ОтАлексей МелияОтветить на сообщение
КАлексей МелияОтветить по почте
Дата10.06.2004 18:54:03Найти в дереве
РубрикиСпецслужбы; 1917-1939;Версия для печати

авторский вариант


Алексей Мелия


Массовые репрессии 1937-38гг являются одной из центральных тем отечественной истории XX века. Однако, несмотря на обилие публикаций, посвященных репрессиям, в этом вопросе остается еще немало «белых пятен». Рассекреченные в последнее время документы позволяют достаточно полно воссоздать сам процесс проведения гигантской репрессивной акции, однако вопрос о причинах репрессий до сих пор остается открытым. Возможно, изучение документов мобилизационного планирования, на основе которых в 20-30е годы прошлого века шла подготовка страны к большой войне, поможет лучше понять причины и предпосылки «большого террора».


«Предчувствие гражданской войны»

В основе советской военной доктрины 20-30-х годов лежали представления о том, что будущая война будит вестись с решительными целями, и скорее всего, примет затяжной характер. Ведение такой войны должно было потребовать от обеих сторон максимального напряжения всех сил, превращения страны в единой военный лагерь. В свою очередь, такое напряжение должно было поставить под угрозу экономическую и политическую устойчивость государства. Исход будущей войны должен был решаться не только на фронте, но и в тылу.

В 1924 году М.В. Фрунзе писал: «Положение, гласящие, что “исход войны будет решаться не только непосредственно на боевом фронте, но и на тех линиях, где стоят гражданские силы страны”, - стало теперь ходячей аксиомой». Именно тыл должен был обеспечивать боеспособность вооруженных сил в ходе длительной и интенсивной войны, прочность тыла определяла и способность вооруженных сил продолжать сопротивление. В то же время крайнее напряжение всех сил страны в войне являлось угрозой для экономической и социально-политической устойчивости государства. В этих условиях внутренняя дестабилизация страны могла привести к военному поражению и даже началу гражданской войны. По мнению советских военных теоретиков, обострение внутренних противоречий в ходе большой войны могло привести к победе революций в странах противниках СССР и таким образом обеспечить победу Советского Союза, но одновременно тяжелому испытанию должна была подвернуться устойчивость и самого СССР: «Очевидно, что в результате сильного военного удара с нашей стороны могли бы развязаться руки у стихии классового пролетарского движения в противной стороне, мог бы стать возможным захват власти рабочим классом, что означало бы автоматическое прекращение войны. Несомненно, что такого же рода рассуждение применимо и по отношению к нам, поскольку внутренние враги рабоче-крестьянской государственности могут поднять голову» (М.В. Фрунзе).

По представлениям того времени, вооруженные выступления внутри СССР должны были начаться начиная с первых дней и даже часов войны, а, возможно, и в угрожаемый период. Ведущий военно-теоретический журнал того времени «Война и революция» в 1931 году писал: «несомненно, с самого же начала войны проявятся элементы гражданской войны в виде активных действий классово-враждебных элементов как в прифронтовой полосе, так и в глубине страны». Примерно такая же картина первого дня мобилизации была нарисована во вводной к военно-экономической игре, проводившейся с хозяйственными работниками на Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава в 1930 году: «Антисоветские элементы перешли в отдельных случаях к открытому вредительству и индивидуальным выступлениям против коммунистов и советских работников, имеются случаи террористических актов против ответработников».

Согласно представлением того времени, в условиях войны могли возникнуть крупномасштабные восстания, требующие отвлечения с фронта достаточно больших сил. Постановление Совета Труда и Обороны «Об охране революционного порядка и общественной безопасности в военное время», принятое в 1928 году, уделяло большое внимание вопросам в взаимодействия различных ведомств в ходе подавления открытых выступлений и восстаний. Небольшие выступления и восстания должны были подавляться ОГПУ самостоятельно или во взаимодействии с НКВД, для подавления более крупных восстаний ОГПУ могло привлекать Красную Армию, а «в случаях, когда восстание или выступление в отдельных пунктах и районах разрастается до размеров, требующих, в интересах наилучшей организации военного противодействия, привлечения крупных войсковых частей и ведения нормальных боевых операций, - руководство операциями Революционный Военный Совет СССР, по согласованию с Объединенным Государственным Политическим Управлением, передает военному командованию, которому на время ведения операций подчиняются войска Объединенного Государственного Политического Управления и Рабоче-крестьянской Милиции».

Угроза внутренней дестабилизации СССР в условиях большой усугублялась рядом факторов: обилием внутренних социальных противоречий, возможным участием эмигрантских формирований в боевых действиях против СССР, превосходством экономического потенциала противника, что требовало в ходе будущей войны обеспечения нужд фронта за счет значительного снижения уровня жизни населения.

Операция на внутреннем фронте

Рассекреченные в последние время документы позволяют лишь в частично прояснить картину планирования мероприятий по обеспечению политической устойчивости страны в военное время. Прежде всего, это касается репрессивных мероприятий, которые должны были нанести упреждающий удар по центрам кристаллизации возможных антисоветских выступлений и «изъять» из общества потенциальных участников этих выступлений.

