Форум С.Кара-Мурзы: Статья

От	Редакция альманаха
К	All
Дата	21.05.2003 11:29:02
Рубрики	Прочее; Россия-СССР;

Первый номер альманаха "Восток" на сайте situation.ru

Мы решили создать этот проект как место для высказывания своих мыслей, изысканий, гипотез, предположений, исследований прежде всего для участников интернет-форума С.Г.Кара-Мурзы

Мы постараемся размещать эксклюзивные, ранее неопубликованные в Интернете (а может и нигде вообще) произведения, переданные нам авторами.

Тематика различных номеров журнала будет несколько отличаться. Содержание будет отражать и наработки форумных дискуссий. Мы постараемся сделать обзоры и выборки того, что интересного было на форуме, и дать ссылки на эти и другие интересные дискуссии в Интернете. Это позволит читателям включиться в обсуждение и, возможно, стать новыми участниками обсуждений и авторами материалов для журнала. В тематических номерах будем отражать генеральную сквозную "Тему номера".

Рубрики журнала отражают его тематику - аналитика, история, культура, экономика, политика, наши проектные разработки, полемический раздел ("Pro et contra"), образование , цивилизационная тема, антиманипуляционный раздел ("Правда и кривда"), практика новой жизни, практикум (задачки, которые нами ставились и решались).

В разделе "Разное" планируется размещать материалы, которое не могут быть отнесены к другим разделам.

Предположительно, в этом разделе будут прежде всего публиковаться литературные и околохудожественные опыты участников, отрывки из будущих книг и статьи авторов, которые печатаются на бумаге и в традиционных СМИ. Если наберется материал - развлечения, юмор и т.п.

Приглашаем к участию в проекте также всех желающих (помимо участников форума), кого интересует затрагиваемая тематика - присылайте свои материалы. Мы обязательно их рассмотрим. Наш адрес: [email protected]

Мы готовы также предоставить страницы альманаха для авторов, пишущих на социально-политические темы, но не связанных с электронными СМИ, для публикации отрывков из их книг, статей и набросков к будущим произведениям.

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	21.03.2004 08:57:14

Очередной номер альманаха "Восток" N 3(15)

http://situation.ru/app/j_jn_18.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N 3(15), март 2004г

Политика
--------
Открытое письмо Президенту Российской Академии наук Ю.С.Осипову
С.Г. Кара-Мурза, И. Пыхалов
Заведомая ложь в устах ученого по общественно значимым вопросам – вещь недопустимая. Она подрывает корень науки. Ложь академика А.Н.Яковлева к тому же усиливает раскол в обществе, она направлена на стравливание людей и на углубление кризиса. На такой лжи Российская Академия наук уж никак не должна ставить свой знак качества.

Лицо и его отражение
С.Телегин
28 декабря 2003 г. радио «Эхо Москвы» задало слушателям вопрос: «Как Вам кажется, В.Путин скорее «правый» или скорее «левый» политик?» По телефону ответили 3482 человека, из них 20% посчитали В.В.Путина «скорее правым политиком», а 80% - «скорее левым».

Почему они не приходят?
Д. Кропотов
После первоначальной эйфории “демократических” реформ начала 90х годов, характеризовавшейся, в первую очередь, огромным энтузиазмом народа, принимавшим участие во всевозможных политических выборах – от выборов президента и думских до выборов местных органов власти, и демонстрировавшим огромный процент явки избирателей, этот энтузиазм стал мало-помалу угасать.

У твоего порога
------------------
Российский кризис перепроизводства-2004
А.Серегин
Кризис примет форму сворачивания производства, приведет к массовому сокращению работников, зарплат и падения собираемой массы налогов. Правительство чтобы покрыть бюджетные расходы запустит печатный станок и начнется инфляция

Аналитика
------------
Исторический путь евразийства как идейно-политического течения (ч.1)
А.В. Самохин
Евразийство не только нельзя считать отжившим учением, но наоборот, его надо считать находившимся в состоянии временного анабиоза, с самыми благоприятными и обнадеживающими перспективами.
Вл. Н. Ильин

Утверждение левых евразийцев
Р.Р. Вахитов
Мы говорим здесь о левом евразийстве как о уже свершившемся факте. Так оно и есть, современное левое евразийство уже существует – как масса беспартийных соратников КПРФ – но оно до сих пор не осознавало себя как левое евразийство. Самоосознание поможет лучшему пониманию своей позиции.

Проблема общечеловеческой солидарности в русской культуре
В.В. Чешев
Одной из причин обращения к проблеме общечеловеческой солидарности является нарастающий процесс глобализации. Глобализация есть по своей сути процесс объединения человечества, совершающийся в масштабах всего земного шара.

Критика религии у Карла Маркса
Р.Р. Вахитов
Если эти граждане марксисты, то я – не марксист.
К. Маркс

Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры (ч.4)
Н.В. Коровицына
Продолжение. Начало в №№5,6,8 за 2003г.
На втором этапе восточноевропейской истории, особенно с середины 1970-х годов, образцы потребления, соответствующие аскетическим идеалам периода мобилизационного социализма, как и ориентация на равенство потребительских возможностей, явно теряли силу. Переход к обществу массового потребления преобразил повседневное существование среднего восточноевропейца. Он открыл новые, неограниченные возможности роста материального благосостояния перед человеком, нравственный фундамент которого был «поколеблен» серией социальных перемещений. Восстановить его не могла утопическая по содержанию программа построения коммунизма с ее моральным кодексом.

Экономика
----------
Государство-корпорация как «третий путь» для России ХХI века
К.В. Маркарян
Банкротство в большинстве стран социалистического лагеря практического воплощения коммунистической идеологии и совпавший с этим системный кризис либеральных капиталистических идей показали необходимость теоретического переосмысления как формационного подхода, так и прежних взглядов на эволюцию цивилизаций. Философия истории ныне ищет новый путь решения проблем глобального мира конфликтующих цивилизаций.

"Уравниловка" в оплате труда в СССР. 1920е-30е годы
Pout, Участники форума С.Г. Кара-Мурзы
Дискуссия по теме "дифференциация оплаты труда "

Социальная философия
--------------------------------------
Общество - теоретический анализ понятия
Ю.И. Семенов
Избранные главы из курса лекций по социальной философии. Речь идет о важнейших проблемах гуманитарного знания как такового: об экономической структуре общества, о концепциях всемирной истории, о отношениях между полами с первобытных времен до современности, о национальных и этнических процессах. "Кому в наши дни помешало бы знание о том, что такое общество, в котором мы живем, каковы его законы и закономерности, наконец, как надо себя вести... нет, жить в этом обществе, с тем чтобы не прийти в трагическое противоречие с действительностью своей эпохи". Первая статья, предлагаемая Вашему вниманию, посвящена анализу значения самого понятия "общества", важнейшего для всех социальных дисциплин.

Основные концепции всемирной истории
Ю.И. Семенов
Если мы рассматриваем историю как прогресс или даже как просто развитие - перед нами неизбежно встает вопрос: что же при этом развивается, что же является субстратом исторического процесса, его субъектом. Без решения этой проблемы невозможно понимание сущности исторического процесса. Нельзя понять историю, не выявив ее субъекта.

Периодизация и общая картина всемирной истории
Ю.И. Семенов
Сейчас возникла настоятельная необходимость создания новой, -основанной на материале, накопленном к нашему времени исторической наукой, глобально-стадиальной теории всемирной истории, а тем самым и новой общей ее картины. Для этого нужно ввести в эту картину "горизонтальные" связи, т.е. связи между одновременно существующими социоисторическими организмами.

Производство и общество
Ю.И. Семенов
Социально-экономические отношения могут образовывать в обществе целостную систему - общественно-экономический уклад, а могут существовать в нем в качестве лишь придатка к существующим укладам - общественно-экономического подуклада. Когда производство осуществляется в оболочке не уклада, а общественно-экономического подуклада, перед нами не способ, а лишь тот или иной образ производства. Различать укладное бытие социально-экономических отношений от неукладного их бытия очень важно

Основные и неосновные способы производства
Ю.И. Семенов
Чтобы представление об общественно-экономических укладах и способах производства не было чрезмерно абстрактным, имеет смысл более или менее подробно ознакомиться со всеми основными (формационными) способами производства, а в заключение, хотя бы коротко, затронуть и неосновные. Основные способы производства являются не только типами общественного производства, но и стадиями его всемирно-исторического развития. К такому выводу К. Маркс, который ввел понятие и способа производства, и общественно-экономической формации, пришел в процессе обобщения достижений исторической и других социальных наук, прежде все политической экономии.

Понять общество...
Ориентиры для педагога
М.Кошелев
Рецензия на учебник «Социальная философия» с курсом лекций Ю.Семенова

История
----------
Смертность в России и борьба с нею (ч.3, 4, 5)
Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков
Окончание.
Конечно, к первым принадлежат такие меры, как общее улучшение экономического быта крестьян, уничтожение хронического голодания их, уменьшение пьянства, распространение в крестьянстве земледельческих машин для облегчения работы женщин, улучшение скотоводства и предупреждение падежей, освобождение женщин от работ полевых и фабричных в течение хотя бы 3-х недель после родов, отказ матерям грудных детей хотя бы до полугода в выдаче паспортов для ухода в отхожий промысел.
Понятное дело, все эти мероприятия в настоящее время почти невыполнимы и могут являться только как pium desiderum. Почти к таким же мерам надо отнести и улучшение врачебной помощи населению, увеличение числа земских и сельских врачей и уменьшение размеров их участков.

Разное
-----------
Ликей (часть 7)
Яна
Продолжение. Начало в №№3-8 за 2003, 1 за 2004г.
Ведь это то же самое оружие – оружие нельзя давать в руки невоспитанному человеку... так же и методы контроля психики. Конечно, эгоистичный, властолюбивый, жестокий человек с этими методами может натворить дел... но ликеид обращается с оружием разумно. Нет ничего дурного в самом контроле чужой психики, лишь бы он проводился с правильными, добрыми намерениями. Для того, чтобы помочь человеку...

=======

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	07.03.2004 23:21:34

Предпубликация очередного номера

Политика
Лицо и его отражение
С.Телегин
28 декабря 2003 г. радио «Эхо Москвы» задало слушателям вопрос: «Как Вам кажется, В.Путин скорее «правый» или скорее «левый» политик?» По телефону ответили 3482 человека, из них 20% посчитали В.В.Путина «скорее правым политиком», а 80% - «скорее левым».

Коллективный Березовский
К власти приблизились новые финансовые группы.
http://www.situation.ru/app/j_art_329.htm
А. Нечитайло
Биография нового премьер-министра, с которым Путин собирается идти на второй срок.

Аналитика
Проблема общечеловеческой солидарности в русской культуре
http://www.situation.ru/app/j_art_314.htm
В.В. Чешев
Одной из причин обращения к проблеме общечеловеческой солидарности является нарастающий процесс глобализации. Глобализация есть по своей сути процесс объединения человечества, совершающийся в масштабах всего земного шара.

Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры (ч.4)
Н.В. Коровицына
http://www.situation.ru/app/j_art_332.htm
Продолжение. Начало в №№5,6,8 за 2003г.
На втором этапе восточноевропейской истории, особенно с середины 1970-х годов, образцы потребления, соответствующие аскетическим идеалам периода мобилизационного социализма, как и ориентация на равенство потребительских возможностей, явно теряли силу. Переход к обществу массового потребления преобразил повседневное существование среднего восточноевропейца. Он открыл новые, неограниченные возможности роста материального благосостояния перед человеком, нравственный фундамент которого был «поколеблен» серией социальных перемещений. Восстановить его не могла утопическая по содержанию программа построения коммунизма с ее моральным кодексом.

История
http://www.situation.ru/app/j_art_307.htm
Смертность в России и борьба с нею (ч.3)
Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков
Продолжение. Начало в № 1 за 2004г.

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	29.02.2004 10:23:58

Тематический номер "Труд, энергия, капитал"

СТАТЬИ
Выпуск: N2(14), февраль 2004 года
http://www.situation.ru/app/j_jn_17.htm
Труд, энергия, капитал
=======================

Экономика
---------

Программа совершенствования управления перевозками. Учет и оценка технических средств
П.Г. Кузнецов
Часть 2ая монографии Кузнецова с соавторами
Начало публикации (часть 1ая) см. в номере 11\12
http://situation.ru/app/j_art_178.htm

Теперь мы имеем возможность детальнее обсудить конкретную программу совершенствования системы транспортировки грузов железнодорожным транспортом . Такая система управления является не чем иным, как автоматизированной системой управления железнодорожными перевозками. Подобное решение будет применимо и к развитию других отраслей общественного производства.
Основной характеристикой системы железнодорожного транспорта мы будем считать транспортный поток, который измеряется транспортной мощностью. .
Нам предстоит сделать два шага: на первом мы оцениваем технические возможности транспортной системы, а на втором — связь технических возможностей с бюджетом рабочего времени.

Связь эффективности с использованием технических возможностей
П.Г. Кузнецов
Глава 5ая(окончание)
Основным фактором, определяющим экономическую эффективность системы транспортировки грузов является полнота использования технических возможностей. Она определяется по отношению к возможной производительности.
...численное значение "времени жизни" локомотива определяется интервалом времени от начала эксплуатации до момента максимального темпа роста производительности труда, т.е. до момента, когда функцияF(t) имеет максимум. Проведенные расчеты могут служить примером для вычисления экономической эффективности в других случаях.

Методологические основы формирования комплексной целевой программы развития транспорта
П.Г. Кузнецов
Глава 6ая
Согласование заказа народного хозяйства с расписанием перевозок стало возможным лишь в настоящее время благодаря появлению мощной вычислительной техники

ИНЖЕНЕРНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ
АНАЛИЗ ТРАНСПОРТНЫХ СИСТЕМ
Методология проектирования автоматизированной системы управления
П.Г. Кузнецов
Содержание монографии (с указанием адресов отдельных глав). Предисловие авторов.
http://www.situation.ru/app/j_art_300.htm

Машины и крупная промышленность
К.Маркс
Капитал. Т.1, гл. ’’Развитие машин

Управление
----------
Развитие электроэнергетики в СССР ( к 80летию плана ГОЭЛРО)
"Энергия"
Обзор книги, вышедшей из печати к 80-летию плана ГОЭЛРО,в которой рассказано об основных исторических этапах становления и развития энергетики страны с конца XIX века до наших дней. В ее подготовке приняли участие ведущие специалисты-энергетики страны.

Компьютер, который взорвал Пиночет
Pout
личный отчет Стэфорда Бира о том, как внедрялась
кибернетика в управление экономико-социальными системами в Чили. Отчет
составляет четвертую часть (гл. 16-20) второго издания его книги.

"Мозг фирмы"

Обновленный ГОСПЛАН необходим стране
Независимая газета
Пришло время нового рассмотрения функций и методов работы Госплана с точки зрения их полезности и применимости в наше время. Прежде всего о главной функции Госплана. Сейчас мало кто ее правильно назовет. Большинство скажет - разработка и организация выполнения государственных народно-хозяйственных планов. Внешне это действительно так. Но главная сущностная функция Госплана была другая.

России нужна система планирования
Независимая газета
Интервью с бывшим пред.Госплана Н.Байбаковым

Финансовое банкротство предреволюционной России
Ю.Воронов
Чтобы понять в полном объеме экономическую программу большевиков перед Октябрьской революцией, нужно быть прежде всего экономически грамотным. Но этого мало. Следует сломать неверные представления о вседозволенности, якобы имевшей место при появлении первого в мире государства рабочих и крестьян. Необходимо отмести их ради формирования нового экономического мышления, когда каждый принимающий решения обладает внутренними этическими тормозами.

Немного о кибернетике (ч.2)
Alex~1
Окончание. Начало в №1 за 2004г.

Социальная философия
--------------------

Человеческий и вещественный капитал - общность и отличие
В.Щетинин
Капитал не случайно рассматривают в качестве основного элемента общественного богатства. В экономической энциклопедии капиталом называют "то, что способно приносить доход или ресурсы, созданные людьми для производства товаров и услуг, вложенный в дело, функционирующий источник в виде средств производства"

Предметная деятельность
К.Маркс, Г.Батищев
Предметная деятельность как принцип развития общественных отношений. Опредмечивание и овещнение

Всеобщий труд по Марксу
В.Библер
Вот наиболее острое марксово противопоставление: “...следует различать всеобщий труд и совместный труд. Тот и другой играют в процессе производства свою роль, каждый из них переходит в другой, но между ними существует также и различие. Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников. Совместный труд предполагает непосредственную кооперацию индивидуумов"

Овещнение общественных отношений
К.Маркс
из "Grundrisse..." (Экономические рукописи 1857-1859гг)

Культурный, социальный и символический капиталы (обзорный материал)
Т.Нестик

История
-------

Особенности исторического процесса в России
Л.В. Милов
Последние десятилетия в связи с нарастанием кризисных явлений в обществе и экономике все большее внимание уделяется анализу социально-экономической истории отдельных стран и территорий, факторам, обусловившим специфику их становления и развития. Автор публикуемой ниже статьи рассматривает влияние природно-климатических условий на особенности экономики России и ее государственности.

Перспективы
-----------

Интер-империализм и Россия
П.Г. Кузнецов
Этот грустный материал я хочу завершить воспоминанием о Викторе Федоровиче Болховитинове. Когда я пытался объяснить ему сложность разработки систем жизнеобеспечения, он мне сказал, что он "сложными" системами не занимается. Я был поражен - ведь современный истребитель, напичканный электроникой, с изменяемой геометрией крыла - явно сложное изделие! На это я услышал: "Если я ЗНАЮ, то могу объяснить. А если я не знаю, то предпочитаю не говорить "сложно", а говорю, что я еще не разобрался". С тех пор (с 1966 года) я тоже перестал заниматься "сложными" системами и проблемами. Простых решений для вывода страны из пропасти нет. Но не надо говорить о "сложности". Придут знающие, ибо принцип "сила есть - ума не надо", по которому мы пытаемся жить, явно устарел.

Pro et Contra
============

Вверх по лестнице, которая ведет... куда?
Г.Осипов
Вполне возможно, что научно-технический прогресс в его современном виде не отвечает возрастающим требованиям, а благодушно настроенное человечество уже не справляется с возникающими проблемами. Если это так, то его поджидает еще одна бифуркация (глобальный кризис), как это уже было в истории.

Виктория отменяется. Размышления над книгой о судьбах коммунизма и капитализма
А.Ломкин
В 2001 году на русском языке в свет вышла книга перуанского экономиста Эрнандо де Сото "Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире . Почтенный автор, внесенный журналом "Тайм" в число пяти наиболее влиятельных ученых Латинской Америки XX века, ставит перед собой задачу поиска ответа на этот вопрос, весьма актуальный и для нынешней России. Квинтэссенция основной идеи книги формулируется автором так: "Именно отсутствие правового оформления объясняет, почему народы, освоившие практически все, что было изобретено на Западе - от канцелярских скрепок до ядерных реакторов, не в состоянии произвести капитал, который сделал бы их отечественный капитализм работоспособным. Это и есть загадка капитала".

Наука
=====

Труд, энергия, жизнь
Г.Алексеев
отрывок из работы "Энергоэнтропика"

Об энергобюджете страны и энергоденьгах
Г.Алексеев
отрывки из работы "Энергоэнтропика"

Труд как процесс между человеком и природой
П.Г. Кузнецов
отрывок из работы "Система Природа-Общество-Человек"

Разное
=======

Новый руский позитивизм?
Г.Островский
отклик на курс лекций С.П.Никанорова (см. номер 11\12)
Автор лекций решил пройти, как ему показалось, по легкому пути - покритиковать марксизм, учитывая, что такая критика сейчас легко воспринимается и распространяется в общественном сознании, и на этом основании сконструировать свою собственную теорию.
Предлагаю к рассмотрению статью, написанную мной с позиции студентов советских ВУЗов, изучавших основы марксизма-ленинизма 30 лет тому назад.

Глоссарий -14
В.Кемеров
Капитал, индивидуальное - коллективное, отчуждение, труд
из "Современного философского словаря"

Черновики , архивы
==================

Об архиве П.Г.Кузнецова и его конструктивном мировоззрении
Спартак Никаноров
Побиск Георгиевич Кузнецов - выдающийся мыслитель ХХ века, сделавший
первую в истории человечества попытку создать конструктивное
мировоззрение. Эта идея развивает имеющие тысячелетнюю историю
представления Православной и некоторых религий о Божественной
("космической") роли человечества, а также естественнонаучные идеи
русского космизма

Актуальные проблемы экономической политики на этапе перехода к коммунизму (1979г)
П.Г. Кузнецов
Публикация из архива работ П.Кузнецова

Категориальное мышление
П.Г. Кузнецов
Публикации из архива работ П.Кузнецова

Происхождение жизни и второй закон термодинамики
П.Г. Кузнецов
Публикация из архива работ П.Кузнецова

==========

Редакция альманаха (29.02.2004 10:23:58)

От	Редакция альманаха
К
Дата	21.03.2004 10:28:35

дополненный тематический номер "Труд, энергия, капитал"

дополнительные материалы выпуска (по рубрикам)

http://www.situation.ru/app/j_jn_17.htm
СТАТЬИ
Выпуск: N 2(14), февраль 2004 года
Труд, капитал, энергия

Социальная философия
----------------------------------------
http://www.situation.ru/app/j_art_356.htm
Возвышение и упадок труда
Зигмунд Бауман
"книга профессора Баумана стоит особняком в той огромной библиотеке изданий, которые с большей или меньшей убедительностью развенчивают глобализацию и призывают к восстановлению попираемых ныне ценностей и порядков прежних времен. З.Бауман стоит гораздо выше такой идеологизированной позиции"
Первая глава из первой части книги "Индивидуализированное общество" ("Как мы живем")

http://www.situation.ru/app/j_art_355.htm
"Интеллектуальный капитал"
А.Зуев, Л.Мясникова
Независимо от того, какими материальными ресурсами обладает система, сами по себе они не приумножаются. И государство, и фирма развиваются энергией и интеллектом составляющих их людей (Питер Дракер)
Современный взгляд на проблему на языке "бизнеса" в изложении "консультантов по менеджменту"

Управление
-------------------
http://www.situation.ru/app/j_art_333.htm
Как "погас" ОГАС (отрывок из воспоминаний)
В.М.Глушков
Задача построения общегосударственной автоматизированной системы управления (ОГАС) экономикой была поставлена мне первым заместителем Председателя Совета Министров (тогда А.Н. Косыгиным) в ноябре 1962 года. К нему меня привел президент Академии наук СССР М.В. Келдыш

http://www.situation.ru/app/j_art_334.htm
Г.М. Кржижановский и его роль в развитии электроэнергетики страны
Э.П.Волков
Г.М.Кржижановский обосновал необходимость опережающего развития энергетики на основе всестороннего учета взаимосвязей между отдельными звеньями энергетического хозяйства, структуры энергетического баланса, природно-географических условий, особенностей развития и обеспеченности энергоресурсами различных районов страны. Сформулированные в трудах Г.М.Кржижановского принципы послужили основой для разработки методов оптимизации энергетических установок и систем. Совокупность теоретических результатов и практических рекомендаций, полученных под руководством Г.М.Кржижановского, составляют основу общеэнергетических методов обоснования плановых и проектных разработок.

Наука
---------
http://www.situation.ru/app/j_art_354.htm
"Жизнью организма, его ростом и развитием управляет двигательная активность"
И.Аршавский
Основным фактором эволюции является активность организмов , прежде всего- двигательная. Тут есть фундаментальный исследователь - известный физиолог Илья Аршавский.
В его работах - лучшая теория, с точки зрения физиологии человеческого организма ("физиологии развития").

Разное
-----------
http://www.situation.ru/app/j_art_357.htm
Труд в социальной жизни
О.Козлова
"Quasi una fantasia" доктора социологии

"Море покинут гребцы, и плавучие сосны не будут
Мену товаров вести - все всюду земля обеспечит.
Почва не будет страдать от мотыг, от серпа - виноградник;
Освободит и волов от ярма хлебопашец могучий;
Шерсть не будет хитро различной морочить окраской, -
Сам, по желанью, баран то в пурпур нежно-багряный,
То в золотистый шафран руно перекрашивать будет,
И добровольно в полях багрянец ягнят принарядит"...
======

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 10:56:49

Ориентализм, или сконструированный "Восток" .

Профильная тема дял альманаха , можно сказать. Что такое "Восток". В какой мере и в каком смысле относится к нему Россия.

Подборка недавних материалов , связанных с работами двух авторов, достаточно широко известных в узких кругах.Эдуард Саид и Ларри Вульф. Некрологи первому были осенью, последняя книга "Изобретая Восточную Европу" второго недавно издана по-русски.

---------------

www.russ.ru/politics/facts/20031024-malakhov.htm

Ориентализм по-русски
Владимир Малахов

Дата публикации: 24 Октября 2003
То обстоятельство, что российские медиа обошли молчанием смерть {Эдварда Саида},
http://www.edwardsaid.org/
обескураживает. Э.Саид был звездой первой величины на американской интеллектуальной сцене, ничуть не менее яркой, чем, скажем, Ричард Рорти или Майкл Уолцер. Заполучить его в качестве приглашенного лектора для европейской аудитории, будь то в Лондон, Рим или Вену, было так же сложно (и так же дорого), как Дерриду или Хабермаса. На его смерть (21 сентября с.г.) откликнулись десятки авторитетных изданий. Чем объяснить, что в России его уход из жизни вовсе не был замечен? Я склонен думать, что в данном случае перед нами нечто более сложное, чем банальная неосведомленность. Скорее это незнание, проистекающее из нежелания знать. Разумеется, люди, читающие по-английски, не раз встречали имя Э.Саида и могли бы припомнить, в каком контексте. Но последний никак не резонировал с контекстом, в котором живет наше интеллектуальное сообщество. Информация о Э.Саиде проходила по краю сознания, не вызывая сколько-нибудь серьезных ассоциаций. Иными словами, загадку скандального игнорирования произошедшего события следует искать не в провинциализме нашей аудитории, а в ее специфической невосприимчивости к определенным сюжетам. Попробуем поразмышлять о причинах этой невосприимчивости.

Всемирную известность Э.Саиду принесла книга "{Ориентализм}" (1978). Она представляла собой исследование европейского взгляда на неевропейскую часть человечества. На богатейшем историко-культурном материале ученый показал, что конструирование "Востока" - не в географическом (East), а в культурном (Orient) смысле - было необходимым элементом в интеллектуальном и политическом конституировании Запада. Колонизировать остальной мир означало для европейцев не просто подчинить его технологически, но превратить его в объект взгляда. Восток - это абсолютный Другой, нечто сущностно отличное от разглядывающего его западного человека. "Восток" в дискурсе ориентализма - это область, которую можно описывать и изучать, заселять и обучать и которой можно править. "Короче говоря, ориентализм - это западный стиль доминирования, реструктурирования и обретения авторитета над Востоком".{1}

Начало ориентализму положило Просвещение. Именно тогда европейское человечество предпринимает проект глобального распространения, частью которого было приобщение "примитивных" восточных народов к ценностям западной цивилизации. Без анализа дискурса ориентализма, полагает Э.Саид, невозможно понимание колониализма - той "систематической дисциплины, посредством которой европейская культура была способна овладевать Востоком - и даже производить Восток - в политическом, социологическом, военном, идеологическом, научном и имагинативном плане".{2}

"Ориентализм" стал парадигматической работой для международной - я чуть было не сказал "западной" - гуманитарной науки последней четверти века. Она получила невероятно высокий индекс цитирования не только в сфере сравнительного литературоведения (профессиональной сфере Саида), но и в других областях социально-гуманитарного знания, от postcolonial studies и гендерных исследований до социальной и культурной антропологии. Множество сборников статей и материалов научных конференций в 80-90-е годы носило название "After Orientalism" - и в качестве отсылки к классическому труду, и в качестве обозначения усилий по преодолению соответствующей установки сознания. Не меньшим авторитетом пользовалась и другое исследование Э.Саида о практиках культурного господства "Культура и империализм" (1983). Авторы, пишущие сегодня на темы символического насилия, ссылаются на книгу Саида с той же частотой, с какой на работы Фуко и Бурдье.

