ОтminaОтветить на сообщение
КAllОтветить по почте
Дата31.08.2008 19:16:27Найти в дереве
РубрикиПрочее;Версия для печати

некоторые особенности МСЯС подо льдом


ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ

Вот уже много лет в мемуарной литературе, в аналитических изданиях, статьях ува-жаемой газеты «Комсомольская правда» и т.д. и т.п., посвященных катастрофам и авариям подводных лодок, авторы регулярно используют фотографию советского подводного ракетною крейсера проекта 667-Б, по классификации НАТО «МУРЕНА», с замечательно повреж-денным носом и хорошо помятой рубкой. Везде эго преподносится как столкновение подводною крейсера с американской подводной лодкой в полигонах боевой подготовки Север-ного Флота. Ни время, ни место данною эпизода, указываемые в этих источниках, не совпа-даю! с сутью происшедшего. Интригует ещё и то. что ни в одном известном мне документальном перечне аварий и столкновений подводных лодок об этом эпизоде нет никаких сведений. Как бы «море хранит свои тайны».

Море пускай хранит множество тайн, но этот живой, помятый ратным трудом стратегический атомоход как-то не согласен с той походя определённой ему какими-то специалистами ролью.
У подводников и у тех, кто интересуется историей подводного флота, невольно из-за скудости информации возникают очень далекие от истины предположения и домыслы об этом загадочном эпизоде холодной подводной войны. А ведь внутри помятого железа нахо-дились 144 моряка-подводника, и ни у одного из них уважаемые авторы не помыслили как-то прояснить, что же было на самом деле. Уж совсем не грех было бы пообщаться и с коман-диром корабля, он ещё пока здравствует. На мою попытку подсказать автору книг, где регу-лярно смотрит на читателя эта фотография, г-ну Мормулю Н.Г. про истинное положение ве-щей я получил замечательный ответ: «Я уже забыл об этом случае!» Это Вы забыли, уважаемый Николай Григорьевич, поскольку Вы там не присутствовали, но позвольте помнить это экипажу и, извините, командиру атомохода.
Так вот. Пусть уважаемые подводники простят мне интригующее начало моего вступления. Я попытаюсь прояснить, как все происходило на самом деле.
Я, капитан I ранга Батаев Вячеслав Михайлович, ныне уже в отставке, командовал этим кораблем в том самом боевом походе, когда произошло столкновение с чем-то неизвестным, но менее массивным чем мой подводный аппарат, внешние последствия которого зафиксированы на этой фотографии. В должности командира данного проекта РПКСН это была моя восьмая боевая служба. Я уже шесть лет командовал данным кораблём.
Наш экипаж был опытной, хорошо сплаванной командой, и я до сих пор низко кланяюсь всем матросам, мичманам, офицерам за то, что имел честь и счастье командовать ими и успешно ходить в любые широты, куда бы нас ни занесло Боевое Распоряжение. Спасибо вам, мужики!
В том 1982 году наш корабль должен был выйти в месяце марте на боевую службу согласно цикличному графику несения Боевых служб стратегическими подводными лодками. Экипаж в полной мере отработал и сдал все положенные курсовые задачи. Выполнил с отличными оценками практические ракетную и торпедные стрельбы и был полностью готов к выходу в море для несения боевой службы. Районы боевого патрулирования и маршруты переходов нам не были известны, т.к. они определялись Боевым распоряжением Генштаба и ГК ВМФ. Обычно наши корабли (РПКСН) несли боевую службу одиночно, соблюдая мак-симальную скрытность, находясь в установленной командованием готовности на примене-ние ракетного оружия.
