Большевики и американская военнная РАЗВЕКДА в 1918-1921 годах (вот так)
АПОРТ РОССИЙСКАЯ ПОИСКОВАЯ СИСТЕМА
-------------------------------------------------------------------------------- РЕКОНСТРУКЦИЯ ТЕКСТА ДОКУМЕНТА -------------------------------------------------------------------------------- главная страница | помощь
Часть 3 | Марина Фукс Планы "сине-оранжевой войны" и первые шаги российско-американского военного сотрудничества на Дальнем Востоке, 1920-1923. | Сибирская Заимка
Марина Фукс Планы "сине-оранжевой войны" и первые шаги российско-американского военного сотрудничества на Дальнем Востоке, 1920-1923. Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 / Примечания Часть 3.
Факт совместного сотрудничества большевиков и американской военной разведки в период ДВР подтверждается напрямую в письме Дальбюро Сталину от 10 июня 1922 года. В письме сообщалось о прибытии в Читу американского офицера разведки Томаса Файмоквилля, который должен был заменить прежнего военного представителя США Кодваля. По мнению Дальбюро, Файмоквилль считался признанным авторитетом в области военного американо-российского сотрудничества. В письме говорилось о том, что Файмоквилль сумел создать во Владивостоке отлично организованную службу контрразведки, при этом умело замаскировав свою личную роль в качестве руководителя этой службы. Дальбюро выражало надежду, что Файмоквилль и в Чите сможет развить традиции такого сотрудничества. [21] Свою собственную службу шпионажа в Восточной Азии большевики смогли поставить на серьезную основу только во второй половине 20-ых годов, и то, в основном, за счет двух основных факторов. Во-первых, через, "этнизацию" разведывательной службы, пик которой пришелся, например, в Китае на 1928 год, когда в качестве информантов использовались прежде всего местные представители восточно-азиатских этносов, как правило непосредственно являвшихся членами компартий или сочувствовавшие им. [22] Именно расширение коммунистического движения в Восточной Азии дало российской стороне возможность хотя бы частично "переиграть" со второй половины 20-ых годов японскую разведку, использовавшую цивилизационную близость с китайцами для активного привлечения их в качестве агентов на территории Сибири и Дальнего Востока. Это было особенно примечательным, ведь еще в период русско-японской войны Россия оказывалась бессильной против "китайской пятой колонны" в своем тылу и районах боевых действий. [23] Кроме того, использовался испытанный уже в царской России метод привлечения к разведывательной деятельности европейцев из третьих стран, работавших в Восточной Азии. В данной связи отчетливо прослеживается "германская линия". Под этим подразумевается не только активное привлечение германских коммунистов к разведывательным операциям в Китае и Японии, но и использование территории Германии в качестве места дислокации штаб-квартир различных торговых объединений, осуществлявших импортно-экспортные операции с сырьем и оружием на Дальнем Востоке. [24] Эта тематика требует однако отдельного анализа. Вернемся же к проблеме советско-американских разведывательных контактов. В архивных документах начала 20-ых годов, хотя я повторяю, что мне довелось пользоваться лишь общедоступными рассекреченными материалами российских архивов, встречаются и донесения "собственных" информантов большевиков, однако уровень важности такой информации, в лучшем случае, мог бы быть определен как "слухи из посольских кругов". Для иллюстрации процитируем одно из таких донесений болшевистского агента по кличке "Магит". 9 февраля 1921 года "Магит" проинформировал члена Дальбюро, председателя Совмина ДВР Петра Никифорова о своей встрече с неким сотрудником американской миссии во Владивостоке по фамилии Смит. В соответствие с информацией, предоставленной Смитом, вслед за вступлением в должность нового президента США Гардинга, коренным образом должна была бы измениться политика Америки по отношению к России. Американские представители во Владивостоке уже получили директивы начать корректировку курса для того чтобы поворот в российской политике не был бы резко заметен для стороннего наблюдателя. Суть этого нового курса должна была состоять в том, чтобы воздерживаться в дальнейшем от вмешательства во внутренние дела России, "дать России самоопределяться, а также не допускать Японию хозяйничать". По сообщению американского информанта заметные сдвиги должны были ожидаться и в японском внешнеполитическом курсе в отношении России, поскольку возможность "сговориться о Дальнем Востоке" ассоциировалась для этой страны с именем президента Вильсона. В этой связи японская сторона начала предпринимать шаги по организации "организованного отступления" из Сибири, с тем, чтобы эвакуация не походила "на бегство". В заключении своего донесения "Магит" сообщал в Читу: "Для Америки желательно, чтобы президентом был Никифоров, но не