Но Саид был не только ученым. Он принадлежал к числу тех, кого у нас в советские времена называли "видный общественный деятель". Общественная деятельность Саида сосредоточивалась на защите прав палестинцев. На протяжении двадцати с лишним лет он служил своего рода рупором арабского мира на Западе. Участие в телевизионных ток-шоу, выступления на международных форумах, статьи и интервью в периодике (чаще в европейской, чем в американской) стали для Саида инструментом борьбы. Борьбы за дискурс. Ибо Саид слишком хорошо понимал, что политический контроль в современных условиях достигается посредством контроля над значениями.

Вы говорите "мир", "отказ от насилия", но что означают эти слова применительно к конкретной ситуации в Палестине? - спрашивал Саид в одном из интервью для BBC. Какое значение вы вкладываете при этом в слово "мир" и почему не употребляете такого слова, как "оккупация"? Как в принципе должен выглядеть "мир", если на момент соглашения между Рабином и Арафатом, подписанного в Осло в 1993, на оккупированных территориях проживало 110 тысяч нелегальных поселенцев, а на сегодня - двести тысяч?

В Соединенных Штатах против Саида периодически выкатывали тяжелую артиллерию - обвинения в антисемитизме. Это было полным абсурдом, поскольку Саид и словом, и делом доказывал свою приверженность арабо-израильскому взаимопониманию. Достаточно вспомнить его помощь оркестру Баренбойма, уникальному коллективу, объединившему музыкантов и еврейского, и арабского происхождения. Саид даже сумел организовать гастроли Баренбойма в Рамммалахе.

Такими действиями, равно как бескомпромиссной критикой коррумпированности и лицемерия Арафата, Саид снискал себе почетную ненависть фундаменталистов с обеих сторон. Для палестинских ультрас он был безродным космополитом, предавшим национальную идею, для активистов еврейского лобби в США и для израильских правых - надоедливым арабом, постоянно путающим карты в обслуживающей геополитику риторической игре.

Голос Саида громко звучал в арабском мире, много тише - на Западе и, как мы успели заметить, совсем не был слышен в России. Это неудивительно, если принять во внимание два обстоятельства. Во-первых, главной заботой Саида как интеллектуала было разоблачение нарциссизма белого человека. Он систематически ставил под вопрос веру европейцев в духовную самодостаточность и продиктованное этой верой пренебрежение к незападному миру. А поскольку русские интеллектуалы сегодня озабочены совсем другим - доказательством своей принадлежности Европе, - они вряд ли могли разглядеть в писаниях Саида много интересного. Во-вторых, Саид был палестинцем. Это значит, что его место на баррикадах, возведенных в российском политическом воображаемом усилиями Михаила Леонтьева и Максима Соколова, с самого начала определено. По одну сторону здесь иудео-христианская цивилизация, берущая исток в Иерусалиме, и государственники Путин и Шарон, по другую - варварство, террористы, Масхадов и Арафат. Поэтому у наших либеральных консерваторов и консервативных либералов субверсивные жесты a la Саид не могли вызывать ничего кроме головной боли. Что до красно-коричневой части российского политического спектра, то фигура Эдварда Саида должна была казаться этим людям подозрительной уже по причине его американского гражданства и профессорской карьеры в одном из самых престижных университетов Америки. Впрочем, вполне может статься, что они-то как раз просто не подозревали о его существовании.

Примечания:

]1} Said E. Orientalism. NY, 1978. P.3.
{2} Ibid.

Pout (23.02.2004 10:56:49)

От	Pout
К
Дата	25.02.2004 12:18:44

Эдвард Саид. Ориентализм. (1995, послесловие ко второму изданию)

в удобном формате файл будет позэе в Копилке

Edward W. Said. Orientalism. L.; Penguin book, 1995.
© Саид Э., 1995
© Перевод Ашкеров А.Ю., 2002
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
----------------
Эдвард Саид
Ориентализм.
Послесловие к изданию 1995 года
I
<?Ориентализм> был завершен в конце 1977-го и опубликован годом позже.
Эта книга
являлась и до сих пор является единственной, которую я написал на одном
дыхании,
начиная с предварительного исследования через несколько набросков к
окончательной
версии без каких-либо перерывов или серьезных помех. Если не брать в
расчет то, что я,
будучи в 1976-77 гг. стипендиатом Стэнфордского центра фундаментальных
исследований в
области наук о поведении, провел там необычайно комфортный и
относительно беззаботный
год, мне не пришлось ощутить какой-либо поддержки или интереса со
стороны внешнего
мира. Меня подбадривали друзья и ближайшие родственники, но вопрос о
том, заинтересует
ли широкую аудиторию изучение того, каким во власти, науке и воображении
Европы и
Америки в течение двухсот лет являлся Средний Восток, какими представали
арабы и
Ислам, так и оставался открытым. Сейчас я вспоминаю, насколько трудно
было
заинтересовать этим проектом серьезного издателя. В частности, одно
научное издательство
очень осторожно предложило скромный контракт на небольшую монографию -
настолько
малообещающей и незначительной выглядела вся эта затея. Но, к счастью (я
описываю, как
мне повезло с первым издателем <?Ориентализма> в самой книге на
страницах, которые
отведены для выражения благодарности), все обернулось весьма успешно
вскоре после того,
как я завершил работу.
Как в Америке, так и в Англии, где книга вышла отдельным изданием в 1979
г.,
<?Ориентализм> получил много откликов, частью (как и следовало ожидать)
враждебных,
частью - не относящихся к делу, но все же в основном - положительных и
даже
восторженных. Появившееся в 1980 году французское издание открыло серию
переводов,
число которых увеличивается и по сей день. Многие из переводов породили
дискуссии на
языках, которыми я не владею. Существует замечательный, но все-таки
спорный перевод на
арабский, выполненный сирийским поэтом и критиком Камалем Абу Дибом
(Kamal Abu
Deeb). Через некоторое время я еще вернусь к нему. Затем <?Ориентализм>
появился на
японском, немецком, португальском, итальянском, польском, испанском,
каталонском,
турецком, сербо-хорватском и шведском (в 1993 году книга стала
бестселлером в Швеции,
что озадачило местного издателя не меньше меня). Несколько изданий (на
греческом,
русском, норвежском и китайском) готовятся к выходу. Было одно-два
сообщения о других
европейских издания, в том числе израильском. Частично книга была издана
пиратским
образом в Иране и Пакистане. Многие переводы, о которых я знаю (в
частности, японский)
имеют несколько редакций; все они все еще в печати и, похоже, дадут
повод дискуссиям,
выходящим далеко за пределы предмета моих размышлений.
Результат всего этого - <?Ориентализм>, почти в духе Борхеса, из одной
книги сразу
превратился в несколько. Принимая во внимание сказанное другими и
написанное мною
самим после <?Ориентализма> (восемь или девять книг и много статей), я
хотел бы здесь
обсудить это странное, зачастую беспокоящее и, конечно же,
непредвиденное многообразие
последовавших версий <?Ориентализма> в том виде, как я их понял.
Естественно, я
попытаюсь скорректировать неверные прочтения и намеренно ложные
интерпретации.
Мне придется повторить некоторые аргументы и умозаключения, приводящие к
выводу о полезности <?Ориентализма> в том отношении, которое я предвидел
лишь частично.

34
Цель всего этого - не свести счеты или принять поздравления в свой
адрес, а восстановить
расширенный смысл авторства, преодолевающий эгоизм одиноких существ, в
которых мы
превращаемся, принимаясь за работу. В любом случае <?Ориентализм> сейчас
представляется
мне коллективным трудом, который вытесняет меня как автора больше, чем я
ожидал, когда
писал книгу.
Я хотел бы начать с того аспекта восприятия моей работы, о котором я
больше всего
сожалею, и который сейчас (в 1994 году) сложнее всего преодолеть.
Комментаторы, - как
враждебные, так и дружелюбные, - ошибочно, но при том довольно
громогласно объявили
книгу антизападной. Такое понимание моей работы состоит из двух частей,
иногда
приводимых вместе, иногда по отдельности. Первая часть: мне
приписывается утверждение,
будто феномен Ориентализма - это синекдоха, или миниатюрный символ,
всего Запада, и в
самом деле должен восприниматься как представление Запада в целом.
Следовательно, как
продолжается в подобном рассуждении, весь Запад является врагом арабов и
Ислама или, по
той же причине, Ирана, Китая, Индии или многих других неевропейских
народов,
пострадавших от западного колониализма и западных предрассудков. Во
второй части
присваиваемого мне утверждения я захожу еще дальше: хищный Запад и
ориентализм
способствовали радикализации арабов и Ислама. (Заметьте, что термины
Запад и
Ориентализм оказались слитыми). Следовательно, само существование
ориентализма и
ориенталистов используется в качестве предлога для защиты их прямой
противоположности: Ислам совершенен, это единственный путь (al-hal
al-wahid) т.д. и т.п.
Оказывается, критиковать Ориентализм так, как я делал это в своей книге,
означает
поддерживать исламизм и мусульманский фундаментализм.
Сложно понять, что делать с этими карикатурными искажениями книги,
которая для
своего автора и с точки зрения своей аргументации является явно
антиессенциалистской,
радикально скептической по отношению ко всем категориальным изобретениям
типа Восток
или Запад, и болезненно заботящейся о том, чтобы не только не <?защищать>
Восток и Ислам,
но даже и не обсуждать их. Действительно <?Ориентализм> был прочтен и
обсужден в
арабском мире как пример систематической защиты Ислама и арабов,
несмотря на мои
открытые заявления о том, что у меня нет ни интереса, ни тем более
возможности, показать,
какими в действительности являются Восток и Ислам. На самом деле я иду
гораздо дальше,
когда, в самом начале книге, заявляю, что слова <?Восток> и <?Запад> не
имеют за собой
никакой постоянной реальности, существующей как естественная данность.
Более того, все
подобные географические обозначения являются странной комбинацией
эмпирического и
воображаемого. Сама идея Востока, которая является обиходным понятием в
Британии,
Франции и Америке, происходит по большому счету не столько из стремления
описать этот
регион, сколько из желания господствовать там и каким-то образом
защититься от него. Это
особенно очевидно, когда речь идет об Исламе как о чрезвычайно опасном
воплощении
Востока.
Самым главным во всех этих рассуждениях является то, что, как показал
нам Вико,
человеческая история и делается людьми. Причем борьба за исторический и
социальный
смысл, так же, как борьба за контроль над территорией представляет собой
достояние
данной истории. Задача критического исследования - не отделить их друг
от друга, а,
напротив, соединить, несмотря на контраст между неодолимой
материальностью второй и
кажущейся почти потусторонней утонченностью первой. Я сделал это,
показав, что развитие
и поддержание любой культуры требует существования отличающегося и
конкурирующего
alter-ego. Конструирование идентичности - в силу того, что идентичность
Востока, Запада,
Франции или Британии, будучи, очевидно, вместилищем определенного
коллективного
опыта, является конструкцией, - вовлекает изобретение противоположностей
и <?Других>,
чья действительность всегда является предметом бесконечной интерпретации
и
переинтерпретации их с точки зрения характеризующих их отличий от <?нас>.
Каждая эпоха
и каждое общество воссоздает своих <?Других>. Собственная идентичность
или идентичность
<?Другого> - совсем не нечто статичное, она является постоянно
совершающимся
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
35
историческим, социальным, интеллектуальным и политическим процессом:
соревнованием,
вовлекающим людей и институты всех без исключения обществ. Сегодняшние
споры о
<?настоящем французе> или <?настоящем англичанине> во Франции и Англии
соответственно,
или об Исламе в таких странах, как Египет или Пакистан, - составляющие
одного и того же
процесса интерпретации, который вовлекает идентичности различных
<?Других>, будь то
эмигранты или беженцы, вероотступники или атеисты. В любом случае,
должно быть ясно,
что подобные процессы не есть лишь умственные упражнения, а крайне
необходимые
социальные противоборства, затрагивающие такие конкретные политические
вопросы, как
законы об иммиграции, кодексы индивидуального поведения, организация
правильной веры,
оправдание насилия и/или восстания, характер и содержание образования,
направление
внешней политики, которая очень часто имеет дело с изобретением
официальных врагов.
Короче говоря, конструирование идентичности завязано на распределении
власти и
безвластия в каждом обществе, и не является предметом всего лишь
академического
интереса.
Эту необычайно изменчивую и богатую событиями действительность трудно
принять
потому, что большинство людей сопротивляются лежащему в основе такого
подхода
представлению: человеческая идентичность не только не является чем-то
естественным, но
конструируется и даже порой откровенно изобретается. Частично причиной
того неприятия
и враждебности, которые были проявлены по отношению к книгам, подобным
<?Ориентализму> (а после него к <?Изобретению традиции> и <?Черным
Афинам>), является
то, что они подрывают наивную веру в бесспорную позитивность и
неизменяемую
историчность культуры, самости, национальной самобытности. <?Ориентализм>
может быть
принят за книгу, встающую на защиту Ислама, только при игнорировании той
половины
моих рассуждений, где я утверждаю (как и в следующей книге
), что даже
первобытное сообщество, к которому мы принадлежим от рождения, не
защищено от
конфликта интерпретаций, и то, что на Западе кажется возникновением
Ислама, возвратом к
нему, или его возрождением, в действительности является борьбой
мусульманских обществ
за определение Ислама. Ни один человек, ни один властный или
общественный институт не
обладают полным контролем над этим определением, а, следовательно, и над
ходом борьбы
за него. Эпистемологическая ошибка фундаментализма состоит в том, что он
полагает, будто
<?основания> (fundamentals) - представляют собой внеисторические
категории, которые не
могут стать ни предметом критического разбора для истинных верующих (как
предполагается, принимающих их на веру), ни, соответственно, для тех,
кто не входит в их
число. Приверженцы реставрированной или, говоря по-другому, возрожденной
версии
древнего Ислама считают ориенталистов (подобных Салману Рушди) опасными,
потому что
последние искажают эту версию, сомневаются в ней, выставляют ее
жульнической и
небожественной. Следовательно, для этих последователей достоинства моей
книги
заключаются в том, что она высветила злонамеренность ориенталистов и
вырвала Ислам из
их когтей.
Я сильно сомневаюсь в том, что сделал нечто подобное, однако такое
мнение
существует. Тому есть две причины. Во-первых, нельзя сказать, что легко
смириться без
боязни и без жалоб с тезисом, что человеческая реальность постоянно
создается и
разрушается, что сколько-нибудь серьезно смахивающее на стабильную
сущность находится
под постоянной угрозой. Патриотизм, крайние проявления национализма (на
грани
ксенофобии), и откровенный отвратительный шовинизм - традиционные ответы
на этот
страх. Всем нам нужна почва под ногами; вопрос в том, насколько
предельным и
неизменяемым является наше определение этой почвы. Мое мнение таково: в
случае Ислама
или Востока данные образы - не более чем образы; они поддерживаются в
качестве таковых
и сообществом правоверных мусульман, и (взаимосвязь здесь существенна)
сообществом
ориенталистов. Мое возражение тому, что я назвал ориентализмом, состоит
не в том, что
последний является лишь изучением любителями древности восточных языков,
обществ и
народов, а в том, что как система мысли он обращается к гетерогенной,
динамичной и
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
36
сложной человеческой реальности с некритической ессенциалистской точки
зрения; это, в
свою очередь, предполагает как признание реальности Востока, так и
признание реальности
Запада, взирающего на Восток издалека и как бы свысока. Данная ложная
позиция скрывает
исторические трансформации. И, что еще более важно с моей точки зрения,
она скрывает
интересы ориенталистов. Эти интересы, несмотря на попытки провести
тонкое различие
между ориентализмом как невинным исследовательским усилием и
ориентализмом как
сообщником империи, никогда не смогут в одностороннем порядке быть
выведены из
общего имперского контекста, который входит в свою современную
глобальную фазу,
начиная с завоевания Наполеоном Египта в 1798 году.
Я имею в виду поразительный контраст между сильной и слабой стороной,
очевидный
с начала современных встреч Европы с тем, что она называет Востоком.
Торжественность и
грандиозность <?Описания Египта> Наполеона - массивные, плотно стоящие
друг к другу
тома, свидетельствующие о систематическом труде целого корпуса ученых,
поддерживаемых
современной армией колониальных завоевателей - подавляет индивидуальные
свидетельства
людей подобно Абду ал-Рахману ал-Жабарти, который в трех отдельных
книгах описывает
французское вторжение с точки зрения завоеванного. Можно сказать, что
<?Описание> - это
всего лишь научный и, следовательно, объективный отчет о Египте начала
XIX века, но
присутствие Жабарти (о котором Наполеон не знал, да и не хотел знать)
заставляет
предположить другое. Книга Наполеона <?объективна> с точки зрения
могущественной
империи, пытающейся вовлечь Египет в зону своего имперского влияния;
книга Жабарти - с
точки зрения того, кто, будучи захваченным и покоренным, заплатил за это
цену.
Другими словами, <?Описание> и хроники Жабарти остаются не просто
инертными
документами, свидетельствующими о вечном противостоянии Запада и
Востока, - вместе
они образуют исторический опыт, до которого существовали другие и из
которого другие
развились. Изучение исторической динамики подобного опыта более
необходимо, нежели
постоянное возвращение к стереотипам подобно <?столкновения Запада и
Востока>. Это
является одной из причин, почему <?Ориентализм> был ошибочно прочитан как
антизападная
втайне работа. Такое прочтение (как и все прочтения, основанные на
устойчивой бинарной
оппозиции) путем неоправданных логических операций вызывает образ
невинного и
обиженного Ислама.
Вторая причина, по которой оказалось так трудно принять антиессенциализм
моих
аргументов, носит политический и идеологический характер. Я совершенно
не предполагал
ни то, что через год после опубликования книги Иран станет ареной
невероятной и далеко
идущей Исламской революции, ни то, что борьба между Израилем и
Палестиной примет
такие дикие и затяжные формы, начиная с вторжения в Ливан 1982 года и
закачивая
интифадой в 1987-ом. Завершение Холодной войны не смягчило и уж тем
более не
остановило бесконечное, по всей видимости, противоборство между
Востоком,
представленным арабами, и Исламом, и христианским Западом. Более
поздние, но не менее
острые конфликты разразились как результат вторжения Советского Союза в
Афганистан;
вызов стабильному порядку, брошенный в 1980-х и 1990-х исламскими
группировками в
таких разных странах, как Алжир, Иордания, Ливан, Египет и на
Оккупированных
территориях, и возникшие вслед за этим американские и европейские
ответы; создание в
Пакистане исламских бригад для борьбы с русскими в Афганистане; война в
Заливе;
продолжающаяся поддержка Израиля; появление <?Ислама> как темы
проникнутых тревогой,
однако не всегда точных и построенных на знании, журналистских
расследований и научных
изысканий. Все это возбуждает чувство преследования, настигающее
индивидов, которые
практически ежедневно вынуждены объявлять себя людьми Запада или людьми
Востока.
Никто не свободен, кажется, от противопоставления между <?они> и <?мы>,
которое
выливается в чувство ощерившейся, помещенной в самое нутро, закаленной
самотождественности, которому специально и не учили.
В такой неспокойной ситуации судьба <?Ориентализма> была одновременно и
счастливой и несчастной. Для тех арабов и мусульман, которые
воспринимали западное
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
37
вторжение с тревогой и опасением, эта книга оказалась первым серьезным
ответом Западу,
который на самом деле никогда не слушал Восток, и никогда не прощал его
за то, что он
является Востоком. Я вспоминаю один из первых арабских обзоров моей
книги, в котором
автор <?Ориентализма> был назван поборником арабизма, защитником
униженных и
оскорбленных, чья миссия - в том, чтобы призвать власти Запада к чему-то
вроде эпического
и романтического mano-a-mano.. Несмотря на явное преувеличение, книга
действительно
несет в себе чувство длительной враждебности Запада, так, как она
воспринимается арабами,
а также содержит должный, с точки зрения многих образованных арабов,
ответ.
Не буду отрицать, что во время написания книги я был в курсе
субъективной истины,
на которую намекал Маркс в одном маленьком изречении, использованном
мною в качестве
одного из эпиграфов (<?Они не могут представлять себя; они должны быть
представлены>).
Истина эта означает: если вы понимаете, что вам не дали шанса
высказаться, вы будете
бороться за этот шанс. И в самом деле, подчиненный может начать
говорить, как
выразительно доказывает история освободительных движений в ХХ веке. Но я
никогда не
думал, что увековечиваю враждебность двух соревнующихся политических и
культурных
монолитных блоков, чье конструирование я описывал и чьи ужасные
последствия стремился
уменьшить. Напротив, как я сказал раньше, оппозиция Запад - Восток
является ошибочной и
крайне нежелательной; чем реже к ней относятся как к чему-то кроме
занимательной
истории интерпретаций и соперничающих интересов, тем лучше. Я счастлив
отметить, что
многие читатели в Британии и Америке, как и в англо-говорящих Африке,
Азии, Австралии
и странах Карибского бассейна, восприняли эту книгу как попытку обратить
внимание на
факты того, что было позднее названо мультикультурализмом, а не на факты
ксенофобии и
агрессивного, расово-ориентированного национализма.
Тем не менее, <?Ориентализм> чаще понимали как некий своеобразный
документ
порабощенных, - обездоленные всего мира вдруг заговорили, - нежели как
мультикультуралистский и одновременно критический анализ власти,
использующей знание
для расширения своего влияния. Таким образом, я в качестве автора
исполнял предписанную
мне роль: быть самосознанием того, что еще недавно было подавлено и
искажено в
известных текстах, составляющих дискурс, с которым историей было
предназначено
ознакомится не Востоку, а все тому же Западу. Это важный момент, он
помогает понять
закостеневшие идентичности, сталкивающиеся друг с другом в рамках
постоянного
разделения, от которого моя книга отказывается, но которое,
парадоксальным образом,
предполагает, находясь от него в зависимости. Кажется, ни один из
ориенталистов, из числа
тех, о ком я пишу, никогда не предполагали в качестве читателя жителя
Востока. Дискурс
Ориентализма, его внутренняя последовательность и строгость
умозаключений были
созданы для читателей и потребителей в западных метрополиях. Это
относится как к людям,
которыми я попросту восхищаюсь, например, к Эдварду Лейну или Густаву
Флоберу,
очарованным Египтом, так и к надменным колониальным управленцам, как
лорд Кромер, и к
блестящим ученым, как Эрнест Ренан, и к аристократам, как Артур
Балфор, - все они
относились снисходительно и без симпатии к жителям Востока, являлись ли
те предметом
изучения или объектом управления. Должен признаться, я получал
удовольствие,
прислушиваясь к различным мнениям и дискуссиям среди ориенталистов, и
такое же
удовольствие - когда донес результаты своих исследований не только до
европейцев, но и до
неевропейцев. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что это стало
возможным, потому
что я перешагнул через разделительную линию Восток-Запад, влился в жизнь
Запада и все
же сохранил органическую связь с местом своего происхождения. Повторюсь:
это было
именно перешагивание через барьеры, а не их возведение. Полагаю, что
<?Ориентализм>
демонстрирует подобный подход особенно тогда, когда я говорю о
гуманитарном
исследовании как о попытке преодоления принудительных ограничений мысли
и о
стремлении к чурающемуся господства, неессенциалистскому типу
исследований.
. mano-a-mano - [битва, схватка] один на один (исп.) - прим.ред.
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
38
Данные размышления на самом деле еще сильнее требуют от моей книги
предъявить
нечто вроде свидетельства нанесенных ран и письменной фиксации
страданий,
повествование о которых воспринимается как сильно запоздалый ответ
Западу. Мне не
нравится такая упрощенная характеристика работы, которая - и здесь я не
хочу проявлять
ложную скромность - полна ньюансов и тонких различий в том, что касается
людей,
периодов и стилей ориентализма. Мой анализ сменяет образы, проводит
различия, отделяет
периоды и авторов друг от друга, даже если все они принадлежат к
Ориентализму.
Одинаково подходить к Шатобриану или Флоберу, Бартону или Лейну,
извлекать все тот же
урезанный смысл из банальной формулы <?атака на западную цивилизацию>, я
полагаю,
одновременно и упрощенно и неправильно. Но я также считаю полностью
оправданным
воспринимать работы крупных специалистов-востоковедов, типа почти
комического в своем
постоянстве Бернарда Льюиса, как доказательства их политической
ангажированности и
враждебного настроя, которые он пытается замаскировать своим учтивым
тоном и
неубедительной попыткой осуществить научное исследование.
Таким образом, мы еще раз возвращаемся к историческому и политическому
контексту книги, который, не буду этого отрицать, не соответствует ее
содержанию. Одно из
наиболее проницательных и тонких замечаний этого стечения обстоятельств
было
представлено в обзоре Базима Мусаллама (MERIP, 1979). Он начинает со
сравнения моей
книги с более ранним разоблачением ориентализма ливанским ученым Майклом
Рустумом в
1895 году (Kitab al-Gharib fi al-Gharb), но затем говорит, что в отличие
от книги Рустума,
моя книга - об утрате. <?Рустум пишет как свободный человек и член
свободного общества:
сириец, говорящий на арабском, гражданин все еще независимого
Оттоманского
государства: В отличие от Майкла Рустума у Эдварда Саида нет
общепризнанной
идентичности, сам его народ - спорное понятие. Возможно, Саид и его
поколение иногда
понимают, что под ногами у них - только остатки разрушенного общества
Сирии Майкла
Рустума, память и ничего больше. Другие в Азии и Африке были успешны в
этот век
национального освобождения; и - как разительный контраст - отчаянное
сопротивление
повсеместной несправедливости, до сих пор терпящее поражение. Эту книгу
написал не
какой-то <?араб>, а человек с вполне определенным жизненным опытом>.
Мусаллам правильно отмечает, что алжирец не написал бы такую же
пессимистическую книгу, как моя, которая лишь в малой степени касается
истории
отношений Франции и Северной Африки (особенно Франции и Алжира).
Принимая
обобщенное представление, что <?Ориентализм> вышел из вполне конкретной
истории
личной потери и национальной дезинтеграции - всего несколькими годами
раньше
завершения <?Ориентализма> Голда Мэйер сделала свое знаменитое и глубоко
ориенталистское заявление о том, что нет такой нации как палестинцы, я
бы хотел добавить,
что ни в той книге, ни в двух следующих <?Палестинский вопрос> (1980) и

