| | От | SVAN |  |
| К | All |  |
| Дата | 25.02.2001 06:28:24 |  |
| Рубрики | Прочее; |  |
Re: А вот ещё такой кусок текста - 2
Пардон, глюконуло. Вот цитата целиком:
...Девятого ноября тысяча девятьсот сорок четвёртого года советские войска начали третье стратегическое наступление за год. В три часа ночи большинство подразделений было поднято по тревоге. Выбегающие из блиндажей и землянок солдаты ощущали вокруг массовое шевеление. Поуркивали моторы, ржали лошади, что-то перезвякивало в темноте, наполненной топотом бегущих ног, отдалённым гулом двигателей и приглушенными человеческими голосами. Каждый полагал, что он стал последним проснувшимся в это очень рано начавшееся утро. Офицеры кучками стояли между опутанными маскировочными сетями капонирами, негромко переговариваясь и то и дело поглядывая на часы. Всем было ясно, что давно по какой-то высшей причине задерживаемое наступление начинается сегодня. Солдат и офицеров полка самоходной артиллерии, приданого уже три недели назад 4-му Гвардейскому стрелковому корпусу генерала Гагена, входившему в 8-ю армию под командованием Старикова, согнали побатарейно, и старшие офицеры с политруками зачитали им приказ главнокомандующего о переходе фронтов в решительное наступление, имеющее своей целью окончательный разгром врага. В приказе командующего фронтом назывались конкретные города, которые фронту предстояло взять и реки, которые ему надо было форсировать. Приказы объявляли о предательстве бывших союзников, и призывали карать их без жалости. Возбуждённые голоса бойцов раздавались со всех сторон, приказы практически одновременно были доведены до всех низовых звеньев войскового управления. Части были скучены. Через каждые триста метров располагались позиции полковых пушек или батарей зениток, ровными рядами выстраивались по сторонам проезжих путей капониры с тягачами, танками, самоходками, десятками армейских грузовиков. От сотен землянок тянулись невидимые в темноте тропинки, стягивающиеся в ходы сообщения, ведущие в лежащие в полутора километрах окопы переднего края. Время шло неимоверно медленно. Войска получали горячую пищу и водку, много раз проверенные ориентиры и отметки уточнялись ротными и командирами батарей. Каждый артиллерийский наблюдатель, каждый командир стрелкового батальона или танковой роты имел тщательно прорисованный фотопланшет, демонстрирующий наложенный на координатную сетку вид сверху на ближайшие сорок километров германских позиций, с выделенными кружками и стрелочками дотами, пулемётными гнёздами, месторасположением известных штабов и складов. Всё это было вызубрено наизусть, зачёты сданы на рельефных макетах. Наступление готовилось слишком долго, чтобы насобачившиеся в этой азартной игре штабисты могли допустить сбои на самом первом этапе. В паре километров позади артиллеристы торопливо свинчивали защитные колпачки со взрывателей выложенных на брезент в ровиках снарядах, рядом подвывали моторы подходящих из тыла машин с рядами рельсовых направляющих на кузовах.
- Боишься? - командир самоходки номер 222 присел рядом со своим братом, всего месяц назад распределённым в его батарею прямо из училища, и вдвоём с которым они теперь составляли огневой взвод.
Юный младший лейтенант, глубоко дышащий ртом, изо всех сил замотал отрицательно головой, поспешно запихивая в карман комбинезона треугольный кусок сахара. Ему было настолько страшно, что болел желудок.
- А зря.
Брат сел рядом с ним, свесив ноги в капонир, где стояла САУ с номером 224. Крепко обхватив его за плечи и подтянув к себе, он жарко зашептал ему на ухо.
- Не будешь бояться - убьют. Будешь трусить - убьют. Растеряешься - тоже убьют. Хочешь остаться в живых - держись за мной. Радио всё время на приём, на передачу переключаешь, только если заметишь что-то важное. С ходу не стреляй, смотри куда целишь. Если подожгут, выпрыгивай кубарем и закапывайся в какую-нибудь воронку поглубже, пока наши дальше не пройдут. Мне мать приказала тебя беречь, братан, и я тебя сберегу. Но в машине ты командир, и от тебя весь расчёт зависит. Первый бой всегда самый страшный, только не растеряйся, только держись за мной. Всё будет хорошо.
