ОтИ. КошкинПослать личное сообщениеОтветить на сообщение
КAllИнформация о пользователеОтветить по почте
Дата05.05.2008 21:50:17Позвать санитаровВерсия для печати
Рубрики11-19 век; Искусство и творчество;Игнорировать веткуНайти в дереве

"Александр", часть третья.

Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!

Умытого и переодетого Саву приводят в покои ко князю. Александр сидит в резном кресле, рядом Гаврило и Ратибор, у стен - еще несколько воинов. Князь внимательно рассматривает парня, затем приказывает: "Рассказывай. Все о себе, без утайки." сава смотрит по сторонам, князь кивает: "От них секретов нет. При всех говори". Сава медленно начинает: он сын купца, род старинный, еще от варягов, но в последние годы захудал - в делах не везло. Отец взял долг, пошел на Двину и дальше, за рыбьим зубом, да на обратном пути с корабликами потонул, в Новгород только пять человек вернулись. Просили долго отсрочить - землю продать, но отсрочки не дали, дом и двор пустили на поток, мать этого не пережила. Землю за долг взяли. Сам Сава пошел снова с ушкуйниками на Волгу, брата и сестру младших пристроил к дядьке, а как вернулся - оказалось померли от огневицы, а как вправду было - Бог весть. Тогда и запил, в дружину больше не брали. Все молчат, потом князь спрашивает: а к посаднику ходить не пробовал? парень пожимает плечами: а чего ходить? Долг-то был, ничего не скажешь. А что повременить не хотели, и родня не вступилась - так Бог им судья, не я. Александр молчит, потом кивает Ратибору. Тот подходит к Саве и требует показать руку. Парень поднимает ладонь: поперек идут бугристые старые мозоли. Ратибор кивает и отходит в сторону, вперед шагает Гаврило, резко, не размахиваясь бьет Саву в грудь - тот отшатывается, но стоит на ногах. "Теперь ты", - усмехается рыцарь. "Не буду, убью" - отвечает парень. "Не боись, не убьешь", - улыбается Олексич. Сава пожимает плечами, затем тоже резко, от души бьет богатыря. Тот быстро поворачивается боком, парень проскакивает вперед, но, внезапно развернувшись, достает Гаврилу в плечо. Воин, качнувшись, отступает на шаг назад, резко выдыхает, морщась, трет ушибленное место. Ратибор качает головой, князь улыбается, спрашивает: "Добро ли тебя достал, Гаврюшенька?" Олексич, которому явно больно, все же ухмыляется в ответ и говорит, что сила и впрямь бычья, и поворачивается бойко, а он сам оплошал. Сава испуганно озирается, но Гаврило подходит и хлопает по плечу: "Все, паря, ты теперь княжий человек".