(1981) я не хотел всего лишь предложить политическую программу
восстановления
идентичности и возрождения национализма. Конечно, в двух последних
книгах была
попытка проанализировать то, что было упущено в <?Ориентализме>, а
именно:
представление о том, каким может быть с личной точки зрения
альтернативный образ
Востока - Палестины и Ислама соответственно.
Но во всех моих книгах я оставался принципиально критичным к
торжествующему
слепому национализму. Представленный мною образ Ислама не был взят из
утвердившегося
ортодоксального дискурса; вместо этого он основан на идее, что
сообщества,
интерпретирующие Ислам, существуют как внутри, так и вне исламского
мира, и они
общаются друг с другом в равном диалоге. Мой взгляд на Палестину,
первоначально
сформулированный в <?Палестинском вопросе>, остается и по сей день таким:
я выразил все
недосказанное о беззаботном нативизме и воинствующем милитаризме
националистического
консенсуса; вместо этого я предложил критический взгляд на арабскую
среду, палестинскую
историю и израильскую действительность, с явным выводом, что только
мирное
урегулирование между двумя пострадавшими сообществами, арабами и
евреями, остановит
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
39
бесконечную войну. (Следует отметить, что хотя моя книга о Палестине
была прекрасно
переведена на иврит в начале 80-х годов <?Мифрой>, маленьким израильским
издательством,
она остается непереведенной на арабский и по сей день. Любой
издатель-араб,
заинтересовавшись моей книгой, хотел, чтобы я изменил или убрал разделы,
открыто
критикующие тот или иной арабский режим, включая ООП, и это требование я
никогда не
мог выполнить).
С сожалением приходится признать, что, несмотря на замечательный перевод
Камаля
Абу Диба, арабы умудряются игнорировать тот аспект <?Ориентализма>,
который уменьшает
националистический пыл, якобы подразумеваемый моей критикой
ориентализма, поскольку
я связывал последний со стремлением к господству и контролю, которое
присутствует в
империализме. Главное достижение кропотливого перевода Абу Диба - почти
полное
отсутствие арабизированных западных выражений; технические слова типа
<?дискурс>,
<?симулякр>, <?парадигма> или <?код> были выведены изнутри классической
арабской
риторики. Его идея состояла в том, чтобы поместить мою работу в рамки
полностью
сформированной традиции, как будто бы она адресовалась другой традиции с
точки зрения
культурной самодостаточности и равенства. Таким образом, рассуждал он,
возможно
показать, что, если можно преуспеть в эпистемологической критике изнутри
западной
традиции, можно преуспеть в таковой и изнутри арабской традиции.
Чувство конфронтации между часто эмоционально определяемым арабским
миром и
еще более эмоциональным Западом скрывает тот факт, что <?Ориентализм> был
задуман как
критический анализ, а не утверждение враждующих и безнадежно
противоположных
идентичностей. Кроме того, описанная мною на последних страницах книги
действительность одной мощной дискурсивной системы, сохраняющей
гегемонию над
другой, должна была стать поводом для дебатов, способных вдохновить
арабских читателей
и критиков более решительно заняться системой ориентализма. Меня укоряли
как за то, что я
не уделил достаточного внимания Марксу (отрывки в моей книге, которые
особенно были
выделены критиками-догматиками, касались ориентализма самого Маркса),
чье мышление,
как было заявлено, превзошло его собственные очевидные предрассудки, так
и за то, что я не
оценил в достаточной степени большие достижения ориентализма, Запада и
т.д. Мне
представляется, что защита Ислама, обращение к Марксу или <?Западу> в
качестве некоей
цельной системы мышления, являлось бы использованием одной ортодоксии в
борьбе с
другой.
Разница между арабскими и неарабскими откликами на <?Ориентализм>, как
мне
кажется, свидетельство того, как десятилетия потерь, фрустрации и
отсутствия демократии
сказались на интеллектуальной и культурной жизни в арабском регионе. Я
представлял свою
книгу частью существовавшего до этого направления, чья цель - освободить
интеллектуалов
от оков систем, подобных ориентализму. Я хотел, чтобы читатели
использовали мою работу,
чтобы самим провести исследования, способные пролить свет на
исторический опыт арабов
и других народов. Это, несомненно, произошло в Европе, США, Австралии,
Индии, странах
Карибского бассейна, Ирландии, Латинской Америке, некоторых частях
Африки. Изучение
африканистских и индологических языков, анализ истории подчиненных
народов, изменения
в постколониальной антропологии, политической науке, истории искусств,
литературоведении, музыковедении, в добавление к новым -
феминистического дискурса и
дискурса различных меньшинств - всему этому (рад тому и польщен)
<?Ориентализм>
придавал большое значение. Насколько я могу судить, это не относится к
арабскому миру,
где, частично из-за того, что моя работа справедливо воспринимается как
европоцентристская, частично из-за того, что, как говорит Мусаллам,
борьба за культурное
выживание слишком всепоглощающа, книги, подобно моей, интерпретируются с
меньшей
пользой (если обсуждать это с точки зрения продуктивности), и, по
большей части,
воспринимаются в качестве жестов защиты <?Запада> или же защиты от него.
Однако среди некоторых определенно строгих и неподатливых американских и
британских ученых <?Ориентализм>, как и все мои остальные работы,
подвергся
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
40
неодобрительной критике из-за своего <?остаточного> гуманизма,
теоретической
противоречивости, неподобающего, даже сентиментального, отношения к
посредничеству. Я
рад, что эта книга такова. <?Ориентализм> - книга-памфлет, а вовсе не
теоретическая
конструкция. Еще никто убедительно не доказал, что индивидуальное усилие
где-то на
глубоко недосягаемом уровне не является эксцентричным, и, в смысле
Джерарда Манли
Хопкинса, оригинальным; и это - несмотря на существование систем мысли,
дискурсов и
господства (хотя ни одна из них не является цельной, совершенной или
неизбежной). Мой
интерес к ориентализму как к культурному феномену (как к культуре
империализма, о
которой я писал в <?Культуре и Империализме> в 1993 г.) проистекает из
его разнообразия и
непредсказуемости, чертам, которые придают писателям типа Массингтона и
Бертона их
удивительную силу, и даже привлекательность. В своем анализе
ориентализма я пытался
сохранить то, что связано в нем с комбинацией постоянства и
непостоянства, с присущей
ему, если можно так выразиться, игрой, которая может быть разыграна
только если писатель
или критик сохранит за собой право на некоторую долю эмоциональной силы,
право быть
тронутым, разозленным, удивленным и даже получившим наслаждение. Я
считаю, что
именно поэтому в споре Гайана Пракаша с Розалиндой О'Ханлон и Дэвидом
Уошбруком
следует отдать должное более гибкому постструктурализму Пракаша. На том
же основании
нельзя отрицать, что труды Хоми Бхабхи, Гайатри Спивака, Ашиса Нанди,
основанные на
фактах порой головокружительных личных взаимоотношений, порожденных
колониализмом, внесли вклад в наше понимание гуманистических ловушек
систем,
подобных ориентализму.
Я хотел бы завершить этот обзор критических превращений <?Ориентализма>
упоминанием группы людей, которые, как и следовало ожидать, громче всех
ответили на
мою книгу, - самих ориенталистов. Они не были основной аудиторией, для
которой
предназначалась моя книга. Я хотел пролить свет на их практики, чтобы
предоставить
информацию другим специалистам в области гуманитарных наук о
специфических
процедурах и генеалогии некоторого поля. Слово <?ориентализм> слишком
долго связывали
с названием специальности. Я попытался показать его существование и
применение в
культуре в целом, в литературе, идеологии, в социальных и политических
отношениях.
Говорить о ком-то как о жителе Востока (Oriental), так как это делали
ориенталисты,
означало не только определить его, как человека, чьи язык, география и
история являются
предметом научных трактатов; часто это означало унизительное выражение
для обозначения
существа низшего сорта. Нельзя отрицать, что для художников подобно
Нервалю или
Сегалену слово <?Восток> было чудесным и бесхитростным образом соединено
с экзотикой,
блеском, тайной и обещанием. Но это слово было еще и историческим
обобщением, не
проводящим различий. В добавок к словам Восток (Orient), житель Востока
(Oriental),
Востоковедение (Orientalism), появилось слово Востоковед (Orientalist),
обозначавшее
эрудированного ученого, главным образом академического специалиста по
языкам и истории
Востока. Хотя, как написал мне Альберт Хурани в марте 1992, за несколько
месяцев до его
безвременной кончины, благодаря силе моих аргументов (в чем, как он
сказал, меня
невозможно упрекнуть), печальным результатом моей книги стала почти
полная
невозможность использовать термин <?ориентализм> в нейтральном смысле -
настолько с
ним связано представление о злоупотреблениях. В завершение он отметил,
что хотел бы
сохранить за этим словом обозначение <?ограниченной, довольно скучной, но
все же
имеющей под собой основания научной дисциплины>.
В своем в целом взвешенном обзоре <?Ориентализма> 1979 года, Хурани
сформулировал одно из возражений, предположив, что, выделяя
передергивания, расизм и
враждебность, которые присущи многим трудам ориенталистов, я отказываюсь
упоминать
их многочисленные научные и гуманистические достижения. В качестве
примера он привел
Маршалла Ходгсона, Клоа Каена, Андре Рэймона, которые (наряду с
немецкими авторами),
как следует это признать, внесли значительный вклад в науки о человеке.
Однако это не
противоречит тому, что я говорю в <?Ориентализме>, правда, с некоторой
небольшой
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
41
разницей: я настаиваю на преобладании в самом дискурсе структуры
отношений, которые
нельзя игнорировать или недооценивать. Я нигде не утверждаю, что
ориентализм - это зло,
или что он абсолютно одинаков у любого ориенталиста. Но я утверждаю, что
у гильдии
ориенталистов есть специфическая история сотрудничества с имперской
властью; и назвать
данный факт не относящимся к делу было бы наивным панглоссовским
оптимизмом.
При всем моем сочувствии призыву Хурани, я всерьез сомневаюсь в том, что
правильно понятый ориентализм может быть когда-нибудь полностью отделен
от своих
сложных и не всегда благоприятных обстоятельств. Я полагаю, что можно
представить
специалиста по архивам Ottoman или Fatimid ориенталистом в смысле
Хурани, но мы
обязаны спросить где, как и при поддержке каких институтов и практик
такие исследования
проводятся сегодня. Многие из тех, кто письменно откликнулся на выход в
свет моей книги,
задавали именно эти вопросы, как в отношении самых заправских ученых,
так и в отношении
самых обычных (что заканчивалось иногда прискорбными результатами).
Тем не менее, была одна серьезная попытка аргументированно доказать, что
критика
ориентализма (моя в особенности) является одновременно бессмысленной и
нарушающей
саму идею объективного научного исследования. Эта попытка принадлежит
Бернарду
Льюису, которому я посвятил несколько страниц критики в моей книге. За
пятнадцать лет
после появления <?Ориентализма> Льюис написал серию эссе, некоторые из
которых были
собраны в книгу <?Ислам и Запад>. Один из основных разделов этой книги
состоит из атак на
меня, окруженных главами и другими эссе, содержащими набор слабых и
характерно
ориенталистских формул - <?мусульмане ненавидят современность>, Ислам
никогда не
отделял государство от церкви, и т.д. и т.п. - все эти формулы
произносятся на высоком
уровне обобщения при едва упоминаемых различиях самих мусульман,
мусульманских
обществ, мусульманских традиций и исторических эпох. Поскольку Льюис в
некотором
смысле назначил себя представителем гильдии ориенталистов, на чьих
трудах изначально
строилась моя критика, возможно, стоит потратить некоторое время, чтобы
показать, как он
это делает. Увы, его идеи пользуются большой популярностью среди его
помощников и
имитаторов, чья работа, кажется, заключается в том, чтобы предупредить
западных
потребителей об опасности яростного, принципиально недемократического и
полного
насилия исламского мира.
Многословие Льюиса едва скрывает как идеологическую подоплеку его
положений,
так и характерную для него невероятную способность представлять в
неверном свете почти
все. Конечно, подобные вещи характеризуют сообщество ориенталистов в
целом, но
некоторым из них, по крайней мере, хватает смелости честно признаться в
активной клевете
на исламские, так же, как и на другие неевропейские, народы. Некоторым,
но не Льюису. Он
продолжает, искажать правду, приводя ложные аналогии, инсинуации, к чему
добавляет
видимость всезнающей уверенной в себе учености - так, по его мнению,
должны говорить
специалисты. Возьмем в качестве показательного примера проводимую им
аналогию между
моей критикой ориентализма и гипотетическими атаками на изучение
классической
античности, атаками, как он говорит, которые были таким же глупым
занятием. Конечно
были бы, если бы ориентализм и эллинизм не были бы столь абсолютно
несравнимыми.
Первый является попыткой представить целый регион как добавление к его
собственной
колонизации, последний совсем не связан с прямыми колониальными
завоеваниями Греции
в ХIХ и XX веках; кроме того, ориентализм выражает антипатию Исламу,
эллинизм -
симпатию классической Греции.
Помимо этого, текущий политический момент с огромным количеством
расистских
антиарабских и антимусульманских стереотипов (при отсутствии атак на
классическую
Грецию) позволяет Льюису приводить антиисторические и намеренно
политические
утверждения в форме научных аргументов - практика, свойственная наименее
похвальным
аспектам старомодного колонизаторского ориентализма. Таким образом,
работа Льюиса -
часть скорее современной политической, нежели чисто интеллектуальной
среды.
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
42
Подразумевать, как это делает он, что направление ориентализма, имеющее
дело с
Исламом и арабами, является научной дисциплиной (которая таким образом
может быть с
чистой совестью помещена в одну категорию с классической филологией),
настолько же
уместно, насколько уместно сравнивать одного из многих израильских
арабистов и
ориенталистов, работавших на оккупационные власти западного берега реки
Иордан и
сектора Газа, с учеными подобно Виламовитц или Моммзен. С одной стороны,
Льюис хочет
свести исламистский ориентализм к невинному и увлекательному научному
направлению, с
другой - хочет уверить нас, что ориентализм слишком сложен, разнообразен
и как область
знания весьма специфичен, чтобы его мог критиковать любой неориенталист
(подобно мне и
многим другим). Здесь Льюис прибегает к тактике игнорирования
значительного
исторического опыта. Как я полагаю, европейский интерес к Исламу
проистекает не из
любопытства, а из страха перед монотеистическим, и в культурном и в
военном отношении
сильным конкурентом Христианства. Ранние европейские исследования
Ислама, как
показали многие историки, были средневековыми полемическими сочинениями,
направленными против угрозы мусульманских нашествий и
вероотступничества. Так или
иначе, это сочетание страха и враждебности сохранилось и поныне, давая о
себе знать как в
научном, так и во вненаучном интересе к Исламу, который рассматривается
как
принадлежность части мира - Востока, противопоставленного с точки зрения
своей истории,
географии и образа мысли Европе и Западу.
В отношении исламского или арабского ориентализма наиболее интересны две
проблемы: во-первых, формы, которые приняли столь устойчивые
средневековые воззрения,
во-вторых, история и социология взаимоотношений ориентализма и
сообществ, которые его
произвели. Например, существуют сильные связи между ориентализмом и
литературным
(художественным) воображением, так же как между ориентализмом и
имперским сознанием.
Что больше всего поражает во многих периодах европейской истории, так
это взаимосвязь
между тем, что написали ученые и специалисты, и тем, что поэты,
романисты, политики и
журналисты затем говорили об Исламе. Кроме того - и это самый важный
момент, о котором
Льюис отказывается упоминать, - существует удивительная (но, тем не
менее, познаваемая)
параллель между появлением современных востоковедческих дисциплин и
приобретением
Британией и Францией обширных восточных империй.
Хотя связь между традиционным британским классическим образованием и
расширением Британской империи более сложная, нежели Льюис мог
предположить, в
современной истории филологии не существует более явной параллели между
знанием и
властью, которую представляет нам ориентализм. Многое из информации и
знания об
Исламе и Востоке, использованных колониальными властями для оправдания
колониализма,
было взято из ориенталистских исследований: недавний коллективный труд
<?Ориентализм и
постколониальные категории> с помощью многочисленных документов
демонстрирует, как
ориенталистское знание использовалось колониальной администрацией Южной
Азии. Все
еще существует довольно регулярный обмен между региональными
исследователями типа
ориенталистов и министерствами иностранных дел. Кроме того, большое
количество
стереотипов об исламской и арабской чувственности, лени, фатализме,
жестокости,
деградации и величии, которые можно найти у писателей, от Джона Бучана
до
В.С.Наипаула, также были гипотезами, лежащими в основе смежной области
академического
ориентализма. Напротив, обмен стереотипами между индологией и
китаеведением, с одной
стороны, и культурой в целом, с другой, был не столь успешным, хотя и
здесь есть связи и
заимствования, которые имеет смысл упомянуть. Также мало общего в том,
какие взгляды
приняты среди западных экспертов в китаеведении и индологии, и тем
фактом, что многие
профессиональные исламисты в Европе и США посвящают свою жизнь изучению
региона и
культуры, относиться с симпатией к которой (а уж тем более восхищаться)
не представляется
им возможным.
Заявлять, как это делают Льюис и его последователи, что все подобные
наблюдения -
всего лишь вопрос поиска <?модных причин>, значит не дать ответ на
вопрос, почему,
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
43
например, так много специалистов по Исламу консультировали, продолжают
консультировать и активно работать с правительствами, чьи намерения в
исламском мире
связаны с экономической эксплуатацией, доминированием или прямой
агрессией, или
почему так много исламистов - подобно самому Льюису - добровольно
ощущают частью
своего долга нападать на современные исламские или арабские народы с
претензией на то,
что <?классическая> исламская культура, тем не менее, может быть
предметом объективного
научного интереса. Факт направления Государственным Департаментом
специалистов по
истории средневекового Ислама инструктировать посольства в регионе
насчет американских
национальных интересов в Заливе не предполагает что-либо напоминающее
любовь к
Элладе, приписанную Льюисом предположительно родственной области
классической
филологии.
Поэтому неудивительно, что исламский и арабский ориентализм, всегда
готовый
отрицать свое сотрудничество с государственной властью, до недавнего
времени так и не
произвел внутренний критический анализ связей, только что описанных
мной, и что Льюис
может поразительным образом называть критику ориентализма
<?бессмысленной>.
Неудивительно также и то, что, за редким исключением, большинство
негативной критики,
которую моя работа получила от <?специалистов>, оказывается, подобно
критике Льюиса, не
чем иным, как банальными возгласами землевладельца в сторону грубого
нарушителя прав
частной собственности. Лишь китаеведы, индологи и молодое поколение
специалистов по
Среднему Востоку (опять-таки за некоторым исключением), восприимчивые к
новейшим
веяниям и политическим аргументам, которые повлек за собой критический
анализ
ориентализма, попытались разобраться с тем, что я обсуждаю - не только с
содержанием
ориентализма, но также и с его взаимоотношениями, связями, политическими
тенденциями и
мировоззрением. В качестве примера можно привести Бенджамина Шварца из
Гарварда,
который воспользовался случаем и в своем президентском обращении к
Ассоциации
исследования Азии, не соглашаясь с частью моей критики, как интеллектуал
приветствовал
мои аргументы.
Многие бонзы из числа арабистов и исламистов ответили на мою книгу
унизительными оскорблениями, служащими им заменой саморефлексии;
большинство при
этом использовали слова <?вред>, <?позор>, <?клевета>, как будто бы критика
сама по себе
является непозволительным нарушением их священного академического
спокойствия. В
случае с Льюисом предлагаемая защита - акт очевидного лицемерия,
поскольку он в
большей мере, нежели другие ориенталисты, был страстным политическим
сторонником
действий против арабов в Конгрессе, в "Commentary" и много где еще.
Именно поэтому
надлежащий ответ ему должен включать в себя рассмотрение того, что он
представляет
собой с политической и социологической точек зрения, когда якобы
защищает
<?достоинство> своей области исследований, причем достаточно очевидно,
что эта защита -
тщательно сотворенный из идеологической полуправды продукт, придуманный
для того,
чтобы ввести в заблуждение читателя-неспециалиста.
Вкратце, он приписывает мне, будто отношения между исламским или
арабским
ориентализмом и современной европейской культурой могут изучаться и без
упоминания
каждого когда-либо жившего ориенталиста, каждой ориенталистской традиции
или всего
написанного ориенталистами; достаточно смешать все это в кучу как
свидетельства
прогнившего и недостойного империализма. Я никогда ничего подобного не
делал.
Невежественно заявлять, что ориентализм есть заговор, а Запад есть зло:
все это глупости,
которые Льюис и один из его эпигонов - иракский публицист Канан Макийа
опрометчиво
мне приписали. С другой стороны, было бы лицемерием игнорировать
культурный,
политический, идеологический и институциональный контекст, в котором
люди пишут,
думают и говорят о Востоке, ученые они или нет. И, как я показал выше,
очень важно
понимать, что причина, из-за которой ориентализму противостоит так много
мыслящих
незападных жителей, заключается в том, что современный дискурс
ориентализма
справедливо воспринимается как властный дискурс, чьи истоки - в эпохе
колониальных
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
44
завоеваний, которая недавно была темой превосходного симпозиума
<?Колониализм и
культура>. В этом дискурсе, основанном по большей части на
предположении, что Ислам
монолитен и неизменяем и, следовательно, годится для продажи
<?экспертами> с целью
удовлетворения внутренних политических интересов, ни мусульмане, ни
арабы, ни кто-либо
из других дегуманизированных и приниженных народов не воспринимают себя
человеческими существами, а своих исследователей - простыми учеными.
Главным образом
в дискурсе современного ориентализма (и подобных ему дискурсах,
придуманных для
индейцев и африканцев), они видят хроническую тенденцию к отрицанию,
подавлению и
искажению культурного контекста соответствующей системы мышления с целью
поддержать видимость ее научной беспристрастности.
II
Все же я не хотел бы предполагать, что, несмотря на расхожесть взглядов
Льюиса,
они были единственными, которые появились или укрепились за последние
пятнадцать лет.
Действительно, после распада Советского Союза ученые и журналисты в США
поспешили
объявить восточный Ислам новой империей зла. Как следствие - и
электронные, и печатные
СМИ были наводнены унизительными стереотипами, смешивающими в общую кучу
Ислам
и терроризм, арабов и насилие, Восток и тиранию. Также можно было
наблюдать в
различных частях Среднего и Дальнего Востока возврат к исконной религии
и
примитивному национализму, один из наиболее позорных аспектов которого -
продолжающаяся иранская fatwa против Салмана Рушди. Но это не полная
картина, и в
оставшейся части этого эссе я бы хотел поговорить о новых направлениях
исследований,
критики и истолкования, сторонники которых, принимая основные положения
моей книги,
идут дальше (что, как мне представляется, обогащает наше понимание
сложности
исторического опыта).
Конечно, ни одна из этих тенденций не появилась совершенно неожиданно; и
до сих
пор ни одна из них не приобрела статус полноправного научного
направления или практики.
Международная ситуация остается ошеломляюще неспокойной,
идеологизированной,
напряженной, изменчивой и даже убийственной. Несмотря на то, что
Советский Союз
распался и страны Восточной Европы получили политическую независимость,
стремление к
власти и господству по-прежнему бросается в глаза. Глобальный Юг -
когда-то упомянутый
романтично и даже эмоционально как Третий мир - запутался в долгах,
разбит на множество
несвязанных единиц, погружен в проблемы бедности, болезней и отставания
в развитии,
которые только множатся последние десять-пятнадцать лет. Ушли в небытие
Движение
неприсоединившихся стран и харизматические лидеры, возглавлявшие борьбу
за
независимость и деколонизацию. Тревожные примеры этнических конфликтов и
локальных
войн, не ограничивающихся глобальным Югом, как свидетельствует Босния,
возникают
снова и снова. В Центральной Америке, на Среднем Востоке и в Азии так же
доминируют
США, подпираемые беспокойной и все еще необъединенной Европой.
Объяснения современным событиям в мире, и попытки понять их, исходя из
культуры
и политики, поразительно драматичны. Я уже упоминал фундаментализм.
Секуляризованные
эквиваленты - возврат к национализму и появление теорий, подчеркивающих
кардинальные
различия культур и цивилизаций. Не так давно, к примеру, профессор
Самюэль Хантингтон
из Гарварда выдвинул малоубедительное утверждение, что на смену
биполярному миру
времен Холодной Войны пришло то, что он назвал <?столкновением
цивилизаций>. Тезис
этот основан на предпосылке, что Западная, Конфуцианская и Исламская
цивилизации,
наряду с несколькими другими, являются чем- то вроде водонепроницаемых
отсеков, чьи
жители заинтересованы главным образом в отражении атак со стороны.
Это утверждение нелепо, поскольку одним из великих достижений
современной
теории культуры является почти повсеместно признанное понимание того,
что культуры
гибридны и гетерогенны, и, как я показываю в <?Культуре и империализме>,
культуры и
цивилизации настолько взаимозависимы и взаимосвязаны, что любое
обобщенное или
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
45
просто очерченное описание их индивидуальности обречено на неудачу.
Разве можно
сегодня говорить о <?западной цивилизации> кроме как о том, что прежде
всего является
некой идеологической фикцией, подразумевающей своего рода сепаратное
превосходство
для горстки ценностей и идей, каждая из которых бессмысленна вне истории
завоеваний,
миграции, путешествий и смешивания народов, что дало западным нациям их
нынешнюю
смешанную идентичность. Особенно это касается Соединенных Штатов,
которые сегодня
могут быть описаны как огромный палимпсест различных рас и культур,
объединенных
проблематичной историей завоеваний, истреблений, и, конечно же, общими
культурными и
политическими достижениями. Одной из целей <?Ориентализма> было показать,
что любая
попытка выделения культур и народов в отдельные дифференцированные типы
или
сущности выявляет не только искажения и фальсификации, но и способ,
которым знание
сотрудничает с властью, чтобы произвести такие вещи как <?Запад> и
<?Восток>.
Нельзя сказать, что Хантингтон и вместе с ним все теоретики и апологеты
ликующей
западной традиции, подобно Френсису Фукуяме, не сохранили большую долю
влияния на
общественное мнение. Они сохранили, как свидетельствует симптоматический
случай с
Полом Джонсоном, бывшим левым интеллектуалом, ныне - ретроградным
социальным и
политическим полемистом. 18 апреля 1993 года в выпуске New York Times
Magazine, который
трудно назвать маргинальным изданием, Джонсон опубликовал статью,
озаглавленную
<?Колониализм возвращается - как раз вовремя>. Основная идея этой
статьи -
<?цивилизованные страны> должны выполнить задачу реколонизации стран
Третьего мира,
<?где нарушены основные условия цивилизованной жизни>, и сделать это
необходимо с
помощью системы опеки. Его модель - явное переложение колониальной
модели XIX века:
чтобы европейцам получать экономическую прибыль, им нужно установить
свой
политический порядок.
Призыв Джонсона по-разному отзывается в работах высших американских
чиновников, СМИ и, конечно же, на американском внешнеполитическом курсе,
который
остается сопряженным с интервенциями на Среднем Востоке, в Латинской
Америке,
Восточной Европе и откровенно миссионерским во многих других регионах,
особенно в
России и бывших советских республиках. Важно то, что в общественном
сознании
образовалась малоизученная, но серьезная трещина между старыми идеями
западной
гегемонии (чьей частью является система ориентализма) с одной стороны, и
более новыми
идеями, родившимися в обделенных сообществах и в среде интеллектуалов,
академических
ученых и творцов. Сейчас бросается в глаза, что люди низшего сорта -
прежде
колонизированные, порабощенные, подавленные - больше не являются
молчаливыми и
несуществующими для всех, кроме европейских или американских мужчин
старшего
возраста. Произошла настолько мощная революция в сознании женщин,
представителей
различных меньшинств и маргиналов, что она затронула господствующую
тенденцию
мышления по всему миру. И хотя я имел некоторое представление о ней,
когда работал над
<?Ориентализмом> в 1970-х, сейчас она настолько очевидна, что не может не
обратить на себя
внимание любого ученого, который серьезно занят изучением культуры.
Можно выделить два основных направления: постколониализм и
постмодернизм.
Использование приставки <?пост> предполагает не столько переход
(преодоление), сколько,
как выразилась Элла Шохт в своей оригинальной статье о постколониализме
<?непрерывность и разрыв; но акцент делается на новых способах и формах
старых
колониальных практик, а не на их преодолении>. И постколониализм, и
постмодернизм
появились как связанные темы исследований в течение 1980-х гг. и,
кажется, во многих
случаях рассматривали работы, подобные <?Ориентализму>, в качестве своих
предшественников. Я не буду вступать в нескончаемый терминологический
спор касательно
обоих слов, доходящий до вопроса: стоит ли писать эти слова через дефис.
Здесь важно
упомянуть не об отдельных случаях излишнего или смешного употребления
жаргонизмов, а
обозначить события и действия, которые сейчас, в 1994 г., имеют, как мне
кажется,
отношение к книге, изданной в 1978-м.
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
46
Большинство заслуживающих внимания работ о новом политическом и
экономическом порядке касаются того, что Гарри Магдофф в своей недавней
статье назвал
<?глобализацией> - системы, с помощью которой ограниченная финансовая
элита
распространила свою власть по всему миру, что привело к повышению цен на
товары и
услуги, перераспределению благосостояния от низкодоходных секторов
(обычно в
незападном мире) к высокодоходным. Наряду с этим, как строго и ясно
определили Масао
Миоши и Ариф Дирлик, появился новый международный порядок, в котором у
государств
больше нет границ, труд и доход принадлежат только глобальным
менеджерам, а
подчинение Юга Северу можно сравнить с колонизацией. И Миоши, и Дирлик
показывают,
как интерес западных ученых в предметах типа мультикультурализма и
постколониализма
на самом деле являются культурным и интеллектуальным отступлением от
новых реалий
глобальной власти. <?В чем мы нуждаемся, - говорит Миоши, - так это в
серьезном
политическом и экономическом исследовании, а не в жестах педагогической
целесообразности>, иллюстрируемой <?либеральным самообманом>, который
содержится в
таких новых областях, как культурология и мультикультурализм.
Но даже если мы принимаем такие обвинения всерьез (а мы должны это
делать),
исторический опыт содержит в себе серьезные основания для появления
сегодня интереса
как к постмодернизму, так и к его совершенно отличной версии -
постколониализму. Прежде
всего, в первом есть гораздо больший евроцентристский уклон и
превосходство
теоретического и эстетического акцента, подчеркивающего местное и
случайное, почти
декоративная невесомость истории, подражание и, прежде всего,
консюмеризм. Самыми
ранними исследователями постколониализма были такие выдающиеся
мыслители, как Анвар
Абдель Малек, Самир Амин, К. Л. Р. Джеймс. Почти все их работы
основывались на
изучении господства и контроля, рассматриваемых либо с точки зрения
обретенной
политической независимости, либо - незавершенного либерального проекта.
Хотя
постмодернизм в одном из своих самых знаменитых программных заявлений,
сделанном
Жаном-Франсуа Лиотаром, подчеркивает исчезновение больших рассказов
(метанарративов)
эмансипации и просвещения, акцент многих работ первого поколения
постколониальных
ученых и художников совершенно иной: метарассказы остаются, даже если их
применение и
реализация в настоящее время временно отменена, отложена или обойдена.
Это важное
различие, которое связано с актуальными экономическими и политическими
императивами
постколониализма и относительной обособленностью от них постмодернизма,
сказывается
на разности подходов и результатов, хотя все же существует и некоторое
пересечение
(например, в технике <?магического реализма>).
Полагаю, было бы неверным предположить, что в большинстве лучших
постколониалистских работ, которые так сильно распространились с начала
1980-х, не было
серьезного акцента на местном, региональном и случайном, он был. Однако
мне кажется, что
в своих основных принципах они удивительным образом были завязаны на
универсальные
проблемы, касающиеся эмансипации, пересмотра отношения к истории и
культуре, широко
распространенного использования традиционных теоретических моделей и
стилей.
Лейтмотивом была постоянная критика европоцентризма и патриархата. В
1980-х в
американских и европейских университетах и преподаватели, и студенты
усердно работали
над расширением так называемых основных учебных планов с целью включить
туда работы
женщин, неевропейских художников и мыслителей, <?подчиненных>. Это
сопровождалось
важными изменениями в подходе к региональным исследованиям, бывшых долго
в руках
классических ориенталистов и их эпигонов в других областях.
Антропология, политическая
наука, литература, социология и, в первую очередь, история испытали на
себе эффект
всестороннего критического анализа источников, нововведений в теории и
смещения
европоцентристской перспективы. Возможно, самый блестящий труд,
связанный с такой
переоценкой ценностей, был проделан не в исследованиях Среднего Востока,
а в индологии
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
47
с появлением Subaltern Studies., группы замечательных ученых и
исследователей во главе с
Ранаджитом Гухой. Их целью была (ни больше, ни меньше) революция в
историографии,
ближайшей задачей - избавление индийской историографии от доминирования
националистической элиты и признание важной роли городских бедняков и
сельских масс.
Думаю, было бы неправильно оценивать эту главным образом академическую
работу как
напрямую связанную с <?межнациональным> неоколониализмом. Следует принять
во
внимание достижения этой группы, не забывая при этом, о возможных
подвохах.
Меня особенно интересовало обращение постколониализма к проблемам
географии. В
конце концов, <?Ориентализм> - исследование, основанное на переосмыслении
того, что в
течение веков считалось непреодолимой пропастью, разделяющей Восток и
Запад. Моей
целью, как я сказал выше, было не столько уничтожить различие само по
себе - кто же
может отрицать конструктивную роль и национальных и культурных различий
в отношениях
людей - сколько бросить вызов самому представлению, что различия
обязательно
подразумевают враждебность, навеки данный материализованный набор
противоположных
сущностей, и соперничающее знание, выведенное из всего этого. В
<?Ориентализме> я
призывал по-новому воспринять разделения и конфликты, из поколения в
поколение
порождающие враждебность, войны и имперский контроль. И в самом деле,
одним из самых
интересных результатов постколониальных исследований было новое
прочтение
канонических культурных текстов не с целью принизить или очернить их, но
с тем, чтобы
переосмыслить их основные положения, преодолевая удушающее воздействие
дихотомии
<?господин-раб>. Это, несомненно, было воздействием поразительно
многоплановых
романов, подобных <?Полночным детям> Рушди, рассказам К. Л. Р. Джеймса,
поэзии Эме
Чезара и Дерека Уолкотта, которые привнесли отважные новаторские
изменения
художественной формы, запечатлевающие, на самом деле, переоценку
исторического опыта
колониализма, воскрешенную к жизни и преобразованную в новую эстетику
священной и
нередко трансцендентной трансформации.
Похожие результаты можно увидеть в работе группы известных ирландских
писателей, которые в 1980 г. создали коллектив под названием Field Day.
В предисловии к
собранию их работ говорится:
<(Авторы) полагали, что Field Day может и должен внести вклад в
разрешение существующего кризиса
с помощью анализа распространенных мнений, мифов, стереотипов, которые
стали одновременно и
симптомом и причиной настоящей ситуации (между Ирландией и Севером).
Крах конституционных и
политических мер, возобновление насилия, для подавления или сдерживания
которого эти меры были
предназначены, делает такой анализ более необходимым на Севере, нежели в
Республике: Поэтому
компания решила предпринять ряд публикаций, начиная с серии памфлетов (в
дополнение к
внушительному ряду стихов Симуса Хини, эссе Симуса Дина, пьес Брайана
Фрила и Тома Полина), где
могла быть исследована природа Ирландской проблемы, и благодаря которым
она могла бы быть
преодолена более успешно, чем до настоящего времени>.
Идея переосмысления и переформулирования исторического опыта, который
когда-то был
основан на географическом разделении людей и культур, находится в самом
центре целого
потока академических и критических работ. Ее можно найти, по крайней
мере, в трех
текстах: <?По ту сторону арабов и евреев: новое создание левантийской
культуры> Амиела
Алкалейя, <?Черная Атлантика: современность и двойственное сознание> Пола
Гилроя и
<?Подчиненные другим: британские писательницы и колониальное рабство>
Мойры
Фергюсон. В этих работах области, которые раньше считались
собственностью одного
народа, пола, расы или класса, подвергаются переосмыслению, и
показывается, как другие
включаются в них. Левант, на протяжении долгого времени показывающийся
как поле битвы
. - школа исследований в области колониальной и
постколониальной истории, как истории
<?подчиненных (второстепенных, низших) групп> (в противоположность
господствующей <?истории элит>). Эта
школа возникла в Индии в начале 80-х гг., в настоящее время оказывает
влияние на исследования истории и
культуры Латинской Америки, Африки и т.д. - прим. ред.
Социологическое обозрение Том 2. ? 4. 2002
48
арабов и евреев, в книге Алкалейя предстает как средиземноморская
культура,
принадлежащая обоим народам. Согласно Гилрою похожий процесс меняет, в
действительности - удваивает, наше восприятие Атлантического океана,
который до этого
воспринимался как исключительно европейский путь. В новом исследовании
взаимоотношений английских рабовладельцев и африканских рабов, Фергюсон
предлагает
более сложную модель, в которой появляется новое разделение - белый
мужчина и белая
женщина с новыми унижениями и нарушениями прав, которые появляются в
Африке.
Я мог бы привести еще больше примеров. Однако завершу, отметив кратко,
что, хотя
враждебность и несправедливость существуют (это и пробудило мой интерес
к ориентализму
как культурному и политическому феномену), одновременно существует и
общее
представление о том, что такое положение вещей является не извечным
порядком, а
историческим опытом, чье завершение, или, по крайней мере, частичное
смягчение наступит в ближайшем будущем. Оглядываясь назад с расстояния в
пятнадцать лет, которые были полны событиями, и беря в расчет новые
серьезные попытки интерпретаций и исследований, ставящих себе целью
освободить мысль и человеческие отношения от последствий империализма,
понимаешь, что у <?Ориентализма> есть хотя бы одно достоинство - он
открыто вступил в борьбу, которая, разумеется, продолжается и на
<?Западе> и на <?Востоке>.