Он посмотрел на часы. Было без двадцати.
- Ел уже?
Брат кивнул.
- Врёшь, - с удовольствием сказал старлей. - Я вижу.
Тот посмотрел на него, как собака, дрожа от озноба.
- Ну хватит, хватит. Курнуть хочешь?
Не дожидаясь ответа, он достал пачку папирос, полученных в последнем доппайке, вынул две, прикурил одновременно от похожей на бочонок сапёрной зажигалки, дал одну брату. Тот затянулся так глубоко, что сквозь втянутые щёки проступили контуры зубов.
Командир полка обошёл шестнадцать своих самоходок. Треть была уже повоевавших уже, а остальные являлись новенькими, с иголочки, изделиями Уралмашзавода. Две недели переформировки и последующий месяц в армейском тылу позволили ему неплохо натаскать молодёжь, но воюющий с сорок первого майор знал, что особо большого значения это не имеет. Всё равно, когда наступит время следующей переформировки, в строю останется меньше половины ветеранов, и меньше трети молодёжи, выживут самые ловкие и самые везучие. Он поздоровался с командиром своей второй батареи, и с его младшим братом, которого узнал не по осунувшемуся лицу, плохо различимому в темноте, а по белевшему в на корме самоходки номеру. Большие красные звёзды хорошо смотрятся на парадах и учениях, в полевых же условиях их заменяли номера и тактические знаки частей - ромб, перечёркнутый круг, перевёрнутый треугольник. Он не возражал, когда на машинах писали всякие личные надписи, но любители такого у него почему-то долго не жили.
Младший лейтенант, не отрываясь, смотрел на майорский иконостас, увенчанный новеньким орденом Богдана Хмельницкого.
- Зря смотришь, Лёник, - заметил майор. - Таких уже не дают. Повезёт в наступлении, получите по ордену. На тебе, Боря, ещё с прошлого раза "Знамя" висит, и на наводчике твоём, этот, как его...
- Михайлов?
- Ага, этот самый. Я подавал на "Славу", но где-то зажали.
Майор не зря завёл такой разговор, он знал, что ничто так не успокаивает людей перед первым боем, как внешняя сторона войны. Ко второму разу это уже не действует.
Сзади, шипя, поднялась красная ракета, через секунду такие же ракеты поднялись, тоже позади, слева и справа. И немцы и наши периодически подвешивали над передним краем свои люстры, но их свет так далеко не долетал. Поднялись ещё две красные, за ними одна зелёная.
- Зажми уши и открой рот, - посоветовал комполка молодому. Тот послушно раскрыл рот.
Земля под ногами дрогнула, сзади возник нарастающий рёв, всё усиливающийся и усиливающийся. Потом по ушам ударило ударной волной, настолько сильной, что все сразу оглохли. Позиции подошедшей к ним метров на восемьсот бригады гвардейских миномётов осветились пульсирующим белым светом, на фоне которого просвечивали выстроенные в ряд тупорылые грузовики с направляющими реактивных установок. Серый светящийся дым растекался от их позиций во все стороны, клубами обволакивая кусты и деревья. Из световых пятен одна за другой срывались уходящие по крутой дуге в небо хвостатые веретенообразные тени, похожие на телеграфные столбы. Залп весьма напоминал усиленный раз в шестьдесят полёт болида, как он предстаёт на картинке в учебнике, только ночью, с воем, грохотом, и летящей в глаза пылью. Машины выпустили последние ракеты, и почти сразу же заревели моторами, собираясь менять позицию.
- Что-то мы близко, не накроют? - прокричал в ухо майору комбат-два, заслоняя лицо от поднятых с земли воздухом сухих листьев.