Краснощеков. На этот раз Смит был в особенном состоянии, и поэтому более откровенен." [25] Интересно отметить, что и американская разведывательная служба в отношении Японии испытывала те же проблемы, что и российская. Даже, несмотря на наличие этнических японцев, являвшихся гражданами США уже в течение нескольких поколений, при организации первого американского подразделения военной зарубежной разведки - "Бюро разведки флота" (Office of Naval Intelligence), неимоверные усилия были затрачены на то, чтобы найти "белого американца", великолепно владеющего японским языком. В результате, выбор пал на сына одного из американских миссионеров, выпускника университета Беркли, прославившегося своими "чрезвычайно экстравагантными выходками", на что, однако, флотское командование, по причине резкой нехватки квалифицированных кадров вынуждено было закрывать глаза. Тем не менее, американцам удалось за счет развития технических средств перехвата информации и криптографии к 1919-1920 гг. устранить действие "цивилизационного" фактора. Уже в ходе Вашингтонской конференции министру иностранных дел США, ведущему переговоры на конференции, благодаря деятельности специальной криптографической группы, так называемого "Черного кабинета" ("Black Chamber")ежедневно на стол поступала полная информация о содержании инструкций японской делегации из Токио. [26] По-видимому, именно информационная поддержка со стороны США такого рода в значительной степени предопределила жесткую линию российской дипломатии на переговорах с Японией в Дайрене. Рост давления со стороны держав-союзников на Японию и падение популярности поддерживаемых последней белогвардейских группировок на Дальнем Востоке способствовали тому, что уже один только временной фактор повышал шансы Советской России и ДВР расширить границы своего влияния вплоть до берегов Тихого океана. 24 ноября 1921 года Политбюро утвердило предложение Георгия Чичерина о "максимальном затягивании переговоров" в Дайрене в качестве тактики российской дипломатии, с тем, чтобы иметь возможность "обождать результатов" Вашингтонской конференции. [27] Результаты конференции в полной мере оправдали ожидания Советской России: принятые на ней ограничения относительно тоннажа флотов США, Великобритании и Японии не только ознаменовали окончание эпохи, когда Британская империя неоспоримо являлась ведущей морской державой мира, но и положили конец надеждам Японии на возможность использования стратегического альянса с Великобританией в качестве противоядия усилиям США заблокировать японскую экспансию на континенте. [28] Вряд ли можно считать совпадением по времени, что именно в марте-апреле 1922 года ДВР отклонила возможность подписания скорректированных условий договора с Японией под предлогом того, что этот договор, по-прежнему, не фиксировал дату окончательного вывода японских войск с территории российского Дальнего Востока. Более того, с лета 1922 года намечается коренной поворот не только в советской внешней политике по отношению к Японии, но и расставляются новые акценты в отношении возможных сроков "советизации" ДВР. 26 июля 1922 года Лев Карахан представил на обсуждение членов Политбюро новый вариант проекта советско-японского договора, в преамбуле к которому подчеркивалась необходимость для Советской России игнорировать все достигнутые в Дайрене предварительные соглашения с Японией, как уже не отвечающие требованиям российской стороны. Карахан отмечал, что ДВР, представлявшая формально российские интересы в Дайрене, разработала согласованный с Японией проект будущего договора в тесном контакте с Советской Россией. Важнейшие его пункты, связанные с экономическими и военными вопросами, были сформулированы при непосредственном участии Наркомвнешторга и Реввоенсовета Советской России. Учитывая тот факт, что имевшаяся в распоряжении Советской России разведывательная информация свидетельствовала о стремлении Японии довести дело до подписания договора в "дайренской редакции", Карахан предлагал не останавливаться на достигнутом и поднять планку российских требований несколько выше, чем предполагалось ранее. По мнению Л. Карахана, ряд факторов предопределял необходимость корректировки требований российской стороны. Среди важнейших из них являлось изменение общей политической ситуации на Дальнем Востоке в пользу Советской России: по ряду обстоятельств Япония приняла решение об эвакуации своих войск из Приморья к 1 ноября, и уже информировала об этом ДВР. Именно эта цель и ее письменная фиксация в договорных документах являлись в свое время в Дайрене целью российской дипломатии, ради которой Советская Россия и ДВР были готовы к широкомасштабным компромиссам. Во-вторых, подчеркивал Карахан, "в Дайрене переговоры вела одна ДВР и обязательства, которые к лицу этому государственному ублюдку, не к лицу России". И далее: "Дело не в вопросе нашего престижа, а в том, что