Близко я видел «Тигр» один раз. Я уже был помощник начальника штаба полка [Г. А может быть и начальник штаба – иначе «Тигр» по времени не получается]. Немецкие танки прорвались через передний край, а штаб полка был на опушке леса. До опушки дошел один тигр и ушел обратно, не подбитый, просто ушел. В лес немцы старались не соваться. Нормально штаб полка и не должен быть ближе 800 метров от переднего края. Иногда, правда, бывало и 400 метров. Был у нас командир корпуса, который приказал, что бы не больше 400 м. Он говорил «на ваших костях прорвусь через немецкие позиции».
О командирах ------------
Последний комполка у меня был по фамилии Рязанов. Он до войны служил командиром роты Московской пролетарской дивизии, что стоит в Кремле. Рязанов был отличный военный специалист и человек. А еще до того, не помню, как фамилия, командир полка был который выпивал. Каждый день по пол-литра. И не гнушался сам стрелять своих за повинности. Так что люди на войне бывают разные.
О ранениях -----------
Получилось так, что одно ранение я получил командиром истребительно-противотанкового взвода, а два – начальником штаба полка, причем родно – тяжелое. Это случилось, когда я выводил командиров батальонов на рекогносцировку. Мы вышли с опушки леса и шли гуськом по полю в направлении противоположного леса. По данным, которые нам дали в дивизии, противника рядом еще не должно было быть. До противоположной опушки было около километра. Оттуда нас и обстреляли, когда мы дошли примерно до середины поля. Я упал, но пулю все равно получил. [Г. А свои не могли обстрелять по ошибке?]. Нет, свои нас обстрелять не могли – пуля была немецкая. Я не мог разогнуться, но боли не чувствовал. Меня подхватили и понесли на опушку, с которой мы вышли. Потом меня на полуторке повезли в госпиталь водитель и машинистка из штаба. На открытом месте на машину налетели два самолета. Стали кружить над машиной один за другим, чтобы сбросить бомбы. Из пулеметов почему-то не стреляли. Шофер и машинистка убежали. Когда начали сбрасывать бомбы, то я пришел в полное сознание, распрямился, выпрыгнул из кузова, отбежал от машины и упал в какое-то углубление. Самолеты в машину так и не попали. Я лежал долго и очень боялся, так как считалось, что при ранении в живот если за два часа в госпиталь не попадешь, то умрешь. Мимо проходили какие-то солдаты, я пытался их позвать, но получалось только шептать и на меня не обращали внимания. Может быть, они думали, что я убит. В конце концов, меня нашли шофер и машинистка, может быть сами, а может мне и удалось кого-нибудь окликнуть. После этого меня таки довезли до госпиталя. Госпиталь представлял из себя большую землянку. Раненые лежали на земле (но не на голой земле, что-то было постелено). К хирургу была большая очередь. Уже стемнело, когда я попал на стол к хирургу. Она стала меня расспрашивать, и я показал, куда попала пуля. Крови почти не было, только дырочка на гимнастерке. Я ей говорю: «У меня пуля внутри», а она мне: «Да что Ты, если бы внутри, то тебя бы теперь уже не было, сколько часов прошло». Она решила, что пуля пошла не вглубь, а вкось. Она взяла проволоку с серебряным наконечником и стала искать пулю и сильно расковыряла рану, но пулю не нашла, зашила рану и сказала: «Пули нет». Это была с неоконченным образованием хирург. Она была меня даже моложе и сама сказала, что студентка. Ночью я упал с лежанки и рана опять открылась и ее опять зашили. Утром меня отвезли на поезд и нас повезли в Рязань. Там в Рязани тоже был студент, но может чуть постарше, в очках. Когда я ему стал рассказывать, что у меня пуля внутри он стал смеяться. Но я чувствовал, что у меня там горячо и пуля там есть. А он говорит: «Даже если пуля там есть, мы резать не будем. Вот ты Буденного знаешь? Вот он с пулей до сих пор ходит». Стали мне менять повязки и еще доктор мне прописал вино - кагор. Прошло недели две. Я стал лучше себя чувствовать, ходить и врачи меня заставили играть в волейбол. Меня уже собрались выписывать, но тут я почувствовал острую боль. Я лежал на втором этаже, это был какой-то техникум в Рязани. Мне делалось все хуже и меня со второго этажа, понесли на первый под рентген. Он (Г. - врач) стал ставить на теле крестики, наверное, что бы отметить координаты. Потом мне еще раз еще раз делали рентген и крестики не совпали. Потом врач сказал «Будем готовить тебя к операции». Перед операцией мне дали стакан водки, но я не стал пить. И он стал оперировать, но он очень медленно стал резать. Как потом оказалось, там сильно нагноилось. Операция была без общего наркоза, но местный может быть и был, я уже точно не помню. В конце концов он достал пулю. Когда я пришел в себя, я попросил у него эту пулю. А он мне говорит: «Ты еще одну получишь, а я эту оставлю на память». Оказалось, что хотя пуля вошла справа и сзади, а вынули ее спереди и слева, но она не затронула внутренние органы. На второй день после операции, нянечка пожалела меня и принесла мне картофельного пюре. Я его съел и мне сало очень плохо. Намучался я больше чем при операции, я это очень хорошо запомнил. Но я все же выздоровел. После выписки меня направили на курсы усовершенствования начсостава. Там были помощники начальников штабов и начальники штабов. Я пришел как начштаба, но военного образования у меня не было никакого. Учили на в основном тактике. Пока я там был я на танцах познакомился с моей будущей женой. Она там была в гостях у подруги. Обучение на курсах продолжалось три месяца. Потом меня послал в другой полк, причем направили меня вместе с заместителем командира полка. Так и поехали мы на фронт вместе. А командиром полка был Рязанов Сергей Иванович. Он был командиром роты в кремлевском полку. В общем он был кадровым военным и хороший толковый мужик, не пьяница. А жена у него жила в Москве на Даниловке.