К моменту окончания подготовки к выходу в море мы узнали, что по решению Глав-ного штаба ВМФ нашей лодке предстоит часть похода провести в составе тактической группы подводных лодок. Но замыслу наш подводный крейсер на переходе должна была охранять ПЛА проекта 705 «К-123». Это атомоход из серии полуавтоматов с жидко-металлическим реактором и экипажем, практически полностью состоявшим из офицеров. Ее задачей являлось отвлечение на себя противолодочных сил вероятного противника, уничтожение их с началом боевых действий, способствование отрыву РПКСН от сил ПЛО супостата для дальнейшего выполнения стратегической задачи. Идея эта не нова, но апробировалась она крайне редко, только в масштабах флотских учений. Не существовало и, боюсь, не суще-ствует и до сегодняшнего времени чёткой технической возможности нашими гидроакустическими средствами при обнаружении шумящего подводного объекта надёжно определить: «Я есть Свой». Это называется системой опознавания. Лётчики такой проблемы не имели, у них есть и техника, а ещё и глаза, у нас же только совсем не музыкальные уши и штампованный перечень классификационных акустических признаков шумящих целей.
Любой шумящий объект становился предметом тщательного анализа и рассматри-вался как возможный противник. Вопрос для шестиклассника: Было двое, стало трое. Кто чужой? Как определить «казачка»? Берег, Москва на всё даст ответы, но потом в выводах, перелопатив грузовик ими же наваянных документов, отловят какие-то несоответствия и затем у метро «Арбатская» или «Лермонтовская» будут верещать о глупости командира того «самотопа», когда его акустики и он сам не смогли распознать шумящий объект. Специали-сты безграмотно классифицировали, а командир, не пережевав, проглотил их доклад. А акустики, между прочим, квалифицированные офицеры-инженеры, выпускники ВВМУРЭ им. Попова, но у них нет каждодневного тренинга, а слушать и различать шумы может только человек, которого Господь или природа отметила этим даром. Это я даже не о слухе радиста, хороший акустик из другой ипостаси, это явление штучное как талант. Призывные же комиссии в военкоматах направляли на эту военную специальность пареньков не всегда отличающих шум паровоза от грохота отбойного молотка. Сколько таких бульдозеристов по гра-жданской специальности приходилось называть акустиками. Командир может доверять опытному слухачу - старшине или мичману, но не волен игнорировать доклад их командира - начальника Радиотехнической Службы. На подводном языке это называется классификация цели. И командир утверждает или не утверждает то, что ему докладывает начальник РТС, сообразуясь со своими знаниями, опытом и тактической обстановкой в данный момент и принимает своё решение.
По прибытии ПЛА «К-123» в нашу базу Гремиха, незабвенной памяти командую-щий 11-й флотилией подводных лодок вице-адмирал Устьянцев Александр Михайлович при-гласил меня и командира «К-123» капитана I ранга Булгакова В.Т. для инструктажа и разрешения возникших у командиров лодок тактических вопросов. Старшим в тактической группе был назначен командир РПКСН, т.е. я. На маршруте движения в целях безопасности подводные лодки были эшелонированы по глубине: верхний эшелон для РПКСН, нижний - для ПЛА. Требовалось соблюдать полное радиомолчание. Связь - по необходимости, акустиче-ская (ЗПС - звукоподводная связь) в кодовом режиме, используя таблицу условных сигналов. При движении, по возможности, находиться в зоне акустической слышимости взаимных шумов. В таком режиме и следовать до точки расхождения. Далее каждая подводная лодка следует по собственному плану.
В базе проверили практическую совместимость на взаимную работу гидроакустических комплексов РПКСН МГК-100 «Керчь» и ПЛА ГАК «Енисей». Все работало замечательно.
После выхода в море и встречи в назначенной точке группа, проведя опознавание по ЗПС, двинулась генеральным направлением в Северный Ледовитый океан. Плавание прохо-дило спокойно. Периодически РПКСН прослушивала шумы ПЛА. т. е. та, «крутясь» на разных дистанциях вокруг РПКСН. выполняла свои охранные функции.
В моей памяти несколько размыты хронологические моменты и какие-то детали, но последовательность фактических событий сохранилась выпукло и отчетливо.