Перевод с английского А. Ю. Ашкерова, Т. Г. Корнейко

Pout (23.02.2004 10:56:49)

От	Георгий
К
Дата	23.02.2004 18:37:34

Огромное спасибо. дорогой Поут! (-)

Pout (23.02.2004 10:56:49)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 17:45:26

Абортированная попытка созадть собственную идентичность. "Европка" посередке

Ценность работ этого круга - в детальности (еще,разумеется, в том, кто
писАл). Приходится ограничиваться выборкой наиболее лакомых
работ.

В основном про то, что сейчас все чаще получает название"Новой
Европы",актуальность темы заставляет взглянуть на историю вопроса
подробней. И что мы там видим. А видим следущее

Эта блин "цивилизационная особенность", "центрально-европейскость", как
150 лет назад -"славянскость", и другие подобные "ци-ви-ли-за-ционные
черты","идентичности"- все это просто создаваемые ситуативно, на потребу
местных "недоевр"(с) "элит" - _торговые марки_, чтоб поскорей и
подороже вползти"половичком" в прихожую "общего евр.дома". К немцам,
скажем.
"Ориенталистский дискурс" (вектор цивилизация -варварство) тоже
используется напропалую. См.о том,как и кто проводит "границу меж
Западом и Востоком"

Торговали этой маркой "ребята-демократы" ,кундеры-валенсы - но все без
успеха. "Не будет тебе снисхожденья". Была, скажем, Венгрия (как они
сами говорили) самым веселым бараком соц.лагеря, она же первой стала
самым вытираемым, бордельным половичком у входа в Запад. И весь сказ

"Центрально-европейцы как несостоявшаяся цивилизация". Недоевры(с).
История вопроса. Сага о Форсайтах. Отличная статейка того же автора,
который написал и четкую вводную к книжке Вульфа. ЕЕ тоже надо
смаковать - в деталях.

=========

Политики пост-социалистических стран быстро приняли правила игры, и,
оставив, толком не начав, попытки превратить Центральную Европу в
самостоятельного политического актора, занялись обеспечением для своих
стран преимущественных прав на вступление в западные структуры.
Совершенно справедливо П. Бугге охарактеризовал концепцию Центральной
Европы как "абортированную попытку создать особую идентичность" (8, с.
15).
Сегодня центральноевропейскость превратилась для тех стран, которые уже
вступили в НАТО и близки к вступлению в ЕС, в ярлык неполноценности их
членства в западных структурах. Их место сегодня пытаются занять те,
кому прежде отказывали в принадлежности к клубу "первой очереди", -
Румыния, Хорватия, Болгария, Литва, Украина.

------
А. И. Миллер

ТЕМА ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ:
ИСТОРИЯ, СОВРЕМЕННЫЕ ДИСКУРСЫ И МЕСТО В НИХ РОССИИ

Различного рода "ментальные карты" являются неотъемлемым элементом
нашего мышления. Столь же неотъемлемой чертой самих "ментальных карт",
или различных принципов организации географического, политического,
цивилизационного пространства, является их субъективность и политическая
ангажированность. Норвежский политолог Айвер Нойман убедительно показал,
что регионы воображаются в соответствии с теми же механизмами, по
которым, согласно хорошо известной теории Б. Андерсона (3), воображаются
нации (22, с. 113-114). Среди различных концепций регионального членения
Европы [1] в последнюю четверть века наиболее оживленные дискуссии
касались содержания понятия Центральная Европа. В этой статье
рассмотрены наиболее общие аспекты темы Центральной Европы: проблемы
терминологии; история различных концепций, связанных с этим понятием;
развитие дискурса Центральной Европы в последние десятилетия ХХ в; место
в этом дискурсе России.

ТЕРМИНОЛОГИЯ

В русском языке термин Центральная Европа, а также близкие к нему или
связанные с ним термины Средняя Европа, Восточно-Центральная Европа
появились сравнительно недавно. Все эти термины были придуманы не для
отражения каких-то сформулированных в России концепций, но для перевода
тех или иных иностранных понятий, которые наши ученые, политики и
публицисты заимствовали главным образом из работ немецко- или
англоязычных авторов, а порой из чешских, польских или венгерских
текстов [2]. Речь в этих текстах шла, разумеется, не о геометрически
вычисляемом центре Европы, но о политических и / или исторических
концепциях. Как это часто случается в подобных ситуациях, важные
различия, существующие, например, между немецким Mitteleuropa и
англоамериканским Central Еurope, "по дороге" терялись.
Термин Восточно-Центральная Европа (калька с английского East-Central
Europe) [3] вообще часто приводит к недоразумениям. Он означает
восточную часть Центральной Европы, в то время как в России многие
ошибочно понимают его как объединение Восточной и Центральной Европы.
Задача этого термина отчасти состояла в том, чтобы отграничить восточную
часть Центральной Европы от Германии и Австрии, то есть западной части
Центральной Европы, а отчасти в том, чтобы определить ту часть
Центральной Европы, которая находилась после второй мировой войны под
контролем Кремля. (Поэтому в Восточно-Центральную Европу порой могли
включать ГДР.) Напротив, на востоке процесс включения какого-либо народа
в Восточно-Центральную Европу предполагает утверждение, что
восточноевропейскость в нем менее важна, чем центральноевропейскость. Но
определенная "устремленность" этого термина на восток, разумеется,
существует. Вполне логично, что в английском он утвердился с легкой руки
поляка Оскара Халецкого.
Таким образом, используемый в русском языке термин Центральная Европа
обозначает целый букет существенно различающихся, иногда прямо друг
другу противоречащих концепций, причем концепций сравнительно недавнего
происхождения. Правильнее поэтому говорить не о понятии Центральная
Европа, но о теме Центральной Европы по аналогии с музыкальной темой,
которую можно подвергать бесконечным вариациям. Выходящие даже сегодня
книги и статьи о Центральной Европе неизменно открываются рассуждениями
о том, что их авторы понимают под Центральной Европой именно в этом
тексте. А значит, спрашивать нужно не о том, принадлежит ли та или иная
страна Центральной Европе, но о том, какое место отводится той или иной
стране в той или иной концепции Центральной Европы.
При желании можно описать региональное членение Европы вообще не
прибегая к понятию Центральная Европа: если максимально расширить
Юго-Восточную Европу, к которой прежде нередко относили Венгрию;
Восточную Европу, к которой можно по определенным критериям отнести
часть даже современной Польши; балтийский регион, куда можно включить
другие части Польши, и так далее. Иначе говоря, любые исторические,
географические, экономические, цивилизационные факты можно по-разному
группировать и интерпретировать. Историки продолжают спорить, есть ли
определенная "реальная" общность, которая лишь получила свое имя с
возникновением понятия Центральная Европа. Политологи практически едины
в том, что самостоятельного политического субъекта по имени Центральная
Европа нет и не было. Но очевидно, что Центральная Европа существует как
идеологический феномен примерно в течение последних двух веков.

ИСТОРИЯ КОНЦЕПЦИЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Впервые термин Mitteleuropa или близкие к нему начинают употребляться в
40-е годы XIX века. В 1842 г. немецкий экономист Фридрих Лист писал о
"среднеевропейской экономической общности", постулируя необходимость
немецкой экономической экспансии, а монархию Габсбургов рассматривая как
аграрный придаток индустриальной Германии. Идея германской доминации,
как экономической, так и политической, на пространстве между Россией и
Германией разрабатывалась позднее Фридрихом Науманном в его книге "Das
Mitteleuropa" (21). Причем взгляд Науманна был обращен и на Запад, так
что его Центральная Европа включала и Бельгию. Можно сказать, что в
немецких концепциях Центральной Европы неизменно, хотя и в весьма
различных, в зависимости от обстоятельств, дозах, присутствовала идея
гегемонии. В то же время было бы несправедливо демонизировать то, что
писали немцы на тему Центральной Европы в XIX и начале XX века. В
немалой степени эти концепции отражали реальный вклад немцев в
экономическое и культурное развитие региона, ведь немецкая диаспора
Центральной Европы была весьма многочисленна, а немецкий был lingua
franсa региона [4]. Достаточно сказать, что изгнание этнических немцев
из соседних стран после 2-ой мировой войны затронуло от 9 до 11
миллионов человек.
Не-немецкая, часто даже анти-германская традиция рассуждений о
Центральной Европе тоже уходит корнями в XIX в. В бурном 1848 г. лидер
чешского национального движения Франтишек Палацкий писал: "вдоль границ
Российской империи живет много народов - славяне, румыны, венгры, немцы.
Никто из них в отдельности не имеет достаточно сил, чтобы сопротивляться
могущественному восточному соседу. Они могут это сделать, только будучи
тесно и прочно объединенными". Он видел реформированную Австрию как
форму такого объединения. Заметим: венгры, немцы, румыны - то есть
Палацкий мыслил в данном случае согласно региональному, а не расовому
принципу. Немцы присутствуют в этом перечне постольку, поскольку они не
объединены в мощное государство. Уже тогда, говоря о немцах, Палацкий
однозначно имел в виду не Пруссию, но австрийских немцев и немецкую
диаспору соседних областей. (Сами эти немцы думали совсем в иных
категориях - либо династической лояльности Габсбургам, либо объединения
Германии - и вовсе не спешили откликаться на солидаристские идеи
Палацкого.) В сентябре 1848 г. поляк Адам Чарторижский совместно с
венгром Ласло Телеки разработали проект дунайской конфедерации. К этим
планам позднее возвращались многие, в том числе и Лайош Кошут.
Таким образом у не-немецких подданных Габсбургов концепция особости
этого региона с самого начала включала в себя два политических мотива -
объединительный и изоляционистский. С одной стороны, она с переменным (в
целом - с весьма ограниченным) успехом выполняла интегрирующую роль по
отношению к народам региона, подчеркивая общность их судеб и
необходимость солидарности. С другой, в основе этого императива лежала
защита прежде всего от России, часто от России и Германии.
"Сдавленность" между Россией и Германией становится основным мотивом
этой версии Центральной Европы. Именно объединение Германии исключает ее
из такой концепции Центральной Европы как национальное государство и
одновременно мощную европейскую державу.
Нередко концепция Центральной Европы использовалась как инструмент
изоляции и ранжирования и в отношениях между "малыми" народами этой
части Европы. Согласно известной шутке, восточная граница региона
неизменно проходит, по мнению отдельных народов, по их границе с
восточным соседом.
В России "немецкая редакция" концепции Центральной Европы как
пространства для германской культурной, экономической и политической
экспансии вызвала противодействие. Этой концепции была противопоставлена
концепция славянского мира. Именно с 40-х годов XIX в. получают развитие
различные варианты панславизма. В своем внимании к славянскому фактору
Россия была не одинока, причем не только в XIX в. Можно сказать, что чем
сильнее ощущалась германская или турецкая угроза, и чем дальше была
Россия - тем больше симпатий к "славянским идеям" разного рода возникало
у славян Европы. У поляков, немало от России пострадавших, они были
слабее, особенно со второй половины ХIX века. Однако и польские
мыслители порой пытались "спасти" для себя идею славянской общности,
исключая Россию из славянского мира. У чехов и, особенно, у словаков
панславистские концепции находили больший отклик.
В рамках идей славянской общности нет места понятию Центральной Европы
как особого региона. Региональный принцип заменяется пан-этническим,
неславянская часть региона отсекается, а вместо этого присоединяются
славяне Юго-Востока и Востока Европы. Можно сказать, что в течение
длительного времени славянская и центральноевропейская идеи конкурируют
в умах славян этой части Европы. Важно, однако, помнить, что эта
конкуренция была лишь дополнением к доминирующему мотиву политической
мысли того времени - национализму.
С точки зрения западноевропейской мысли XVIII и XIX вв. тема Центральной
Европы была маловажной, едва заметной. Преобладало дихотомическое
деление Европы на Запад и Восток, на цивилизованную и
полуцивилизованную, или, что часто было более важно, полу-варварскую
часть, куда вместе с Россией были записаны Западом и Польша, и Чехия, и
Венгрия (31, см. также 18). Ларри Вулф в своей книге "Изобретая
Восточную Европу" приводит массу примеров саркастических, презрительных,
"ориенталистских" описаний тех стран, которые сегодня заявляют о своей
центральноевропейскости, взятых из западной литературы XVIII в. "Можно
описать изобретение Восточной Европы как интеллектуальный проект
полу-ориентализации", - замечает Вулф, пытаясь таким образом определить
генетическое сходство исследуемых им интеллектуальных практик с
описанным Э. Саидом феноменом ориентализма. "Как и для ориентализма, -
продолжает он, - для изучения Восточной Европы характерно соединение
знания и власти, пронизанное доминацией и подчинением" (31, с.7, 8) [5].
Важной характеристикой этого пространства в глазах французских
просветителей была его славянскость, и потому "Энциклопедия"
характеризует венгерский язык как славянский диалект, родственный языкам
Богемии, Польши и России. "Эта чушь не была сознательным обманом, но она
соответствовала задаче проекта объединения, связи", - пишет Вулф (31, с.
357). Так что западная мысль породила две интерпретации "славянскости":
если Гердер видел в "цивилизационной молодости" славян основу для надежд
на их славное будущее, то у большинства других авторов это служило
основанием для закрепления за славянами места на нижних ступенях
иерархии европейских народов.
Любитель красивой фразы австрийский канцлер Меттерних по преданию
говорил, что "Азия начинается за Ландштрассе" (то есть за улицей на
востоке Вены). Восток и Запад в этой системе представлений были вполне
идеологическими понятиями. С точки зрения Меттерниха Прага безусловно
была на Востоке, хотя географическая карта свидетельствует, что она
расположена западнее Вены. Вулф рассказывает, что граф Луи-Филипп де
Сегюр, ехавший послом в Петербург в 1784 - 1785 гг., описывал, как он
"совершенно покинул Европу" и "перенесся на десять веков вспять" при
пересечении границы Пруссии и Польши. Тогда же американец Джон Ледьярд
(Ledyard), ехавший в противоположном направлении, провозглашал
приветствие Европе, пересекая "великий рубеж между азиатскими и
европейскими манерами" на той же самой прусско-польской границе (31, с.
4-6). Самое любопытное (и ускользнувшее от внимания Вулфа)
обстоятельство заключается в том, что свои приветствия и прощания с
Европой наши путешественники провозглашали на границе Пруссии с Польшей,
которая стала проходить именно в этом месте лишь двенадцатью годами
ранее, после первого раздела Речи Посполитой; так что чуть раньше де
Сегюр и Ледьярд узрели бы этот "великий рубеж" на несколько сот
километров западнее: "знание" о принадлежности Пруссии Западу, а Польши
Востоку было для обоих важнее наблюдаемой реальности.
Даже в межвоенный период концепция Центральной Европы оставалась
маргинальной. На 5-м и 6-м всемирных конгрессах историков (Брюссель,
1923 и Осло, 1928 г.) поляк Оскар Халецкий ставил вопрос о
цивилизационных различиях между западной и восточной частями того
пространства, которое принято было называть Восточной Европой, и которое
включало все, что на восток от Германии. (Именно секции, посвященные
истории так широко понимаемой Восточной Европы, и заседали в рамках
официальной структуры межвоенных исторических конгрессов.) Историки
новых независимых государств, возникших после Первой мировой войны,
боролись за новое место в истории для своих стран. Поначалу их усилия
характеризуются разнобоем концепций и подходов. Часто к проблемам
региона историки подходили сквозь национальную призму. Дискуссия между
венграми (И. Лукинич), чехами (Я. Бидло), поляками (М. Хандельсман) шла
о границах региона, о том, что считать главными особенностями или
организующими принципами в истории этой группы стран. Не без
сопротивления чехов было достигнуто согласие об отходе от славянского
принципа. Однако национальность историков явно накладывала отпечаток на
их концепции. Так, Хандельсман, например, совершенно без оснований
утверждал, что Речь Посполитая находилась в центре региона и ее история
может служить как организующий принцип для всей Центральной Европы.
Венгры были склонны подчеркивать роль Дуная как интегрирующей оси.
Из политиков больше всех внимания уделял в это время идее Центральной
Европы президент Чехословакии Т. Г. Масарик. Во время Первой мировой
войны он писал о "новой Европе" в рамках привычного дихотомического
членения континента, но в 1921 г. он употребил понятие Центральная
Европа для обозначения "особой зоны малых наций между Западом и
Востоком". В его интерпретации она была жестко противопоставлена
немецкой концепции Mitteleuropa, но также и панславизму. Это была
попытка по-новому, уже после развала Габсбургской монархии, и потому не
обращая внимания на ее прежние границы, определить сообщество, о котором
в середине XIX в. писал Палацкий (4, с. 207; 8, с. 21-22).
Приход к власти нацистов и в особенности Вторая мировая война вызвали
волну эмиграции интеллектуалов как из Германии, так и из соседних
стран - в Англию, но главным образом за океан. О. Халецкий, приехав в
1940 г. в Нью-Йорк, публикует в 1943 г. статью под названием "Восточная
часть Центральной Европы в послевоенном устройстве" ("East Central
Europe in the Postwar Organization"), а в 1944 г. - статью "Историческая
роль Центрально-Восточной Европы" ("The Historical Role of
Central-Eastern Europe") во влиятельном журнале "The Annals of the
American Academy of Political and Social Science". Разнобой в терминах,
употребленных Халецким в заголовках статей, свидетельствует о поиске
наиболее подходящего варианта. В 1950 г. он издал книгу "Пределы и
разграничения европейской истории", в которой дал полное изложение своих
взглядов ("The Limits and Divisions of European History". L.; N. Y.).
Здесь Халецкий проводил деление на западную часть Центральной Европы
(West Central Europe), имея в виду Германию и Австрию, и восточную часть
Центральной Европы (East Central Europe), обозначая так пространство
между Германией и Россией. Под влиянием поляков, венгров, австрийцев (О.
Халецкий, О. Яси, Р. Канн) в США разворачивается активное изучение
истории империи Габсбургов. Именно с этого времени начинается
утверждение понятия Центральная Европа в англосаксонском мире.
Однако в 1950 - 1960-е гг. это касается главным образом историков. На
Западе тема Центральной Европы в то время по преимуществу
ассоциировалась с германоцентричной идеей Mitteleuropa, которая после
войны выглядела окончательно дискредитированной нацистами, пытавшимися
приспособить ее к своим нуждам. Американец Генри Майер опубликовал целую
книгу, посвященную критике этой концепции, под названием "Mitteleuropa в
немецкой политической мысли и практике" (20). После войны в Германии
иногда даже стали прибегать к не претендовавшему на полную серьезность
термину Zwischeneuropa (то есть "Европа между"), лишь бы не пользоваться
понятием Mitteleuropa. В политическом дискурсе Запада по-прежнему
доминирует дихотомическое членение Европы. Железный занавес чудесным (а
на самом деле вполне закономерным) образом почти совпал с той линией
раздела, которая была создана в умах еще в эпоху Просвещения. Многие как
на Западе, так и на Востоке постарались забыть об этом сами и заставить
поверить других, что линию раздела между Востоком и Западом Европы
придумали Сталин и Черчилль.
В СССР в 60 - 70-е годы понятие Центральная Европа постепенно
утверждалось в языке научных публикаций, посвященных социалистическим
странам. Но особенность его употребления состояла в том, что оно почти
неизменно фигурировало в сочетаниях "Центральная и Восточная"[6] или
"Центральная и Юго-Восточная" Европа, что, с одной стороны, подчеркивало
единство социалистического лагеря, а с другой освобождало авторов от
необходимости сколько-нибудь жестко определять границы именно
Центральной Европы. (Между прочим, последнее было не только удобно, но
во многом и разумно.)

