| От | badger | |
К | negeral | |
Дата | 18.04.2003 17:54:18 | |
Рубрики | WWII; | |
Если не ошибаюсь
Личное оружие имели даже врачи в санбате, не говоря уже о тех кто работал непосредственно на передовой:
Гудкова Галина Даниловна
Будут жить!
Вечером 28 августа я ходила в разведроту и саперный батальон, оказала помощь нескольким раненым и больным, возвратилась на КП дивизии в полной темени, прошла мимо блиндажа оперативного отделения, сориентировалась по нему и, посвечивая фонариком, отыскала в глухом бурьяне свою щель. Вдали, над передним краем, поднимали змеиные шеи ракеты. Было тепло. Пахло пылью и прокаленной на солнце полынью. Я спустилась в щель, положила голову на санитарную сумку, смежила веки и провалилась в забытье...
Проснулась не от обычной стрельбы, а от стрельбы слишком близкой: к гулу переднего края я давно привыкла — этот гул стал как бы нормой бытия. Но сейчас стреляли рядом!
Солнце стояло уже довольно высоко, но все же прошло не так много времени, как я вернулась от разведчиков. Что же могло случиться за такой короткий промежуток? Почему строчат автоматы, рычат танковые моторы? Откуда вообще взялись танки?..
Я встала на коленки, прислушалась, пытаясь понять происходящее, потом высунулась из щели и тотчас присела: по бурьяну рядом с щелью вжикнула невидимая коса, срезала растения, выбила из земли белесые фонтанчики пыли. Неужели это по мне?! [33]
Гул моторов и стрекот автоматов не прекращались. Растерянная, озадаченная, снова, на этот раз осторожно, выглянула из щели. И увидела ползущего мимо светловолосого человека без пилотки, с волочащейся за ним черной кирзовой полевой сумкой. Я узнала его — топограф штаба дивизии, техник-лейтенант. Топограф тоже меня увидел, узнал, отер с лица пыль и пот:
— Доктор, поаккуратнее... Кругом фрицы. На танках!
Его прервал близкий разрыв снаряда.
Переждав, пока опадут вскинутые взрывом комья земли и куски известняка, опять высунулась из щели: узнать поподробнее, расспросить... Техник-лейтенант лежал на боку, согнув ноги в коленях, держась руками за живот. Между грязными пальцами сочилась алая кровь. Боли топограф, видимо, еще не испытывал и не понимал, что случилось.
Автоматные очереди, срезавшие полынь, заставили меня присесть. Что делать? Как помочь раненому? Прижимаясь к земле, все же выползла наверх, дотянулась до техника-лейтенанта, поволокла к цели. Новые автоматные очереди вынудили сделать неверное движение: я не втащила топографа в щель, а упала вместе с ним в укрытие. Падая, тот закричал. Крик перешел в стоны.
Осматривая раненого, увидела, что его живот изрешечен множеством осколков. Топограф быстро бледнел. Подняв его грязную гимнастерку, стала бинтовать раны. Один индивидуальный пакет, второй, третий... Бинты пропитывались кровью. Разорвала большую асептическую повязку, когда тело техника-лейтенанта резко дернулось и стоны прекратились. Нагнулась. Дыхание неощутимо. Зрачок неподвижен. Конец.
Соблюдая предельную осторожность, я медленно приподняла голову над краем щели и первое, что заметила, — серо-зеленый фашистский танк с черно-белым крестом. Хоботок танковой пушки выплюнул огонь и дым, дернулся. По барабанным перепонкам ударил звонкий звук выстрела. До танка от моего убежища было не более пятидесяти-шестидесяти метров. Упав ничком на дно щели, я распласталась рядом с телом погибшего топографа...
Разумеется, ни утром 29 августа, ни в последовавшие затем часы я не могла, подобно большинству воинов дивизии, выяснить, каким образом вражеские части [34] оказались вдруг в тылу наших продолжавших обороняться полков, прорвались к командному пункту 29-й стрелковой дивизии и сумели продвинуться, как выяснилось позднее, до поселка Зеты, даже до Верхнецарицынской, где стоял штаб 64-й армии, который был вынужден срочно отойти к Сталинграду.
Это сейчас, спустя годы, известно, что утром 29 августа противнику удалось прорвать боевые порядки сильно обескровленной в предыдущих боях 126-й стрелковой дивизии, выйти в тылы нашей 29-й и устремиться к штабу 64-й армии. Повторяю, это известно сейчас. Знойным же утром 29 августа сорок второго я ничего не могла понять, лишь догадывалась, что произошла катастрофа, что вокруг враги и, возможно, какой-нибудь танк или бронетранспортер через минуту-другую раздавит мою щель или меня заметят автоматчики противника.
Иллюзий насчет того, что произойдет, не испытывала. Сердце сдавила тупая, перехватившая дыхание боль, все существо пронзила жалость к оставляемому навсегда сыну, к родителям, к прекрасному, огромному, до конца не узнанному миру.
Но неужели только одно и осталось: лежать и ждать того, что произойдет? Я нащупала кобуру, вытащила наган. Наган против автоматов и пушек — нелепость. И тем не менее, сжав рукоятку оружия, я перестала чувствовать себя беспомощной. С наганом можно действовать, совершить хоть что-то и, значит, остаться человеком...