Неожиданно на третьи сутки от ПЛА четырежды был получен один и тот же цифро-вой закодированный сигнал. В нашем конкретном случае каждая кодограмма не декодирова-лась, но из четырех кодограмм методом сопоставления получалась информация: «Авария. Нуждаюсь в помощи!». Нелишне заметить, что скорость прохождения акустического сигнала в воде в 200.000 раз медленнее радиосигнала. В этом случае резко возрастает непредсказуемое участие объективных помех.
Шумов ПЛА не было слышно уже около полутора часов. Наши запросы в направле-нии пришедших сигналов оставались без ответа. Ситуация требовала принятия мер для про-яснения обстановки, и я принял решение, нарушая скрытность, всплыть под перископ. Я мо-ряк, а полученная кодограмма - сигнал сродни SOS. Время мирное, и штабы переживут это нарушающее мою скрытность решение.
Я предположил, что ПЛА в тяжелой аварийной ситуации всплыла в надводное по-ложение и дала аварийный радиосигнал по флоту. РПКСН всплыл под перископ и открыл радиовахты в общих и аварийных радиосетях. В первых сетях шла обычная работа, в ава-рийных же царило полное радиомолчание. Подвсплыв под рубку многократно обследовал горизонт радиолокационной станцией на всех шкалах дальности. Надводных целей обнаружено не было.
Это меня несколько успокоило и я, оставаясь на перископной глубине, продолжал следовать своим маршрутом синхронно с плановой подвижной точкой. Через несколько часов услышали вначале слабые, затем усиливающиеся шумы нашей драгоценной пропажи. Акустики классифицировали шумы как шумы ПЛА «К-123». На наши запросы по ЗПС ПЛА не отвечала, но тем не менее тревога улеглась: жив курилка!
Вздохнув облегченно, погрузились и пошли дальше. Уже ближе к точке расставания контакт был окончательно потерян, и РПКСН пошел своим маршрутом. Только после возвращения в базу по слухам узнали, что на ПЛА были серьезные проблемы с ядерной энергетической установкой и её отбуксировали в г. Северодвинск. В 2002 г., встретившись с ко-мандиром «К-123», я попросил его прояснить былой эпизод. Командир был очень сдержан и я его понимаю.
Далее желобом Франц-Виктория вышли в Северный Ледовитый океан под мощные ледовые поля и продолжили боевое патрулирование, смещаясь генеральным направлением к северу.
Экипаж в предыдущих боевых патрулированиях накопил весомый опыт плавания подо льдами (мои перископные фотографии надводной ледовой обстановки неплохо иллюстрируют мемуары Главнокомандующего ВМФ Чернавина В.Н. и Мормуля Н.Г.), и я пре-красно понимал, что ледовый панцирь над головой толщиной от двух до тридцати метров требует почтительного отношения к себе, и только грамотное и четкое исполнение каждым подводником своих профессиональных обязанностей поможет исключить даже мелкие про-махи и непредсказуемые случайности.
Вообще-то хочется прокомментировать все эти арктические подледные плавания, особенно в плане использования ракетного оружия. Совершить подлёдный переход на атомной подводной лодке с Северного Флота на Тихоокеанский - это одно. Быстро, выгодно, где-то даже интересно. Использовать же ракетное оружие в ледяном, в прямом смысле, океане очень проблематично. Ниже приведу обоснования.
Сама по себе идея использовать Северный Ледовитый океан для пуска ракет каза-лась заманчивой, так как считалось, что это поможет нам эффективнее противостоять противолодочным силам вероятного противника и больше ничем. И это имело под собой не теоре-тическую (научную), а скорее плохо просчитанную политическую основу.
Так вот о заманчивости: Пуск ракет из-подо льда невозможен по определению.
Пуск можно производить только из надводного положения в полынье или взломав лед корпусом корабля, предварительно перед стартом очистив от него ракетную палубу.