РАСЦВЕТ "ДИСКУРСА О ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ"
В 1980-е ГОДЫ

В своей статье "Заново открывая Центральную Европу" американский историк
и политолог Тони Джадт анализирует прежде всего западноевропейский
интеллектуальный и политический контекст, в котором стало возможным
возрождение дискурса о Центральной Европе в начале 80-х годов. После
Ялты, - констатирует он, - эта часть Европы надолго выпала из поля
зрения подавляющего большинства европейских интеллектуалов. Лишь
эмигранты упорно писали о странах от Вены до Вильнюса. Джадт отмечает,
что все, или почти все, идеи, которые получили такой широкий отклик на
Западе в начале 80-х гг., неоднократно высказывались прежде. Даже
знаменитые образы Кундеры ("похищенный Запад") можно найти у Мирчи
Элиаде, который в 1952 г. писал: "Эти культуры стоят на грани
исчезновения. Разве Европа не чувствует ампутации части своей
собственной плоти? Ведь в конечном счете, это все европейские страны, и
все эти народы принадлежат европейскому сообществу" (15, с. 33).
Несколько важных событий и процессов совпали во времени, чтобы сделать
западную публику восприимчивой к таким речам. Это упадок западных
коммунистических партий и вообще марксистски ориентированных левых,
вторжение СССР в Афганистан, польская "Солидарность". Важно было также
возрождение внимания к теме прав человека в западной политической
теории. Для некоторых западноевропейских, в особенности французских,
радикалов, дискурс о Центральной Европе стал также сферой проекции их
собственных идей об эмансипации Европы от США. Осуществить это могла
Европа, объединяющая восток и запад континента. Новое и особое значение
приобрела тема Центральной Европы в Германии, где ее пытались
приспособить к решению главной задачи "восточной политики" - будущего
объединения страны. Один из лидеров немецкой социал-демократии Эгон Бар
уже в 60-е гг. рассуждал о возможности того, что центральноевропейская
система безопасности заменит в будущем НАТО и Варшавский договор (5, с.
3, 6).
Сами восточноевропейские интеллектуалы совсем не были готовы принять
такую повестку дня. Но именно потому, что "сегодня Центральная Европа
стала (для интеллектуалов Запада - А. М.) идеализированной Европой нашей
культурной ностальгии, и поскольку это имеет много общего с тем способом
артикулировать оппозицию советской доминации, который выбрали многие
видные диссиденты, возникли условия для диалога", - писал Джадт в 1989
г. (15, с. 48).
Сама инфраструктура этого диалога была прежде всего западной. Конечно,
активисты "Солидарности" встречались со своими чешскими и словацкими
коллегами в горах на границе, обменивались опытом и литературой. Но эти
встречи, ограничься все ими, так и остались бы интересным лишь для
будущих историков эпизодом "польско-чешских революционных связей". Идея
Центральной Европы получила широкую известность и политическое значение
прежде всего благодаря Западу. Именно здесь глашатаев идеи Центральной
Европы стали переводить и печатать, и они сами читали друг друга
по-английски, по-немецки или по-французски. "У них много больше шансов
встретиться друг с другом в Нью-Йорке и Париже, чем в Варшаве и
Праге", - писал Т. Г. Эш в 1986 г. (4, с. 211).
Но диалог этот разворачивается в пространстве своеобразной полу-
коммуникации - западные интеллектуалы используют концепцию Центральной
Европы, чтобы обновить и переформулировать политические конфликты у себя
дома, а диссиденты от Варшавы до Будапешта никогда ни на секунду не
готовы согласиться с тем, как западная публика на них смотрит (15, с.
51). Это очень важное наблюдение сохраняет актуальность и сегодня. При
этом покровительственное, порой снисходительное отношение, так часто
раздражающее людей из Праги, Варшавы или Будапешта в их общении с людьми
из Парижа или Вены, совсем нетрудно отыскать в их собственном отношении
к людям из Москвы или Киева. Модель полу-коммуникации воспроизводится
порой с точностью до мельчайших деталей.
Запад был не только ареной этого дискурса Центральной Европы, но и
главным адресом послания, которое инициаторы дискурса по советскую
сторону "железного занавеса" вкладывали в него.
Тема Центральной Европы заново начала звучать в работах
восточноевропейских диссидентов в начале 1980-х гг., вскоре после
поражения "Солидарности". Настроение во всех странах советского блока
было тогда очень мрачным: очередная, наиболее мощная попытка
освободиться, потерпела неудачу, причем для подавления движения даже не
понадобились силы СССР. Венгерский герольд темы Центральной Европы
Дьордь Конрад дал своей книге "Центральноевропейские медитации"
многозначительный подзаголовок "Антиполитика". Первому западному
аналитику и пропагандисту этого нового дискурса Т. Г. Эшу не составило
труда заметить, что антиполитика в конечном является лишь следствием
того, что политика невозможна (4, с. 208). Столь же мрачно звучат и
первые вариации на тему Центральной Европы у Милана Кундеры:
"Центральной Европы больше не существует. Три мудреца в Ялте разделили
ее надвое и приговорили к смерти. Им было все равно, что станет с
великой культурой" (17, с. 29). Никакой практической программы
диссиденты предложить не могли, и даже в 1988 г. многие из них, подобно
венгерскому литературоведу Эндре Бойтару, считали, что "выйти из потока
можно только ценой катастрофических событий", под которыми Бойтар
подразумевал новую мировую войну (6, с. 268).
Однако, как было уже сказано, на этот раз выступления
восточноевропейских интеллектуалов получили на Западе качественно иной
отклик. Это произошло не сразу. Переломным моментом стала публикация в
"Нью-Йорк Таймс" в апреле 1984 г. статьи М. Кундеры "Трагедия
Центральной Европы". Статья была тогда же перепечатана в "Die Zeit" и
"Le Monde", а в конце года появилась в английском журнале "Granta" (?
11, 1984) под более определенным названием, которое Кундера изначально
дал тексту: "Похищенный Запад или прощальный поклон Культуры". Этот
текст был сознательно сконструирован как "послание" Западу, и очень
удобное для адресата послание.
Кундера обвинял Запад в том, что тот предал Центральную Европу, отдав ее
Сталину. Последствия Ялты были разрушительны для Европы в целом, потому
что именно в Центральной Европе билось сердце европейской культуры, ее
наиболее живой источник. Даже сейчас, в 80-е годы, здесь сохранились в
борьбе с советско-русским коммунизмом самые чистые и плодотворные
образцы европейской культуры. Долг Запада - вмешаться, не только из
чувства вины, но и в своих собственных интересах, потому что лишь
воссоединившись со своей похищенной частью Запад может обрести
целостность.
Эта статья Кундеры отличалась от других современных ей текстов о
Центральной Европе не идейным содержанием, но предельной откровенностью
пропагандистского высказывания. Трудно однозначно судить, получила ли
она столь широкое распространение из-за этих своих качеств, или Кундера
изначально писал "на заказ". (Напомню, что статья практически
одновременно вышла в ведущих англо-, франко- и немецкоязычном изданиях.)
Как бы то ни было, эффект, который Эш сравнил с шоком от "Архипелага
ГУЛАГ", был достигнут. Запад получил идейное знамя для завершающего
этапа борьбы с "внешней империей Кремля".

РОССИЯ В "ДИСКУРСЕ О ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЕ"

А. Нойман прекрасно определил роль России для дискурса о Центральной
Европе как роль "конституирующего чужого". В современном "издании"
концепции Центральной Европы Запад играл двойственную роль - роль
"иного" и одновременно "своего", в то время как Россия выступает в
однозначной роли "чужого". Именно через описание отличия от России
доказывается "западность" Центральной Европы. Именно Россия выступает и
как главный виновник "трагедии Центральной Европы", и как главная угроза
ее будущему. Кундера вполне откровенно заявлял, что, говоря о чуждой
цивилизации, имеет в виду именно Россию, а не только СССР. Немало других
участников дебатов о Центральной Европе это подразумевали. Эш, в
частности, отмечает, что контекст, в котором Конрад или Гавел
употребляют понятие Восточная Европа, никогда не бывает позитивным (4,
с. 183-184).
Две важных и связанных с Россией темы в дискурсе о Центральной Европе -
это мотивы "жертвы" и "сопротивления". Все претенденты на место в
Центральной Европе - неизбежно жертвы[7]. Причем в наиболее
тенденциозных версиях, например у Кундеры, вина не только вполне
вынесена вовне, но и четко расписана на две составляющие. Деструктивная
роль целиком отдана России. Причем именно России, а не СССР, который
рассматривается как вполне "органичное" воплощение "русских черт".
Другой виноватый - Запад, отдавший в Ялте Центральную Европу на
растерзание неевропейским варварам. Такое распределение вины взывает к
Западу об искуплении за отступничество не только от Центральной Европы,
но и от своих фундаментальных ценностей - то есть взывает о
вмешательстве, о "возвращении долга". Русским отказано в праве считать
себя жертвами того же коммунизма, и на них возложена вся полнота
ответственности за несчастья Центральной Европы. Разумеется, попытки
представить русских исключительно как жертву (германского генштаба,
"мировой закулисы", еврейского заговора, безродных космополитов,
латышских стрелков, поляка Дзержинского - список можно продолжать),
нередко встречающиеся в нашей публицистике, - пошлы. Но не менее пошлы и
попытки представить исключительно как жертвы внешнего или
"инородческого" вмешательства народы других стран. Об этом напомнил
Кундере Милан Шимечка, когда написал, что труды по разрушению культурных
достижений пражской весны и гонений на интеллектуалов взяли на себя
главным образом вполне местные, вполне чешские и словацкие люди (27).
Кстати, биография самого Кундеры, в возрасте 19 лет в 1948 году вполне
добровольно вступившего в Коммунистическую партию, прекрасно
иллюстрирует правоту Шимечки (19).
Тот же Шимечка указал и на другой элемент явной тенденциозности Кундеры,
когда написал, что не Сталин, но Гитлер положил "начало конца"
Центральной Европы (20), в том числе уничтожил тех, кого Данило Киш (16)
назвал самым полным воплощением центральноевропейца, - евреев этого
региона. Причем и во время войны, и, что особенно позорно, в первые годы
после нее местные жители практически во всех без исключения странах
региона поучаствовали в этом процессе. Можно добавить, что другую
ключевую группу региона - немцев - после войны извели под корень,
частично в погромах, но главным образом изгнанием, тоже местные жители.
В СССР статья Кундеры и близкие к ней по духу тексты практически не
получили отклика. Их откровенно антисоветский характер сделал их добычей
спецхранов. В то же время из-за своей столь же откровенной русофобии они
не могли стать популярны в Самиздате. Только представители русской
эмиграции вступили с Кундерой в полемику. В. Максимов сделал это в
свойственном ему агрессивно-простоватом стиле, предъявив Кундере счет за
белочехов, которые не захотели помочь белым в борьбе с большевиками, за
что, по мнению Максимова, заслуженно и поплатились после Второй мировой
войны (1). Но были и более серьезные реакции. Беседы с Л. Копелевым
подтолкнули М. Шимечку вступить с Кундерой в полемику по вопросу о его
отношении к России (27, с. 157). Наиболее же основательный ответ Кундера
получил от И. Бродского.
"К чести западного рационализма, призраку коммунизма, побродивши по
Европе, пришлось отправиться на восток. Но нужно также отметить, что
нигде этот призрак не встретил больше сопротивления, начиная от "Бесов"
Достоевского и кончая кровавой баней гражданской войны и большого
террора, и сопротивление далеко не закончилось даже сейчас. По крайней
мере, на родине г-на Кундеры призрак устроился без таких проблем...
Политическая система, которая изъяла г-на Кундеру из употребления, в той
же мере является продуктом западного рационализма, как и восточного
эмоционального радикализма", - писал Бродский в 1986 г., когда эти
рассуждения еще отнюдь не были общим местом (7, с. 479). Бродский весьма
проницательно заметил, что Кундера и "многие его братья
восточноевропейцы стали жертвами геополитической истины, придуманной на
Западе, а именно концепции деления Европы на Восток и Запад" (7, с. 481)
[8]. Под конец со свойственным ему сарказмом Бродский обратил внимание
на то, что "претензии на культурное превосходство совсем не
предотвращают стремления на тот запад, над которым Кундера это
превосходство якобы ощущает... То есть он стремится именно в тот
культурный климат, который породил эти предательства и который он
критикует" (7, с. 482). То есть Бродский уже в середине 80-х поставил
вполне точный диагноз: все рассуждения о центральноевропейской
исключительности оказывались лишь декором базового мотива - стремления
стать частью Запада.
Бродский, кажется, был первым, кто дал подробную критику главного
основания мифа о Центральной Европе. Основанием этим была идеализация
Запада, а с ним и Центральной Европы как "западной" в оппозиции Востоку.
Свой ответ Кундере Бродский заключил фразой, которая может стать
программой для замечательного исторического исследования: "Вторая
мировая война была гражданской войной европейской цивилизации".

КРАХ КОММУНИЗМА И ПИРРОВА ПОБЕДА
КОНЦЕПЦИИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

В 1989 г. программа центральноевропейского дискурса оказалась
практически выполнена в своей вполне заслуживающей уважения "негативной"
части, то есть в стремлении освободиться от власти Москвы. В этот момент
стало особенно очевидно, что никакой позитивной программы эти
рассуждения о Центральной Европе не содержат. То есть Л. Валенса и
некоторые другие политики попытались сперва говорить о некоей
"НАТО-бис", о каком-то особом, "третьем пути" для стран Центральной
Европы. Но эти рассуждения на Западе не вызвали никакого положительного
отклика и быстро сошли на нет.
"Realpolitik", о которой так презрительно рассуждали восточноевропейские
диссиденты в 80-е годы, никто не отменял. Показательно в этом отношении
содержание даже вполне "интеллигентского" по составу авторов выпуска
журнала "Daedalus", появившегося уже зимой 1990 г. под названием
"Восточная Европа... Центральная Европа... Европа?" Западноевропейские
интеллектуалы всерьез обсуждали в нем одну тему - объединение Германии и
ее место в Европе. Этому были посвящены статьи Т. Г. Эша, Т. Джадта, Ж.
Рупника. О теме Центральной Европы в исполнении восточноевропейских
диссидентов Джадт уже тогда писал "Предмет остается собственностью
Zivilizationsliterati, и на востоке, и на западе. Мода неизбежно
пройдет... Останутся переводы книг, о которых на Западе до этого мало
кто знал. А это уже неплохо" (15, с. 50).
Политики пост-социалистических стран быстро приняли правила игры, и,
оставив, толком не начав, попытки превратить Центральную Европу в
самостоятельного политического актора, занялись обеспечением для своих
стран преимущественных прав на вступление в западные структуры.
Совершенно справедливо П. Бугге охарактеризовал концепцию Центральной
Европы как "абортированную попытку создать особую идентичность" (8, с.
15).
Сегодня центральноевропейскость превратилась для тех стран, которые уже
вступили в НАТО и близки к вступлению в ЕС, в ярлык неполноценности их
членства в западных структурах. Их место сегодня пытаются занять те,
кому прежде отказывали в принадлежности к клубу "первой очереди", -
Румыния, Хорватия, Болгария, Литва, Украина.

ИСТОРИЯ В КОНЦЕПЦИЯХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Различные интерпретации прошлого играют важную роль среди аргументов в
спорах о границах региона Центральной Европы и о содержании этого
понятия. Часто к истории обращались не-историки, к случаю используя те
или иные факты или то, что хотелось представить как факты. Но нередко и
профессиональные историки выступают как "подносчики снарядов",
или -сознательно скажем обиднее - как официанты на пиру политиков,
сервируя по первому требованию или даже пытаясь эти требования
предугадать, аргументы для политических рассуждений. Неизбежная черта
таких текстов - их упрощенность, склонность к однозначным
интерпретациям. Между тем история редко предоставляет материал именно
для таких суждений.
"Исторический рок Центральной Европы в том, что она оказалась неспособна
стать независимой после краха сначала татарско-турецкой, а затем
немецко-австрийской гегемонии Запада, и снова попала под господство,
теперь советско-русское. Именно это не позволяет нашему региону
реализовать западную ориентацию, выбранную тысячу лет назад, хотя она и
представляет собой наше самое глубинное историческое стремление", -
писал в одном из своих эссе о Центральной Европе венгерский публицист Д.
Конрад. И получил вполне заслуженный комментарий Т. Г. Эша: "В этом
тексте история превращена в миф. Эта мифопоэтическая тенденция -
стремление приписать прошлому Центральной Европы то, что, как надеется
автор, будет свойственно Центральной Европе будущего, смешение того, что
должно быть, с тем, что было, - довольно типична для нового
центроевропеизма. Нас хотят убедить, что то, что было действительно
центральноевропейским, всегда было западным, рациональным,
гуманистическим, демократическим, скептическим и толерантным. Остальное
было восточноевропейским, русским, или, возможно, немецким" (4, с. 184).
Прошло без малого двадцать лет, но в том, как Д. Конрад обращается с
историей, мало что изменилось. В 2000 г. на конференции в Бухаресте
Конрад объяснял, по каким критериям он определял, кто достоин членства в
Центральной Европе. Как он утверждал, главный критерий был в том, кто
боролся с насаждением советского строя, а кто нет. В интерпретации
Конрада к числу "борцов" относились венгры с их 1956-м годом, чехи с их
1968-м годом, поляки с их 1956-м, 1968-м, 1970-м, 1980-м годами. Он "не
заметил" ни румынского и западноукраинского послевоенного сопротивления,
более длительного, чем у венгров или чехов, ни тем более гражданской
войны в России, о которой Кундере в ответ на схожие рассуждения напомнил
Бродский. Конрада трудно заподозрить в сознательном интеллектуальном
жульничестве. Он, если воспользоваться известной формулой Ч. Милоша,
являет собой пример недюжинного, но в определенном отношении
"порабощенного" ума, который пал жертвой концепции, к созданию которой
сам приложил руку. Пример этот весьма типичен - ничем не лучше
обращаются с историей Кундера, Михали Вайда и многие другие герольды
центральноевропейской идеи.
В цитированном высказывании Конрада бросается в глаза скачок из
"габсбургской гегемонии" к "советско-русскому господству". Пропуск
межвоенного периода, когда Центральная Европа была свободна и от того, и
от другого, не случаен. Опыт этого времени особенно наглядно
демонстрирует мифическую природу исторического образа Центральной
Европы, возникающего в писаниях Кундеры или Конрада. И немало
профессиональных историков поспешило это отметить.
Режим, установившийся в Польше в середине 20-х, польский историк Анджей
Фришке назвал плюралистическим авторитаризмом (10, с. 275). Это
справедливо и для других стран региона. Имеется в виду, что, отказавшись
от демократических форм осуществления власти, правящие элиты не
стремились к установлению всеохватывающего контроля над обществом, к
идеологической монополии и устранению с политической арены всех
конкурентов. В то же время "партии власти" манипулировали выборами и
использовали псевдо-парламентскую систему в собственных интересах как
инструмент легитимации уже принятых в узком бюрократическом кругу
решений. Также и политические партии в большей степени строились на
принципах личной преданности лидеру, чем на идейной общности. Британский
историк Джордж Шопфлин отметил еще одну общую черту политической жизни
межвоенной Центральной Европы, а именно особую роль закрытых групп, как
правило военных, связанных неформальными личными связями, которые были
основаны на каком-либо общем экстраординарном опыте (29, с. 73).
Примером могут служить легионеры Пилсудского, офицеры чешского корпуса,
прошедшие сибирскую эпопею, или венгерские офицеры, участвовавшие в
белом терроре 1919-1920 годов. (Без труда можно увидеть разительные
черты сходства описанного феномена с политическим режимом
пост-коммунистической России.)
Анализируя политическое развитие стран Центральной и Восточной Европы в
межвоенный период, Джордж Шопфлин показывает, что этот регион вовсе не
был частью Запада. "Первая половина ХХ в. в Восточной Европе - это время
медленного, порывистого, с остановками идущего процесса модернизации,
который был прерван и радикально трансформирован коммунистической
революцией, с ее особенными модернизационными проектами, мифами и
утопиями". Режимы во всех этих странах были квазидемократическими. Ни
одно правительство в Центральной Европе не проиграло выборов в
межвоенный период. (Два исключения связаны с расколами в самой правящей
элите.)
Таким образом, имитируя устройство парламентских демократий, страны
Центральной Европы не смогли в межвоенный период создать сильное и
единое гражданское общество, во многом из-за остроты социальных и
национальных противоречий, а также из-за того, что правящие группы не
были заинтересованы в их преодолении. Эти обстоятельства дали Дж.
Шопфлину, попытавшемуся вообразить возможное послевоенное развитие стран
Центральной Европы при отсутствии советской доминации, право
предположить, что во многих из них становление демократии проходило бы
далеко не гладко, а по образцу, напоминающему послевоенную Грецию с ее
режимом "черных полковников". "Если бы не Советы, мы бы увидели
развитие, в котором институты были бы без сомнения более этатистские,
чем западные. Для оценки политической ситуации, сложившейся в
большинстве стран Центральной Европы в начале 30-х годов, важно
определить "вектор перемен", а именно направление эволюции общественных
настроений и политического спектра. Повсеместно происходила политическая
радикализация общества, и в первую очередь усиливался правый радикализм"
(29, с. 87-88) [9].
Впрочем, сам Шопфлин, противопоставляя Восточную и Западную Европу
межвоенного периода, тоже следует определенным схемам, как бы изымая из
Запада все то, что плохо подходит под оппозицию демократического
общества Западной Европы и отсталого общества Восточной Европы. Германия
оказывается частью Центральной Европы, муссолиниевская Италия -
вероятно, Южной Европой, а тяжкие недуги демократии во Франции и даже
Британии вообще не упоминаются. Справедливее позиция Джадта: "Начиная с
битвы у Белой горы и до сегодняшнего дня, Центральная Европа была
регионом непрестанных этнических и религиозных конфликтов, отмеченных
кровопролитными войнами и резней, масштаб которых колебался от погрома
до геноцида. Западная Европа часто была не лучше, но она была более
везучей..." (15, с. 48). Если продолжить это рассуждение, то можно
сказать, что Центральная Европа была более везучей, чем Восточная.
Причем и после Первой мировой войны, когда в России случилась успешная
большевистская революция, а в других странах она не удалась, как в
Венгрии или Германии, и позже, когда советский режим в его наиболее
жестокой сталинской версии перемалывал эти общества лишь несколько лет
(с 1948 по 1953 г.), а не несколько десятков лет, как в СССР.
Это подводит нас к одному из ключевых мотивов спора историков о
Центральной Европе. Суть его в вопросе: каково относительное значение
опыта ХХ в. и наследия предшествующих веков в очевидных различиях
сценариев, по которым протекала посткоммунистическая трансформация.
Многие приписывают решающее значение давним событиям и процессам:
принятие христианства в его православной или католической версии, роль
свободного средневекового города и других, по выражению Е. Сюча,
"островков свободы" и т. д. Смешно отрицать значение прошлого для
современного развития. Но абсолютизация этого подхода прямо ведет к
концепции Хантингтона. Он четко и верно формулирует проблему: после
окончания холодной войны вопрос о восточной границе Европы оказался
открытым. Однако интерпретация ее у американского политолога весьма
спорна. "О ком следует думать как о европейцах, а значит как о
потенциальных членах ЕС и НАТО?" - вот смысл этого вопроса для
Хантингтона. Отвечая на него, Хантингтон проводит "культурную границу
Европы, которая в Европе после холодной войны является также
политической и экономической границей Европы и Запада", по линии,
"веками отделявшей западнохристианские народы от мусульман и
православных" (13, с. 158). Эта линия идет по границе России с
Финляндией и с республиками Прибалтики, разрезает территорию современных
Белоруссии, Украины, Румынии и Боснии, упираясь в Адриатическое море на
побережье Черногории (13, с. 159). Главная опасность подобных теорий - а
Хантингтон в своих построениях далеко не одинок - в том, что они
идеологизируют конкретную политическую и экономическую ситуацию.
Механизм ее исторической обусловленности в этих концепциях крайне
упрощается, изменчивость и многофакторность процесса подменяется ложной
идеей многовековой неизменности, которая предполагает и
предопределенность развития в будущем. Иначе говоря, эти теории
эвристически контрпродуктивны для понимания проблемы границ Европы и
границ регионов в Европе.
Ено Сюч, на знаменитую работу которого "Три исторических региона Европы"
так любят ссылаться при обосновании "западности" Центральной Европы, на
самом деле писал о том, что на протяжении веков в этом регионе
свойственные для Запада тенденции и структуры общественного развития
никогда не достигали такой степени зрелости и концентрации, чтобы
самостоятельно предопределять характер развития отдельных социумов. При
этом Сюч подчеркивал, что определить специфику региона можно только
через сравнение его с Востоком и Западом, поскольку никакой общей
парадигмы развития обществ Центральной Европы не было. Его учитель
Иштван Бибо не случайно назвал свою главную работу о регионе "Убожество
восточно-европейских государств". Он показал, что одним из стержней
коллективной ментальности и исторических мифов венгров и многих соседних
народов является мотив этнической виктимизации, перерастающий в фобию
исчезновения собственного народа как этнического сообщества. Но работы
этих, как и многих других ученых, совсем не склонных интеллектуально
обслуживать политический дискурс Центральной Европы, подвергаются
совершенно сознательной манипуляции, и становятся источниками лишь
"удобных" цитат.
Очень схожую с хантингтоновской линию раздела Европы американский
политолог Шерман Гарнетт, например, обосновывает иначе, чем Хантингтон.
С его точки зрения, эта граница отделяет страны с более давней
государственной традицией от тех, кто еще только ищет стабильные
институциональные формы и кадры для воплощения государственности; а
также эта граница отделяет тех, кто уже добился успеха рыночных и
политических реформ, от тех, кому это пока не удалось (11). Такая
концепция уже не выглядит детерминистской, опирающейся на
предопределенную прошлым и независящую от воли и деятельности
современников цивилизационную границу, она указывает на вполне
рациональные и доступные для оценок, анализа и, что самое важное,
изменений факторы.
Но вернемся к истории, точнее - к совсем недавней истории. Еще ждет
своего осмысления вопрос о том, как влияет на процесс
посткоммунистической трансформации опыт ХХ в., в том числе и опыт
последних коммунистических десятилетий. Понятно, что степень социальных
разрушений там, где советский режим существовал в течение 70 лет,
качественно отличается от тех, которые испытали общества, попавшие под
власть системы на без малого 30 лет позже. Это "опоздание", повторюсь,
сократило до годов, а не десятилетий, сталинский, наиболее жестокий
террористический этап развития советской системы. Но и позднее можно
видеть существенные различия. Степень открытости Западу, степень свободы
дискуссий об экономических и социальных реформах в Венгрии и Польше была
существенно выше, чем у многих их товарищей по
"народно-демократическому" несчастью, не говоря уже об СССР. И в
кадровом, и в концептуальном смысле эти страны были значительно лучше
подготовлены к трансформации, когда она стала возможной. Каково
сравнительное значение этих факторов и наследия более далеких веков в
характере посткоммунистической трансформации? Мы никогда не сумеем
определенно ответить на этот вопрос. Но мы определенно можем сказать,
что только низкая квалификация историка или сознательное стремление к
манипуляции читателем стоит за попытками объяснить события после 1989 г.
как предопределенные пятьсот лет назад.
Не менее важно учесть и роль Запада в разном характере этой
трансформации. В какой степени успешный марш "вышеградских" стран на
Запад можно описать как "приход" к ним Запада? Иначе говоря, какова роль
западной поддержки реформ и стабилизирующего политического влияния
Запада и перспективы близкого членства в западных структурах?
Исторический миф о Центральной Европе Эш справедливо поставил в один ряд
с другими "хорошими" мифами - с солженицынским мифом о "России, которую
мы потеряли", с немецким мифом о 20 июля 1944 г., доказывающим, что
покушавшиеся на Гитлера были настоящими либералами и демократами.
"Следует ли позволять хорошим мифам лгать?" - спрашивал Эш и язвительно
замечал, что, когда дело не касается Центральной Европы, Гавел и Конрад
тоже способны дать на него правильный ответ (4, с. 186).
Вообще в теме "история и дискурсы о Центральной Европе" нужна
принципиальная смена иерархии. В самих концепциях Центральной Европы
история выполняет служебную функцию, со всеми вытекающими из этого
негативными последствиями для истории как ремесла. Дискурсы о
Центральной Европе сами должны быть предметом исторического, или, если
угодно, историко-политологического исследования, прежде всего в области
истории идей. Только выяснив для себя разнообразные интересы и
"тенденциозности", связанные с различными концепциями Центральной
Европы, историки могут использовать понятие Центральная Европа как
инструмент исторического исследования. В противном случае
тенденциозность даже помимо воли исследователя будет проникать в их
труды вместе с самим понятием. Эта игра, по-моему, стоит свеч, поскольку
у нас уже сегодня есть достаточно работ, убедительно демонстрирующих
плодотворность применения понятия Центральная Европа для анализа
определенных периодов и определенных аспектов исторического процесса.
Например, понятие Центральная Европа оказывается инструментом для
преодоления узких рамок национальных историй, которые являются проекцией
в прошлое националистических идеологий и подвергают историю безжалостной
цензуре с тем, чтобы показать, сколь "неизбежно" и "предопределено
историей" было формирование новых государств.
Первые шаги в этом направлении уже сделаны. В 1999 г. специальный номер
журнала "European Review of History" (Vol. 6, ? 1) был посвящен
дискуссии историков из Голландии, Англии, Франции, Венгрии, Польши,
России об использовании понятия Центральная Европа как инструмента
исторического анализа [10]. Большинство ее участников были согласны с
тем, что понятие Центральной Европы для историков отнюдь не бесполезно.
Но все авторы были солидарны и в том, что профессиональное изучение
исторической специфики региона не имеет ничего общего с тем историческим
мифом, который является составной частью политических концепций
Центральной Европы 1980-х - 1990-х гг.

