ИСТОРИЯ СОВРЕМЕННОСТИ 6 июля 1941 года советские войска могли напасть на Германию Сталин и Гитлер загнали свои страны в тупик. Выходом из него могла стать только война. Кто-то должен был начать первым
Оноре де Бальзак: «Существует две истории: история официальная, которую преподают в школе, и история секретная, в которой скрыты истинные причины событий».
И сегодня спустя 55 лет после Победы так и не получены внятные ответы на вопросы: как могло случиться, что война, тревожным ожиданием которой буквально была пропитана вся атмосфера 40-х, застала Советский Союз врасплох? Как могло случиться, что Гитлер, начав войну на два фронта (а фактически больше - в 40 - 41-м он бомбил английские города, держал войска на Балканах, в Африке), едва не дошел до сердца России - Москвы? Как случилось, что по всему периметру границ СССР сосредоточивались огромные военные силы, а наша дипломатия словно воды в рот набрала? Мистика какая-то... И самое главное: куда глядел гениальный прозорливец Сталин? На что надеялся? Что замышлял? Мог ли предотвратить гибельное развитие событий?
СТАЛИН: «Теперь надо перейти от обороны к наступлению» 5 мая 1941 года в Большом Кремлевском дворце царило большое оживление. Зал рябил от мундиров и кителей - курсантских, офицерских, генеральских. Генеральный секретарь (председателем правительства Сталин станет на следующий день) назначил прием выпускников военных академий. Вместе с новоиспеченными выпускниками в Кремль прибыли военачальники - нарком обороны, начальник Генштаба, командующие округами, армиями. 40 минут говорил вождь тихим голосом, рассказывая, что делает и намерено делать правительство, чтобы Красная Армия была готова к войне. Разведслужбы всех стран по крупицам собирали сведения, что такого важного сказал перед военной элитой глава Советского государства. Наутро газеты вышли со скудной информацией: «Товарищ Сталин отметил в своем выступлении глубокие изменения, происшедшие в последние годы в Красной Армии». И только недавно, спустя десятилетия, стали известны подробности той встречи. Интерес представляла не столько сама речь Сталина, хотя он и привел в ней суперсекретные данные о составе Красной армии. На том закрытом приеме была еще банкетная часть. Сталин, большой мастер тостирования, трижды произносил здравицы - за рода войск. А последним был тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Правда, тост произнес не он, а генерал-майор танковых войск. Но Сталин поправил его: «Мирная политика - дело хорошее. Мы до поры до времени проводили такую линию на оборону... А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны - теперь надо перейти от обороны к наступлению». Услышать такое от Сталина было совершенно неожиданно. Ничего подобного он раньше не говорил. Публичные выступления соратников Сталина в эти майско-июньские дни явили собой тоже полную смену акцентов и установок. Секретарь ЦК Щербаков открыто рассуждал: «Не исключена возможность, что СССР будет вынужден в силу сложившейся обстановки взять на себя инициативу наступательных военных действий». Одновременно Главное управление политпропаганды разрабатывает проект директивы. В нем дается стратегическая установка: «Опыт военных действий показал, что оборонительная стратегия против превосходящих моторизованных частей никакого успеха не давала и оканчивалась поражением. Следовательно, против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой». Это фактически повторение сталинских заздравных тезисов. Военный Совет утверждает директиву. О готовности первыми ударить по агрессору публично высказывались и другие руководители страны - Жданов, Калинин (за ограниченностью газетной площади не буду цитировать их пламенные тирады). Если к этому добавить, что весной и зимой 41-го года многие командно-штабные учения, оперативные игры и выходы в поле по своим замыслам ориентировали войска на наступательные темы и, в частности, на осуществление прорыва укрепленных позиций противника, то становится очевидным - к лету 41-го Сталин понял абсолютную бесперспективность оборонительной тактики. Cегодня историки пытаются определить дату, когда должен был состояться превентивный удар. Со ссылкой на документальные источники и косвенные доказательства называются даты 12 июня, 6 июля (версия Суворова - автора скандально известного «Ледокола»), 15 июля. Но тогда почему наступательный удар, к которому страну готовило политическое руководство, не был осуществлен? Что остановило Сталина? Какая мучительная мыслительная работа шла в эти дни в голове вождя? И самое главное: насколько слова и заявления Сталина соответствовали реальным решениям?