Пуск ракет осуществляется по приказу Верховного Главнокомандующего через существующую систему отдачи приказов, который должен быть выполнен точно, беспрекословно и в срок. При плавании подо льдами приказ в срок выполнен быть не может, т.к. не всегда существует объективная возможность для пуска ракет - над РПКСН может не быть полыньи или слабого льда. Не припоминается ни одного случая из Истории войн, когда Хан-Царь-Государь благословляет, а по-военному, ставит задачу, своему военачальнику: «Когда сможешь махнуть шашкой, тогда и маши». Ведь впереди шашкома-хания стоит Политика! Много я видел стартов ракет с подводных лодок, естественно, в телекинохронике. Старты своих ракет я просто наблюдать не мог. Видел старты из-под воды, видел старты из надводного положения, видел старты от причала, но никогда не наблюдал старта ракет с подводной лодки, даже по соседству с чем-то действительно хорошо ледовым. Понимаю, что не доставишь туда фото-кино-теле-хроникёров, но уж с самолёта, издаля можно для Истории не пожалеть керосина и плёнки, чтобы оставить потомкам документальное свидетельство наших достижений в виде старта ракет в ле-довом обрамлении где-то за восьмидесятой широтой любого нашего или не нашего сектора Арктики.
Ледовые поля дрейфуют, причем шустро. Где час назад была полынья, сию минуту над тобой уже сплошной лед впечатляющей толщины. Те льдины в квадратнокилометро-вом измерении, на которых работают наши полярные СП крошатся и ломаются ешё не додрейфовав до Гренландии и это не ерничание - это Арктика. Существовавшая идея о реальности корпусом атомохода проломить лед и всплыть для пуска ракет возможна, и то не всегда, зимой лишь в Финском заливе, на Ладожском озере, всегда на Истринском водохранилище. Северный Ледовитый океан в эти водоемы скромно не входит. Пред-лагаю популяризаторам этой идеи взять калькулятор, а для большей надёжности табли-цу умножения и перемножить длину ракетной палубы на ее ширину, принять толщину льда в 1,5 – 2,0 м., умножить на плотность льда хотя бы 0.8 - 0.9 и получить вес облом-ков льда на ракетной палубе. По съедобным, очень патриотическим подсчётам, тянет на 1000-1200 тонн. Далее подсказать подводникам, как открыть крышки ракетных шахт или каким образом стряхнуть с палубы эти шутливые тонны в глыбах при наличии только моряцких рук и аварийных ломов. Подводный крейсер не белый медведь, он от-ряхиваться не умеет. Усилием гидравлических приводов открытия крышек шахт лед не сдвинешь, обломаешь тяги приводов. Не позавидуешь никакому экипажу, если осколки льда попадут в открытую шахту. Старт ракеты исключен!
Некоторые популяризаторы предлагали растапливать лед паром от паропроизводительной установки лодки. Без комментариев.
Вся вышеописанная часть проблем происходит под оком космической разведки про-тивника. Хотим мы этого или нет, но температура корпуса лодки элементарно селектируется тепловыми индикаторами спутников на тепловом фоне льда. Пока будешь очищать ото льда ракетную палубу, авиация противника постарается избавить тебя от этой утомительной работы.
Замечательная идея подрывать лед боевыми торпедами и всплывать для стрельбы в об-разовавшейся полынье также очень проблематична хотя бы потому, что мощность даже нескольких взорвавшихся торпед образует полынью с крошевом льда, которую еще нужно отыскать и которая может быстро исчезнуть из-за подвижки льда, и она должна быть соизмерима с размерами лодки. Восток дело тонкое, но верблюд и игольное ушко тут в самый раз. Эксперименты проводились. Результаты отрезвили.