Некоторый опыт подготовки мероприятия по обеспечению государственной безопасности в период, непосредственно предшествующей войне, имелся еще в царской России. В 1913 году было Высочайше утверждено «Положение о подготовительном к войне периоде», которое должно было координировать деятельность различных ведомств в течение угрожаемого периода, предшествующего мобилизации. Согласно Положению, начальники жандармских управлений, исправники и начальники уездов должны были по получении телеграммы о вводе в действие подготовительного к войне периода начать кампанию по аресту лиц, подозреваемых в шпионаже. На МВД также возлагалась обязанность предотвращения забастовок и диверсий на предприятиях, выпускающих военную продукцию.

В советское время этот опыт был использован при разработке нового «Положение о подготовительном к войне периоде», которое было принято в 1926 году. Этот документ включал уже более широкий перечень мероприятий по подготовке страны к войне, в том числе и репрессивных мер, которые должны были обеспечить порядок. При возникновении угрозы войны, НКВД союзных республик должны были разработать план «ударной компании по борьбе с преступностью», а после того как начало войны будет признано неизбежным, приступить к проведению «ударной компании». Кроме того, НКВД должен был провести проверку плана расширения агентурной сети и увеличения штатов уголовных розыскных учреждений в приграничной полосе и в местностях, прилегающих к путям вероятного движения войск; выслать в тыл «подозрительный элемент» из прифронтовой полосы; установить особый надзора за деятельностью всех религиозных обществ и их руководителей.


«Положение о подготовительном к войне периоде» 1926 года не содержит отдельного перечня мер, проводимых ОГПУ в течение угрожаемого периода. Скорее всего, действия ОГПУ оговорены в отдельном документе и, вероятнее всего, они содержали требование о проведении «ударной компании», но уже не против уголовников, а против политически неблагонадежных лиц. Однако ОГПУ не раз упоминается в Постановлении в тех случаях, когда его действия непосредственно затрагивали другие ведомства. Прежде всего, это касалось проверки лояльности личного состава наиболее важных для обороноспособности страны предприятий и учреждений.

Такая проверка, скорее всего, была одним из элементов большой репрессивной операции. В пользу этого говорит доклад начальника Транспортного отдела ОГПУ (ТООГПУ) Прохорова о состоянии мобилизационной подготовки железнодорожного транспорта, датированный 1932 годом. Касаясь вопроса о кадровом обеспечении работы железных дорог в военное время, автор доклада приводит данные о планировании массового «изъятия» неблагонадежных специалистов: «С объявлением мобилизации в порядке оперативных мероприятий ТООГПУ подлежат немедленному изъятию с дорог около 2.500 человек, из коих значительная часть непосредственно связана с движением поездов».

Однако известные на настоящий момент документы не позволяют установить основные параметры планировавшейся репрессивной акции, но, исходя из косвенных данных, можно сделать некоторые предположения о том, среди каких социальных групп должна была проводиться «операция», приблизительно установить ее масштабы и сроки проведения.

Важнейшую роль в выборе основных направлений репрессивной операции могли играть данные, полученные в результате деятельности органов политического контроля ГПУ-ОГПУ-НКВД, которые с начала 20-х годов вели систематическую работу по выявлению настроений населения и его реакции на те или иные события. Для прогнозирования политических процессов, которые могли происходить в обществе с началом войны, наибольший интерес могли представлять данные, полученные ОГПУ во время военной тревоги 1927 года, когда в связи с разрывом дипломатических отношений с Англией население СССР ожидало скорого начала войны.

В ходе военной тревоги 1927 органы политического контроля выявляли настроения различных социальных групп связанные с ожидаемой войной. Наибольшую озабоченность вызывали настроения среди «кулаков», белых офицеров, реэмигрантов, бывших участников восстаний, «реакционного духовенства» и сектантов. Среди этих групп были распространено не только нежелание идти на войну, но и желание воспользоваться войной для свержения существующей власти.

В докладах органов ОГПУ высшему политическому руководство приводятся такие характерные для этих групп высказывания: «если только нас не переарестуют, то пойдем воевать против советов» ("бывший участник восстания»), «война неизбежна и необходима, так как советская власть для крестьян неподходящая. Если бы только возникла война, то мы обязательно многих загнали бы в землю» (собрание «кулаков» в доме священника); «война будет и она нужна, ибо на шее крестьян сидят жиды и комиссары. Во время войны можно будит с ними расправится»; «опять сделаем восстание, но не так, как делали в январе 1924 года, сейчас придут иностранные войска».

Превентивный удар?

В начале 1930 года в СССР сложилась крайне напряженная обстановка. Мобилизация всех ресурсов для проведения ускоренной индустриализации привела к резкому ухудшению уровня жизни населения как в городе, так и в деревне. В различных районах СССР происходили массовые выступления, которые достигли наибольшего размаха в Средней Азии и в западных районах СССР. В этих условиях была начата плановая репрессивная компания развернутая в рамках приказа ОГПУ №44/21 от 2 февраля 1930 года, изданного на основе постановления Политбюро от 30 января 1930 года «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Согласно приказу необходимо было отправить в заключение около 60 000 «кулаков», а 150 000 - выслать в отделенные районы. В первую очередь должны были арестовываться «кулаки» из числа бывших офицеров, участников восстаний, бывшие помещики, наиболее активные члены религиозных общин и сектанты. «Операция» должна была проведена в течении четырех месяцев, решение о применении репрессивных мер должны были приниматься во внесудебном порядке специальными тройками.