Тот отрицательно помотал головой, показал вперёд, изобразил жестами стреляющего себе в висок человека, кивнул обоим, и убежал в темноту. Вокруг стоял рёв орудий, которые били из под каждого холма, из каждого лесочка. Ночная артподготовка была делом не очень обычным, если не считать Курской Дуги, где она производилась с целью упредить немцев, но большинство целей были хорошо разведаны, и в любом случае плотность огня просто насыщала соответствующую площадь земли до состояния невыживаемости. А кроме того, для этого они, самоходы, здесь и были.
Артиллерия в русской армии всегда считалась одним из наиболее уважаемых врагами родов войск, точнее не всегда, а начиная с Павла Первого. К сороковым годам, она, пожалуй, уступала своим противникам в гибкости и надёжности системы управления, но в этом не было ничего страшного, поскольку по "железу", то есть количеству и калибру применяемых стволов, меткости и мощи их огня, и его воздействию на цель, она оставляла всех конкурентов далеко позади. Эффектное и тонкое фехтование на шпагах очень, конечно, красиво смотрится, и ни у кого нет сомнений, что шпагой можно человека проткнуть насквозь. Но когда на поле боя на громадном битюге выезжает Илья Муромец с пятипудовой палицей, всё, любитель фехтования лучше пусть делает ноги, пока Илья не подъехал чуть поближе. В стрельбе по неподвижным целям ничего похожего на советскую артиллерию человечество пока не создало. В соответствующих академиях были в своё время просчитаны таблицы и формулы, показывающие, сколько снарядов какого калибра должно приходиться на километр фронта и километр глубины вражеской долговременной обороны. Отдельные показатели имелись для скорострельности орудий, типе снаряда, особенности фортификаций, на которые эти снаряды должны были воздействовать. Сухой, почти математический подход абстрагировал артиллеристов от каких-то личных чувств, тысячи человек автоматически втискивали снаряды в каморы гаубиц и пушек, подтаскивали их от ровиков, переносили огонь по фронту и в глубину согласно планам и цифрам, выданным штабами артполков и дивизий, и всё это продолжалось два полных часа. Дрожащие от страха люди, на которых эти снаряды падали, превратились на это время в животных, разум которых метался внутри замкнутых черепных коробок в попытках найти безопасное убежище. В передовой линии окопов у немцев ночью не было никого, кроме пулемётчиков и часовых, которых накрыло первым залпом. Те, кого в глубоких блиндажах разбудил разрыв первого упавшего рядом ракетного снаряда, согнувшись вдвое сидели на своих койках в ожидании конца артобстрела, чтобы попытаться оказать сопротивление наступающим русским. Иногда шальной снаряд, выпущенный давно оглохшим наводчиком гаубицы в нескольких километрах к востоку, механически перемещающим ствол по горизонту на доли деления согласно распечатанной на картоне таблице, пробивал накат блиндажа из слоёв брёвен, рельс, и земли, и, взрываясь внутри, убивал десятки людей. Иногда фугасный снаряд проламывал метр железобетона и проникал в погреб ДОТа, выжигая изнутри его содержимое. Всё это определялось статистикой, удивительной наукой, становящейся более-менее достоверной только при достижении больших цифр. Объём выделенных на артподготовку боеприпасов вполне позволил достичь заданного порядка, и после полутора часов подготовки, когда раздалось "По машинам!", участок германской обороны в пределах досягаемости усиленного биноклем взгляда практически превратился в хорошо вспаханное поле, с очень небольшим количеством ориентиров, на которых мог задержаться взгляд.