Буду объективным. Старты ракет из районов Северного Ледовитого океана фактиче-ски проводились и успешно. Честь и хвала экипажам этих кораблей, штабам и специалистам. Но за этим стоят не боевые действия, не война, а военно-политические игры, показушные по сути, фанфарные по содержанию, жутко нервотрепные по исполнению, но звездопадные, ес-ли успешные.
Что-то не припоминается мне, чтобы наш вероятный противник с такой же резво-стью осваивал своими "Огайо" арктический сектор. Им это просто не нужно. А вот следить за нашими ракетоносцами своими противолодочными лодками они могут, но не очень на-стырно, рассчитывая, что пока советские ракетоносцы отстреляются из-подо льда, Мировая война закончится чьей-то победой. В меру своих знаний и опыта я изложил свое мнение по использованию РПКСН в арктических ледовых районах.
Но продолжу описание нашего похода. Началось патрулирование в Северном Ледо-витом океане. Не буду рассматривать всю систему навигационного обеспечения плавания в этих районах. Собственная инерциальная система навигационного комплекса «Тобол-5» и, частично, космическая навигация позволяли плавать с достаточной точностью. Остановлюсь на одном.
После пересечения курсом на север определенной широты закончились навигацион-ные путевые карты на районы патрулирования. Их просто не существует в нашей гидрогра-фии. Но это не беда. Перешли для счисления на карты-сетки. Не мне первому, не мне по-следнему приходилось и придется по ним плавать. Это чистый лист картографической бума-ги с обозначенной широтной шкалой. Долготы наносит штурман в зависимости от долгот района плавания. Это обычная практика при переходе океанами, где глубины давно измере-ны, и моряки в океане свободны от возможности очутиться на неожиданном мелководье.
Другое дело Северный Ледовитый океан. Если вблизи северных островов промеры в течение века делались и им с определенной степенью осторожности можно верить, то ближе к приполюсным районам такая уверенность значительно уменьшается. Неоднократно вклю-чая эхолот, ожидаешь глубину 1000 м по Генкарте, а получаешь 300 м при собственной глубине погружения 150 м. Правильно говорят, что «океан таит в себе …», но и корабль с эки-пажем «таит в себе ...» Сдается мне, что наши гидрографы и океанологи решили, что хребет Ломоносова найден, назван, а дальше не бойся, кругом глубоко. Так, да не так. Поспрошайте живых командиров и штурманов-подводников об этом. Наверное, услышите что-то интересное и фольклорное. Конечно, нашим океанологам и гидрографам сподручнее работать на Большом Барьерном Рифе у Австралии, чем в четвёртом океане, который кличут Северный Ледовитый, талдыча от букваря до энциклопедий, что он наш, родимый, поморский. Ну и плавай родной подводный люд без карт, а по одному только государеву промыслу. Согласен, если бы только за рыбой ледяной, но куда девать эти «Мама, не балуй» в ракетных шахтах и торпедных аппаратах. Но что делать, куда послали, там и крутись! Осторожность и еще раз осторожность. Поэтому выбор глубины погружения диктовался оптимальным диапазоном 90-120 м. Эхолот и эхоледомер использовались достаточно часто, а телевизионная система МТ-70 для наблюдения за тем, что над лодкой, постоянно. Не следует забывать, что плавание подо льдом начиналось в самом начале апреля, когда полярный день короток, освещенность горизонта невелика, а зимний лед еще крепок. Согласно поставленной РПКСН задаче, необ-ходимо, особенно перед сеансом связи, активно искать полыньи или тонкий лед и всплывать на связь в этом месте для получения приказания или информации.
Организация и способ приледнения такого тяжелого корабля был отработан безукоризненно, и прикосновение носовой оконечностью корабля и рубки ко льду происходило трепетно и нежно. Командир БЧ-5 капитан 2 ранга Гужов Борис Петрович всегда делал это мастерски, и я шуткой: «Петрович! По возвращении с меня 150 с прицепом и хор имени Пятницкого», что означало: 150 г водки, кружка пива и банка килек пряного посола - отмечал это умение.
