ОтФарнабазОтветить на сообщение
ККитоврасОтветить по почте
Дата02.10.2004 18:59:22Найти в дереве
РубрикиПрочее; 11-19 век;Версия для печати

Вот, нашёл цитату -это Айдер Куркчи



>Причем тут ЛНГ? Вообще история написания русофобского пасквиля "память" а также создания >пресловутого общества и его последыша РНЕ достаточно хорошо описана. Отечественная история >там рядом не лежала.


Третья акция в его биографии была не предусмотрена ритуалом уничтожения Гумилева "высокой наукой". Пять лет спустя носите неудавшегося ученого "путча" против новой науки началась обширная и шумная атака, потребовавшая от него мобилизации всех сил и времени. А именно атака на его позиции как историка Евразии, историка-кочевниковеда, историка Монголии и Золотой Орды. Атаке подвергался сам ученый - наверняка лучший из историков, объяснивший в XX веке причины столь драматического хода русской истории между XIII и XVIII веками.
Уничтожающий удар был нанесен со стороны "патриотов"- конгломерата писателей, публицистов, сонмища второстепенных кандидатов и докторов наук, "славянофилов", примитивно мыслящих и плохо пишущих, одиозных журналистов, разного рода "сверхнационально окрашенных философов"-проходимцев, да и "реваншистов", затесавшихся в партию "ревнителей старины"- со стороны еще одной консорции, которую Гумилев назвал "сектой черных полковников", по имени модного словосочетания в связи с группировкой, однажды захватившей власть в Греции. "Черные полковники" были для него самой неприятной накипью русской истории - неграмотные и неприкаянные люди, мучающиеся своей никчемностью и неприменимостью к русской интеллектуальной истории, были им особо презираемы. Удар по Гумилеву в 1980 году, надо сказать, был их своеобразной штабной разведкой - может быть, военными сборами, о чем они сами, не скрываясь, и говорили. Гумилев послужил прекрасной мишенью для создания ими образа врага, а нацеленность на беззащитного перед лицом власти человека позволяла этой консорции довольно удобно под видом политической озабоченности национальным возрождением России создать идеологию крайнего шовинизма, замешенного на дремучем невежестве, нетерпимости к гуманитарному суждению, и привести к созданию новой эклектики под названием "национальной идеи", национального сознания.
Атаку в декабре 1980 года завершил некий сочинитель Чивилихин (псевдоним целой компании), который в "Нашем современнике" выложил все то, что распространялось несколько лет в печати и на устных сходках "патриотов", готовых в ресторане Дома литераторов на улице Герцена в Москве на любой подлог, как мы знаем из истории русской словесности. Роман-эссе "Память", сущее наказание для чтения, обвинил Гумилева в проповеди расовой неполноценности русского народа, в преувеличении роли азиатов и инородцев в его истории, в преклонении перед евреями - сионистами "хазарами", в угодничестве перед Западом и слепом следовании мракобесному православию. Община "патриотов" смело делала скандал, подсылала провокаторов к Л.Н. домой, объясняя свои нападки тем, что под личиной монголов и борьбы с ними они усмотрели КПСС и все прочее. Такого поворота бредового сознания Гумилев просто не мог предвидеть и не был готов вовремя решиться на протест. "Против больных не выступают, - сказал он. - Но психически больные могут заражать здоровых, это я видел в 32 году в горпсихбольнице Ленинграда".
Он узнал, что в течение всей своей научной жизни он был русофоб, монголофил, пособник белогвардейской идеологии евразийства, распространяемой за рубежом в ущерб интересам русского народа, что он заядлый завистник-историк, неправильно описавший историю ряда народов Азии - чжурчженей, о которых, например, писатель "Чивилихин" знает лучше, так как прочитал три популярные книги, в которых не было ссылок на Гумилева. Оскорбляли ученого за его уважение к Г.Грумм-Гржимайло, за любовь к стихам, за знание карт сражений, войн и прочее.
