Ещё несколько бронетанковых эпизодов из "Варианта" для критики.
Ещё несколько бронетанковых эпизодов из "Варианта" для критики.
Прошу обратить внимание, что несвязанность эпизодов между собой произошла из-за того, что они надёрганы из разных мест и объеденены здесь исключительно из-за отношение каким-то боком к "бронетанковой" тематике, которую на ВИФе любят.
Залповый огонь табуретками приветствуется (только не по голове).
Узел 7.1 19 Ноября 1944, вторая половина дня
Чрезвычайно медленно, и чрезвычайно аккуратно, самоходки артполка, перешедшего в армейское подчинение, продвигались по затянутой туманом лощине. С начала большого наступления прошло всего одиннадцать дней, а полк уже успели два раза потрепать, и два раза пополнить. Оба пополнения были россыпью, без переформировки. Так и не доведя до полного состава, полк свели в три батареи, вместо четырёх. Техники не хватало, во-первых, потому, что "СУ-85" уже почти не выпускали, просто использовали уже наработанный запас деталей и узлов, а во-вторых, перебрасывать к голландской границе технику и людей становилось всё сложнее. Ходили неясные слухи о мощном контрнаступлении немцев, англичан, и американцев юго-восточнее, развивающемся уже, якобы, третий день. Нехорошие разговоры ходили, также, и про то, что позиции 2-го Прибалтийского фронта прорваны, и Ленинградский с 3-м Прибалтийским то ли уже отрезаны, то ли будут отрезаны вот-вот. Сложно было сказать, правда это, или нет. С боеприпасами проблем особых не было, за неимением в последние дни больших боёв, с топливом тоже. Многое доставлялось, видимо, морем, вдоль бережка, да и часть прибрежных железных дорог должны были ещё, видимо, уцелеть, к морю супостат ещё не вышел, это было известно точно. Странно вообще, что туман в середине дня держится. Воздух холодный, ни одного листочка на деревьях уже не осталось, вода поутру покрывается ломкой ледяной корочкой, предвестницей каждую зиму мучающего Бориса кашля. Он ни разу не болел на войне, как и все остальные, кого он знал, но кашель был сам по себе. Странно, в довоенное время каждый третий имел или язву, или жаловался на печень, простужались три раза за зиму обязательно. А тут хоть бы что прилипло... Обморожения, конечно. Один раз он видел, как солдат погиб от столбняка, за полтора часа его скрутило узлом, выгнуло, и он умер, просто не способный дышать. Молниеносная форма. Но это тоже после ранения, поцарапало осколком голень, а в портянках крысы могут завестись, не то, что микроб. - Стой. Борис вовремя увидел вскинутые флажки над командирской машиной, хотя успел задуматься. Повезло, Батяня задумчивости на марше не прощает, даже своим. Порвёт жопу на британский флаг и поставит на бруствер буквой "Зю", пугать врагов образовавшимся калибром. Обернувшись на сзадиидущую машину брата, Борис продублировал командирский сигнал, а потом и следующий - "Глуши моторы". Подозрительно что-то. В лощинке, в тумане... Как засадный полк. Старший лейтенант чуть не заржал про себя, восхищённый своей аналогией. Чёрт, в бой их ведут, или всё-таки долгий марш? Интересное кино. Могли, пожалуй, просто спрятаться от самолётов, за последние дни британские "Темпесты" и "Тайфуны" завоевали всеобщее уважение, как, хочется надеяться, и наши у них. Тогда залитая туманом лощинка - самое то. Хуже, если коварный враг таится рядом, и это замечательное место у него пристреляно чем-то крупным. Нет, правильно, что их "Сушек" больше не делают, новые "тридцать четвёрки" сейчас составляют процентов восемьдясят-девяносто танковых парков, слишком большой оборот, все более-менее малосерийные машины сходят на нет. Когда 85-миллиметровую пушку в танк втиснуть не могли, тогда истребительные самоходки были "звездой экрана", танкисты на них молились, подхалимничали. А теперь чувствуешь себя оч-чень уязвимым. Вот и придерживают полк во втором эшелоне, не гонят. Появится новая техника, так снова подхалимничать начнут. Человеческая природа на войне простая, человеку жить хочется. И спать. И есть. И выпить. И бабу, конечно. Но самое интересное, что когда дело доходит до горячего, все желания, и так не слишком, из-за обстановки, разнообразные, сводятся к одному - жить. И ради вот этого желания человек способен убивать, не задумываясь. Вот умора... Старина Вернадский был, пожалуй, более прав, чем сам предполагал. Доминанта! Говоря простым языком, больше одной мысли за раз человек думать не должен. Полк простоял в лощине два часа, и постепенно становилась ясно, что марш закончился. Техники и людей вокруг становилось всё больше, и хотя всё ещё держащийся туман не позволял разглядеть многого, но присутствие человеческой и железной массы ощущалось кожей. Сзади нарос взрёвывающий звук мотоциклетного мотора. Борис напрягся, звук был немецкий. Через пол минуты мимо промчался, действительно, "БМВ" с затянутым в кожу парнем без погон, но, во всяком случае, с ППШ за спиной, и круто затормозил, уже проскочив машины первой батареи. Через пять минут мотоцикл, снова взревев, умчался вперёд, и стало видно, что майор бежит вдоль самоходок своей батареи, останавливаясь у каждой. Вспрыгнув на броню "Двести