В августе 1937 года началась «массовая операция» по аресту потенциальных противников советской власти. В отличие от начавшихся в конце 1936 г – начале 1937 г арестов в среде советской элиты, «массовая операция» была направлена прежде всего против бывших «кулаков», участников антисоветских восстаний, бывших офицеров, реэмигрантов, «реакционного духовенства», сектантов, бывших членов политических партий, уголовников. Операция проходила на основе приказа Наркома Внутренних дел за номером 00447, изданным в соответствии с Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 года. «Операция» должна была быть проведена в течении четырех месяцев, планировалось арестовать около 260 000 человек. Наряду с приказом №00447, массовые плановые репрессии проводились также в рамках так называемых «национальных приказов»: об аресте немцев работающих в оборонной промышленности и на железных дорогах, «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ (Польской организации войсковой)», «О мероприятиях в связи с террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев» и других. Кроме арестов, проводились массовая высылка из приграничных районов «неблагонадежного элемента», наиболее массовой была высылка корейцев из Дальневосточного края.

***

Первоначальные планы «операций» 1930-31 и 1937-38 годов были сходны как по масштабам репрессий, так и по времени, отпущенному для их проведения (необходимо заметить, что фактически обе операции имели значительно большую продолжительность и существенно большие масштабы, чем это планировалось изначально). Это, наряду с выбором жертв этих «операций», а также учитывая их централизованный и плановый характер, наводит на мысль о том, что обе «операции» являются реализацией наработок, изначально созданных на случай войны в рамках положения военной доктрины о классовом характере будущей войны.

Таким образом, можно предположить, что отечественное мобилизационное планирование наряду с такими мероприятиями, как стратегическое развертывание вооруженных сил, мобилизация народного хозяйства, эвакуация из угрожаемых районов, также включало в себя и операцию по массовому «изъятию» лиц, представляющих потенциальную опасность в военное время. Проведение этой операции намечалось в течении угрожаемого периода и первых месяцев войны, общая ее продолжительность должна была составить четыре месяца, в ходе операции подлежали «изъятию» около 200-250 тыс. человек.

Однако вряд ли будет обоснованным утверждение о том, что «операция», проводившаяся с августа 1937 г по ноябрь 1938 г, была осуществлена для ликвидации «пятой колонны» на случай войны. Массовые репрессии 1930-31 гг. действительно проходили в обстановке угрозы военного нападения на СССР. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 марта 1930 напрямую связало необходимость проведения репрессий с угрозой нападения Польши на СССР. Однако согласно тому же Постановлению, основной причиной того, что «польское правительство может пойти на вмешательство», являлась возможность «серьезных кулацко-крестьянский выступлений в правобережной Украине и Белоруссии». Что касается «операции» 1937-38 гг., то вряд ли есть основания считать, что в тот период советское руководство серьезно опасалось нападения на СССР. Если в 1927 или в 1930 году СССР практически не имел боеспособных вооруженных сил и современной оборонной промышленности, то к середине 30-х годов, в результате индустриализации и технической реконструкции Красной Армии, ситуация в корне изменилась. После вступления СССР в Лигу Наций и заключения договоров о взаимопомощи с Францией и Чехословакией существенно улучшилось и международное положение СССР. Важнейшим свидетельством в пользу того, что советское руководство не ожидало в течение ближайшего времени большой войны, является принятие в 1936 году «Большой кораблестроительной программы", предусматривавшей постройку к 1947 году значительного числа линкоров, линейных крейсеров, а также кораблей других классов. В случае начала войны в течение ближайших нескольких лет такая программа могла быть лишь напрасной тратой средств оборонного бюджета и дефицитных ресурсов.

Основной причиной проведения «операции» 1937-38 гг. могла быть угроза дестабилизации общества в условиях ожесточенной борьбы между различными группировками внутри партийной, государственной и военной элиты, которая привела к кадровому ослаблению и значительной дезорганизации органов власти. И если процессы на верху власти стремилась изобразить, прежде всего, как борьбу с руководимой из-за рубежа шпионской организацией, то массовой «операции» стремились предать вид операции по уничтожению «пятой колонны». Таким образом, создавалась видимость нерушимого единства как внутри самой власти, так и единства власти и народа. В этот период даже произошла смена пропагандистских установок и вместо тезиса об «обострении классовой борьбы» стал господствовать тезис об исчезновении классовых противоречий в советском обществе.

Но вне зависимости от того, реакцией на какие угрозы были массовые «операции» 1930-31 и 1937-38 гг., необходимо помнить о том, что проводились эти операции прежде всего в отношении людей, заведомо невиновных. Жертвы «операций» причислялись к потенциальным врагам исходя из косвенных признаков, зачастую просто на основе анкетных данных.