В промежуток между сеансами связи при движении лодки велось тщательное наблюдение за ледовой обстановкой, наносились на карту тонкий лед, полыньи и разводья, их размеры и конфигурация. Но нужно отметить, что уже через час после фиксации при возвращении на это место мы их не находили, т.к. подвижка льда полностью меняла картину. Точность же плавания в этот часовой промежуток была высокой. Штурмана, возглавляемые опытным штурманом капитаном 3 ранга Кузнецовым Михаилом Михайловичем, добрейшим человеком с необыкновенно умными руками, резюмировали изменение в ледовой ситуации как «броуновское движение».
Здесь мне бы хотелось остановиться на имевшихся на корабле средствах наблюдения за гидроакустической обстановкой, что позволит понять последующий ход событий.
Как уже упоминалось, на РПКСН установлен гидроакустический комплекс (ГАК) МГК-100 «Керчь», который представляет собой несколько гидроакустических станций различного предназначения, логически объединенных и управляемых с одного командно-информационного пульта. На момент разработки и его установки на первых кораблях это был существенный шаг вперед, а эксплуатация в морских и океанских условиях показала хорошие результаты: резко увеличилась дальность обнаружения шумящих объектов, а значит, расширилась свобода маневра наших подводных лодок при атаках надводных и подводных целей или уклонениях от противолодочных сил противника.
К 80-м годам он существенно устарел, а наше техническое и технологическое отставание в области гидроакустики было очевидным (не берусь утверждать это в плане научных разработок), но то что технологически мы были в очень мягком месте - это точно. Комплекс не имел технического классификатора целей. Классификация движущихся целей производи-лась акустиками по частотным диапазонам, оборотам винтов, характеру двигателей, периоду качки и утверждалась командиром ПЛ сообразуясь с тактической обстановкой. Кстати, наш противник уже имел техническую возможность записывать и держать в памяти «акустиче-ские портреты» всех наших кораблей, даже однотипных, с их индивидуальными акустиче-скими особенностями.
Как ни горько признавать, но дальность обнаружения противником наших подвод-ных лодок была в 2 - 5 раз выше возможностей советского подводного флота, что позволяло иностранным лодкам абсолютно спокойно осуществлять слежение за нашими всеми подвод-ными лодками. А т. к. акустический комплекс на АПЛ это больше, чем уши (как ни парадок-сально, но подводники «смотрят» ушами), то наши атомоходы получали у противника нелестные для нас определения: «ревущие коровы», «гангстеры с завязанными глазами», а ко-мандиров наших АПЛ из-за непредсказуемости маневров при проверках отсутствия слеже-ния или иных манёврах - «бешеными Иванами». А «Иван» ни сном, ни духом не ведает, что его лодку «пасут».
Этот краткий экскурс в мир технических возможностей нашей гидроакустики проведен для того, чтобы более понятным было различие между плаванием в открытом море и в арктических и приполярных районах. Ледовые поля не стационарны. В движении льдины и поля трутся друг о друга, торосятся, переворачиваются, раскалываются и все это сопровождается акустическим возмущением водной среды, т.е. шумом. Отображение шума на элек-тронных индикаторах ГАК превращается на экранах в сплошную засветку на всех частотных диапазонах. На электротермической бумаге самописцев идет густая пятниста полоса. Звуковой индикатор центрального поста выдает звуки во всем диапазоне частот слышимости че-ловеческого уха: от комариного писка до пыхтящего паровоза через соловьиную трель, воя стаи волков, скрежета зубов, бури аплодисментов, переходящих в овацию и т. п. Сущая какофония! Акустики сдвигают наушники на затылок, меняются на вахте через 2 часа вместо 4-х, звуковой индикатор отключается. Только бумага самописцев покорно терпит все, по-крываясь чернотой, да бытовой магнитофон «Комета» в меру свE