- Заводи! - командир полка, стоящей на крыше машины с блеклым номером 101, крутил над головой сложенными парой флажками. Слышно ничего не было, потому что артиллерия продолжала бить, почти не снизив темпа, и со стороны передка продолжало раздаваться такое же глухое марсианское уханье, хотя и чуть отдалившееся, полки начали уже концентрировать огонь на более глубоко расположенных целях. Кроме того, в пяти десятках метров от закопанного в капониры полка самоходов на хорошей скорости шла немаленькая колонна "Тридцать четвёрок" с включёнными фарами, ревя и лязгая, как стадо взбесившихся тракторов на прогулке. Взметнув флажки, комполка вывел свою машину из капонира, водитель, открывший люк, развернул её на залитом маслом пятачке, и, взрёвывая двигателем, вписал самоходку точно в хвост последней "Тридцать четвёрке". Полк побатарейно выстроился за ним, майор придержал свою машину, и с короткими интервалами все шестнадцать "Сушек" сформировали колонну, вытягивающуюся в сторону вспышек на горизонте. Ночь шла на исход, за спиной уже начинало потихонечку светлеть, и по мере приближения переднего края, разграничивающего наши и их позиции, фары танков и самоходок гасли. Водители и командиры захлопывали люки, законно опасаясь шального пока осколка от своего или вражеского снаряда.
Путь до передка они прошли за три минуты, за время которых командир машины номер 222 раз тридцать обернулся от своего места назад, как там брат. Тот шёл ровно, его водитель чётко держал интервал и пока не проявлял особой нервозности, которая могла бы проявляться в рысканье или приближении к впередиидущей машине вплотную в попытках укрыться за её бронёй. Не доходя двухсот метров до нейтральной полосы, идущее перед ними подразделение танковой бригады начало разворачиваться в широкий фронт, сливаясь на флангах с другими подразделениями той же, или соседской танковой части. Самоходки снизили скорость, и начали перестраиваться позади уже устремившихся к вражеским позициям танков. Пока по ним не было сделано ни одного выстрела, и группы пехотинцев, труся по жёлтой, уже похрустывающей траве, бежали вплотную к машинам полка, формируя жизнеспособную и гибкую систему взаимодействия уязвимых людей и уязвимой техники. Построив полк километровым фронтом, майор, машина которого была неразличима среди других таких же, повёл его метрах в шестистах за танками. Борис, по-прежнему оглядывающийся на шедшего теперь слева брата, шёл крайним на правом фланге полка, иногда замечая наравне с собой справа мелькающие в дыму силуэты тяжёлых "ИСов", которые должны были принадлежать гвардейскому танковому полку прорыва, последнюю неделю стоявшему рядом с ними. Опытный механик-водитель плавно обходил начавшие попадаться глубокие воронки, на дне которых ещё плавал сизый дым сгоревшего тротила. Стало ещё светлее, но в воздухе висела поднятая снарядами и траками танков густая пыль, скрипевшая на зубах. Его батарея поднялась на пологий холм, за которым открывалось что-то типа долины, куда спускались сейчас идущие перед ними танки. Артиллерия, видимо, уделила особое внимание долинке, и сейчас там не было видно никакого шевеления, кроме пробирающихся, поводящих пушками, танков, почти плавающих в скопившемся вплотную к поверхности земли дыму. Прижавшись вплотную к щели, Борис пристально разглядывал немецкую батарею противотанковых пушек, сквозь позиции которой как раз проходил его взвод. Батарея была установлена с таким расчётом, чтобы встречать выкатывающиеся на холм танки прямой наводкой, но её перепахало по крайней мере двумя дюжинами четырёхдюймовых фугасов, и пушки валялись перевёрнутые, с оторванными, жирно чадящими колёсами, вперемешку с обезображенными человеческими телами - расчёты успели занять свои места, прежде чем их накрыло. Танк из взбирающейся на склон следующего холма роты вдруг получил в бок мгновенный белый росчерк, пришедший откуда-то справа, и взорвался, разнесённый детонацией в боевом отделении. С него сорвало башню, и он мгновенно застыл, превращённый в пылающий чадный факел. Соседние "тридцать четвёрки" начали маневрировать, разворачивая башни.
- Возможная цель справа двадцать градусов! - прокричал Борис в "розетку" батарейной связи, одновременно пытаясь разглядеть немца в дыму и тумане. Прежде чем он успел его нащупать, ещё один росчерк оборвался в катках другой "тридцать четвёрки", и она закрутилась по широкой дуге, разматывая гусеницу. Теперь он был точно уверен, что это одиночка, уцелевший при налёте. Самоходка слева выстрелила, гулко перекрыв лязганье и рёв дизеля.