мы не можем брать на себя обязательств, которые нарушали бы наше внутреннее законодательство, а главное, мы не можем позволить ДВР взять по договору с Японией обязательства, которые могут служить помехой в свое время неизбежной советизации ДВР". [29] Карахан подробно комментировал в своем письме отдельные пункты "дайренского варианта" российско-японского договора, требовавшего в условиях новой политической ситуации серьезной корректировки. Среди таких новых "сверхтребований" Советской России важнейшими являлись следующие: Эвакуация японских войск не только из южного Приморья, но и из Николаевска на Амуре, а также Северного Сахалина. Отказ от предварительных обязательств ДВР, во-первых, не возводить на тихоокеанском побережьи и на границах с Кореей новых крепостей, а во-вторых, привести боевые укрепления в районе Владивостока в состояние "небоеспособности", в том случае, если эти обязательства, по-прежнему будут носить односторонний характер. Обращалось внимание на необходимость потребовать от Японии встречных гарантий "не возводить укреплений в Корее, в пограничных с Россией районах, на Северном Сахалине и Курильских островах". Одновременно с этим подчеркивалось, что "не укреплять Южный Сахалин Япония обязалась по Портсмутскому договору, а Курильские острова по статье 19 Вашингтонского соглашения, подписанного 6 февраля сего года". [30] Отказ выполнить требования Японии о гарантиях японским подданным на территории ДВР на "владение имуществом и неприкосновенность прав собственности", приобретенных ими в порядке статей дайренского варианта соглашения.
Карахан отмечал:"Подобная формулировка была вынуждена от ДВР в обстановке военной угрозы и слабости нашего собственного международного положения. В предстоящих переговорах мы должны ее решительно отвергнуть...Мы столкнулись бы на Дальнем Востоке с развитым институтом частной собственности иностранцев, да еще защищенным по договорам и фактически охраняемым силами Японии. Японцы получили бы на Дальнем Востоке то, что мы даже за кредиты не дадим ни одному иностранному государству: мы полностью без ограничения признаем все имущественные права их даже на те отрасли хозяйства, которые у нас в России являются монополией государства". [31] Предложения НКИД сводились к тому, чтобы "признать за японцами только те права, которые ими были приобретены при царском и временном правительствах", а также "резервировать в соглашении возможность ограничивать и даже отчуждать эти права в пользу государства за справедливое вознаграждение на основании законодательных актов". [32] Карахан отмечал, что боязнь срыва переговоров с Японией ни в коей мере не должна служить основанием отказа от вышеперечисленных требований. При этом предлагалось "вывести за скобки" всякого рода идеологические и агитационные соображения. НКИД подчеркивал: "Всякие сношнения с японскими коммунистами, в особенности, если переговоры будут в Токио, должны быть исключены. Японской коммунистической партии мы не знаем, ее деятелей, кроме немногих, бывших в России, также при исключительной способности японцев к шпионажу и "перевоплощению", мы имеем много шансов нарваться на провокацию, а во время переговоров это могло бы их сорвать, поэтому на время переговоров такие сношения должны быть исключены". [33] Исключительный прагматизм позиции НКИД прослеживался и в тексте предлагаемого нового соглашения. Так, в частности, статья 1 фиксировала: "Каждая из договаривающихся сторон обязуется уважать суверенитет другой, не предпринимать враждебных действий или мероприятий против другой стороны, не вмешиваться в дела противной стороны и не вести вне пределов своей территории прямой или косвенной пропаганды, могущей угрожать установленному в пределах другой страны государственному порядку, равно обязуется принимать меры к недопущению и прекращению на своей территории пребывания и деятельности всякого рода групп, лиц и организаций, стремящихся к нарушению существующего в другой стране государственного порядка".[34] Сформулированные Караханом требования для предстоящих в Чанчуне переговоров с Японией ознаменовали начало нового этапа в советской дальневосточной политике. Россия не только ставила вопрос о восстановлении "статус-кво" в регионе в соответствие с договорными обязательствами до 1917 года, но и закладывала будущую "правовую основу" для возможного расширения своей экспансии- только так можно интерпретировать соображения Карахана о вариантах аннулирования приобретенных японцами прав собственности на российском Дальнем Востоке. Манифестационный характер такого стремления- восстановить утраченные позиции- отчетливо прослеживался в телеграмме Карахана полномочному представителю Советской России в Китае А.