репетировали и войска. «Нас, прежде чем пустить в атаку, водили по речкам, по бродам, ставили вехи, и мы по вехам ходили в атаку», вспоминал в октябре 1937 года на активе Белорусского военного округа (БВО) старший лейтенант Булыгин, на манёврах 1936-го командовавший танковым взводом [27]. Та же 37-я дивизия — зная, что на манёврах она будет обороняться, — весь август 1936-го тренировалась в отрывке различных видов окопов, сооружении командных и наблюдательных пунктов и устройстве заграждений... Не случайно летом 1937-го следователи добивались от арестованных военных — например, от бывшего комдива-4 Воронкова — показаний об участии «всех командиров дивизий» в «организованном обмане наркома на манёврах 1936 года» [28]. Такое обвинение выглядело бы весьма правдоподобно...
Командование танковых частей снова практиковало очковтирательство в квадрате. Оно не только репетировало будущие «бои» — заранее зная, где именно и при какой обстановке они произойдут, — но и сажало в выводимые на манёвры танки не тех, кому пришлось бы драться на этих машинах на войне, а тех, кто был лучше подготовлен, собрав их с бору да с сосенки... «Личный состав, идущий на манёвры, — докладывали, например, 25 августа 1936 года из 5-й механизированной бригады, — подобран лично командиром и военкомом каждой части» [29]. О том, что было бы, веди и обслуживай танки их штатные «мехводители», можно судить по признанию, которое сделал 13 марта 1937 года па активе наркомата обороны майор П.М.Арман, капитаном командовавший в 1936-м батальоном в 4-й мехбригаде: «У меня материальная часть почти на 100 процентов была не на ходу перед манёврами за 2 месяца в Белоруссии» [30].
Маневрировавшие войска снова действовали в тепличных условиях, каких никогда не будет на войне. Инженерные части БВО, Управление шоссейно-дорожного строительства НКВД БССР, Минский и Руденский райисполкомы заранее построили в районе манёвров 157 км улучшенных грунтовых, 13,3 км гравийных и отремонтировали 220 км дорог, — вырубив и выкорчевав при этом лес на площади 295 900 квадратных метров, настлали 2181 погонный метр жердевых гатей, соорудили способные выдержать 60-тонный вес мосты общей длиной 245 м и 42 погонных метра 12-тонных мостов, усилили мосты общей длиной 72 м и проложили 1133 м дренажных труб, а связисты БВО и Белорусское управление связи заранее построили в районе манёвров 180 км новых линий связи и подвесили 1000 км проводов [31].
И после всего этого тот же Седякин писал о достижениях — о том, что обеспечение «поучительного, богатого» «тактического содержания» манёвров свидетельствует «о несомненном росте тактического искусства и тактической подготовки командиров и штабов» [32]... Получается, что для Красной армии 1936 года достижением были уже составление неплохого, жизненною сценария учений и передвижение войск в точном соответствии с этим сценарием! Фактически это признание того, что тогда командиры и штабы РККА стояли ещё на очень низкой ступени развития и в реальной боевой обстановке управлять войсками не умели. И лишнее доказательство того, что представления о замечательной выучке Красной армии накануне репрессий 1937 года — не более чем миф.
Примечания
1. Российский государственный военный архив (далее — РГВА). Ф.25880. Оп.4. Д.45. Л.360, 431; Ф.4. Оп.15а. Д.409. Л.180об.
2. Там же. Ф.25880. Оп.4. Д.46. Л.97.
3. Там же. Л.184.
4. Там же. Д.44. Л.343, 344, 3476.
5. Там же. Л.277, 389; Д.151. Л.288.
6. Там же. Ф.9. Оп.29. Д.225. Л.71–72.
7. Там же. Ф.25880. Оп.4. Д.47. Л.281.
8. Цит. по: Анфилов В.А. Дорога к трагедии сорок первого года. М., 1997. С.38.
9. РГВА. Ф.31983. Оп.2. Д.225. Л.4.
10. Там же. Ф.9. Оп.29. Д.268. Л.287.
11. Там же. Д.225. Л.67; Д.198. Л.176.
12. Там же. Д.301. Л.190.
13. Там же. Ф.25880. Оп.4. Д.44. Л.238; Ф.9. Оп.36. Д.4225. Л.105.
14. Там же. Ф.9. Оп.29. Д.225. Л.70.
15. Там же. Д.268. Л.51.
16. Там же. Д.213. Л.378–379.
17. Там же. Д.219. Л.130.
18. Там же. Ф.4. Оп.15а. Д.409. Л.180об.
19. Там же. Ф.33987. Оп.1. Д.681. Л.194–195.
20. Мерецков К.А. На службе народу. М., 1983. С.98.
21. РГВА. Ф.1307. Оп.3. Д.69. Л.60.
22. Там же. Ф.4. Оп.16. Д.19. Л.335–336.
23. Там же. Ф.31983. Оп.2. Д.215. Л.146.
24. Там же. Д.213. Л.56.
25. Там же. Л.44, 56.
26. Там же. Л.48
27. Там же. Ф.9. Оп.36. Д.2529. Л.132.
28. Решин Л.Е., Степанов В.С. Востребованный компромат на Г.М.Штерна // Военно-исторический журнал. 1994. №3. С.20.
29. РГВА. Ф.9. Оп.36. Д.1753. Л.285.
30. Там же. Оп.41. Д.6. Л.84–85.
31. Там же. Ф.31983. Оп.2. Д.215. Л.129, 126.
32. Там же. Д.213. Л.42.