- Лёнька, видишь его? - радостно прокричал он, хотя было странно, что брат сумел разглядеть цель, от которой он находился ещё метров на тридцать дальше. После короткой паузы, ответное "нет" пробилось через треск статики.
- Дур-рак, не жги тогда патроны! - старлей стукнулся лбом о внутреннюю поверхность купола, когда самоходку качнуло, и здорово прикусил себе щёку.
Третий танк превратился в питаемый дизельным топливом костёр, а он до сих пор не видел цели. Двести двадцать вторая шла зигзагами на максимальной скорости вверх по склону холма, постепенно обходя справа то место, где затаился невидимый стрелок. Тот танк, которого подбили вторым, со всей возможной частотой лупил из своей восьмидесятипятки в дым, одновременно поливая пространство перед собой пулемётным огнём. Его экипаж, судя по всему, даже не знал, кто в них попал, бронированная тварь или пушка, но не покидал обречённую машину. Именно в тот момент он его увидел. По всем понятиям фронтового опыта, после нескольких удачных убийств немцу нужно было менять позицию, причём радикально, и с максимальной скоростью, но он задержался, чтобы прикончить сидящего перед ним неподвижного русского. Наполовину закопанное в землю приземистое, похожее хищностью на кабана самоходное орудие, "Хассер", не "Хассер", чёрт, как его по-немецки...
- Заряжай! Бронебойным! Цель право десять, дистанция триста!
- Готов!
Его машина встала, как стабанившая лодка. "Огонь!" - звонкий грохот 85-миллиметровой пушки слился с сотрясением тяжёлой отдачи. Водитель мгновенно сорвал машину с места, ведя её теперь почти прямо на немецкую самоходку, поскольку надеялся, что скошенная лобовая броня способна будет удержать её снаряд даже на таком небольшом расстоянии. Его собственный бронебойник попал в край бруствера капонира немца, земля взлетела столбом. Тот начал задом выбираться из укрытия, когда рядом рванул ещё один снаряд – так и не добитые танкисты наконец увидели вражину, молодцы ребята.
- Готов!
- Огонь!
Он был готов поклясться, что снаряд скользнул в миллиметре над крышей немца, который уже почти полностью вылез из капонира, и, не останавливаясь, начал разворачиваться.
- Мыхалыч, сука! Куда целишь, мать твою!!! Он всё!!!
Немецкая машина упёрла зрачок ствола ему в лицо. Это был конец. Он не промахнётся. Как глупо... Старлей закрыл глаза, чтобы не видеть вспышки.
- Готов!
Его снова ударило инерцией о железо, но Борис продолжал крепко зажмуривать глаза, когда в наушниках раздался торжествующий вопль наводчика. Так и не выстрелив, его самоходка дёрнулась, разгоняясь с места. Обмирая сердцем, Борис обернулся влево. Слава Богу, Лёнька был цел, значит, немец стрелял не в него. Ой, мама...
Они прошли в десяти метрах от горящего "Хассена", "Хассера", чёрт, так и не вспомнил, как его зовут. Восемьдесят пять мэ-мэ "двести двадцать четвёртой" сумели прошить его лобовик в самом основании надстройки, сбоку от орудия, оставив шикарную дырку, из которой выбивались теперь языки пламени. С этой минуты они должны водку всему Лёнькиному экипажу. Всю оставшуюся жизнь.
Батарея перекатилась через холм, вырвавшись на пересечённую линиями окопов и надолбов равнину, перепаханную так же, как и предыдущий километр. Несколько танков горели там и сям, но танковая бригада расстреляла ещё уцелевшие точки и ушла вперёд на большой скорости, следуя за катящимся на запад густым рядом рвущихся снарядов. Клубки колючей проволоки, в которые превратились заграждения, достигали высоты человеческого роста, воронки располагались настолько плотно друг к другу, что их приходилось перескакивать, чтобы вконец не сбиться с генерального курса.
- Ходу, ходу!