А. Иоффе 9 сентября 1922 года. Карахан предлагал Иоффе "дать понять японцам", что "Россия вернулась на берега Тихого океана", и все иллюзии относительно ее предполагаемое слабости абсолютно беспочвенны. [35] Такая концептуальная переориентация не может быть адекватно осознана вне контекста американской информационной поддержки Советской России в ее противостоянии планам японской экспансии на Дальнем Востоке. Без сомнения, значение этой поддержки Советской Россией постоянно переоценивалось, о чем свидетельствовали постоянные попытки Москвы вслед за очередным "фактом" такого сотрудничества продвинуть решение вопроса об установлении дипломатических отношений с США, сопровождаемое растерянностью в связи с полученным отказом. Помимо такой "информационной поддержки" через разведывательные службы, которая не является в истории каким-то исключительно редким фактом, достаточно вспомнить предоставление разведкой Великобритании информации о гитлеровской Германии СССР через "Красную капеллу" в годы Второй мировой войны [36], убежденность Советской России в стремлении США поднять на более высокий уровень двухсторонние отношения между этими странами, подпитывалась и из другого источника. А именно- увеличением количества неформальных американских миссий в России, возглавляемых представителями деловых кругов США. Помимо недопонимания советскими дипломатическими службами факта "полицентричности" американской внешней политики, в этой связи важно обратить внимание на еще на одну особенность в механизме внешней политики США после Первой мировой войны. А именно- нормативное использование неформальных контактов для получения информации и зондирования тех или иных внешнеполитических решений, прежде всего, посредством переговоров представителей деловых кругов с властными структурами соответствующих стран. В данном случае можно привести большое количество примеров. В июне 1917 года Россию по инициативе Вудро Вильсона посетила неофициальная американская миссия под руководством Артура Балларда (Arthur Bullard), за ней последовал ряд "секретных" поездок Вильяма Буллита, возглавлявшего Отдел по подготовке текущих разведсправок (Division of Current Intelligent Summaries) при американской комиссии по подготовке мирного договора. [37] В 1922 г. друг президента США У. Гардинга по Бостону, бизнесмен Мейер Блумфилд, посетил Советскую Россию по заданию Госдепертамента США.[38] Несмотря на растущий интерес американских деловых кругов к перспективам экономического сотрудничества с Советской Россией [39] в ходе таких неофициальных со стороны США контактов, в отличие от аналогичных посреднических миссий в первой половине 1921 г. в Германии [40] и в 1920 г. - в Японии [41]; большевикам не удавалось добиться решающего прорыва. На заключительном этапе переговоров, когда намерения договаривающихся сторон должны были переходить в область практической политики, негативным образом сказывалось отсутствие поддержки идее "примирения с большевиками" в органах исполнительной власти США. [42] Внутри США такие миссии в итоге, по возвращению из России квалифицировались как "частная инициатива" конкретных бизнесменов, и известная на примере отношений США с Германией, Турцией, Японией орнаментальная композиция (когда подобного рода неформальные контакты являлись обязательной прелюдией к кодификации экономических или дипломатических отношений), в паре США - Советская Россия не получала во второй своей части законченного продолжения. Однако длительность процесса формального признания Советской России со стороны США не должна заслонять другого важного исторического факта, а именно того, что восстановление позиций Советской России как тихоокеанской державы в начале 20-ых годов абсолютно немыслимо без учета роста противоречий среди бывших союзников по антигерманскому блоку после окончания Первой мировой войны, и прежде всего- эскалации американо-японского соперничества. По-видимому, такое явное противоречие между собственной политико-экономической слабостью Советской России и масштабностью поставленных геостратегических задач (в данном случае я имею ввиду их чисто прагматическое содержание, абстрагируясь от идеологических паролей "всемирной пролетарской революции"), а в конце концов и недостаточная осознанность того факта, что идеология с обеих сторон баррикад, в том числе и на Западе, воспринималась не более, чем "художественное оформление", мешали Японии реально оценить силы большевистских контрагентов на Дальнем Востоке. Если в дальневосточной политике Советская Россия все время опережала ситуацию, то Япония явно не поспевала за ее развитием. Так, официальное признание факта прекращения советско-японских переговоров в Чанчуне 27 сентября 1922 года убедило Москву не в невыполнимости своих требований по отношению к Японии, не в том, что Москва "забегает вперед", напротив, поставило на повестку дня вопрос о немедленной "советизации" ДВР. Нежелание Японии признать права Советской России в качестве наследницы Российской империи на Дальнем Востоке в ходе чанчуньских переговоров лишь повысило интенсивность