"ЯГЕЛЛОНСКАЯ" ВЕРСИЯ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ

Политический успех концепции Центральной Европы во второй половине
80-х - начале 90-е годов сегодня подталкивает некоторых политиков к
попыткам использовать эту же "раскрученную торговую марку" для продажи
новых или заново упакованных старых идей. В 2001 г. с собственной
инициативой центральноевропейской кооперации выступил австрийский МИД. В
целом это была весьма смутная, лишенная какой бы то ни было конкретики
концепция активизации сотрудничества Австрии с претендующими на
вступление в ЕС соседними странами. Вряд ли можно интерпретировать ее
как попытку Вены сыграть самостоятельную партию в этой части Европы,
опираясь на габсбургскую традицию. В экономическом и политическом смысле
Австрия уже давно стала младшим партнером Германии, по сути дела
реализованной частью демократической версии проекта Mitteleuropa.
Главная цель этой инициативы была в улучшении образа самой Австрии,
которая страдала от бойкота своих партнеров по ЕС в связи с вхождением в
правительство партии не гнушающегося ксенофобских заявлений Йорга
Хайдера. Вена пыталась компенсировать неудобства за счет расширения
контактов с Будапештом, Прагой, Варшавой. О готовности поддержать эту
инициативу сразу же заявил Будапешт, у которого и без того уже
существуют самые теплые отношения с Веной, тем более что венгерский
премьер Виктор Орбан по духу своей политики Хайдеру близок. Прага и
Варшава никак на эту идею не откликнулись, а вскоре присоединение
австрийского правительства к требованию Берлина о семилетнем моратории
на свободную миграцию рабочей силы из стран-новичков сделало их
отношения с Веной еще более натянутыми. Австрия безвозвратно упустила
свой шанс всерьез поиграть с темой Центральной Европы в конце 80-х и
начале 90-х годов: открыв границу с Венгрией, что привело к быстрому
падению берлинской стены, Вена не смогла развить этот успех,
воспользоваться имевшейся у нее как у нейтральной страны и тогда еще
не-члена ЕС свободой маневра. Так что нынешняя запоздалая
центральноевропейская инициатива Австрии останется лишь маргинальным
эпизодом.
Значительно больший интерес, особенно для наблюдателя из России,
представляют попытки использовать тему Центральной Европы,
предпринимаемые в последние годы в Польше. Как уже отмечалось, очертания
Центральной Европы существенно меняются в зависимости от географического
положения рассуждающего о ней. В случае с Польшей это правило
проявляется очень заметно. Еще в 1989 г. Т. Джадт заметил, что Польша в
большей степени, чем другие претенденты на место в Центральной Европе,
склонна смотреть на Запад не только как на "пункт назначения", но и как
на опору в своей миссии на Востоке (15, с. 47). Почву для таких
рассуждений давала действительно давняя традиция, к которой можно
отнести очень важный для польской культуры миф кресов и лозунг границ
1772 г. Этот последний затем на разных этапах был переосмыслен в
концепцию Речи Посполитой трех, а не двух народов, в идею союза с
литовцами, украинцами и белорусами в борьбе с Российской империей, в
федералистские планы Ю. Пилсудского.
После второй мировой войны эту традицию продолжала, существенно ее при
этом модифицировав, парижская "Культура" под редакцией Ежи Гедройца.
Помимо общего антикоммунистического пафоса, в идеях "Культуры" было
немало других позитивных моментов. Гедройц призывал навсегда расстаться
с мыслями о ревизии польских границ на востоке, с надеждами вернуть
Вильно и Львов. Он считал гораздо более важным установление добрых
отношений с восточными соседями. Но Гедройц и его ближайший сотрудник и
соавтор этой концепции В. Мерошевский хотели не просто дружить с
украинцами, белорусами и литовцами. Они хотели "дружить против" России.
В современной Польше эту составляющую концепции Гедройца нередко
отрицают. Но нет сомнения, что даже субъективно она присутствовала.
Видный деятель украинской эмиграции Ярослав Пеленьский, который в 90-е
годы был также директором Института Восточноевропейских исследований
Академии наук Украины, тесно сотрудничал с Гедройцем и так объясняет
причины своего дистанцирования от "Культуры": "Я думал иначе, чем
Гедройц, я считал, что его концепцию Украина-Беларусь-Литва нужно
расширить и на Россию" (32, с. 58). Ему вторит видный польский политик,
в прошлом активист "Солидарности" Дариуш Росати, который также признает,
что "в основе этой доктрины лежало убеждение, что Украина и Беларусь
настроены в меру антироссийски" (25).
В начале 90-х гг., когда концепция Центральной Европы представляла собой
определение тех избранных из числа восточноевропейских стран, кого
следовало в первую очередь принять в структуры Запада, Польша со своими
партнерами по Вышеградской группе без всяких сантиментов отвергла
попытки Киева войти в эту организацию. Но уже вступив в НАТО и ощущая
себя одной ногой в ЕС, Польша, точнее некоторая часть польских политиков
и интеллектуалов, решила, что тема Центральной Европы теперь может быть
использована в ее восточной политике. Эту польскую версию идеи
Центральной Европы порой называют "ягеллонской". Ее основная идея
состоит в том, что наследие Речи Посполитой оказалось определяющим для
культуры и ментальности Украины, Белоруссии и Литвы, придало им
центральноевропейский характер. Так сформулированная концепция
Центральной Европы отодвигала восточную границу региона (а на самом
деле, в понимании ее авторов, восточную границу Европы вообще) на новые
западные границы России. Таким образом, Центральная Европа по сути дела
превращается в "Крайнюю" Европу, Восточная Европа исчезает, а Россия
квалифицируется как Евразия или Западная Азия, что вполне соответствует
неизменно преобладавшей традиции польской мысли о России.
Некоторые мотивы этой темы звучали и прежде. Например, Р. Шпорлюк, ныне
директор Украинского Института в Гарварде, уже в 1982 г. писал о том,
что "западные народы СССР принадлежат Центральной Европе" (30, с. 34)
[11]. Но в тот момент подобные рассуждения мало кого интересовали, кроме
самих украинцев. В 90-е же годы тема стала актуальна. Ее принялись
разрабатывать и историки, и публицисты, и политики. В 1993 г. в Люблине
была создана федерация Институтов Восточно-Центральной Европы, куда по
уставу могли входить только научные учреждения стран региона, то есть
Польши, Венгрии, Чехии, Словакии, Украины, Литвы и Белоруссии, но не
Германии и тем более не России. Любопытно, что участие венгерских и
чешских историков в этой инициативе неизменно оставалось минимальным,
оставляя федерации с ее центром в Люблине свободу рук в пропаганде
именно "ягеллонской" концепции Центральной Европы.
Уже в 2000 г. вышла в свет двухтомная работа "История
Восточно-Центральной Европы" под редакцией основателя этой федерации и
неустанного пропагандиста идеи Ежи Клочовского. Период вхождения в
состав Речи Посполитой описывается в ней как "определивший подлинное
лицо" Литвы, Украины и Белоруссии, а то, что происходило с этими
странами после разделов Речи Посполитой, становится лишь искажением,
разрушением этой сущности. Весьма характерно, что автор использует
понятия Украина, Литва и Белоруссия, равно как понятия украинский,
литовский и белорусский народы / нации в их современном значении, о
котором бессмысленно говорить применительно к эпохе Речи Посполитой.
Грамотный историк Клочовский это знает, но в таких рассуждениях ремесло
историка безжалостно приносится в жертву политической пропаганде.
"Следует подчеркнуть, что целый ряд современных исследовательских
направлений, явно доминирующих в Украине и Беларуси, по причинам как
историческим, так и актуальным, подчеркивает принадлежность этих стран
Восточно-Центральной Европе, и именно в рамках этой перспективы строит
новые концепции их истории", - так, с достойной восхищения
откровенностью, обосновывает Клочовский включение этих стран в регион
Восточно-Центральной Европы (12, с. 8). Сам Клочовский убежден, что из
его исторических концепций должны следовать политические выводы [12].
Новая "центральноевропейская" упаковка довольно старых идей о польской
внешней политике по-своему оправдана. Во-первых, она затушевывает их
польскость, которая до сих пор остается довольно неудачной маркой для
продажи идеологических продуктов у восточных соседей. Разумеется, что в
свете ожесточенных, порой даже весьма кровавых конфликтов с поляками уже
в ХХ в. в Западной Украине или "на Виленщине" сегодня предпочитают
говорить о "европейском" или "западноевропейском", но не польском
культурном наследии этих земель. У известной украинской писательницы
Оксаны Забужко наряду со стандартными рассуждениями о "культурно чуждой
империи" и о тоске по утраченной европейскости вдруг появляется весьма
интересный призыв к полякам, чтобы для них "украинская культура
перестала быть средством достижения цели, а стала целью" (33, с. 64,
69). Разделяя характерную для "ягеллонской" версии концепции Центральной
Европы неприязнь к России, Забужко, однако, понимает, что в польской
традиции поддержка украинского движения изначально возникла и долго
оставалась, если до сих пор не остается, средством.
В Западной Украине крах "Руха" и иллюзий насчет быстрой украинизации и
"броска на Запад" в последнее время привели к возникновению
своеобразного западноукраинского сепаратизма. Но никто не говорит,
конечно, о том, чтобы "вернуться в Польшу". Речь о том, чтобы "вступать
в Европу по частям", "отцепив поезд" Восточной Украины, который для
паровоза Западной Украины оказался слишком тяжел. При этом с точки
зрения степени модернизированности самой Западной Украины уместно
сравнивать ее именно с паровозом. В попытке вернуться в Центральную
Европу Западная Украина возвращается и к своему статусу нищей окраины
этого региона, "галицийская нищета" которого вошла в XIX в. в поговорку.
В некоторых случаях антипольскость восточных соседей осложняется
провинциальной манией величия. В статье "Центральная Европа - почему нас
там нет?" редактор белорусского журнала "Наша нива" Сергей Дубавец
называет Белоруссию "типичным центральноевропейским государством". В его
интерпретации центральноевропейскость означает неопределенность
ориентации, смешение восточноевропейских и западноевропейских влияний.
Это вполне здравый тезис, но далее начинается свободный полет фантазии.
Переходя к существу своей концепции, автор замечает, что в Европе нужна
третья сила, то есть вертикальная интеграция помимо деления на Восток и
Запад. "Чтобы стать государством, - пишет Дубавец, - Беларуси не хватает
украинского сопротивления и литовской культуры, а не русской нефти и
членства в НАТО. Эта Центральная Европа находится не в западной части
Центральной Европы, в Вышеградской группе - которая является карантином
перед входом в Запад. Это сени, а не дом. Подлинная Центральная Европа
на востоке, это территория Великого княжества литовского, с центром в
современной Беларуси. Беларусь могла бы быть ядром Центральной Европы.
Нужен еще один исторический поворот, чтобы Великое княжество литовское
поднялось со дна истории" (9, с. 34-35). В этом построении замечательно
то, что Восточно-Центральная Европа оказалась переквалифицирована в
западную часть Центральной Европы. Таким образом ягеллонская
интерпретация темы была отвергнута (вместе с Польшей как центром
тяготения), а "со дна истории" поднята другая, более близкая автору
традиция Великого княжества литовского до его унии с Польшей.
Но вернемся к польской интерпретации темы Центральной Европы. Она не
только камуфлирует "польскость" определенных идей, но позволяет придать
им "общеевропейское" звучание. Именно в этом виде их поддержал В. Гавел
в своем выступлении в Братиславе в мае 2001 г., где он призывал сделать
следующий этап расширения НАТО возможно более массовым и направить его
на территорию бывшего СССР [13]. Польская "Газета Выборча" опубликовала
эту речь под весьма характерным заголовком - "Не допустим нового раздела
мира" (23). Проведение восточной границы Европы по западной границе
России редакторы "Газеты Выборчей", разумеется, новым разделом мира не
считают, просто потому, что такой раздел их устраивает.
В "ягеллонской" Центральной Европе Польша получает роль регионального
лидера. Варшава не только много раз обещала выступать "адвокатом" Литвы
и Украины в западных структурах, но и заявляла о своих претензиях на
особую роль в определении восточной политики НАТО и ЕС. В Москве это
вызывает нескрываемое раздражение, а во многих западноевропейских
столицах как минимум настороженность. Некоторые польские политики вообще
склонны объяснять особые отношения между Варшавой и Вашингтоном именно
тем, что США более отзывчивы к польским представлениям о роли Варшавы на
востоке, чем их западноевропейские союзники [14].
Признавая, что до сих пор Варшава ничего не смогла предложить Украине,
кроме красивых слов, многие в Польше прямо говорят о том, что нужно
мобилизовать ресурсы НАТО и ЕС для проведения своей политики на востоке.
Понятно, что делать это они будут именно под флагом
"центральноевропейской" или "общеевропейской" идеи. Причем
"общеевропейскость" будет определяться именно через
"центральноевропейскость" в том смысле, что образ "конституирующего
иного" будет по-прежнему закреплен за Россией. Прага и Будапешт будут в
этом союзниками Варшавы, потому что теперь, когда они уже стали частью
западных структур, прямой практический интерес этих стран состоит в том,
чтобы не остаться надолго в неудобном положении пограничья. Так что
попытки дальнейшего применения темы Центральной Европы для
идеологического обеспечения политики продолжаются. Как и прежде, их
успех или неудача будут зависеть от того, насколько влиятельными
окажутся западные политики, которые попытаются в очередной раз
воспользоваться риторическими талантами теперь уже бывших диссидентов.

* * *

Заключая свой анализ дискурса о Центральной Европе в его "кундеровской"
версии, А. Нойманн заметил: "Есть много резонов, по которым Западу стоит
поддержать формирование многопартийной системы и рыночной экономики в
Чешской республике, Венгрии, Польше и т. д. Но идея, что они в каком-то
смысле "более европейские", чем их непосредственные соседи на востоке, к
числу этих резонов не принадлежит" (22, с. 160). Следуя здравой логике
этого замечания, можно продолжить: у Запада также много причин, чтобы
поддержать формирование многопартийной системы и рыночной экономики в
бывших советских республиках, но идея, что они более европейские, чем
Россия, или что их нужно "спасать" от России, не относится к их числу. В
этом случае становится ясно, что сегодня центр тяжести различных
концепций Центральной и Восточно-Центральной Европы не в том, чтобы
мотивировать поддержку и заинтересованность Запада - для этого можно
использовать иные, более рациональные аргументы. Главная функция этих
концепций состоит именно в исключении или в ранжировании конкурентов,
соревнующихся за привилегированное положение в отношениях с Западом.

Литература

1)Максимов В. Евангелие по Милану Кундере // Новое Русское
слово (Нью-Йорк). 12.01.1986.
2)Янов А. Гавел против России, или грехопадение европейского
либерала // Московские Новости. ? 21 (1088). 22 - 28.05.2001.
3)Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin
and Spread of Nationalism. L.: Verso, 1983. 364 Р.
4)Ash T. G. Does Central Europe Exist? // Ash T. G. The Uses
of Adversity. Essays on the Fate of Central Europe. N. Y.: Vintage
Books, 1990. Р. 180-212.
5)Ash T. G. Mitteleuropa? // Daedalus. Winter 1990. Vol. 119.
? 1. P. 1-21.
6)Bojtar E. Eastern or Central Europe? // Cross Currents. ? 7.
1988. P. 253-270.
7)Brodsky J. Why Milan Kundera Is Wrong About Dostoevsky? //
Cross Currents. ? 5. 1986. P. 477-483.
8)Bugge P. The Use of the Middle: Mitteleuropa vs. Stredni
Evropa // European Review of History. 1999. Vol. 6. ? 1. P. 15-35.
9)Dubawiec S. Europa Srodkowa: dlaczego nas tam nie ma? //
Wiez. Wrzesien 1997. S. 34-36.
10)Friszke A. O ksztalt niepodleglej. Warszawa: Biblioteka
"Wiezi", 1989. 544 S.
11)Garnett S. W. Keystone in the Arch. Ukraine in the Emerging
Security Environment of Central and Eastern Europe. Washington D. C.:
Carnegie Endowment for International Peace. 1997. 214 P.
12)Historia Europy Srodkowo-Wschodniej. T. 1 / Red. J.
Kloczowski. Lublin: Instytut Europy Srodkowo-Wschodniej, 2000. 554 S.
13)Huntington S. P. The Clash of Civilizations and the
Remaking of World Order. N. Y.: Simon and Schuster, 1996. 368 P.
14)In Search of Central Europe / Ed. by G. Schopflin & N.
Wood. L.: Polity Press, 1989. 221 S.
15)Judt T. The Rediscovery of Central Europe // Daedalus.
Winter 1990. Vol. 119. ? 1. P. 23-54.
16)Kis D. Variations on the Theme of Central Europe // Cross
Currents. ? 6. 1987. P. 1-14.
17)Kundera M. Interview to Alain Finkielkraut // Cross
Currents: A Yearbook of Central European Culture. ? 1. 1982. P. 15-29.
18)Lemberg H. Zur Entstehung des Osteuropabegriffs im 19.
Jahrhundert. Vom "Norden" zum "Osten" Europas // Jahrbucher fЯr
Geschichte Osteuropas. NF, 33. 1985. S. 48-91.
19)Matejka L. Milan Kundera's Central Europe // Cross
Currents. ? 9. 1990. P. 127-134.
20)Meyer H. C. Mitteleuropa in German Political Thought and
Action. The Hague, 1955.
21)Naumann Fr. Das Mitteleuropa. Berlin, 1915.
22)Neumann I. B. The Uses of the Other. "The East" in European
Identity Formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999.
281 P.
23)Nie ma zgody na nowy podzial swiata // Gazeta Wyborcza.
14.05.2001.
24)On the Edge. Ukrainian-Central European-Russian Security
Triangle / Ed. by M. Balmaceda. Budapest: CEU Press, 2000. 221 Р.
25)Realizm, pragmatyzm, idealizm? (Dyskusja w Fundacji
Batorego 1 marca 2001 r.) // Tygodnik Powszechny. 22 kwietnia 2001.
26)Schwarz E. Central Europe - What It Is and What It Is Not
// In Search of Central Europe / Ed. by G. Schopflin & N. Wood. L.:
Polity Press, 1989. P. 143-156.
27)Simecka M. Another Civilization? An Other Civilization? //
In Search of Central Europe / Ed. by G. Schopflin & N. Wood. L.: Polity
Press, 1989. P. 157-162.
28)Simecka M. Which Way Back to Europe? // In Search of
Central Europe / Ed. by G. Schopflin & N. Wood. L.: Polity Press, 1989.
P. 176 - 182.
29)Schopflin G. The Political Traditions of Eastern Europe //
Daedalus. 1990. Vol. 119. ? 1. P. 55-90.
30)Sporluk R. Defining "Central Europe": Power, Politics and
Culture // Cross Currents. A Yearbook of Central European Culture. ? 1.
1982. P. 30-38.
31)Wolff L. Inventing Eastern Europe. The Map of Civilization
on the Mind of the Enlightment. Stanford: Stanford University Press,
1994. 411 P.
32)Z perspektywy emigracji. Z Jaroslawem Pelenskim rozmawia
Olga Iwaniak // Wiez. Marzec 1998. S. 48-59.
33)Zabuzko O. Od "Malej apokalipsy" do "Moskowiady" // Wiez.
Wrzesien 1997. S. 60-69.

примечания

1)Понятия регион и регионализация употребляются сейчас очень
широко и для описания явлений очень разного масштаба. В этой статье речь
идет о субрегиональном уровне, если саму Европу считать регионом; или
макрорегиональном, если сравнивать с небольшими еврорегионами и
регионами внутри отдельных стран.
2)Нетрудно догадаться, что читавшие в основном немецкую
литературу чаще употребляют слово "Средняя" как кальку с немецкого
"Mitte", а "англоязычные" наши авторы предпочитают, конечно, слово
"Центральная" (от Central).
3)В немецком тоже в качестве кальки появился термин
Ost-Mitteleuropa.
4)Поэтому заведомо неверны часто встречающиеся попытки
определять Центральную Европу как пространство между ареалом немецкого и
русского языка.
5)Таким же путем, пытаясь показать и сходство, и различия с
"ориентализмом", пойдет затем М. Тодорова в своем анализе западного
"дискурса о Балканах".
6)Поэтому, вероятно, многие у нас и понимают (ошибочно) термин
Восточно-Центральная Европа как эквивалент привычного Восточная и
Центральная Европа.
7)Канадский философ Чарльз Тейлор недавно заметил, что мир
оказался вовлеченным в своеобразный чемпионат по виктимизации, когда
каждый доказывает, что страдал больше других, в расчете на разного рода
преимущества и компенсации сегодня.
8)Без малого двадцатью годами позже этот тезис научно обоснует
Л. Вулф в книге "Изобретая Восточную Европу" (31), и станет знаменитым.
9)Вряд ли эта тенденция зародилась лишь в межвоенный период.
Как подчеркивает Эш, "наиболее глубокие и леденящие душу предвидения
тоталитарного кошмара можно найти именно у типично центральноевропейских
авторов начала ХХ в. - Кафки и Музиля, Броха и Рота (4, с. 185).
10)В первую очередь см. статьи Л. Контлера, П. Бугге, Л.
Петера, М. Яновского и А. Миллера.
11)При этом он брал в союзники Кундеру, ссылаясь на упоминание
последним Украины в следующем контексте: Кундера писал, что с чешской
культурой происходит то, что уже произошло с украинской, то есть она
погибает, теряет свою европейскость. О том, кто, по мнению Кундеры, в
этом виноват, равно как и о том, что Кундера понимает под европейскостью
культуры, мы уже говорили. Здесь важно другое, а именно замечательная
иллюстрация того, как работает логика подобных дискурсов. Каждый
выбирает то, что ему нравится. Шпорлюку нравилось упоминание Украины в
контексте (западно)европейской культуры. При желании можно обратить
внимание на то, что Кундера говорит об утере украинской культурой этих
"благородных черт" как о свершившемся факте, иначе говоря, о том, что
она перестала принадлежать к этому кругу избранных. Все это тем более
любопытно, что блестящий, высококвалифицированный историк Шпорлюк
привлекает совершенно безответственного в своих высказываниях об истории
беллетриста Кундеру в качестве авторитета при обсуждении прошлого. То
есть Шпорлюк принимает правила игры, в которых важна не аккуратность и
взвешенность суждений ученого о предмете сложном и противоречивом,
каковым и является вопрос о месте западных влияний в культурном наследии
современной Украины, но яркость публицистического высказывания.
12)Выступление Клочовского в дискуссии о польской восточной
политике 1 марта 2001 г. см. на сайте www.batory.org/forum.
13)Хороший анализ того, как эта речь может быть использована в
политической жизни Запада см. в статье Александра Янова "Гавел против
России, или грехопадение европейского либерала" // Московские Новости. ?
21 (1088). 22 - 28 мая 2001.
14)См. дискуссию о польской восточной политике 1 марта 2001 г.
на сайте www.batory.org/forum.

"Новое литературное обозрение" ?52, 2001

Pout (23.02.2004 10:56:49)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 12:32:06

"Изобретая Восточную Европу" . Предисловие

Вульф Л.

Изобретая Восточную Европу:
Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения.

Пер. с англ. И. Федюкина.
- М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 560 с., ил.
(Серия HISTORIA ROSSICA)

ISBN 5-86793-197-8

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для
всех, стремящихся глубже понять "Запад" как культурный феномен,
известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что
нет ничего "естественного" в привычном нам разделении континента на
Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия столетия
европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и
балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером
философов родилась концепция "Восточной Европы". Широко используя
классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как
многочисленные путешественники -- дипломаты, писатели и искатели
приключений -- заложили основу того снисходительно-любопытствующего
отношения, с которым "цивилизованный" Запад взирал (или взирает до сих
пор?) на "отсталую" Восточную Европу.

Алексей Миллер
Предисловие

Книгу о восприятии Восточной Европы в XVIII веке Ларри Вульф начинает
цитатой из фултонской речи У. Черчилля 1946 года, в которой впервые
прозвучали знаменитые слова о "железном занавесе". Свое введение к
русскому изданию книги Л. Вульф посвятил рассказу об образе России и
русских, с которым он вырос в послевоенной Америке. Автор, как видно, не
скрывает связь своей научной работы с политической злобой дня, что
вполне естественно для исследователя, занимающегося проблемой дискурсов
вообще, а тем более таких дискурсов, которые сохраняют свое влияние и
актуальность сегодня. Будет поэтому логично взглянуть на книгу в трех
разных контекстах. Во-первых, нужно представить, какое место занимает
работа Л. Вульфа среди других научных исследований, посвященных
"ментальным картам", или воображаемой географии. Во-вторых, важно
соотнести ее с политическими дискурсами того времени, когда книга
писалась, - ведь Вульф и сам признает их значение в предисловии к
первому изданию своего труда. Наконец, стоит поговорить о современной
ситуации, в которой русский читатель знакомится с книгой Л. Вульфа.

Психологи и географы занялись темой "ментальных карт", или "воображаемой
географии", раньше, чем историки, еще в 1970-е годы. Понятие "ментальная
карта" они определили как "созданное человеком изображение части
окружающего пространства". Ментальная карта "отражает мир так, как его
себе представляет человек, и может не быть верной. Искажения
действительно очень вероятны" . Субъективный фактор в ментальной
картографии ведет к тому, что "ментальные карты и ментальная
картография: могут варьироваться в зависимости от того, под каким углом
человек смотрит на мир". Психология познания понимает ментальную карту
как субъективное внутреннее представление человека о части окружающего
пространства.

Историки заинтересовались ментальными картами как общественным явлением
и стали их исследовать, опираясь на метод деконструкции дискурсов.
Эдвард Саид в своей уже ставшей классической книге "Ориентализм" положил
начало этому направлению, изучив, как западная, главным образом
британская и французская, мысль конструировала понятие "Восток" .
Термином "ориентализм" он обозначил западные дискурсивные практики
создания обобщенного образа восточного человека и восточного общества
как антитезы европейского общества и человека, как идеологического и
психологического обоснования колониализма, отношений господства и
подчинения.

Обращаясь к теме "изобретения Восточной Европы" западноевропейскими
мыслителями и путешественниками эпохи Просвещения, Л. Вульф, несомненно,
вдохновлялся исследованием Э. Саида. Вульф описывает создание образа
Восточной Европы как проект полу-ориентализации, в котором главной
характеристикой обществ этой части континента становится некое
переходное состояние между цивилизованным Западом и варварским Востоком,
когда усвоение цивилизации оказывается поверхностным, а основа этих
обществ остается варварской. Изобретение Восточной Европы, подчеркивает
Вульф, неразрывно связано с (само)изобретением Запада. Подобно Востоку
Саида, Восточная Европа Вульфа выступает в качестве конституирующего
иного в процессе формирования собственного образа цивилизованной
Западной Европы. Сама оппозиция "цивилизация--варварство" формулируется
в рамках этого дискурса. Вульф утверждает, что именно в XVIII века ось
воображаемой географии Европы была переориентирована с оппозиции
Юг--Север, где роль отсталого и дикого была закреплена за "Севером", на
оппозицию Запад--Восток.