Батя подгонял полк, стремясь удержать дистанцию до танкистов. Справа звонко защёлкало по броне, какой-то дурак лупил из пулемёта. Борис даже не стал тратить на него время. Впервые начали попадаться воронки от снарядов "Катюш", различимые даже на фоне всеобщего разрушения. Пехота начала отставать, и теперь самоходкам могло прийтись туго. Всё военное искусство строится на компромиссах и балансе. Не сумел удержаться за танками, тебя могут пожечь "Тигры" и "Пантеры", если сумеют контратаковать. Решил остаться с теми же танками - есть риск нарваться на пехотные средства, а пулемётов на "СУ-85" нет.
- Цель вправо сорок! Вторая цель справа тридцать, дистанция тысяча! - командира левофланговой батареи он узнал по голосу.
Раз от него справа тридцать-сорок, значит цели примерно между ним и первой батареей по фронту. Старлей прочесал взглядом пространство перед собой, но увидел их только тогда, когда вокруг пары пятящихся самоходок начали рваться снаряды. Немцы были почти в километре, очень здорово закамуфлированы. Они отстреливались, но против полнокровного полка истребительных "СУ" у них не было никаких шансов на открытой местности, наконец-то он вспомнил, как их называют - "Хетцзер" , с 75-миллиметровой пушкой. Странно, что танкисты их пропустили, хотя возможно, что именно эти самоходки и сожгли те машины, с которыми они сейчас поравнялись. Через несколько секунд оба "Хетцзера" получили по попаданию и вяло загорелись. Экипажей он с такой дистанции разглядеть не сумел, но после попадания 85-миллиметровых снарядов, если уж они пробили броню, в большинстве случаев редко кто мог уцелеть.
Полк прошёл ещё несколько километров по перепаханному полю, перепрыгивая через траншеи и воронки, расстреливая немногочисленные уцелевшие огневые точки. На правый фланг пришлось лишь одна - стандартная двухпулемётная точка в бетонном колпаке, её метров с четырёхсот наживил "номер 225", в комплекте которого было больше фугасных снарядов, чем у других, и они пошли дальше. Всё было слишком легко, немецкая оборона на переднем краю ещё никогда не давалась им с такой простотой. Это было опасно. Батарея выскочила ко входу во что-то вроде широкой лощины, куда, по плану, они были пойти за "ИСами", но "ИСы" чуть приотстали, занятые своими местными целями, и сблизившаяся с ними первая батарея, не дожидаясь их, построилась клином и погнала вперёд по её левой кромке. Борис, выкрикнув приказание в радио, перестроил свои четыре машины, и повёл их по правой, гвардейские "ИСы", наконец-то, пристроились сзади по центру, в пятистах метрах. Лощина чуть расширялась от входа, и через ещё три сотни метров половина его полка снова образовался плотный фронт, с лязганьем несущийся, подминая под себя невысокие деревья. В наушниках затрещало, сквозь писк и шипение послышались неразборчивые слова, крики, прерываемые звоном и грохотом, одновременно кричали несколько человек.
- Я "Омск-один"! Третья, четвёртая батареи, держитесь, держитесь! Вторая, первая, скорость!
На командирской машине радиостанция была лучше, и Батя, должно быть, сумел разобрать, что творится на левом фланге, образованном теперь третьей батареей и четвёртой, шедшей до этого по оси полка чуть позади командира. Впрочем, и так было понятно, что они нарвались на что-то серьёзное, и сейчас дерутся за свою жизнь. Восемь самоходок на полной скорости неслись вперёд по лощине, слева холм стал более пологим, справа более крутым. Было странно, что немцы оставили такой удачный проход без присмотра, но потом стало ясно, что всё, что они сумели приготовить, было разбито артиллерией. Поперёк были прокопаны противотанковые рвы, но прошедшие впереди "тридцать четвёрки" оставили цветные дымовые шашки в местах, где стенки были обрушены, и они сумели перебраться почти не потеряв времени. Один танк стоял с сорванной гусеницей, нарвавшись, видимо на мину, экипаж яростно молотил кувалдами по запасным звеньям, цепляя их взамен перебитых. Противотанковыми минами такое место быть обделено не могло, но землю здорово перекопало, и нарваться на уцелевшую можно было только случайно.