центростремительных тенденций в вопросах государственного строительства новой большевистской империи. Если до начала переговоров обсуждался лишь вариант объединения финансовой и внешней политики ДВР и Советской России в ближайшем будущем, то уже через две недели после Чанчуня (12 октября 1922 г.), Политбюро в спешном порядке приняло решение о "роспуске" ДВР и ее интеграции. Мнение дальневосточных большевиков, о том, что ДВР должна войти в состав РСФСР на правах "Социалистической Дальневосточной Республики", как самостоятельный субъект федерации, учтено не было. [43] Как показало развитие последующих событий, большевики на удивление точно выбрали момент "советизации" ДВР. 2 марта 1923 года советник представительства СССР в Китае Я.Х.Давтян, являвшийся в свое время первым руководителем ИНО ОГПУ, направил Троцкому дипломатической почтой подборку документов, добытых его сотрудниками путем периллюстрации. Давтян сообщал, что источником данной информации является пекинский военный атташе США, посылающий соответствующие инструкции Военного министерства своему коллеге в Чите. Давтян запрашивал Троцкого: "Мне совершенно непонятно, каким образом в Чите официально (подчеркнуто в тексте.- М.Ф.) существует американский военный агент. С вашего (вообще ЦК и НКИД) на то согласия? Пока это нам не вредит, так как здешний пекинский американский военный атташе посылает ему почту через нас".[44] Давтян подчеркивал исключительную важность этого источника информации, позволявшего иметь доступ к подлинным документам Военного министерства США. Кроме того он отмечал:"Очень много других материалов- в два приема уже направил в Разведупр". Троцкому Давтян отправил копию "с подлинной инструкции Военного министерства Соединенных Штатов военному американскому атташе в Чите". В состав инструкции входили два исключительно важных документа. Во-первых, документ, озаглавленный "Меморандум для американских военных атташе в Японии, Китае и Сибири", датированный 16 октября 1922 г. (через 4 дня после принятия Политбюро решения о "советизации" ДВР), был составлен в Бюро начальника Штаба Военного министерства США в Вашингтоне. Во-вторых,- "Меморандум о вычислении возможного применения вооруженных сил Японии во время войны с США и вероятной позиции Китая и России (ДВР)" Вашингтон предлагал американскому военному атташе в Чите высказать свои соображения относительно второго меморандума, являвшегося пока "предварительным этюдом". Предполагалось, что окончательный вариант текста меморандума должен быть составлен непосредственно читинским атташе, после того, как он "утвердит или отклонит приложенный здесь проект или в целом или в части". Военное министерство отмечало, что в данном случае исключительно важно было бы определить позицию ДВР в условиях возможной войны между США и Японией. Рассмотрим подробнее содержание этих двух документов. "Меморандум для американских военных атташе в Японии, Китае и Сибири констатировал, что задачи военных атташе в этих странах определяются "конфликтом интересов США и Японии в районе Тихого океана и возможностью вооруженного столкновения, могущего произойти вследствие этого". Конкретные задачи американских военных атташе в Японии, Китае и ДВР определялись следующим образом: - в Японии:
Предоставить Отделу военной разведки проект возможных действий Японии на случай войны с США и данные, на которых этот проект основывается; Наблюдать и доносить об обстоятельствах военного характера, которые ведут к миру или к войне между США и Японией и о политических обстоятельствах военного значения, в том случае, когда толкование событий военным атташе отличается от толкования посольства. Наиболее важными задачами на ближайшее время считались следующие из них: анализ возможного применения Японией вооруженных сил в случае войны с США; получение точной информации о военной организации и системе мобилизации японских вооруженных сил; наблюдение за изменениями мнений относительно США в японском военном министерстве и Генштабе, влияющими на ускорение, замедление или предотвращение возможного вооруженного конфликта; анализ экономического потенциала Японии и ее стратегических сырьевых запасов, прежде всего в связи с ее способностью вести длительные боевые действия против США; сбор информации об усилиях Японии по мобилизации ресурсов сопредельных государств (Китая и Сибири) с целью пополнения своих стратегических сырьевых запасов военных материалов; по развитию системы транспортных коммуникаций на Азиатском континенте и степени японского контроля за этими коммуникациями; информация о переговорах или соглашениях между Японией и следующими странами,- а именно: Китаем, Россией (ДВР), Великобританией, Нидерландами и Францией, предусматривающими их сотрудничество или нейтралитет с Японией в случае ее войны с США; анализ воздействия американской и собственно японской пропаганды на территории Японии.
