ОтRobertОтветить на сообщение
КRobert
Дата29.02.2004 23:26:30Найти в дереве
РубрикиСпецслужбы;Версия для печати

Re: Часть 2-я. "Юмор в разведке".


ИЗ КЛАССИКИ РАЗВЕДКИ

[ 1, 2 ]

Сиракузский кнут

Они бросили меня на верх лестницы и положили на скамейку.

Двое встали ногами на заднюю часть моих коле­ней, двое других так скрутили мне кисти, что они за­трещали, а затем придавили мне шею деревянной до­ской. Капрал сбежал вниз и вернулся с сиракузским кнутом. Я дрожал, думается, от холода... тут он стал хлестать меня во всю мощь, я сжал зубы, не в силах выдержать все это. По мне гуляла раскаленная огнен­ная проволока.

Полковник Т. Е. Лоуренс, «Семь столпов мудрости».

Кстати, Грэм Грин удивлялся, каким образом, ле­жа носом в скамейку, можно все это увидеть.



В дни тяжелых испытаний

Оказавшись не у дел, я добросовестно перекопал все грядки на даче, косил траву, возил тачками землю и навоз, пилил и рубил дрова, возился с машиной и никак не мог привыкнуть к избытку свободного вре­мени. Жена с опаской смотрела на меня: надолго ли хватит. И придумывала все новые и новые задания.

Генерал Ю. Дроздов, «Нужная работа». ***

Вечером играем на даче в шахматы с Николаем Сергеевичем Леоновым и понемногу, но упорно пьем водку, настоянную на рябине.

Последнее утешение русского человека, неудер­жимая потребность огорченной души. Пьем, играем, говорим о жизни, вспоминаем недавнее прошлое. Год назад об эту пору, вернувшись из Краснодара после неудачной попытки помешать избранию Калугина в депутаты, мы с Н. С. направились на прием к Крючко­ву. Мы говорили ему, что народ не приемлет власти и ненавидит ее. Мы говорили, что КПСС мертва и обре­чены все, кто думает связывать с нею свою судьбу. Мы говорили, что пока власть у тех, кто еще вчера сидел в президиумах, лишь переместился из вторых рядов в первые, народ ее не поддержит. Крючков внимательно слушал, сочувственно кивал и с полной доброжела­тельностью с нами расстался.

Многое другое вспоминалось, а хмель не прихо­дил. Захлестывали злость и. обида. Но видимо, ряби­новка оказывала свое действие.

Генерал Леонид Шебаришн, начальник разведки КГБ, «Рука-Москвы».



Неудобства профессии

Я выехал из Кроуборо рано утром, в Тонбридже оставил машину на стоянке и отправился поездом в Лондон. На пустынной платформе сел в поезд последним. Сошел на вокзале Ватерлоо и, как следует осмот­ревшись, поехал на метро до станции «Тотенхем-Корт-роуд». Выйдя из метро, купил шляпу и пальто и часа два бродил по улицам. Перекусив в баре, прибег к испытанному приему: купил билет в кино, занял мес­то в заднем ряду и вышел из зала в середине сеанса. Я был уверен, что за мной нет слежки, но провел еще несколько часов, чтобы окончательно убедиться в этом.

КимФилби, «Моя тайная война».

Мы выехали сразу после ужина. После долгого трогательного прощания с Пэтом и Шоком я забрал­ся в фургон. Прежде чем я исчез в своем убежище, Майкл протянул мне резиновую грелку. Я почти ни­чего не пил в тот день, но мне предстояло провести взаперти около девяти часов, и она могла мне понадо­биться...

Сначала мне было вполне уютно, но постепенно дыхание затруднилось, мне не хватало воздуха. Я был уверен, что все дело в резиновой грелке, запах которой чувствовался все сильнее и сильнее.

Джордж Блейк, агент КГБ, английский разведчик, «Иного выбора нет».



В логове зверя

В один из жарких летних дней я получил задание выйти на встречу с объектом, получить от него мате­риалы и доставить их в резидентуру... Ничего особен­ного в плане разведывательной рутинной работы не было, кроме одного: встреча должна была произойти у клетки со львами. Задача оказалась архисложной. В зоопарке Бронкса не было клеток со львами. В обшир­ных вольерах звери бродили как бы на свободе... Мне же было не до животных — надо было найти агента. Я взял в аренду велосипед и увеличил скорость объезда вольера с любимыми мною хищниками в несколько раз. И увидел нужного мне человека. Огласив пароль, я получил материалы, и мы разъехались.