В наушниках трещало и бухало, холм продолжал мешать связи. Танкисты сзади тоже наддали, но когда склон справа сменился ровной поверхностью, на которой что-то ещё горело и рвалось, разом ушли туда. Они проскочили позиции ещё одной батареи противотанковых пушек, засыпанной стволами срубленных осколками осин, опять превращённой в мешанину тел и рваного железа. Слева выстрелили две машины первой батареи, наверное, что-то увидели.
- Уступ вправо, поворот, следуй за мной!
Командирская машина, развернувшись влево, погнала вверх по склону, который метров через триста загибался от них, ограничивая видимость. Борис оглянулся, вспомнив о брате, тот чётко держал свою позицию, молодец, этому в училище, видимо, хорошо учили. В первый раз вспомнил за минуты три, надо же. Дизель выл и надсаживался, запрягший в горку все пятьсот своих лошадей, гусеницы цепляли хорошо, и самоходка вылетела на плоскую поверхность на достаточно ещё приличной скорости, раскачиваясь и грохоча. Он был самым правым и самым передним в уступе, открывшемся в сторону своих позиций. Рывок на скорости через разбитую лощину позволил им выйти в спину взводу германских тяжёлых танков, которые пятились сейчас от того, что осталось от левого фланга полка, стреляя с остановок. За их силуэтами колыхались столбы солярного дыма, и более близко - горели несколько "тридцать четвёрок".
- Бронебойным! По танкам противника! Распределение целей справа! А-ггонь!
Командирская машина выстрелила первой, вслед за ней с места начали стрелять остальные. Наводчик Бориса на этот раз не промахнулся, с восьмисот метров впечатав бронебойный снаряд в корму "Тигра", который вспыхнул как фейерверк, чистым пламенем почти без дыма.
- Готов!
Немцы, теряющие одну машину за другой, закружились на месте, пытаясь развернуться навстречу большей опасности. Несколько "Тигров" горело, поражённые с небольшой для изделия Петрова дистанции, Им удалось поймать ещё один на развороте, влепив ему снаряд в сравнительно уязвимый борт башни. Немцы были меж двух огней, кто-то из уцелевших бойцов третьей или четвёртой батареи стрелял как бешенный, забивая полковую связь матом и рычанием. По ним тоже стреляли, один раз трассер убойных 88 миллиметров прошёл метрах в пяти. Пушка выплюнула последний выстрел, об пол грохнулась дымящаяся гильза, и наступила тишина. Двигатель поуркивал на небольших оборотах, не дожидавшийся команды водитель тронул машину с места, на малой скорости выровняв её со строем обеих батарей, пошедших на равнину в сторону горящих немецких танков. Сквозь их строй, пробираясь буквально боком, прошли три "Т-34" и две "СУ-85" их полка, все, кто уцелел. Борис спросил по ТПУ заряжающего, сколько осталось выстрелов, тот ответил, что ещё больше половины, тридцать два.
- Ещё один "Александр Невский" на Батю, - сказал наводчик бесцветным голосом. - Чётко сработал, по-русски.
Старший лейтенант, не отвечая, кивнул. Он не хотел даже думать сейчас о том, кто были погибшие в тех двух батареях. Чуть не каждый второй был его другом.