Книга Вульфа неизменно высоко оценивалась в научном сообществе -- и это
вполне заслуженная оценка. Но читателю будет полезно знать и о
высказанных в ее адрес критических замечаниях. Ряд исследователей
указывает на то, что в текстах, анализируемых Вульфом, само понятие
Восточной Европы не встречается; они настаивают, что та переориентация
оси воображаемой географии Европы, которую Вульф относит к эпохе
Просвещения, в действительности произошла позднее, в первой половине XIX
века. Возможно, следует говорить об определенном "переходном этапе",
растянувшемся на несколько десятилетий.

Другое важное критическое замечание связано с тем, что ориенталистские
или полу-ориенталистские мотивы в описаниях варварства и дикости нередко
встречаются у многих путешественников из европейских столиц при описании
провинции вообще. Даже Бальзак сравнивал крестьян юга Франции с "дикими"
американскими индейцами. Это обстоятельство требует ясного
разграничения, выяснения общего и особенного в описаниях оппозиции
урбанистических центров и провинции в любой части Европы того времени, с
одной стороны, и западноевропейского дискурса Восточной Европы -- с
другой. Такое разграничение, на наш взгляд, провести можно --
французская провинция концептуализируется французскими путешественниками
как полудикая часть собственного общества и не выполняет функции
конституирующего иного, в отличие от Восточной Европы. Но в книге Вульфа
рассуждений на эту тему мы не найдем. Обогатил бы книгу и более
подробный анализ немецких источников, в том числе даже таких ключевых
для темы Восточной Европы, как трактаты Лейбница . Но все эти недостатки
никак не отменяют того факта, что, вместе с более поздними книгами Марии
Тодоровой о дискурсе Балкан и Айвера Ноймана об использовании образа
"чужого" в воображаемой географии, исследование Л. Вульфа принадлежит к
канону литературы о ментальных картах .

Кстати, одной из общих проблем литературы о ментальных картах -- и книга
Вульфа здесь не исключение -- является невозможность верификации
анализируемых описаний. Мы знаем, что они тенденциозны, знаем, что
оптика наблюдателей во многом предопределена господствующими дискурсами.
Но степень и характер тенденциозности, как правило, остаются
невыясненными. Ведь в самом утверждении, что Восточная Европа была по
сравнению с Западной более бедной, отсталой, если угодно -- дикой,
никакой тенденциозности еще нет. Насколько соответствуют
действительности те иллюстрации и объяснения природы отсталости,
которыми пользуются авторы описаний и путевых заметок? Сколько в каждом
конкретном случае искреннего заблуждения, сколько сознательного
изобретательства, сколько умолчания? Пока что у нас нет исследований,
позволяющих ответить на эти вопросы, -- но помнить о них важно еще и для
того, чтобы при чтении книги о конструировании образа полуварварской
Восточной Европы не возникало желания подумать, будто отсталость России
лишь выдумка западных путешественников.

Вульф начал работу над своей книгой в начале 90-х годов. Это было время
триумфа "нового издания" дискурса Центральной Европы. Вульф упоминает о
нем в начале книги как о попытке преодолеть "доминирующий дискурс
Восточной Европы" со стороны интеллектуалов в Чехии, Венгрии, Польше и
других странах. В стремлении определить новое место своих стран в
воображаемой географии Европы многие центральноевропейские интеллектуалы
использовали Россию в том качестве, в котором французские деятели
Просвещения использовали Восточную Европу -- а именно в качестве
конституирующего иного для создания образа "своей Европы" . В довольно
длинном списке тех участников полемики о Восточной и Центральной Европе,
чьи идеи оказали на него влияние, Вульф называет Милана Кундеру --
автора ключевой для этого дискурса статьи "Похищенный Запад" и наиболее
откровенного пропагандиста русофобских мотивов среди герольдов идеи
Центральной Европы -- и не упоминает Иосифа Бродского, который ответил
Кундере в 1986 году в статье "Почему Милан Кундера не прав в отношении
Достоевского". Между тем в споре Бродского с Кундерой Вульф оказывается
на стороне Бродского. Бродский уже тогда сформулировал очень важный
тезис, в отношении которого многие страницы книги Вульфа выполняют
функцию развернутого научного доказательства: "Кундера, как и многие его
братья-восточноевропейцы, стал жертвой геополитической истины,
придуманной на Западе, а именно концепции разделения Европы на Восток и
Запад" . Эти слова были написаны в ответ на рассуждения Кундеры о том,
что страны Центральной Европы были частью Запада и в результате
предательства, совершенного Западом в Ялте, оказались отданы на
поругание и растерзание советскому режиму, который является естественным
продолжением глубоко чуждой Европе российской цивилизации. Вульф
убедительно показал, что в представлениях Запада Россия, Польша,
Венгрия, Чехия принадлежали к одному "цивилизационному ареалу" Восточной
Европы, что Сталин в Ялте вовсе не "крал" у Запада часть этого ареала, а
Черчилль с Рузвельтом не предавали Центральную Европу уже потому, что в
их представлениях этой Центральной Европы просто не было. Он показал,
что та линия на карте Европы, по которой прошел "железный занавес",
"чудесным" -- а на самом деле вполне закономерным -- образом совпала с
делением континента, глубоко укорененным в западной мысли на протяжении
без малого двух столетий.

Вместе с тем, если принять во внимание последующее развитие этого
дискурса в XIX и XX веках, нельзя не признать, что среди стран Восточной
Европы России была отведена в нем особенная роль. В контексте
геополитического соперничества мотив российской "восточноевропейскости",
то есть недоцивилизованности, сочетался с мотивом угрозы, образом
"варвара у ворот". Описания соперника как варвара, недоевропейца можно
встретить в разные моменты истории и у французов в их отношении к
англичанам, и у англичан в их отношении к немцам, но применительно к
русским этот образ использовался на редкость настойчиво всеми их
противниками. К нему часто добавлялся мотив азиатскости русских или
других народов империи, что сближало образ России с образом другого
"варвара на пороге" -- Османской империи. Еще одну важную особенность
трактовки России в дискурсе Восточной Европы отмечает А. Нойман:
"Неопределенным был ее христианский статус в XVI и XVII веках,
неопределенной была ее способность усвоить то, чему она научилась у
Европы, в XVIII веке, неопределенными были ее военные намерения в XIX и
военно-политические в XX веке, теперь неопределенным снова выглядит ее
потенциал как ученика -- всюду эта неизменная неопределенность" .
Сегодня, пожалуй, особенную актуальность для русского читателя имеет
вывод Вульфа о том, что в дискурсе, созданном и воспроизводимом на
Западе, Россия не может лишь по собственной воле изменить свою роль и
свой образ. Не Россия поместила себя вне Европы, и не только от России
зависит это преодолеть.

В заключении к своей книге Вульф написал о том, что история
интеллектуального сопротивления, протеста, сопротивления
восточноевропейских интеллектуалов той воображаемой географии Европы,
которая была создана Западом, могла бы стать предметом новой интересной
книги. Такая книга еще не написана, хотя это действительно очень богатая
и интересная тема. Всюду в этой Восточной Европе реакция была очень
разной. От спокойной, уравновешенной и сильной, как реакция Л. Толстого,
которому Вульф отдает последнее слово в своей книге, или цитированного
нами И. Бродского, до истеричной, враждебной, смешной в своей
самовлюбленности и вере в собственную исключительность.

Вульф справедливо замечает, что книга эта не о Восточной, а о Западной
Европе. Будем, однако, помнить, что везде в Восточной Европе, в том
числе и в России, неизменно находилось более чем достаточно людей,
готовых воспользоваться рецептами ориентализма в отношении своих соседей
на востоке, как только обстоятельства позволяли это сделать. И не нужно
поддаваться искушению думать, что это книга о пороках только западной
мысли -- она о свойственных всем играм с ментальными картами, чреватым
искушением ранжировать, уничижительно обобщать, формировать негативный
образ иного ради достижения собственных политических целей и
удовлетворения собственного, очень часто сопровождаемого комплексом
неполноценности тщеславия.

=====

Рецензия
http://www.strana-oz.ru/?numid=15&article=737
&LAQUO;Азия начинается за Ландштрассе&RAQUO;

Ревекка Фрумкина
версия для печати
обсудить в конференции

Ларри Вульф. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании
эпохи Просвещения / Пер. с англ. И. Федюкина. М.: Новое литературное
обозрение, 2003. 560 c., ил.

Слова, выбранные мною для заглавия, принадлежат австрийскому канцлеру
Меттерниху. Ландштрассе - это центральная улица Вены, так что
риторический прием канцлера сходен с нынешними речениями о России,
<?начинающейся за пределами Садового кольца> (т. е. за пределами центра
столицы).

Итак, существует ли Восточная Европа, и если да, то где она расположена
и всегда ли была именно там?

Книга Ларри Вульфа <?Изобретая Восточную Европу> интересна, по меньшей
мере, в трех разных аспектах.

Можно сосредоточиться на остроумном и проницательном рассказе о
впечатлениях писателей, философов и путешественников, оставивших
потомкам описания подлинных или воображаемых картин жизни дальних стран,
расположенных восточнее Пруссии и Габсбургской империи. Этот аспект
текста будет интересен многим читателям, даже тем, которые останутся
равнодушными к идеологическому (в смысле К. Гирца) пафосу Вульфа.

Можно заинтересоваться этой книгой как рассказывающей об истории
становления нескольких наук: географии, в том числе социальной географии
и этнографии, отчасти - лингвистики, а также несколько размытой области
знания, называемой <?историей идей>. В этом случае книга Л. Вульфа будет
ценной преимущественно для историков науки и эпистемологов.

Вместе с тем <?Изобретение Восточной Европы> - это актуальный труд по
европейской истории и политологии, и, с этой точки зрения, самым
существенным в содержании книги становится ее идеологический посыл.
Именно этот третий способ прочтения книги и делает естественным ее
публикацию издательством НЛО в серии .

В последние десятилетия появилось немало содержательных исследований,
демонстрирующих активную роль ментальных установок человека в разметке
окружающего мира. Притом сам предмет внимания не так уж важен: традиция
изобретается, нации воображаются, пространство структурируется нашим
взглядом (точнее говоря - мозгом), история конструируется, тексты
деконструируются.

Поэтому неудивительно, что Азия начинается за Ландштрассе, что Прага с
точки зрения Вены - <?Восток>, хотя географически расположена западнее.
Дело вовсе не в географии, а в социально-географическом воображении,
которое оказывается принципиально историчным.

<?Восток> как средоточие <?иного> был изобретен уже к тому времени, когда
Монтескье писал свои <?Персидские письма>. Однако вплоть до эпохи
Просвещения более актуальным было противопоставление благодатного Юга
как области процветания наук и искусств суровому и аскетичному Северу.

При этом как границы между Югом и Севером, так впоследствии и границы
между Западом и Востоком имели мало общего не только с географическими
реалиями, но также и с политическими границами государств. Вульф, в
частности, рассказывает, как всего через двенадцать лет после раздела
Польши граф де Сегюр, посол Франции при дворе Екатерины II, именно в
момент пересечения новой границы - хотя теперь это была Пруссия, а не
Польша, - ощутил себя совершенно <?покинувшим Европу>. Впрочем, что,
собственно, могло измениться на этих землях за тогдашние двенадцать лет?

Путешествия <?к Востоку от Ландштрассе> в XVIII веке, как правило,
требовали немалых усилий и были сопряжены с риском. Поэтому
путешествовали либо дипломаты, либо лица, уполномоченные на то богатыми
и властительными особами, - например, философы и писатели, приглашенные
ко двору, либо просто искатели приключений. Основные источники Вульфа -
это разнообразные мемуарные свидетельства и частная переписка известных
исторических лиц. Именно их высказывания, зарисовки и умозаключения
позволяют реконструировать процесс <?изобретения> Восточной Европы как
культурного, а не <?натурального> объекта. Привлечение огромного объема
авторитетных текстов, сопоставление целей и обстоятельств их сочинения,
интепретация оценок в широком социальном, политическом и философском
контексте XVIII - начала XIX века - безусловная заслуга Вульфа.

Нередко неожиданность персонажа, неосознанно участвовавшего в
<?изобретении> иной, странной, незнакомой Европы, заставляет задуматься
об ограниченности нашего кругозора. Многие вспомнят Вольтера и Дидро,
переписывавшихся с Екатериной II; профессиональные историки наверняка
читали тексты, созданные пером графа де Сегюра и принца де Линя,
сопровождавших императрицу в поездке в Крым. Но, смею думать, совсем
немногие знают, что Моцарт, которого так любили и понимали в Праге,
ощущал Богемию настолько чужой и экзотической местностью, что по дороге
туда наделил себя и своих спутников не менее экзотическими воображаемыми
именами.

Неравенство между Западной и Восточной Европами предстает как культурно
сконструированное и потому воспринимаемое как очевидность.

В книге Вульфа, кроме того, собраны свидетельства известных политиков,
военных и картографов, задачей которых было превращение мыслительных
представлений эпохи в практические инструменты дипломатии и политики,
каковыми всегда были (и остались) географические карты. Пространственные
представления философов и литераторов, соответственно которым в не ясно
где кончающихся чужих землях жили непонятные, полудикие, хоть и
живописно выглядящие народы, включали несомненный элемент
безответственности, недопустимый для военных и властителей.

Географическая карта - необходимый и весьма мощный элемент политики.
Старшее поколение читателей, быть может, помнит ужас, с которым в 1938
году, т. е. после Мюнхена, мы впервые взглянули на карту Европы, где на
месте Чехословакии появилась область, названная <?Протекторат Чехия и
Моравия> (если мне не изменяет память, это сопровождалось закраской
соответствующей территории косыми черными полосками).

Так что вполне логично, что Вульф немало внимания уделил картографии
Европы XVIII века. Завораживающая наглядность карты нередко перевешивает
прагматические соображения: об этом еще Вольтер писал в <?Истории Карла
XII>.

В начале XVIII века Петр I организовывал многочисленные картографические
экспедиции, чтобы создать более точные карты России, а в царствование
Екатерины сопровождавшие ее в Крым де Сегюр и другие послы получили в
подарок медальоны с профилем императрицы на одной стороне и картой их
путешествия - на другой.

Глава книги, посвященная картографии, подтверждает, что, рассказывая об
<?изобретении Восточной Европы>, Вульф повествует прежде всего о Европе
Западной. Разве не характерно, что знаменитый Робера,
изданный в Париже в 1757 году, претендовал на то, что в нем территории
Европейской России были представлены точнее, чем в русском атласе,
вышедшем незадолго до того. <?Картографии культуры> (выражение Вульфа) в
книге уделено почти 70 страниц, и это в высшей степени поучительное
чтение. Жаль, что старинные карты на иллюстрациях даны в столь мелком
масштабе, что их нельзя разглядывать.

Отдельные главы автор посвятил России в сочинениях Вольтера и Польше в
сочинениях Руссо. Поскольку у Вульфа все тщательно документировано, то
даже относительно известные обстоятельства оживают и прошлое являет нам
себя в более объемном виде.

Вот негодующая Екатерина порывает с прежними симпатиями к французам,
совершившим революцию, а ее портрет начинает писать знаменитая
портретистка Элизабет Виже-Лебрен, эмигрировавшая в Санкт-Петербург в
1795 году. Императрица скончалась годом позже, портрет остался
незаконченным, зато Виже-Лебрен повезло с другой моделью: она рисовала
лишившегося своего царства прежнего короля Польши Станислава Августа,
также прибывшего в Петербург. Можно ли было предвидеть, что
свидетельством прежних привязанностей Екатерины останется библиотека
Вольтера, приобретенная ею еще в 1778 году и затем размещенная в
Эрмитаже, т. е. в известном смысле на <?Востоке>, который во времена
дружбы императрицы и философа так настойчиво стремился быть или хотя бы
казаться Западом?

Как известно, историков и путешественников XVIII века весьма занимали
проблемы языка и фольклора: в них усматривали глубинные проявления
народного духа. Мир продолжал расширяться, попытки наведения порядка в
накапливавшихся сведениях об этом мире переживались как насущные.
Поскольку история понималась как непрерывность, то генезис явлений, как
он был описан еще классическими источниками, оказывался той линзой,
через которую неизбежно рассматривались факты, доступные
непосредственному наблюдению.

Для Шарля де Пейсоннеля, французского консула в Крыму, увлекавшегося
археологией и изучением славянских языков, античная история
непосредственно питала формировавшуюся тогда новую науку - этнографию.
По мнению Вульфа, именно <?Пейсоннель понял, что "славянский" язык может
стать структурообразующей особенностью Восточной Европы> (с. 428).
ПьерШарль Левек был первым французом, который осознал, что свободное
владение славянскими языками Восточной Европы - это условие изучения и
древней, и новой истории этого региона. Левек приехал в Россию в 1773
году (одновременно с Дидро) и провел там семь лет, преподавая литературу
в СанктПетербурге и занимаясь изысканиями в библиотеках, где он, среди
прочего, читал русские летописи. В 1782 году в Париже вышла его <?История
России>, позже дважды переиздававшаяся - второй раз в роковом и для
России, и для Франции 1812 году.

Великие историки - Гиббон и Гердер - также не обошли вниманием Восточную
Европу. Проживший пять лет в Риге Гердер (тем самым являвшийся в течение
этого времени подданным Российской империи) полагал, что для России как
Востока подойдут особые законы, поскольку ее населяют <?дикие народы на
границах империи; полуцивилизованные внутри самой страны и
цивилизованные на морском побережье> (с. 451).

В целом же Восточная Европа воспринималась сквозь призму
противопоставления цивилизации и варварства даже теми учеными века
Просвещения, кто был очарован живописностью костюмов, экзотичностью
танцев и гостеприимством незнакомцев. В этом ключе написано <?Путешествие
в Далмацию> аббата Альберто Фортиса, просвещенного итальянского
священника, изучавшего нравы морлахов - так называли в XVIII веке
народы, жившие совсем близко от Италии, по ту сторону Адриатики. Труд
Фортиса был переведен с итальянского на остальные западноевропейские
языки, но большое влияние оказал немецкий перевод, позволивший
западноевропейцам - в том числе Гете и Гердеру - открыть поэзию южных
славян.

Итак, Восточная Европа описывалась в исторических трудах и записках
путешественников, воображалась в частной переписке, изображалась на
картах. Об этом Ларри Вульф увлекательно рассказывает нам на пятистах
страницах своей книги. Заключение же к рассказу об <?изобретении>
Восточной Европы возвращает нас к современности, в том числе - к ее
драматическим страницам.

Случайно ли <?железный занавес> опустился именно там, где проходила
традиционная со времен Просвещения граница между Европой Восточной и
Западной? Похоронен ли навсегда тот миф о непреодолимых цивилизационных
различиях между Россией и остальной Европой, который был сформирован
холодной войной? Что реально означают слова Михаила Горбачева,
написавшего в 1987 году <?Мы - европейцы>?

Вульф заканчивает книгу отсылкой к <?Войне и миру> Толстого, формулируя
тему романа как <?самонадеянность западноевропейского вторжения в
Восточную Европу>. Автор тем самым призывает своих читателей к осознанию
необходимости пересмотра привычного деления и к пониманию неизбежности
перспективы культурного и цивилизационного единства - к единой Европе.

Книга Л. Вульфа вышла почти десять лет назад. Впереди была трагедия
Югославии и создание Объединенной Европы. О сдвигах в сознании
европейских интеллектуалов, произошедших за этот период, можно было бы
написать другую книгу. Пока такой труд не создан, читатель может
обратиться к содержательному разделу <?Ментальные карты: Европа> в <?Новом
литературном обозрении> ? 52 за 2001 год, и в особенности - к
обстоятельной статье А. И. Миллера, предварившего книгу Вульфа кратким,
но содержательным предисловием.

Любознательный читатель может обратиться также к специальному выпуску
журнала <?Неприкосновенный запас> ?4 за 2003 год, созданному совместно с
немецким журналом .

Восточная Европа, будучи некогда изобретена, продолжает жить по своим
законам - как всякий культурный конструкт.

====

Pout (23.02.2004 12:32:06)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 12:57:22

"Изобретая Восточную Европу" . Из книги Ларри Вульфа

Россия может отказаться от своего военного господства в Восточной
Европе, но не может отменить само понятие Восточной Европы, поскольку и
изобретала и навязывала ее не она. Понятие Восточной Европы изобретено в
Западной Европе в эпоху Просвещения, и Россию тоже включили в ее состав.

...в восемнадцатом веке существовали различные точки зрения на
местонахождение границы между Европой и Азией: иногда ее проводили вдоль
Дона, иногда -- вдоль Волги, а иногда, как и сегодня, вдоль Урала.Такая
неопределенность помогала воображать Восточную Европу как некий
парадокс, одновременно Европу и не-Европу. Подобно тому как Запад
описывал себя через противопоставление с Востоком, так и Западная Европа
описывала себя через контраст с Восточной Европой, которая в то же время
служила мостом между Европой и Востоком. Изобретение самой концепции
Восточной Европы похоже на "недо-ориентализацию", изобретение концепции
"Востока", только в более мягкой форме. Этот процесс мог развиваться и в
обратном направлении.

От автора

Работая над этой книгой, я осознавал, сколь пугающе обширна выбранная
мною тема; но одновременно у меня была возможность оценить наставления,
помощь и поддержку, которые я все эти годы получал от своих учителей,
коллег, друзей и близких. Кроме того, я в огромном долгу и перед теми
учеными, которых я никогда не знал лично, но чьими трудами, иногда
законченными за много лет до моего рождения, я руководствовался в своих
попытках расставить по местам все детали этой запутанной головоломки.
Ссылок на использованную литературу в конце этой книги совершенно
недостаточно, чтобы выразить благодарность всем тем, чьи исследования
позволили мне решиться на использование данных из самых разных отраслей
исторической науки, и в особенности преодолеть по мере сил
историографическую пропасть между Восточной Европой и Европой Западной,
что совершенно необходимо, когда изучаешь историю их интеллектуальных вз
аимосвязей. При всем желании воздать должное за оказанную мне помощь,
ответственность за предлагаемые в этой книге выводы я полностью беру на
себя, тем более что многие сочтут их довольно спорными. Вопрос о том,
как именно и почему эпоха Просвещения решила разделить Европу на две
части, восточную и западную, кажется мне весьма злободневным и с
исторической, и с политической точки зрения; я надеюсь, что высказанные
мною соображения приведут к дальнейшему критическому обсуждению этой
темы. Я сознаю, что масштаб этой исторической проблемы заставил меня
вторгнуться в сферу компетенции многих моих коллег, и надеюсь, что мои
выводы будут оспорены, уточнены и пересмотрены всеми теми, кто, подобно
мне, считает отношения Просвещения с Восточной Европой крайне важной
проблемой.
....
Мне кажется, что у меня есть еще один, необычный, долг: я в долгу перед
героями моей книги, философами эпохи Просвещения. Мой интерес к ним был
пробужден именно их горячим интересом к Восточной Европе. Я понимаю,
однако, что моя книга может показаться суровой критикой самой сути их
интереса, который даже в самых привлекательных своих проявлениях был
искажен элементами "доминирующего дискурса", "ориентализма" и
представлениями о некоей нормативной "цивилизованности". Я также
осознаю, что в моих попытках применить новейшие приемы критического
анализа к творчеству величайших умов Просвещения есть все признаки
самонадеянности; я, несомненно, ощущаю свою интеллектуальную ничтожность
на фоне протекших веков. Это тем более необходимо оговорить, что
философы эпохи Просвещения были и остаются одними из любимых моих
интеллектуальных героев; несмотря на все искажения, их интерес к
Восточной Европе вызывал у меня одновременно и восхищение, и изумление.
Он был для меня отражением интеллектуальной пытливости, смелости и
гениальности, которые они привносили в каждый уголок своего мира и
которые, мне кажется, в значительной степени создали тот мир идей, в
котором мы сегодня обитаем. Именно поэтому их идеи стали для нас и
объектом изучения, и мишенью для критики, а я на протяжении нескольких
лет был всецело поглощен размышлениями о самой концепции Восточной
Европы.
Из всех них больше всего меня занимает Вольтер. Он -- один из моих
героев, и лишь немногие персонажи интеллектуальной истории вызывают у
меня большее восхищение. Я, впрочем, понимаю, что, подвергнув его идеи
научному разбору и сделав его самого главным предметом обсуждения на
протяжении значительной части этой книги, я выставил философа в
критическом, иногда даже ироническом свете. В "Политических взглядах
Вольтера" Питер Гэй тактично заметил, что "в своей переписке с
Екатериной он предстает в наименее привлекательном свете". Я вовсю
использовал эту переписку, подробно разбирая ее как главное проявление
представлений эпохи Просвещения о Восточной Европе. Короче говоря, я
представил своего героя как раз в наименее привлекательном свете. Я,
конечно, верю в призраки не больше, чем в них верил сам Вольтер, но, как
восторженному почитателю вольтеровского остроумия, мне слишком легко
представить пренебрежительную небрежность, с какой он мог бы высмеять
мое академическое нахальство....cочтите меня поэтому историком идей,
которого связывают непростые отношения именно с теми умами, которыми он
больше всего восхищается. Я смиренно признаю, что эпоха Просвещения была
совершенно исключительным интеллектуальным проектом, и даже когда речь
идет об изобретении Восточной Европы, она задала тот ландшафт, на
котором я теперь предаюсь своим куда менее значительным упражнениям в
истории идей.

Л.В.

Введение

"От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес
опустился через весь Континент", -- объявил Уинстон Черчилль в 1946
году, в Фултоне, штат Миссури, далеко в глубине другого континента. Этой
фразе о "железном занавесе", разделяющем Европу на две части, западную и
восточную, суждено было стать самой удачной риторической находкой в его
политической карьере. Почти полвека занавес этот оставался важнейшим
структурным разломом как в сознании современников, так и на карте. Карта
Европы, с ее многочисленными странами и культурами, оказалась
рассеченной этим идеологическим барьером, разделявшим континент во время
"холодной войны". По словам Черчилля, "тень опустилась над странами,
столь недавно освещенными победой союзников"; эта тень легла и на карту,
окрасив страны за железным занавесом в сумеречные цвета. Любые
несчастья, неприятности, страхи могли рисоваться воображению в этом
сумраке -- и в то же время он освобождал от необходимости вглядываться
слишком пристально, позволял даже смотреть в другую сторону: в любом
случае, что можно разглядеть сквозь "железный занавес", что можно
различить в обволакивающем все сумраке?

Странам, оказавшимся за "железным занавесом", Черчилль дал такое
географическое определение: "эти восточные государства Европы". Все они
оказались теперь "в том, что я вынужден назвать советской зоной", и во
всех этих странах коммунистические партии стремились установить
"тоталитарный контроль". Тем не менее линия от Штеттина до Триеста не
была географически безупречной границей этой зоны, и Черчилль допустил
одно исключение: "Лишь Афины, Греция с ее бессмертной славой, остаются
свободными". Что же до остальных "восточных государств", то, с одной
стороны, Черчилль признавал, что "безопасность всего мира требует нового
европейского единства, и ни одна нация не может быть навсегда исключена
из него". С другой стороны, существовали веские причины для того, чтобы
принять, одобрить и даже укрепить все более заметный барьер, разделивший
Европу на две половины. "Перед самым железным занавесом, легшим поперек
Европы, существуют иные причины для беспокойства", -- объявил Черчилль,
с самого начала не сомневаясь, какие страны находятся "перед" занавесом
(он назвал Италию и Францию) и какие обречены быть "позади". Он опасался
политической инфильтрации, идеологической эпидемии, поскольку даже в
Западной Европе "коммунистические партии, или пятые колонны, все больше
угрожают христианской цивилизации" . На протяжении всей "холодной войны"
железный занавес воспринимался как карантинный барьер, охраняющий свет
христианской цивилизации от любых опасностей, мелькающих в сумраке по
другую сторону. Такое восприятие давало лишний повод не особенно
вглядываться в этот сумрак.