«Огонь не открывать, на провокации не поддаваться» В один из первых июньских дней 41-го в районе Ровно произвел вынужденную посадку немецкий самолет. В нем сидели четыре офицера в кожаных пальто без воинских знаков. Самолет был оборудован новейшей фотоаппаратурой. На пленках - заснятые мосты и железнодорожные узлы на киевском направлении. О случившемся командующий корпусом Рокоссовский немедленно сообщил в Москву. «Каким же было наше удивление, когда мы узнали, что распоряжением, последовавшим из Наркомата обороны, самолет с экипажем приказано было немедленно отпустить в сопровождении (до границы) двух наших истребителей. Вот так реагировал центр на явно враждебные действия немцев». В первом издании мемуаров Рокоссовского этого эпизода нет. Между тем эпизод показательный. В тот момент новоиспеченный командующий 9-м мехкорпусом мог и не знать, что облеты по всему периметру совместных границ летчики люфтваффе производили многократно - зафиксировано более 200 подобных случаев. И каждый раз реакция с нашей стороны была абсолютно индифферентная. И это несмотря на то, что в разведывательное управление Генштаба бесконечным потоком шла информация агентов - Гитлер готовит нападение. И назывались точные даты, в том числе 15 мая (первоначально Гитлер действительно готовил нападение на СССР к этой дате, но пришлось на месяц отвлечь силы, чтобы захватить Югославию и Грецию), потом 22 июня (Рихард Зорге). Дошло до того, что министр иностранных дел Англии Кадоган вызвал советского посла Майского в Лондоне и передал ему детальную информацию о германских войсках, развернутых на границах с СССР (номера частей, фамилии командиров, расположение), и о готовности немцев в ближайшие дни начать наступление. Майский передал данные в Москву. В ответ последовало официальное заявление ТАСС от 13 июня: «Слухи о приближающейся войне не имеют под собой основания. Все это нужно рассматривать как пропагандистские маневры сил, сплотившихся против Советского Союза и Германии и заинтересованных в разжигании войны». А счет между тем пошел на дни. В тот же день, 13 июня, Гитлер выслушивает доклады главнокомандующих, которые сообщают ему о готовности войск к войне с Россией. В Москве нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков приходят к Сталину и убеждают его привести войска в боевую готовность, ссылаясь на разведданные о приготовлениях немцев к нападению. Сталин в ответ: «Вы предлагаете проведение мобилизации. Это означает войну. Понимаете вы это или нет?» Спустя годы самый осведомленный человек в стране нарком иностранных дел Молотов так оправдывал действия Сталина: «Нас упрекают, что мы не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да. Но если бы мы пошли за разведкой, дали бы малейший повод, он бы (Гитлер. - Ред.) раньше напал. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Ошибка была допущена, но, я сказал бы, второстепенного характера, потому что мы боялись сами навязать себе войну, дать повод». В этом объяснении - ключ к разгадке поведения Сталина. «Мы боялись сами навязать себе войну». Анализ поступков Сталина подтверждает молотовскую мысль: в 41-м году Сталина действительно навязчиво преследовала боязнь спровоцировать немцев на нападение раньше того срока, который он сам себе определил. Как вспоминал потом Жуков, когда они вдвоем с Тимошенко принесли Сталину проект директивы с планом превентивного удара по Германии, Сталин прямо-таки закипел: «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» Генералы напомнили ему о его выступлении 5 мая перед выпускниками академий и о высказанных им наступательных идеях. «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира», - прорычал в ответ Сталин. Рабочие разработки Генштаба с планом нанесения превентивных ударов по Германии (кстати, недавно один из них обнаружен в президентском архиве) отнюдь не означали, что тех же планов будет придерживаться и политическое руководство, то есть лично Сталин. Точно так же следует оценивать и наступательную риторику идеологических руководителей. Четких, а главное, утвержденных оперативных планов на случай войны (как, например, план «Барбаросса» у Гитлера) у советского военного руководства к времени «Ч» не оказалось. Ни наступательных, ни оборонительных. Как выяснилось, Жуков даже не был ознакомлен с гитлеровским планом «Барбаросса», хотя ГРУ им располагало.