Олег Брыкин, Нью-Йорк, «Путеводитель КГБ по городам мира».



Оперативная дисциплина

Ограничения на контакты с внешним миром для большинства сотрудников советских представи­тельств требуют жесткой внутренней организации ра­боты. Комсомол обычно действует под «крышей» спортивных обществ, а КПСС использует «крышу» профсоюзных организаций. Истинная профсоюзная ячейка называется месткомом, линию СК (советская колония.— Ред.) возглавляет офицер безопасности, отвечающий за безопасность кадров в представитель­ствах. Кроме того. имеется клуб с программой игр, фильмов, политучебы и общественных мероприя­тий — все сконцентрировано в специальном клубном помещении. Участие в работе клуба является обяза­тельным, эта работа направлена на то, чтобы сплотить коллектив и избежать соблазнов разложившегося бур­жуазного окружения. Личные конфликты, сплетни, мелкая зависть и язвительные уколы — обычные про­дукты этого психологического и эмоционального вос­питания.

Сотрудник ЦРУ Филипп Эйджи, «Дневник ЦРУ».



Ценная вербовка

Несколько лет спустя я встретился со звездой итальянского кинематографа на приеме по случаю Недели советских фильмов в Милане. Клаудиа Карди­нале стояла в кругу своих многочисленных поклонни­ков с бокалом шампанского в руке.

— О, Леонид! — Она вышла из кольца своих воз­дыхателей.— Какими судьбами? По-прежнему кор­респондент «Известий», да? Простите, господа, но мне нужно поговорить с этим синьором с глазу на глаз.

Мы отошли в угол зала. Она опять насмешливо, как тогда в корпункте, посмотрела на меня:

— Скажи, Леонид, только честно скажи... Почему ты тогда удрал от меня?

— Ты же слышала телефонный разговор, Клаудиа. Меня вызвал посол. Действительно было чрезвычайно спешное дело.

— Правда? А я, грешница, подумала, что ты про­сто струсил...

В общем-то иногда трусил. Особенно когда в опе­ративные дела вмешивались представительницы пре­красной половины рода человеческого.

Л. Колосов, Рим, «Путеводитель КГБ по городам мира».



Женская доля

Когда первый момент оцепенения прошел, я ска­зала решительно и твердо:

— Вы подписали себе приговор. Я передам ваше­му послу обширную корреспонденцию. Он сможет прочесть любовные письма немецкого военного атта­ше к француженке.

Он усмехнулся.

—Вы не успеете!

И умчался, словно спасаясь от пожара... Князь Ратибор глядел на меня несколько смущен­но. Он, несомненно, был счастлив узнать о фон Кроне факты, подтверждавшие его подозрения, но все же он слегка был шокирован тем, что эти обвинения выска­зывались француженкой.

— Но вы ведь работали на него? Вы были отправ­лены во Францию через тайный перевал?

— Да, потому что я была беременна!

— Вы ездили в Аргентину?

— Я хотела увидеть эту страну. Он забеспокоился:

— Имели ли вы сведения о нас, пока жили с воен­но-морским атташе?

— Нет, никаких, кроме этого... Я взяла со стола бумагу и карандаш и написала четыре буквы.

— Что это значит? — спросил князь.

Код, открывающий сейф барона фон Крона...

Марта Рише, французская шпионка, «Агент-двойник».



Наблюдательность шпиона

Редко когда в коридоре Первого Главного управ­ления можно было увидеть женщину. Одна из немно­гих в офицерском звании работала во французском секторе службы «А» и была предметом бесконечных мужских шуток. Ее редко называли иначе, чем «жен­щина, которая сидит на Франции».

Когда в 1988 году КГБ начал заигрывать с обще­ственностью, отсутствие женщин в его плотных рядах было несколько неловким обстоятельством.

К. Эндрю, О. Гордиевский, «КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева».





