<...> Лиля Пальвелева: Особое внимание - подопытным животным, многим сотням особей, между прочим. Те, что были поближе к эпицентру, погибли сразу. Мучения остальных фиксирует хладнокровная кинокамера. Все для науки, все для могущества страны! Никаких "зеленых", радеющих за гуманное отношение к зверью, еще нет и в помине. Да если и были бы, кто бы их пустил на полигон.
Диктор: У овцы, находившейся на расстоянии 1200 метров, парализованы задние конечности в результате повреждений спинного мозга ударной волной. У облученных собак на пятый день появляются первые признаки лучистой болезни: общая вялость, отсутствие аппетита. Собака с дистанции 1200 метров: виден односторонний ожог головы. Дикие птицы, подобранные на поле после опыта: обращают на себя внимание ожоги крыльев. Всего на поле погибло от ударной волны 368 животных, и в последующие дни погибло 420 животных.
Лиля Пальвелева: За рамками фильма остаются судьбы окрестного населения. Между тем, за годы активной работы полигона, то есть с момента взрыва первой бомбы и до 1989 года, когда испытания прекратились, радиационному заражению подверглись территории в радиусе двух тысяч квадратных километров. Накрыло и сам Семипалатинск, и Павлодар, и Алтай. В результате - болезни, преждевременные смерти и генетические мутации в нескольких поколениях. В одном только Казахстане (для российских территорий такой статистики нет), так вот в Казахстане в 1992 году пострадавшими вследствие ядерных испытаний официально были признаны более полутора миллионов человек. Такова цена "ядерного щита". Но об этом на торжественном открытии историко-документальной выставки не было сказано ни слова. А вот о чем, к примеру, говорил Сергей Кириенко, Генеральный директор Государственной корпорации "Росатом". <...> Лиля Пальвелева: Между прочим, бомбоубежища на случай атомной войны строятся до сих пор, - сообщает член президиума Экспертного общественного совета при главном архитекторе Москвы Алексей Клименко.
Алексей Клименко: Называют их "Сооружениями типа А". Они очень солидные, их используют под гаражи или под какие-нибудь склады. В частности, в Крылатском, казалось бы, такой новый район, там этих сооружений много, и у них такая мощная, развитая вентиляционная система, которая очень выразительна в ландшафте Крылатского. Такие вот какие-то странные, очень кривые сооружения, трубы там какие-то, выросты из земли. Вот под ними - могучая система сооружений, защищенных чрезвычайно на случай атомной катастрофы. Это строительство очень распространено, понятно, что была угроза войны, и во всех странах тоталитарных, во всех странах с такого рода режимами эти подземные сооружения чрезвычайно были развиты, их делали очень активно. Существует подземный Пекин. И в России то же самое. Сталинская архитектура, безусловно, имела такие сооружения, их много, просто сейчас они по-другому называются - подземные гаражи. Но они так же солидны, так же защищены, там мощные тюфяки, так называемые, то есть железобетонные такие прослойки, в зависимости от класса этих сооружений они имеют либо полтора, либо три метра. То есть это строится до сих пор. Больше того, до сих пор множество полковников и всяких майоров вот таких закрытых, которые курируют систему этих сооружений. Несмотря на то, что прямой угрозы ядерной войны нет, но инерция страха сохраняется и подобного рода сооружения возводятся. Другое дело, что почему их не использовать под всякого рода сегодняшние нужды. Но, может быть, пора избавиться от этих фобий, а это, конечно, фобии тех времен, когда говорили так много о ядерной угрозе. Сейчас это как-то странно.