СТАЛИН: «Советский народ придет на помощь Германии» Еще в январе 1941 года на совещании с высшим командованием Гитлер заявил: «Сталин, хозяин России, - умный парень. Он не станет открыто выступать против Германии». Как в воду глядел! Сталин не хотел слышать и слушать никаких доводов, которые бы указывали, что Гитлер нападет на Советский Союз. Не случайно руководитель советской разведки Голиков в мае 41-го передает инструкцию агентам ГРУ: «Все документы, сообщающие о возможной войне, должны рассматриваться как подделки, имеющие британское или даже немецкое происхождение». И подает на стол Сталину лично им отсортированную информацию, которую делит на «надежную» и «сомнительную». Информация Зорге из Японии о точной дате нападения пошла к Сталину с грифом «сомнительный источник». Известна записка Сталина наркому госбезопасности Меркулову: «Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к е... матери. Это не источник, а дезинформация». Что заставило Сталина так уверовать в миролюбие Гитлера, с которым он ни разу не встретился лично? И как удалось нацистскому фюреру притупить бдительность коммунистического вождя? Маниакальная подозрительность Сталина приводила в трепет всех, кто имел с ним дело, даже ближайших соратников. А тут доверился главному геополитическому противнику? Моя версия такова: в 30 - 40-е годы своей политикой - внутренней и внешней - Сталин загнал себя и страну в такой тупик, из которого хорошего выхода просто не было. Какое решение ни прими - все драма. Нападать первыми на Германию? Вооруженные силы СССР к масштабной наступательной войне не готовы. Германия не Финляндия. Блицкригом обученную 3-миллионную армию не возьмешь. Да и вариант, что в этом случае Германия не припадет к ногам Британии (заключит с ней договор о перемирии, который развяжет немцам руки для противостояния России), был более чем вероятен. И еще неизвестно, кому бы стали помогать американцы. Не имела шансов на успех и оборонительная стратегия. Территориальные приобретения 39 - 40-х годов (Западная Белоруссия, Буковина, Бессарабия, Латвия, Литва, Эстония) лишили Россию буферной зоны. После пакта Риббентропа - Молотова Советский Союз на всем протяжении границы получил тысячекилометровую линию прямого соприкосновения с Германией - от Черного, Балтийского до Северного морей. Фортификационные сооружения на ней только начали возводиться. Именно потому немцы так легко, как нож сквозь масло, прошли в июне 41-го первые рубежи обороны, что дало основание немецкому командованию высокомерно заявить: «К августу с Россией будет покончено». У Сталина к лету 41-го оставалась одна надежда - на ... Гитлера. На то, что он не пойдет войной на союзника. И действительно, в 41-м году более верного, покладистого и обязательного партнера, чем сталинская Россия, у Германии не было.
Светлана АЛЛИЛУЕВА: «Отец любил повторять: «Эх, вместе с немцами мы были бы непобедимы» Еще 28 сентября 1938 года в беседе с имперским министром иностранных дел Риббентропом Сталин заявил: «Если Германия вопреки ожиданиям попадет в трудное положение, то она может быть уверена, что советский народ придет Германии на помощь и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии». 10 января 41-го СССР и Германия подписали пакет из 6 договоров. Россия обязалась до августа 42 года поставить Германии длинный перечень товаров на сумму 620 - 640 миллионов долларов. Причем после личного вмешательства Сталина список товаров был еще более расширен. Дополнительно СССР обязался поставить 6000 тонн меди, 1500 тонн никеля и по 500 тонн олова, вольфрама и молибдена - стратегического сырья, в котором нуждался сам. СССР тщательно выполнял договорные поставки. Так тщательно, что вызвал даже восторг заказчиков. В своем циркуляре, направленном Гитлеру, германский МИД отмечал: «Вызывает законное восхищение то, как Советский Союз организовал отгрузку гигантского количества товаров. В настоящий момент торговые и транспортные каналы работают бесперебойно». Тщательное исполнение обязательств тоже работало на сталинское стремление не дать Гитлеру повода усомниться в миролюбивых намерениях СССР. Весьма занимательна в этом контексте и