Беды с домработницами

Установлено, что неизвестно почему люди боль­ше верят домработницам, чем мужской прислуге. Как только она становится частью семьи, трудно предпо­ложить, что она сообщает вражеской разведке секреты, услышанные за обеденным столом. Правительствен­ных чиновников, особенно дипломатов за границей, предупреждают не обсуждать секретные дела у себя дома, где могут быть установлены скрытые микрофо­ны, однако любой, кто побывал дома у высших амери­канских или английских сановников, прекрасно знает, что секреты обсуждаются в присутствии обслуги.



Советы любителям

Набрав номер телефона и выдержав несколько гудков, положите трубку. Затем снова позвоните. (Не следует делать определенное количество гудков. Но­мер, который вы слышите на своем конце, может быть иным, чем на другом конце.)

Текст: «Я не туда попадаю. Какой это номер?» Смысл текста: «Встречайте свой контакт в обыч­ное время на обычном месте. Если это вас не устраи­вает, назовите ваш номер».

Другой вариант.

Текст: «Какой это номер... одну минуту... я не могу прочитать этот почерк... это 540-1113? (Говорите мед­ленно, как будто не можете разобрать написанное.)

Смысл текста: «Добавьте один день и полтора часа к обычному времени явки, встречаемся на том же ме­сте».

Сотрудник ЦРУМ. Коупленд, «Истинный мир шпионажа».



Легко и просто

Если хотите быстро изменить свою внешность, самое эффективное — это сдвинуть на голове шляпу и распустить галстук.

Сэр Роберт Баден-Паузлл, английский разведчик.


О пользе «активных мероприятий» на пленэре

Что касается проведения активных мероприятий (включая дезинформацию), то, по мнению руководст­ва отдела «А», Каир — это обширное, еще не засеянное нами поле. Надо спешить, а то его захватят западники и на этом поле взрастет «ядовитый дурман».

— А теперь немного отдохнем, — заявил инструк­тор. — Я хочу переплыть на ту сторону канала. Пред­ставляете, вернусь в Москву и буду хвастаться, как я из Африки за 15 минут вплавь перебрался в Азию, по­загорал там на песочке и опять вернулся в Африку. Экзотика! Кто со мной?

Пришлось сопровождать командированного, так как он не знал особенностей движения каравана судов по Суэцкому каналу и мог застрять на азиатском бе­регу надолго. Остальные остались за плетеным сто­лом допивать пиво, обсуждая полученные директив­ные указания.

ЛевБдусин, Каир, «Путеводитель КГБ по городам мира».



Неудобство для нации

В психологической войне... разведки демократи­ческих стран страдают от серьезного неудобства: пы-

таясь нанести ущерб противнику, они неизбежно об­манывают свой собственный народ.

Сотрудники ЦРУ В. МаркеттииД. Маркс, «ЦРУ и культ разведки».



Оперативные трюки

— Кто же вы тогда? — спросил Пендел у Оснарда с примирительной интонацией.

— Я шпион. Шпион веселой Англии. Мы вновь открываем панамскую точку.

— Зачем?

— Расскажу за ужином. В котором часу вы закры­ваете лавку по пятницам?

— Если хотите, сейчас. Удивлен, что вы это спра­шиваете.

— Она единственный человек, который может го­ворить с Эрни, когда у него похмелье или когда он страдает после скандала со своей женой. Без Луизы старый Эрни ползал бы на животе и на его ореоле поя­вилась бы ржавчина...

— Японцы, — сказал Оснард задумчиво.

— Я полагаю, это могут быть шведы, или немцы, или французы. Но вероятнее всего, ваши японцы.

——Какого рода японцы? Местные? Визитеры? Бизнесмены? Официальные лица?

— Я не знаю, Энди. Они для меня все на одно ли­цо. Возможно, банкиры...

— Но Луиза знает... Берет ли она работу на дом? Работает ли по уик-эндам? По вечерам?

ДжонЛеКарре, «Портной из Панамы».



Вербовка в лоб

Консул отодвинул от себя бумаги и раздраженно произнес: «Нет, я не могу выдать вам паспорт». И он опять взял какой-то документ. Я положил на стол 200 долларов. «Это для бедных города Данцига». Но дуайен брезгливо поморщился и сказал: «Я не занимаюсь благотворительностью. Уберите деньги. Прощайте».