Гумилев стал ответчиком-истцом за все унижение российской истории с 1918 года. При этом стопроцентная лояльность и продажность консорции "правдолюбов-патриотов" базировалась на абсолютно видимой зависимости от одной из фракций КПСС, что подтверждалось многократными признаниями одного из идолов лагеря Чивилихина - Дегтярева (был такой секретарь по идеологии в Ленинградском обкоме), - Денисова и др. Образовавшийся полуграмотный лагерь напирал на свое понимание истории, почвы, рода, традиции, и все превращалось в неутихающую клевету на историка, в поношении концепции этногенеза. Нападкам подвергалось все - прежде всего понимание драматичности рождения русского этноса и его фаз развития, евразийство - широкое понимание Гумилевым непрерывности связи русских с соседями на востоке и юге, их своеобразное переплетение при создании евразийской по сути державы - Российского государства XVII-XX веков, и многое иное.
Гумилев вызывал поодиночке каждого из этой камарильи на суд чести и всех вместе на "объяснение", взывал к прессе, организовывал диспуты, желая в открытом споре решить ключевые и болезненные проблемы русской истории, писал письма в редакции газет и журналов - и все бесполезно. Самые колоритные лица этого лагеря были обыкновенными националистами в самом грубом смысле слова, без "сложностей в голове", без понимания историчности складывания России. Гумилева нельзя было обвинить в "прозападничестве" или "антивосточности" и, наоборот, - в "антизападничестве" и "промонголизме", он знал, в чем конкретно нужно отказать Западу и в чем нельзя уступать Востоке - необходимо знать и помнить себя.
Для содержания научной деятельности Гумилева эта борьба явилась эпизодом - плоским, маловразумительным, но возня позволила компатриотам создать свою собственную идеологическую платформу и обокрасть Льва Гумилева. Обокрасть в прямом смысле, ибо если невозможно выкрасть концепцию, то детали ее - открытия и идеи крадутся беззастенчиво, и почти все действующие лица "платформы" писали статьи, эссе, философские рассуждения, "клеили" многостраничные романы и повести, и воровали, воровали, крали, запутывая следы, делая ссылки на других авторов, перевирали смысл украденного и радовались, что "немой гигант" Гумилев не может им ответить. Гнусность дельцов этого лагеря заключается в том, что и после смерти великого ученого они продолжают обворовывать его, таясь, как и при жизни. Тогда же Гумилев предсказал, что мы на пороге "обвала", крушения, что вполне возможен зигзаг истории, но и регенерация российского этноса, что наложение инерции западной психологии и культуры, их господство может убить страну так же, как случилось это с арабами XI в„ когда перекос во влияниях расколол этническое поде арабов на множество субэтносов. Он провидчески предсказал, что в России наступает новый порядок здравого смысла, буржуазного прагматизма, делячества, концессий и новых капиталистов. Самое смешное, что все это натужно пишется и сегодня, но Лев мертв, хотя после смерти он им страшнее, чем при жизни. Им хотелось бы, чтобы его не было, и потому кое-кто поспешил быстро приобщить Гумилева к своему лагерю, стал писать панегирические статьи о его "русскости" и прозорливости, патриотичности и его евразийстве.
В 1981 году, когда в ВИНИТИ была депонирована последняя часть его труда "Этногенез и биосфера Земли", "коллеги" из Академии наук, углядев в ученом "врага-националиста", лишили его вообще права публиковаться в академической печати и быть приглашаемым на научные собрания. Посягали на честь Гумилева, а закончили собственным бесчестьем. Тринадцать лет изгнания в своем отечестве. Приложили свои руки к этой позорной акции десятки "деятелей", которые восседали в ученых советах и руководили поездками делегаций советских ученых на международные конгрессы: среди них академики Бромлей, Кедров, Пашуто, доктора наук Першиц и Покшишевский, Григулевич и Крывелев, Машбиц и Итс и многие, многие другие.

Напоследок - это был уже фарс, шел 1985 год, - появилась еще одна громогласная статья в органе ЦК КПСС "Коммунист" - ректора Историко-архивного института Ю. Афанасьева, который из теории этногенеза Гумилева сделал для себя лестницу идеологического вхождения в эпоху гласности и демократии. Но это уже были колики словоблудия. Впрочем, "историк-демократ" Юрий Афанасьев, к счастью, был последним могиканином, оскорбившим великого ученого. Далее все критики занялись устройством своей карьеры в переменившейся эпохе, своими личными делами, чинами, деньгами, выборами на должности. "Узнаю тебя, эпоха заурядности, - сказал Л.Н.Гумилев. - В ряби застоя - "надлома" - идет рыбешка, а потом появятся солдатские императоры разбоя. Вы их скоро увидите".