Нда... из интервью П.Тодоровского журналу "Итоги"
Дневальный по Победе
Андрей Ванденко
Кинорежиссер Петр Тодоровский: "Риорита" наверняка последняя моя картина о войне, иного шанса высказаться на эту тему не будет. Другой вопрос, что меня и сейчас слушать не хотят. Ситуация в кинематографе сложилась парадоксальная. Вроде полная творческая свобода, цензуры нет, запретных полок не существует. При этом многие фильмы не могут пробиться к зрителю..."
Петр Тодоровский закончил работу над фильмом "Риорита". И пусть легкомысленное название не вводит вас в заблуждение: патриарх российского кинематографа и ветеран Великой Отечественной вновь обратился к военной теме и снял, пожалуй, самый жесткий из своих фильмов. Впору говорить не только о художественных достоинствах или изъянах картины, но и о гражданской позиции автора.
- Ваш друг-поэт когда-то написал стихотворение "Дежурный по апрелю", а вы, Петр Ефимович, похоже, без всякой поэзии превратились в вечного дневального по маю, ответственного за День Победы...
- Так ведь именно журналисты и вынуждают меня перед каждым 9 Мая произносить слова о войне! Год за годом. Повторяться не хочется, но и добавить что-то новое спустя шестьдесят лет трудно. Вот вы вспомнили Булата Окуджаву, с которым мы действительно дружили, а я процитирую другого хорошего знакомого. У Юрия Левитанского есть строки: "Ну что с того, что я там был? Я все забыл. Я все избыл..." Впрочем, могу вас понять: ветеранов остается меньше и меньше, выбирать особенно не из кого. Хотя порой о войне больше способен рассказать тот, кто в ней не участвовал.
- Например?
- Недавно прочел документальную книгу Гавриила Попова "Сорок первый - сорок пятый". Взгляните при случае. Там опубликованы шокирующие факты, ставшие откровением и для меня. Ведь кем я был тогда, в годы войны? Маленьким человечком, командиром взвода. О чем-то, наверное, догадывался, но масштабов происходящего не представлял. Да и вряд ли поверил бы, услышав, что только в Берлине сто тысяч немок обратились в комендатуру с заявлениями об изнасиловании советскими солдатами. Нам не сообщали и о том, что товарищ Жуков вывез из Германии для личных нужд эшелон с трофейной мебелью, посудой и прочей всячиной, включая сотни звериных шкур. Мне, как и прочим младшим офицерам, разрешалось отправить домой посылку весом четыре килограмма. Солдатам - на кило меньше. Те, кто был поумнее, отсылали на родину брошки-сережки, а я переправил маме с сестрой ремень да кожаные перчатки... Хорошо, интендант посмотрел на меня, дурачка, и выдал трехметровый отрез ткани на платье. Еще привез с фронта немецкий аккордеон и пошел с ним поступать во ВГИК. Пробился туда с огромным трудом, в конце первого курса схлопотал двойку по мастерству и попал под отчисление за профнепригодность. Иногда спрашивают: откуда, мол, берутся инфаркты? Они растут из нашей молодости. Помню, сидел на ступеньках у входа в институт, выкуривал папиросу за папиросой и думал, что жизнь прошла мимо: позади 24 года, а профессии нет, ума не набрался. Только и умел, что маршировать да разворачиваться через левое плечо... Чудом остался тогда во ВГИКе, пожалели фронтовика, дали второй шанс.