Я вынул пачку американских сигарет и коробку американских спичек, сигарету вложил в губы, а спичкой чиркнул через документ перед носом консу­ла. Он откинулся на кресле и уставился на меня: «Что это значит?» Хриплым басом я ответил на американ­ском блатном жаргоне: «Мне нужна ксива. Враз. Без толковища». Консул побледнел. «Откуда едете?» — «Из Сингапура».— «Почему не через Пирей или Ге­ную?» — «Потому что вашу вшивую липу завтра в Же­неве спущу в уборную, получу от наших новую, «на ба­тон», и с ней рвану в Нью-Йорк». Консул протер мо­нокль и тихо спросил: «В Сингапуре случилась завару­ха. Вы знаете? Знаете, кто убил полковника?»— «Знаю. Я». Пальцы у консула задрожали. Он выдвинул ящик, достал формуляр паспорта и стал его заполнять под мою диктовку. «Берите. Все?»

Мы пошли к дверям. И вдруг консул крепко сжал мою талию и громко отчеканил по-русски: «Вы только что из Москвы?» — «Я не понимаю по-польски». И мы расстались.

Из воспоминаний советского нелегала Дмитрия Быстралетова.



И Герцена доставали

— Что я, шпион или нет? — кричал Нидергру-бер. — Я ни одному человеку не позволю ставить та­кой вопрос.

— Нет, не в этом вопрос, который я хотел вам предложить; вас обвиняет один человек, да и не он один, что вы получали деньги от парижского префекта полиции.

— Кто этот человек?

— Таузенау.

— Мерзавец!

Александр Герцен, «Былое и думы».



Руководящая роль Центра

Приехал Андрей Петрович. Он член комитета. У него грустные глаза и седая бородка клином. Мы сидим в ресторане. Он застенчиво говорит:

— Вы знаете, Жорж, поднят вопрос о временном прекращении дел. Что вы об этом думаете?

—Человек,— подзываю я полового,— поставь машину из «Корневильских колоколов».

— Вы не слушаете меня, а вопрос очень важный.

— Что думаю? Ничего.

У него лимонного цвета лицо, морщинки у глаз. Он, наверное, живет в нищей каморке где-нибудь на окраине города, сам варит себе на спиртовке чай, бега­ет зимою в осеннем пальто и занят по горло всякими делами. Он «делает» дело.

Я говорю:

— Вот что, Андрей Петрович, вы решайте там, как хотите. Это ваше право. Но как бы вы ни решили, мы свое сделаем...

— Что вы? Вы не подчинитесь?

—Нет.

— Послушайте, Жорж...

— Я сказал, Андрей Петрович.

— А партия? — напоминает он.

— А дело? — отвечаю я.

Бедный старик, бедный взрослый ребенок.

Террорист и писатель Б. Савинков (В. Ропшин), «Конь бледный».



Профессиональный психоз

Ведущий «Взгляда» Александр Любимов и его со­ратники дали обширный сюжет из Калининграда, на­зывая этот город Кенигсбергом, всячески подчерки­вая его немецкое происхождение и с одобрением ука­зывая на то, что Калининградская область уже начала активно заселяться немцами... Что побудило Люби­мова к такому «ходу»? Крайняя безответственность или чей-то политический заказ?

Генерал В. Широкий, «Под колпаком контрразведки».



Перлы шефа ЦРУ

С кем работает разведка

Чудаки и слабоумные вплотную примыкают к фальсификаторам в качестве источников неприятно­стей, людей, заставляющих разведку впустую тратить время... Паранойя — самый серьезный источник бес­покойства. Поскольку сейчас очень много разговоров о шпионаже, неудивительно, что люди с задатками параноиков, потерпевшие неудачу в любви или просто не любящие своих соседей, изобличают друзей и вра­гов, конкурентов или даже местного мусорщика как советских шпионов. Во время первой мировой войны многие немецкие гувернантки, служившие в семьях на Лонг-Айленде, обвинялись в том, что они будто бы по ночам поднимали и опускали штору на окне, подавая тайные сигналы немецким подводным лодкам, всплывавшим у побережья... Или официант из «Эсп­ланады» занимается шпионажем в пользу одной из стран за «железным занавесом». Видели, как он, отой­дя в угол, потихоньку делал какие-то записи после то­го, как излишне долго обслуживал двух клиентов-работников государственного учреждения (вероятно, он писал им счет).

Чудаки и слабоумные иногда ухитряются коче­вать из одной разведки в другую.