Присяга принесена, начинается повседневная жизнь князя: военачальника и соправителя города. Александр, посадник, тысяцкий, владыко и знатнейшие бояре в Детинце обсуждают насущные вопросы обороны и внешней политики. С юго-запада делают набеги дикие литовцы, через полоцкое княжество ходят свободно, князь им вреда не чинит, а ты, княже, ему зятем приходишься, так отписал бы, чтобы нам таких утеснений не терпеть. А то, пока зима, совокупившись с немцами, на Литву ударим, городки их попалим, пограбим. Старый, но подтянутый боярин Якун с длинными усами и шрамом через лицо хохочет: "Немцы после Шаулы забыли, как на Литву ходить! С Литвой мириться надо - народ сильный. Псковичи уже ходили на них с немцами - там же, на Сауле кровью умылись, едва каждый десятый домой прибежал. С Брячиславом ряд подписывать, чтобы литовцев к нам не пускал, а сил нет - наших воинов послать, не все им на печи сидеть да купцов на Волге трясти. А уж если грабить - так лучше немцев. Они на наших землях, с которых мы спокон веку дань брали, засели, церкви свои латинские построили, и ливы уже не наши стали, а их." Начинается общий спор, часть бояр возражает: с Литвой не договориться, они язычники, идолам кланяются - как таким верить? Торговать с ними нечем - мед, воск и хлеб у самих есть, а с немцами торговля добрая, да и воины они сильные. Даже Ярослав их бурги не взял. Александр замечает, что бурги может и не взял, но в поле бил и на льду бил, он сам при том был, пусть и отроком. Якун, чувствуя поддержку, добавляет, что если Литва - языческая, то надо ее крестить, пока латиняне не крестили. Снова начинается спор, одни говорят, что вече встанет за немцев, другие - что против. Александр внимательно слушает, первеодя взгляд с одного спорщика на другого. Наконец, посадник утихомиривает бояр и переходит к другому вопросу: шведы, хоть у них и нестроение, финнов крестили, а сейчас на наши земли, что к Новгороду тянут, набеги делают и дань с них берут, а те раньше дань всегда нам платили. И на Корелу бегают, и у Ижоры их видели. Александр спрашивает: а что Новгород на тех землях городки не построил? Хоть на Неве той же, где она в море впадает, на ижорской земле. Поставить городок, посадить воинов - если шведы прибегут, те их отобьют, а придут в силе - гонцов пошлют. Бояре качают головами: если городок ставить, так это и церковь там рубить, воинов сажать - деньги нужно, а городок-то не один, и припасы туда слать, а народ местный нам и так дань платит. если же везде города ставить - больно дорого выйдет. "Неужто дороже, чем цепи золотые?" - невинно спрашивает Александр. Крупный план на бояр - на многих дорогие золотые цепи, пояса, перстни. Совет взрывается, бояре орут Александру, чтобы не в своем кошеле не считал. Князь спокойно выслушивает, а потом вдруг резко и твердо говорит: Я - князь, где надо - буду считать, и как решу - так землю оборонять буду. Понадобится серебро, Господин Великий Новгород - дашь серебро. Решу городки рубить - будете рубить, и воинов там посадим. Бояре молчат, онемевшие от такой наглости, потом встает Онфим и, набычившись, говорит: "ты, княжич, не у себя в Переяславле! Ты у нас на глазах рос при отце, потом сам князем стал, хоть еще отрок был! Не тебе наши цепи рвать! Великий Новгород от великого Ярослава Владимировича вольности имеет! Не то что ты, отец твой и его отец, Всеволод Большое Гнездо, Новгороду ни во что были!" Воцаряется тишина, бояре избегают смотреть на Онфима, понимая, что тот зарвался. Гаврило, стоящий рядом с местом Александра, шумно выдыхает и берется за рукоять меча, но потом, словно очнувшись, опускает руку. Теперь выдыхают бояре. Александр молча смотрит на собрание, затем вдруг криво усмехается. "Не княжич, а князь", - спокойно говорит, - "За столько лет пора привыкнуть, хоть и отъезжал. Дел у вас, бояре, много, задерживать не смею. Идите." Бояре переглядываются, смотрят на посадника - это его дворец, здесь он господин. но посадник молчит, и бояре осторожно поднимаются и выходят, но не все. остаются посадник, тысяцкий, владыка, несколько бояр, среди которых Якун. Александр встает, и идет к окну, огибая стол. Со словами: "Душно у тебя, господине", - он с натугой открыает тяжелую, на могучих петлях створку. В палату врывается зимний воздух, князь смотрит в окно и негромко говорит: "Господин Великий Новгород" Затем резко поворачивается к оставшимся: "Так кто я для вас: князь, или княжич? Господин или медведь на привязи?" Бояре переглядываются. Посадник, крякнув, отвечает: "Ты - наш князь. Но вольности свои не отдадим. а городки рубит в ижорской земле надо." Александр идет на свое место, с минуту сидит в размышлениях, затем спрашивает: "Сколько войска выставит Господин Великий новгород, случись беда?" Тысяцкий что-то быстро прикидывает, глядя в потолок: "по зарубе конной и пешей рати с пригородами соберем конно и оружно две тысячи. Но и охочие люди пойдут, хотя оборужены плохо: с копьем, да щитом и топором". "И сколько на это нужно времени?" "Пять дней, не меньше". Князь со свистом втягивает воздух сквозь зубы: "Много". Внезапно вступает Якун: "А по зиме собрать молодежь охочую можно быстрее. Много у нас юных силу деть не знают куда, по воскресным дням на кулаках и ослопах бьются. сын мой, Сбыслав, такой ватагой верховодит. И вооружим добро. Этих сотни две поднять можно часу не мешкая - сами только и ищут, с кем подраться. Но к лету уходят ушкуйниками озорничать" Александр кивает, затем поворачивается к архиепископу: "Владыко, тебя спрошу: почему ижору не крестят? Помню, батюшка говорил: ливы и эсты к нам ходили, хотели крещение принять, да Новгород попов не послал, а потом князья их от немцев латинскую веру приняли, и теперь та земля - орденская и епископская, а прежде Новгороду дань платила. или с ижорой того же хотите?" Все молчат, уставя глаза в пол, потом архиепископ негромко начинает объяснять: "пока ижора некрещенная, с нее можно дань брать, как с поганых, и походами ходить, если возмутятся. Если же крестить ее - будут православные, пригород новгородский, с них уже только подать взять можно. потому и крещеных у них - только старшина, Пелугий, он сам захотел. А я бы и сейчас попа послал, есть такие, что на подвиг готовы, а и воинов в помощь послать можно, но против веча идти не могу." Александр откидывается назад и неверяще обводит взглядом собравшихся, затем тихо спрашивает: "А о спасении души вы думаете?" Затем резко встает и выходит из палаты, за ним идет Гаврило. Лучшие люди Новгорода молча смотрят в пол.


Со двора посадника едут Якун и его сын Сбыслав - молодой, бесшабашного вида красивый парень, за ними попарно - четверо вооруженных слуг. Сбыслав спрашивает отца: каков князь в совете, был-то отрок, а сейчас? Якун молчит, смотрит между ушей коня, затем четко говорит: "Какой-какой. Из большого, орлиного гнезда разве глухарь вылетит? был орленок, теперь в орла вырос." Затем поворачивается к сыну: "Завтра езжай ко князю на двор, зови его с собой на охоту в наши угодья - сам говорил, ловчие две берлоги приметили. Отроком удалой был, и сейчас поедет с радостью. Там с ним поговорим." "А мешу позвать можно?" - спрашивает сын. "так твоя ватага с его только прошлое воскресенье дрались?" - удивляется отец. "Так то шутя," - отвечает сын, - "Он муж удалой и умный, хоть и из черных людей, а кузни у него из лучших, и ушкуйником хаживал". "Шутя," - ворчит отец, - "Двоих ослопами насмерть прибили. Зови, чего там, хоть и из черных людей, а своей удачей и руками богатеет"

И. Кошкин