Перед военными атташе в Китае ставились следующие задачи: Сообщать о вероятной позиции Китая в американо-японском конфликте на основе анализа мнений его главных политических лидеров. Собирать информацию о политике Японии в Китае и о возможных попытках Японии развивать и использовать сырьевую базу Китая во время возможной войны между Японией и США. Держать под постоянным контролем вопрос о том, насколько позиции Японии и Китая находятся в зависимости от характера интересов Великобритании в Китае. Нижеследующие задачи должны были находиться под особо пристальным вниманием: получение точной информации об организации китайской армии и всей ее деятельности, представляющей особый интерес для США; детальное изучение наличия ресурсов угля и железа, а также способов их транспортировки в Восточном Китае, с целью определения доступности пользования этими ресурсами Японией или нами, в случае высадки наших войск в Китае; сбор информации о всех переговорах Японии, ставящих своей целью взять под контроль использование природных ресурсов Китая; подготовка донесений о переговорах и соглашениях между Китаем и Японией, ставящих целью заключение союза между этими странами или гарантирующих нейтралитет Китая в случае войны между США и Японией; анализ позиций Великобритании, Франции и России в вопросе деятельности Японии в Китае; оценка воздействия японской и американской пропаганды на китайское население.[45]
Военным атташе в ДВР Военное министерство США предписывало прежде всего сообщать о вероятной позиции России (ДВР) и о возможности использования российских вооруженных сил и ресурсов в случае войны между США и Японией. Нижеперечисленные пункты считались наиболее важными: Собирать информацию о переговорах или соглашениях, при посредстве которых Япония стремится получить политический и экономический контроль в ДВР, в том числе, используя с этой целью "русских реакционеров". Доносить в Вашингтон о переговорах или соглашениях, имеющих целью образование союза между Россией и Японией или гарантирующего нейтралитет России в случае возможной войны между США и Японией. Анализировать позиции Великобритании и Франции в вопросе деятельности Японии в ДВР. Информировать Военное министерство о вероятных действиях ДВР, если Япония без согласия последней высадит войска на российской территории во время войны между США и Японией. В данном случае интерес представляет также вопрос, насколько ДВР может быть гарантирована активная поддержка Советской России при вышеназванных обстоятельствах. Сообщать о степени советского влияния в правительстве ДВР, как во внутренней, так и в международной политике; наблюдать за тем, к каким отношениям с Советской Россией стремится правительство ДВР. Произвести "анализ относительных выгод" для США, выгоднее ли американской стороне иметь Россию в качестве нейтральной державы или прямого союзника в случае вооруженного конфликта с Японией. Произвести расчеты размеров и характера военной помощи, которую Россия могла бы оказать США или Японии в случае возможного союза с той или другой стороной; определить сроки, в которые русские войска смогли бы быть дислоцированы в Маньчжурии. Выработать программу мер, которые обеспечили бы при необходимости союз России с США против Японии или нейтралитет российской стороны. Произвести исчерпывающее изучение экономических ресурсов и транспортной инфраструктуры ДВР, с целью определения возможности использования их Японией, в случае войны с нами, или США, в результате высадки наших войск на континенте. Получить точную информацию об организации российских вооруженных сил и о всех подготовительных действиях по их мобилизации, представляющих для нас интерес. Собирать данные о существующих на Дальнем Востоке российских военных базах и состоянии транспортных путей, использование которых было бы возможно, как со стороны США, так и Японии, в случае высадки войск этих держав на континенте. Сообщать о характере воздействия американской и японской пропаганды на российское население. Читать дальше
Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 / Примечания
Ваши мнения Пожалуйста, оставьте свое мнение о прочитанном. В теме сообщения не забудьте указать название работы. Если в разделе "Ваши мнения" уже есть на нее отклики, то вы можете вступить в дискуссию, прокомментировав соответствующие записи: Ваше имя:
Email:
Тема (название прочитанной работы):
Текст: Сразу после отправки сообщения его можно будет увидеть в разделе "Ваши мнения"