Как подбирать кадры

Я даже обнаружил, что из хороших рыбаков полу­чаются хорошие работники разведки. Подготовка, ко­торой рыбак занимается перед ловлей, — учет погоды, освещенности, течения, глубины воды, выбор нужной приманки или насадки, времени дня и места лова, проявляемое им терпение— это составной элемент рыбацкого искусства, имеющий важное значение для успеха.

Директор ЦРУ'Аллен Даллес, «Искусство разведки».





Перлы шефа КГБ

Оценка экономического положения

Как-то весной 1985 года, помню, в колхозе имени Гастелло зашли в магазин, смешанный — промтовар­ный и продовольственный. Изобилие товаров порази­ло. В мясном отделе десятка полтора сортов колбасы, мясо— баранина, говядина, свинина— от 50 копеек до 1,80 руб. за килограмм, все свежее, парное. В мо­лочном отделе чего только не было — масло несколь­ких сортов, сыры, творожная масса, молоко в различных упаковках, сметана в огромном бидоне вразвес, гастрономия— все что душе угодно, все в красивой расфасовке... Хлеб— черный, серый, белый, батоны, караваи, плюшки, рогалики, пирожные, огромных размеров торты. Цены на все низкие, больше на ко­пейки, чем на рубли... настроение хорошее, жизнью довольны.

...Уже в то время все больше и сильнее мучили вопросы: так что же случилось? Зачем же так больно падать, чтобы потом с трудом подниматься?

В голове вертелась фраза, сказанная бывшим ди­ректором ЦРУ США: «Господин Крючков, а социа­лизм-то не такой уж плохой».

Великий гуманист

По поводу кражи из Вены перебежчика, военно-морского офицера Артамонова, скончавшегося в ма­шине после инъекции сильного снотворного:

«В конце концов главной причиной смерти яви­лось непредвиденное обстоятельство — больное сердце Артамонова, о чем мы не знали. Упомянутые же выше технические просчеты при проведении операции не оказались бы фатальными для здорового человека. Кстати, при вскрытии обнаружилось, что у Артамоно­ва был еще и рак печени в довольно запущенной ста­дии, так что жить ему оставалось, по оценкам врачей, максимум полгода».

Полетмысли

Раздался звонок. Черненко тепло поздравил, спросил, чем живет советская разведка и ее сотрудни­ки. Я ответил, что в принципе международная обста­новка не настораживает, и все же есть над чем поду­мать во внешних делах, заметил, что торговать с нами в больших объемах Америка не собирается, на отмену эмбарго не пойдет, а вот Европа склонна развивать с нами торгово-экономические отношения.

Председатель КГБ В. Крючков, «Личное дело».



Самый прославленный разведчик

Штирлиц получил шифрованную телеграмму: «У вас родился сын». Скупая слеза скатилась по щеке разведчика. Двадцать лет, как он не был на Родине.

Штирлиц подумал. Ему понравилось, и он поду­мал еще раз.

Штирлиц! Где вы научились так хорошо водить машину?

— В ДОСААФ, — сказал Штирлиц и подумал, а не сболтнул ли он лишнего.

Мюллер:

— Штирлиц, на заднице русской радистки Кэт об­наружены отпечатки ваших пальцев. Как вы это объ­ясните?

Я-то объясню. А вот как вы объясните, каким образом вы их нашли?

Мюллер:

— Я всегда жалел, Штирлиц, что вы работаете не у меня.

Штирлиц подошел к окну и высморкался в зана­веску. Ему еще раз хотелось почувствовать себя пол­ковником Исаевым.




Предусмотрительность немца

При входе в просторную комнату, обставленную хорошей мебелью и застеленную толстым роскош­ным ковром, посетитель оказывался напротив моего письменного стола. Слева находился столик с телефо­нами и микрофонами, связанными непосредственно с канцелярией Гитлера и другими важными местами, один телефон имел прямую связь с моим домом в Берлине, другой — с моею дачей в Херцберге. Микро­фоны находились во всех стенах кабинета, под пись­менным столом и даже в одной из ламп — любой раз­говор, любой звук автоматически записывались. Окна были защищены специальными проводами, через ко­торые в ночное время пускали электрический ток— это была часть защиты, сигнализация срабатывала, стоило лишь приблизиться к окнам, дверям, сейфу и вообще к моему кабинету. В течение тридцати секунд вооруженные охранники оцепляли весь район. Мой стол напоминал небольшую крепость. В него были вмонтированы два автоматических ружья, которые могли поразить любое место в кабинете целым гра­дом пуль. Они были нацелены на посетителя и двига­лись за ним по мере приближения к моему столу. В случае необходимости я должен был лишь нажать на кнопку: оба ружья открывали огонь автоматически. Кроме того, я мог нажать на другую кнопку — тут гу­дела сирена, охранники окружали здание и блокиро­вали все выходы.