двадцать второй", он показал Борису развёрнутую карту с их собственной позицией и маршрутом движения в течение двух последних дней, и отметками огневых рубежей и целей. Карта была хорошая, с русскими названиями населённых пунктов, и весьма полно представленной схемой предстоящих развлечений. - Твоя копия, - отрывисто сказал комполка, протягивая ему плотный конверт. - Я за тебя уже расписался. Стартуем через сорок минут, короткий марш, стрельба с закрытых позиций, в огневых карточках все цели расписаны. На нас запланированы только закрытые, но всякое может случится, так что держать ушки на макушке. Как брательник? - Ничего. - Ладно, я дальше, читай пока. На обратном пути забегу. Он спрыгнул с башни, и побежал дальше. - Постой, с ума сошли? - закричал ему вслед Борис. - Сорок минут, и без подготовки, они обалдели?.. - Отстань! - проорал майор, обернувшись на бегу. Хотел добавить что-то, но только рукой махнул. Не теряя времени, командир второй батареи приказал экипажу слушать радио и смотреть по сторонам, а сам потрусил к стоящей в десяти метрах "224". Лёнька смотрел на него сверху башни, потом, осознав субординацию, спрыгнул и склонил голову над разворачиваемой Борисом схемой. - Ага, ага, - приговаривал комбат, водя заскорузлым пальцем по линиям и заштрихованным квадратам, испещрявших узкую картонную гармошку. Закончив, он протянул схему брату, поднял голову, и заливисто свистнул. Из люка самоходки, стоящей позади Лёнькиной, вопросительно махнул рукой взводный, и он сделал ему раздражённый жест, - тебе, мол, кому же ещё. Огневые карточки и маршрутка были расписаны по минутам, кто-то в штабе не пожалел времени. Всё это, понятно, было до настоящего контакта с противником, но они действительно, Бог миловал, были во втором эшелоне. Если повезёт, то весь первый день будут стрелять через головы, из-за спины танкистов. За отведённое время успели всё прокрутить с командирами машин, покурить, и даже потрепаться. В батарее был всего один новенький, да и тот битый волк, после госпиталя, так что всё было пучком. Лёнька, по всеобщему согласию, вполне за полторы горячих недели обтёрся, и начал соображать не хуже многих. Его уже вполне можно было ставить командиром взвода, но лишнего взвода не имелось, как и лишнего желания у командира полка спорить с комбатом-два; что такое брат он вполне понимал. Успели обсудить вчерашнюю историю с армейским журналистом. Мудак в лейтенантских погонах поднял смех, когда ему рассказали, как жгли взвод "Тигров". Полком - взвод. Один за другим сплюнув охреневшему корреспонденту под ноги, летёхи и повыше чином, отвернулись, чтоб не видеть его рожи, младшие лейтенанты просто ушли, подале от разборок. Вот так какой-нибудь тыловик начинает на складе горючки выпендриваться, что же вы, герои, тремя армиями с одной немецкой дерётесь... А что ему, о штатах частей понятия нет, о том, как выглядит прущий на тебя "Тигр" - тоже. А вот гонора много. Интересно, найдётся среди фронтовиков интеллигентный, вежливый человек, который разъяснит, что взвод советских самоходок - это две машины, а взвод германских танков - пять, или он так и будет ходить, оплёвываемый? И что их полк самоходок, когда свежий, - шестнадцать стволов, а немецкий танковый полк - под сто пятьдесят бронированных зверюг, больше, чем полторы наших бригады, или почти как американская дивизия... Именно на дивизию их и вынесло, когда всё началось. Артподготовка была не особо продолжительной, то ли боеприпасов было не так много, то ли фортификаций. Тем не менее, гвардейских миномётов и залпов с выставленных за последние часы направляющих рам было больше, чем когда-либо. Тронулись, стреляли, загружались снарядами с грузовиков полка, почти неотступно следующих за ними, снова стреляли в белый свет, из каких-то лесочков и овражков. Когда дело клонилось уже к вечеру, пошли, наконец, в рывок. Местность была менее холмистая, чем та, на которой они действовали девятого-десятого, но иногда холмы попадались. В промежутке между двумя такими они наткнулись на остатки громадной колонны грузовиков и бронетехники, искорёженной до почти полной неузнаваемости. У Бориса в первое мгновение захолонуло сердце, ему показалось, что это наши, но нет, в голове стояло несколько ещё дымящих "Стюартов", которых в советских частях не держали уже давно, с начала, пожалуй, сорок третьего. Можно было принять разгромленную колонну за разведбат, кто его знает, где могли ещё эти тарахтелки сохраниться. Разве что полевые кухни охранять. Остальные, впрочем, были разнокалиберными грузовиками и транспортёрами, а также "Шерманами", каковые в частях имелись, и в количестве, говорят, немалом, но где-то вдалеке, на других фронтах. Сам он их не видел ни разу. Бригаду поймала, видимо, авиация, и ещё, пожалуй, утром. Даже лёгкое топливо продолжало бы ещё гореть, если бы "белые звёзды" накрыло их залпами, или артиллерией. Может поэтому наступление и началось не с утра, как положено, а днём? - Кракатау, - сказал наводчик, познаниям которого Борис не переставал удивляться. Мужик он был деревенский, но говорил иногда образно и запоминающеся. - Да, Кракатау... Пожалуй, пол