история с тассовским заявлением от 13 июня, в котором обозначалась реакция правительства России на слухи о приближающейся войне между СССР и Германией. В заявлении, напомню, подробно объяснялось, почему эти слухи не имеют основания, и, в частности, указывалось, что обе стороны строго выполняют принятые на себя пактом о ненападении обязательства, а все слухи о готовящемся нападении носят провокационный характер. История имела детективное продолжение. Немецкая сторона никак не отреагировала на советское заявление. И это был слишком тревожный симптом. Дипломаты привыкли за каждой запятой, словесным оборотом просчитывать подлинные намерения. А тут - молчание, которое говорило больше слов: немецкая сторона отнюдь не солидарна с позицией Москвы. Значит... 21 июня утром Молотов встретился с послом Германии в Москве Шуленбургом и спросил, почему немецкая сторона никак не отреагировала на заявление ТАСС. Посол ничем не смог помочь сталинскому наркому. Он уже получил шифрограмму из Берлина - гитлеровским войскам приказано перейти советскую границу. Уже после войны Георгий Жуков в доверительной беседе рассказывал о том, как Сталин пригласил его к себе в кабинет и дал прочитать письмо, адресованное Гитлеру. Генсек выражал фюреру обеспокоенность по поводу сосредоточения немецких войск у советских границ. Потом он дал прочесть Жукову ответ, полученный от Гитлера. «Раскрыв 14-го утром «Правду», я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил ...в советском документе была точно воспроизведена аргументация самого Гитлера». Ни в сталинском, ни в гитлеровском архивах этих писем не обнаружено. Скорее всего, они уничтожены. Но сам факт личной переписки диктаторов в высшей степени многозначительный. Она объясняет меру доверия, которую питал Сталин к Гитлеру, и накал политической игры, которую вели два величайших диктатора мира. В этой тайной переписке, возможно, кроются дополнительные мотивы неадекватной реакции Сталина на сообщения о приготовлениях немцев к войне. Наиболее точно суть сталинских заблуждений определила его дочь Светлана. «Он не мог предположить и предвидеть, что пакт 39-го года, который он считал своим детищем и результатом его великой хитрости, будет нарушен врагом, более хитрым, чем он сам. Это и была основная причина его депрессии в начале войны. Это было его огромной политической ошибкой. Даже когда война уже кончилась, он часто любил повторять: «Эх, вместе с немцами мы были бы непобедимы». Подписав в 39-м году договор о ненападении, а фактически о разделе Европы, Гитлер и Сталин подписали на деле приговоры собственным народам. Двум экспансионистским государствам было тесно на территории одного континента. Столкновение между ними было неизбежно. Выход из тупика их руководители могли найти, только развязав войну. Но в сложной дипломатической войне Гитлер переиграл Сталина. Позже он утверждал, что его поход на Москву задержался ровно на пять минут. Василий УСТЮЖАНИН. ИСТОРИКИ СПОРЯТ Если бы Сталин начал первым... Л. Безыменский, автор книги «Гитлер и Сталин перед схваткой»: - Красную Армию могла постигнуть еще большая неудача, чем после 22 июня. Нереальные замыслы советского плана были бы умножены на реальные количества немецких солдат, танков и авиации. Ворвавшись на чужую территорию, советские войска оставили бы практически открытой свою территорию. М. Гареев, директор Института военной истории: - Советский Союз предстал бы перед всем миром в качестве агрессора, и в той же Англии могли взять вверх силы, выступающие за союз с Германией. М. Мельтюхов, автор книги «Последний шанс Сталина»: - Германия просто не располагала силами, способными отразить внезапный удар Красной Армии. Сила и инерция внезапного удара позволили бы Красной Армии если и не разгромить, то значительно ослабить германские соединения. Советское нападение привело бы к срыву германского вторжения в СССР и облегчило бы победу в войне, сохранив нашей стране миллионы жизней и значительные материальные ценности. Красная Армия могла быть в Берлине не позднее 1942 года, что позволило бы поставить под контроль Москвы гораздо большую территорию в Европе, нежели это произошло в 1945 году.