Вальтер Шелленберг, «Лабиринт».



О профессиональной подготовке агентов

В своей жизни я знал около дюжины агентов, но только в занятии одного из них я совершенно не со­мневался, ибо он был неграмотным, не мог считать больше, чем до десяти, и единственным ориентиром для него была восточная сторона: он был мусульмани­ном. Недавно я вспомнил о нем, когда присутствовал на судебном процессе о разводе, там судья подверг резкой критике частного детектива. Он тоже был не­грамотным, ездил на велосипеде и диктовал свои на­блюдения домохозяйке, которая была совершенно глухой. Жизнь — странная штука.

Грам Грин.



С писателями всеща беда

Всегда и везде тайная полиция питала особый ин­терес к писателям.

Великий поэт и художник Уильям Блейк попал под подозрение лишь потому, что какой-то стукач по ошибке доложил в полицию, что он — военный писа­тель. Военный?! Почему военный?! Просто кто-то ус­лышал, что Блейк назвал себя «художником миниа­тюристом», а послышалось— «художником-милита­ристом». Шла война, и дом Блейка обыскали. По это­му случаю Блейк даже написал гневный стих.

На подозрении были и английские поэты «озер­ной школы» Кольридж и Уордсворт, жившие на берегу моря в провинции, к ним специально был заслан тай­ный агент, которому удавалось даже подслушивать их разговоры на пляже. Подозрения агента не оправда­лись, в своем донесении он писал следующее: «Меня информировали, что хозяин дома не имеет жены, а живет в одном доме с женщиной, которую выдает за свою сестру. У него имеется много складных стульев, которые он и его гости забирают с собой на дневные или вечерние прогулки на природе, у него есть также портфель, где лежат бумаги с заметками об увиден­ном. Я слышал, что они говорили о вознаграждении за эти заметки и очень внимательно следили за порт­фелем... Возможно, эти люди — субагенты, подчинен­ные какому-то чиновнику в Бристоле».

Трудная жизнь началась у Дэвида Лоуренса, авто­ра «Любовника леди Чэттерлей» и многих романов, когда он вместе с женой-немкой Фридой поселился в Корнуолле на юго-западном берегу Англии.

Шла первая мировая, местные жители страдали шпиономанией и видели во Фриде и ее муже враже­ских агентов, о чем постоянно доносили в полицию. Однажды полиция обыскала рюкзак, который нес Ло-уренс, но вместо фотоаппарата нашла там фунт соли. Местные жители «стучали» по любому поводу: когда Фрида вешала сушить белье на кусты, это истолковы­валось как сигнал противнику, также сигналом сочли топку печи в доме, когда из трубы пошел дым. Один английский приятель, приехав в гости к Лоуренсам, с ужасом слушал, как они поют немецкие песни, тут в дверь постучали и вошел офицер с тремя агентами полиции. Они заявили, что сквозь шторы виден свет (на столе была хилая свечка, а окна были затемнены), и оштрафовали англичанина на 20 фунтов— ог­ромная по тем временам сумма. Лоуренса эта бдительность местных жителей чуть не довела до психоза: однажды они с женой грелись на солнце у скал, настроение было отличное, радостная Фрида от избытка чувств побежала по берегу, размахивая платком. «Дура! Что ты делаешь? Остановись! — закричал Лоуренс. — Они решат, что ты даешь сигнал немцам!»

Забавная история произошла с немецким писате­лем Томасом Манном, обысканном в лондонском аэропорту. Внимание привлек таинственный план с кубиками, очень похожий на диспозиции военных объектов. К разочарованию полиции, это была рассад­ка гостей в доме великого Гете в Веймаре, и Манну пришлось долго рассказывать о замысле нового ро­мана.