Ополовиненный полк продолжил движение вперёд, проламываясь через немецкие позиции. В течение часа они не видели почти никого живого, набегая на линии неодушевлённых ДОТов, расстреливая амбразуры уцелевших почти в упор. Встреч с немецкими тяжёлыми танками больше не было, к всеобщему облегчению, хотя во многих местах они натыкались на ещё горящие остовы бронированных машин, что немецких, что наших. Шедшие перед ними танки получили свою долю войны. Над горизонтом непрерывно мелькали самолёты, но открывать люки, чтобы рассмотреть их получше большого желания ни у кого не было, больно легко было словить пулю. В десять утра с копейками чуть притормозили, разбираясь с очень живучим "Pz.IV", в которого всем полком не могли попасть минут пять с километра с небольшим. Потом сзади подошли лёгкие "Жу-жу" и несколько танков с десантом, майор скомандовал "Вперёд", и они снова пошли на запад, вглубь немецких позиций. Поверхность всё так же продолжала напоминать лунный пейзаж, снарядные воронки располагались местами так густо, что практически смыкались краями. Влево Борис видел идущие широкой цепью машины полка, впереди была истерзанная равнина, в полукилометре справа виднелась ещё одна цепь оставляющих за собой сизый выхлопной дым самоходок, тоже "восемьдесят пятых". Они шли на запад неостановимой волной, огибая особенно крупные доты, расстреливая пытающих сопротивляться, обходя группы горящих танков и редкие дымящиеся остовы уже прогоревших насквозь грузовиков и транспортёров. Дважды полк попадал под огонь артиллерийских засад, во второй потеряли одну машину из первой батареи, с номером 219, получившую с километра в борт снаряд 88-миллиметровой зенитки. Батарею закидали осколочными, приведя к молчанию, танки ворвались на её позиции и додавили побитые орудия и расчёты. Ко второй половине дня, когда на исход пошли снаряды, полк занял оборону на крутом эскарпе, обращённом к западу, дожидаясь снабженцев. Мимо проходили колонны танков и грузовиков с мотострелками, тягачи волокли пушки, через час быстрым шагом протопали первые представители "махры". Запылённые, покрытые копотью и ссадинами от осколков, "Сушки" стояли, заглушив двигатели, машин никто не покидал, но многие наполовину высунулись из люков, жадно вдыхая пронзительный осенний воздух. Высоко в небе кругами ходили чёрточки барражирующих истребителей, Борис прищурившись наблюдал за их полётом, полностью расслабившись, как летом, когда лёжа в поле, смотришь на кувыркание жаворонка в потоках воздуха. Брат сидел на броне своей самоходки, свесив ноги в люк, и бездумно глядя на свои руки. Первый бой у человека. Повезло, что так судьба распорядилась. Будь их батарея на левом фланге полка, неизвестно, сумели бы они оба остаться в живых... На борту Лёнькиной машины он вдруг заметил глубокую блестящую выбоину. Надо же, значит тот "Хетцзер" успел выстрелить. Хорошо, что мать не узнает, что он чуть не потерял Лёньку в первом же бою. Вот ведь судьба удружила...
Командир самоходки номер 222 слабо свистнул и помахал брату рукой, тот поднял голову и вяло махнул в ответ.
- Ну как? - не напрягая голос спросил Борис.
Тот не ответил, только помотал головой. В ушах всё ещё было как будто ватой набито, сам себя плохо слышишь. Сзади подъехала колонна автоцистерн и грузовиков, с сопровождающими самоходными зенитками, сразу растопырившими стволы на запад и север. Из кабины переднего грузовика выскочил невысокий, плотно сбитый старлей с автоматом за плечом, подбежал к машине брата, что-то спросил. Тот молча показал влево, и старлей убежал в сторону майорской машины. Два часа им дали на заправку и загрузку снарядами, в чём беспрекословно помогли бойцы автороты, что было нечастым праздником. Успели покурить, полопать едва тёплой перловки с мясом, по случаю, видимо, наступления. Водки не дали, сказали, что дадут утром. Майор долго водил карандашом по карте, вытянув из своей машины провода микрофона, смотрел на запад, хмурился, и снова водил карандашом. С запада грохотало и вздрагивало, почти весь горизонт был затянут чёрным дымом. Остаток дня опять шли туда. К ночи земля снова стала нормальной, но шли без дорог, поскольку обочины были забиты скинутой сожженной авиацией техникой, а по самим дорогам, тем, что артиллерия оставила целыми, безостановочным потоком катились сотни грузовиков. За день армия продвинулась на сорок километров, пробив германскую оборону даже без особого перенапряжения. Хотя те тысячи солдат, которые лежали, пока не прибранные, в этих полях, с этим, наверное, не согласились, если бы остались живы...
Конец цитаты.
Комментарии?
СВАН