Фултонская речь Черчилля оказалась пророческой, и его метафора, отлитая
в металле геополитических реалий, стала фактом международных отношений.
Однако поколение спустя такие историки "холодной войны", как Уолтер
Лафебр и Даниэл Йергин, стали задаваться вопросом, не повлияло ли само
это пророчество на ход последующих событий, не способствовала ли
провокационная речь в Фултоне кристаллизации идеологических зон в Европе
и окостенению границ между ними? Из мемуаров самого Черчилля видно, что
он не наблюдал безучастно за несчастиями, постигающими "восточные
государства Европы", но активно помогал делить континент и опускать
занавес. В 1944 году, менее чем за два года до того, как он в
сопровождении Гарри Трумэна отправился в Фултон предупреждать мир о
коммунистическом сумраке, Черчилль в Москве встретился со Сталиным,
чтобы договориться о послевоенном разделе влияния в этих самых
"восточных государствах". Набросав несколько цифр на клочке бумаги, он
предложил Сталину 90-процентный контроль в Румынии, 75 процентов в
Болгарии, по 50 процентов в Венгрии и Югославии, но только 10 процентов
в Греции с ее "бессмертной славой". Черчилль хотел сжечь этот документ,
но Сталин посоветовал сохранить его.

В 1989 году революция в Восточной Европе, а точнее -- череда связанных
между собой революций в различных "восточных государствах" опрокинула
установленные там после войны коммунистические режимы. Политические
перемены принесли с собой демократические выборы, внедрение рыночного
капитализма, возможность путешествовать за границу и в конце концов, в
1991 году, роспуск Варшавского договора. С 1950-х годах именно
Варшавский договор, вместе со своим западноевропейским аналогом, НАТО,
придавал военное измерение расколу европейского континента, сплотив
отдельные страны в два противостоящих блока, которые вели между собой
"холодную войну". С приходом революций, распадом коммунистических
режимов в Восточной Европе и окончанием "холодной войны" такие
традиционные понятия, отражавшие разделение Европы на две половины, как
придуманный Черчиллем "железный занавес", "зона советского влияния" или
пресловутая "тень", потеряли всякое значение. Казалось, раскол Европы
надвое внезапно оказался в прошлом, был забыт и отменен историей, а две
части континента вновь воссоединились в единое целое. В 1989 году я, в
составе целой группы американских профессоров, посетил Польшу, чтобы
обсудить с польскими профессорами пока еще неясные последствия, которые
советская политика гласности несла для Восточной Европы. Совместными
усилиями наша группа экспертов породила целые горы наблюдений,
парадоксов, предсказаний и заключений, но мы не видели ни единого намека
на разразившуюся через год революцию. Ни я, ни мои коллеги не имели ни
малейшего представления о том, что таилось в дымке будущего; никто не
мог даже вообразить, что последствия гласности окажутся столь огромными
и через год сама идея Восточной Европы как отдельной геополитической
единицы и предмета специальных академических штудий окажется далеко не
очевидной.

Революция 1989 года почти отменила полувековую интеллектуальную
традицию, сделав неизбежным взгляд на Европу как на единое целое. На
настенных картах Европа всегда была разноцветным континентом, мозаикой
многочисленных государств; на других картах, которые находятся в нашем
сознании, темная черта "железного занавеса" отделяла "свет" цивилизации
"перед" этой чертой от "сумрака" по ту его сторону. Эти карты предстоит
исправить и пересмотреть, но проблема в том, что в основе их лежат
крайне убедительные и глубоко укоренившиеся представления. В 1990-х,
обеспокоенные итальянцы депортируют албанских беженцев; "Albanesi, no
grazie!" -- написано на стене. Немцы встречают поляков насилием и
нео-нацистскими демонстрациями, а в Париже туристов обыскивают в
магазинах лишь потому, что они приехали из Восточной Европы.
Государственные мужи, столь недавно с энтузиазмом рассуждавшие о
европейском единстве, пытаются делать вид, будто осажденное Сараево
находится где-то на другом континенте. Отчасти это отчуждение основано
на экономической пропасти, пролегшей между богатой западной и бедной
восточной половиной Европы; но несомненно и то, что эта пропасть
окружена многовековыми наслоениями предрассудков и культурных
стереотипов. "Железный занавес" ушел в прошлое, но тень по-прежнему
лежит над Восточной Европой.

Эта тень по-прежнему с нами потому, что, хотя "железного занавеса" и
нет, сама идея Восточной Европы жива. Дело здесь не только в том, что
сложившиеся за полвека интеллектуальные привычки упрямо сопротивляются
переменам, но прежде всего в том, что концепция Восточной Европы
родилась задолго до "холодной войны". Изобретенная Черчиллем метафора
"железный занавес" оказалась убедительной и живучей благодаря той
исчерпывающей глубине, с какой она описывала возникновение советской
зоны влияния как международный катаклизм исторических пропорций. В то же
время, при всей своей глубине, эта метафора смогла так легко подчинить
себе сознание современников лишь потому, что была основана на долгой
интеллектуальной традиции. На самом деле проведенная Черчиллем линия "от
Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике" была нанесена на карту и
осмыслена еще два столетия назад, во времена его знаменитого предка,
воинственного герцога Мальборо. "Железный занавес" пришелся как по
мерке, и тот факт, что раскол континента на две части, на Западную и
Восточную Европу, восходит к другому периоду интеллектуальной истории,
был почти забыт или намеренно затушевывался.

Этот раскол возник задолго до Черчилля и задолго до начала "холодной
войны", но происхождение его вовсе не теряется во мраке веков. Он возник
отнюдь не сам по себе, не в силу естественных причин, и не случайно, но
был продуктом создавшей его культуры, плодом интеллектуальной ловкости,
орудием саморекламы и идеологической корысти. Черчилль мог отправиться в
Фултон, штат Миссури, дабы, притворяясь сторонним наблюдателем,
анализировать издалека сам раскол Европы и его причины. Раскол этот,
однако, был вполне домашнего происхождения. Именно Европа Западная в
восемнадцатом веке, в эпоху Просвещения, изобрела Восточную Европу, свою
вспомогательную половину. Именно Просвещение, чьи интеллектуальные
центры располагались как раз в Западной Европе, поддерживало, а затем
монополизировало изобретенный в восемнадцатом веке неологизм, понятие
"цивилизованности"; а затем на том же самом континенте, в сумеречном
краю отсталости, даже варварства, цивилизованность обнаружила своего
полу-двойника, полу-противоположность. Так была изобретена Восточная
Европа. Эта исключительно живучая концепция с самого восемнадцатого века
всегда находила себе обильную пищу, а в наше время точно наложилась на
риторику и реалии "холодной войны"; она, несомненно, переживет распад
коммунистической системы, оставаясь и в нашей культуре и на тех картах,
которые мы носим в своем сознании. Чтобы понять концепцию Восточной
Европы и хоть как-то преодолеть ее, мы можем лишь начать изучение
причудливых исторических процессов, вписавших ее в ткань нашей культуры.

Для европейцев эпохи Ренессанса континент подразделялся на две основные
части, Север и Юг. Итальянские города-государства были несомненными
центрами наук и искусств, живописи и скульптуры, красноречия и
философии, не говоря уже про финансы и торговлю. Итальянские гуманисты
не стеснялись смотреть на другие страны с откровенным снисхождением,
наиболее ярко выраженным Макиавелли в знаменитом "Призыве освободить
Италию от варваров", последней главе его "Государя". Он вспоминал
вторжение французского короля Карла VIII в Италию в 1499 году, бывшее
для каждого флорентийца и почти каждого итальянца его поколения главным
событием эпохи, как начало "варварских" набегов с севера, положивших
конец quattrocento, периоду наивысшего расцвета итальянского Ренессанса.
Еще более болезненным было поколение спустя, в 1527 году, разграбление
Рима германскими солдатами императора Карла V. Итальянский Ренессанс у
себя на глазах приходил в упадок под ударами варваров, и гуманисты,
мыслящие понятиями античной истории, от разграбления Рима германскими
наемниками в 1527 году обращались к разграблению Рима готами в 476 году:
им становилось ясно, что на севере лежат именно земли варваров. Подобно
древним римлянам, итальянцы эпохи Ренессанса узнавали из Тацита, что
германцы совершают человеческие жертвоприношения, носят шкуры диких
животных и в целом отличаются отсутствием культуры: "В перерывах между
войнами они уделяют некоторое время охоте, но в основном предаются
безделью, помышляя лишь о сне и пище" . Тацит знал, что где-то дальше на
восток обитают другие варварские племена, сарматы и даки, но основной
его интерес был прикован к германцам на севере; подобное видение мира
идеально соответствовало взглядам итальянцев эпохи Ренессанса. В этом
смысле Макиавелли, используя для своих целей интеллектуальную традицию
Древнего Рима, проявил столь же блестящий риторический оппортунизм, что
и Черчилль, положивший в основу изобретенного им "железного занавеса"
интеллектуальную традицию Просвещения.

Унаследованное из классической античности и пришедшееся столь по вкусу
итальянским гуманистам разделение Европейского континента на
цивилизованную Италию и северных варваров дожило до восемнадцатого века.
Уильям Кокс, опубликовавший в 1785 году свои "Путешествия через Польшу,
Россию, Швецию и Данию", все еще объединял эти страны под общей рубрикой
"северных королевств Европы" . Тем не менее эта географическая
перспектива становилась анахронизмом, и именно интеллектуальные
достижения эпохи Просвещения привели к появлению новой оси координат на
континенте и к обособлению Западной Европы и Европы Восточной. В
сознании современников Польша и Россия более не ассоциировались со
Швецией и Данией, а взамен оказались связанными с Венгрией и Богемией,
балканскими владениями Оттоманской империи, и даже с Крымом.

За несколько столетий, пролегших между эпохой Ренессанса и веком
Просвещения, культурные и финансовые центры Европы переместились из
Рима, Флоренции и Венеции, с их сокровищами и сокровищницами, в более
динамичные Париж, Лондон и Амстердам. В Париже восемнадцатого века
Вольтер видел Европу совсем иными глазами, чем Макиавелли во Флоренции
века шестнадцатого. Именно Вольтер возглавил философов Просвещения,
старавшихся найти и сформулировать новую концепцию континента,
простиравшегося для них не с юга на север, а с запада на восток. При
этом они сконструировали новый образ Европы, завещав его нам, видящим
континент их глазами, -- а вернее, это мы сами послушно переняли заново
изобретенную ими картину Европы. Подобно тому как в век Просвещения
новые центры пришли на смену старым столицам эпохи Ренессанса, край
варварства и отсталости находился теперь не на севере, а на востоке. Две
Европы, Восточная и Западная, были изобретены сознанием восемнадцатого
века одновременно, как две смежные, противоположные и взаимодополняющие
концепции, непредставимые друг без друга.

Путешествия из Западной Европы в Европу восточную были неотъемлемой
частью этого процесса. О восточноевропейских странах в восемнадцатом
веке знали слишком мало, и каждый путешественник считал себя вправе
дополнять, исправлять и пояснять воображаемую карту этого региона в
своем сознании и сознании своих современников. В основе этой карты
лежали прежде всего обобщения и сравнения -- обобщение
восточноевропейских стран под единой рубрикой, объединявшей их
концептуально в единое целое, и сравнение их с Западной Европой,
подразделявшее континент на разные части в зависимости от степени
развития. Эта книга открывается историей одного путешественника, графа
де Сегюра, француза, участника американской Войны за Независимость,
который зимой 1784/85 года проехал через Восточную Европу, направляясь в
Санкт-Петербург посланником при дворе Екатерины II. По дороге из Пруссии
в Польшу, примерно в тех же местах, где двести лет спустя опустился
"железный занавес", он остро ощутил громадную важность пересекаемой им
границы. Он почувствовал, что "оставил Европу позади", и более того,
"перенесся на десять столетий назад". Завершается эта книга рассказом о
путешественнике, который, наоборот, возвращался в Западную Европу,
американце Джоне Ледъярде, обогнувшем земной шар вместе с капитаном
Куком. В 1788 году попытка Ледьярда пересечь в одиночку Сибирь
закончилась его арестом по приказу Екатерины II. Проехав на запад через
всю Российскую империю и затем через Польшу, он лишь на прусской границе
ощутил себя вновь в Европе. Именно там, между Польшей и Пруссией,
проходил, по его мнению, "великий водораздел между азиатскими и
европейскими манерами", который он с горячим энтузиазмом "перепрыгнул",
чтобы "вновь принять Европу в мои самые горячие объятия" . Едва ли нужно
справляться по атласу, чтобы заметить, что Сегюр "оставил Европу
позади", даже отдаленно не приблизившись к границе континента, а
двигавшийся в противоположном направлении Ледьярд встречал Европу с
распростертыми объятиями, уже проделав через нее тысячемильный путь.

У Ледьярда был наготове специальный термин для подобных свободно
изобретаемых географических ощущений -- он называл их "философической
географией". В этом названии проявлялось то упрямство, с которым век
Просвещения подчинял географию своим философским конструкциям, населяя
атласы идеологическими деталями, неподсудными стандартам научной
картографии. У Сегюра было название для того пространства, которое он
обнаружил, когда вроде бы, покинув Европу, он понял, что по-прежнему
остается в ней; в конце концов он описал свое местопребывание как
l'orient de l'Europe, "восток Европы" -- название, с многозначительной
легкостью допускающее существование также "европейского Востока". Вплоть
до самого начала Первой мировой войны французские географы колебались
между двумя, казалось бы, внешне идентичными терминами, l'Europe
orientale (Восточная Европа) и l'Orient europeen (европейский Восток) .
В своей работе под названием "Ориентализм" Эдвард Саид утверждает, что
"Восток", так называемый "Ориент", как культурно-географическая единица
был сконструирован Западом как его "противоположность в образе, идее,
личности, переживании", символ чуждости, а сам "ориентализм" -- это
"стиль, с помощью которого Запад подавлял, перекраивал и подчинял себе
Восток" . Возникновение концепции Восточной Европы неразрывно связано с
развитием "ориентализма", поскольку, с одной стороны, "философская
география" с небрежностью исключала Восточную Европу из Европы в полном
смысле этого слова, исподволь объединяя ее с Азией, а с другой --
научная картография сопротивлялась этим произвольным построениям. Но
даже картография предоставляла достаточно места для неопределенности. В
восемнадцатом веке существовали различные точки зрения на
местонахождение границы между Европой и Азией: иногда ее проводили вдоль
Дона, иногда -- вдоль Волги, а иногда, как и сегодня, вдоль Урала.

Такая неопределенность помогала воображать Восточную Европу как некий
парадокс, одновременно Европу и не-Европу. Подобно тому как Запад
описывал себя через противопоставление с Востоком, так и Западная Европа
описывала себя через контраст с Восточной Европой, которая в то же время
служила мостом между Европой и Востоком. Изобретение самой концепции
Восточной Европы похоже на "недо-ориентализацию", изобретение концепции
"Востока", только в более мягкой форме. Этот процесс мог развиваться и в
обратном направлении. Мартин Берналь, автор "Черной Афины", обратил наше
внимание на то, как, преследуя вполне определенные цели,
интеллектуальная традиция эллинизма вытеснила из нашего сознания все
следы африканских и азиатских влияний в древнегреческой культуре. Тот же
эллинизм помог Греции избежать включения в Восточную Европу, и в
двадцатом веке Черчилль открыто радовался тому, что тень "железного
занавеса" не накрыла ее "бессмертной славы". Развивавшиеся параллельно
интеллектуальные традиции "ориентализма" и эллинизма уходят своими
корнями в восемнадцатый век и оказываются тем фоном, на котором возникла
сама концепция Восточной Европы. Интересно, что представление о Европе
как едином целом оказалось в центре культурного сознания именно в тот
период, когда сам континент в представлении современников был разделен
на две части. Итальянский историк Федерико Чабод, отстаивая после Второй
мировой войны идею европейского единства, доказывал, что именно в эпоху
Просвещения образ Европы обрел стройную форму и смысл, независимый от
христианской религии. По мнению Чабода, важную роль в этом процессе
сыграл Монтескье, противопоставивший в своих "Персидских письмах" Европу
и Восток, а в "Духе законов" -- европейскую приверженность свободе и
азиатский деспотизм . Тем не менее противопоставления оставляли место
для некоей промежуточной культурной зоны, в которую как раз и поместили
Восточную Европу.

Философская география была игрой с очень вольными правилами -- настолько
вольными, что считалось вполне допустимым "открывать" Восточную Европу,
ни разу в ней не побывав. Некоторые отправлялись в этот вояж,
исполненные невероятных ожиданий и окруженные международной шумихой. В
1766 году мадам Жоффрен покинула философские салоны Парижа, чтобы
посетить короля Польши, а в 1773 году Дидро отправился в Санкт-Петербург
чтобы засвидетельствовать свое почтение Екатерине Великой. Тем не менее
никто не писал о России с большим энтузиазмом и авторитетом, чем
Вольтер, никогда не бывавший восточнее Берлина, и никто не отстаивал
свободу Польши с большей энергией и красноречием, чем Руссо, никогда не
бывавший восточнее Швейцарии. Для Моцарта граница между Западной Европой
и Европой Восточной оказалась волнующе близкой, где-то между Веной и
Прагой. На самом деле, Прага располагается севернее и немного западнее
Вены, но для Моцарта, как и для нас в двадцатом веке, поездка в Прагу
была поездкой в Восточную Европу, в славянскую Богемию. Он отметил
пересечение границы вполне в своем стиле, присвоив себе, своей семье и
своим друзьям нарочито бессмысленные псевдовосточные имена: "Я теперь
Пункититити. Моя жена теперь Шабла Пумфа. Хофер теперь Розка Пумпа.
Штадлер теперь Нотщибикитщиби" . Поездка в Восточную Европу оказалась
игриво-опереточной комедией, и театральный занавес был натянут между
Веной и Прагой еще задолго до того, как он опустился там же, но уже
отлитый в железо.

Игрив ли или философичен интерес к Восточной Европе, основан он на
экстравагантных фантазиях или добросовестной эрудиции, он, как и
"ориентализм", был стилем интеллектуального обладания, а его конечным
продуктом был сплав знания и власти, ситуация интеллектуального
превосходства, воспроизводившая отношения господства и подчинения. Как и
в случае с "ориентализмом", здесь невозможно провести четкую грань между
интеллектуальным "открытием" и превосходством, с одной стороны, и вполне
реальным завоеванием -- с другой. Французские знатоки Восточной Европы в
конце концов оказались на службе у Наполеона, и "открытие" этого региона
сознанием эпохи Просвещения подготовило дорогу его армиям. Создание
Наполеоном Великого Герцогства Варшавского в 1807 году, оккупация
Иллирии на Адриатике в 1809-м, и, наконец, вторжение в Россию в 1812
году продемонстрировали, что философская география прокладывает дорогу
военным картографам. Поход Наполеона был не последней попыткой Западной
Европы подчинить себе Европу Восточную.

Описывая экономическую историю "Происхождения европейской
мир-экономики", Иммануэль Валлерстайн относит к шестнадцатому веку
возникновение капиталистического "ядра" Западной Европы, под все
возрастающую экономическую гегемонию которого попадает
восточноевропейская "периферия" (а также испанские владения в Америке),
превращая первоначально минимальные экономические различия во
"взаимодополняющие расхождения" . Когда Европа Восточная стала
"периферией" Западной Европы, ее экономическая роль свелась к экспорту
зерна, которое производили подневольные работники в рамках
установившейся постсредневековой "второй редакции крепостного права".
Однако выводы Валлерстайна основываются почти исключительно на примере
Польши, чья экономика действительно сильно зависела от балтийского
экспорта зерна из Гданьска в Амстердам. Он открыто признает, что в
шестнадцатом веке не все страны сегодняшней Восточной Европы входили в
состав европейской мир-экономики даже в качестве "периферии": "Россия
вне Европы, но Польша в ее составе. Венгрия -- в ней, но Оттоманская
империя -- нет" . В известной степени, называя Восточную Европу
периферией, мы принимаем за данность некое сконструированное в
восемнадцатом веке культурное целое и проецируем его назад, строя на его
основе экономическую модель. В действительности, Европа Западная и
сконструировала Восточную Европу как некий дополнительно-вспомогательный
регион; процесс этот не был полностью предопределен социальными и
экономическими факторами.

Историческая проблема ядра и периферии, к которой Валлерстайн привлек
внимание исследователей в 1970-х годах, задала направление дальнейшему
изучению Восточной Европы, и в 1985 году в Белладжио состоялась
международная научная конференция "Происхождение отсталости в Восточной
Европе". Эрик Хобсбаум сравнивал Швейцарию и Албанию, внешне похожие
своим ландшафтом и скудностью природных ресурсов, но различающиеся
своими экономическими судьбами. Роберт Бреннер доказывал, что "проблема
отсталости в Восточной Европе -- это вопрос неудачно сформулированный",
поскольку "с исторической точки зрения не-развитие -- скорее правило,
чем исключение", а потому ученым следует говорить о проблеме уникального
капиталистического развития в Западной Европе. Конференция признала, что
"Восточная Европа никоим образом не является целостным образованием",
что различные ее части стали "экономическими придатками" Западной Европы
на разных исторических этапах и были "отсталыми каждая по-своему" .
Проблемы отсталости и развития в Восточной Европе были впервые подняты и
сформулированы в восемнадцатом веке вне связи с экономикой; сегодня они
продолжают направлять наше восприятие этих стран. Именно
неопределенность положения Восточной Европы, которая географически
находилась в Европе, но не была вполне европейской, вызвала появление
таких концепций, как отсталость и развитие, призванных сформулировать
взаимоотношения между полюсами цивилизации и варварства. На самом деле,
в восемнадцатом веке Восточная Европа послужила Европе Западной
прототипом для самой первой модели "неразвитости"; сегодня мы применяем
концепцию "неразвитости" к самым разным странам земного шара.

Сама идея созвать в Белладжио, под патронажем Фонда Рокфеллера,
международную конференцию ученых-экспертов для обсуждения "проблемы
отсталости в Восточной Европе" глубоко созвучна представлениям
Просвещения. По другую сторону Альп, в Ферне, двадцать лет продолжался
симпозиум с одним-единственным участником -- гений Вольтера посвятил
себя проблеме восточноевропейской отсталости. В Париже физиократы
регулярно сходились для обсуждения экономических аспектов той же самой
проблемы в салоне старшего Мирабо. Более того, в 1774 году этот салон с
большой помпой отправил в Польшу одного из физиократов, подобно тому как
в 1989-м экономический факультет Гарвардского университета отправил туда
же одного из своих профессоров. После революции 1989 года, когда новые
правительства пытались расчистить руины коммунизма и присоединиться к
мировой рыночной экономике, проблема "отсталости" в Восточной Европе
стала еще более актуальной. Их стремление воспользоваться советами наших
экспертов и нашей экономической помощью будет, несомненно, воспринято
как решающее доказательство наших экономических успехов и
восточноевропейской отсталости. Готовясь преобразовать себя в
экономический союз, "Европу 1992 года", Европейское сообщество создало
специальный банк, Европейский Банк Реконструкции и Развития, чтобы
помочь Восточной Европе в решении ее проблем. В 1990-х Восточная Европа
будет по-прежнему находиться в неопределенном положении, балансируя
между включенностью в Европу и исключенностью из нее, в экономике и в
культурном признании.

Философы эпохи Просвещения исследовали и использовали эту
неопределенность, примеряя ее к схеме отсталости и развития, превращая в
определяющую характеристику, объединяющую различные страны под общей
рубрикой Восточной Европы. Уже в эпоху Ренессанса подобная схема
применялась к Польше, и Эразм в 1523 году обращался к полякам, чтобы
"поздравить народ, который, хотя ранее и считался варварским, но теперь
достиг такого расцвета в литературе, юриспруденции, обычаях, религии и
во всем остальном, способном избавить его от упрека в неотесанности, что
может соперничать с отличнейшими и достохвальнейшими из всех народов" .
Для Эразма отказ от варварства не имел никакого отношения к экономике.
Монтень в шестнадцатом веке объявлял всех людей своими согражданами и
обещал "не делать различия между поляком и французом", хотя за этим
показным космополитизмом, пожалуй, стоит не меньше снисходительного
высокомерия, чем за поздравлениями Эразма. Когда французский принц был
избран в 1573 году королем Польши, а на следующий год оставил ее трон,
чтобы возвратиться во Францию и стать Генрихом III, Филипп Депорт,
французский поэт из его свиты, написал саркастическое "Прощание с
Польшей". Это было прощание со льдом и снегом, дурными манерами и
"варварским народом" .

В первой половине шестнадцатого века Рабле ставил в один ряд
"московитов, индейцев, персов и троглодитов": Россия оказывалась
восточной, и даже мифологической, страной . После того как в 1550-х
годах английский мореплаватель Ричард Чанселлор обнаружил арктический
маршрут в Россию, и была основана торговая Московская Компания,
описаниям России стали уделять больше внимания. Вместе с описаниями
Нового Света они вошли в состав "Главнейших плаваний, путешествий и
открытий английской нации", составленных Ричардом Хэклютом в
елизаветинскую эпоху. В 1600 году французский наемник капитан Жак
Маржерет вступил на службу русского царя, Бориса Годунова, и в конце
концов создал самое серьезное французское описание России в семнадцатом
веке. Русских он описывал как "тех, кого раньше называли скифами",
"совершенно грубый и варварский народ". Кроме того, Россия в этом
описании населена мифологическими чудесами флоры и фауны, включая
животное-растение, пускающее в землю корни: "Овца съедает траву вокруг
себя и затем умирает. Они размером с ягненка, с кудрявой шерстью. У
некоторых шкура совершенно белая, у других немного пятнистая. Я видел
несколько таких шкур" . Пока капитан Маржерет находился в России, другой
солдат удачи, капитан Джон Смит, пересек континент, направляясь из
Англии в Оттоманскую империю; эту экспедицию он описывал как "службу и
стратагемы во время войн против турок и татар в Венгрии, Трансильвании,
Валахии и Молдавии". В 1603 году он попал в плен к крымским татарам, а в
1607-м, уже в Вирджинии, -- к американским индейцам Похатанского союза
племен, откуда он спасся благодаря тринадцатилетней принцессе
Покахонтес. Из татарского плена он спасся сам, убив своего хозяина, и
затем пересек Россию, Украину и Польшу; их он описал просто как "страны,
достойные скорее сочувствия, чем зависти". Благодаря своему пребыванию в
татарском плену и рабстве, он мог сообщить, что татары не поддаются
описанию: "Теперь вы понимаете, что Татария и Скифия -- одно и то же.
При этом, это нечто столь пространное и обширное, что немногие -- а
может, и вовсе никто -- смогли бы исчерпывающе описать этот край или те
крайне варварские народы, которые там обитают" . Скифы были известны как
варвары (в греческой перспективе) из сочинений Геродота; в данном случае
вектор варварства смещался с севера на восток. В восемнадцатом веке
понятие "скифы" толковалось расширительно, включая в себя все
восточноевропейские народы, пока Гердер не позаимствовал другое
наименование у варваров древности, благодаря чему Восточная Европа
обрела свой сегодняшний образ славянского края.

Самое влиятельное описание России в семнадцатом веке было написано
Адамом Олеарием, который совершил свое путешествие в 1630-х годах в
составе голштинского посольства, искавшего торговый путь в Персию через
русскую территорию. Появление подобного проекта не только указывало на
экономическое значение России, но и намекало на ее связь с востоком;
однако сам Олеарий, чей отчет был впервые издан по-немецки в 1647 году и
затем непрестанно переиздавался на протяжении всего столетия в немецком,
французском, голландском, английском и итальянском переводах, в общем
оценивал Россию с не-экономической точки зрения. Олеарий сообщал о
русских, что "их кожа того же цвета, что и у остальных европейцев".
Такое замечание показывало, сколь малых познаний о России он ожидал от
своих читателей. "Наблюдая дух, нравы и образ жизни русских", писал
Олеарий, хотя в ту эпоху лишь немногие имели эту возможность, "вы
непременно причислите их к варварам". Затем он осуждал русских, в
основном с точки зрения морали, за "использование отвратительных и
низменных слов", за недостаток "хороших манер" -- "эти люди громко
рыгают и пускают ветры", за "плотскую похоть и прелюбодеяния", а также
за "отвратительную развращенность, которую мы именуем содомией",
совершаемую даже с лошадьми. Был, впрочем, и элемент экономических
соображений в его рассуждении, что русские "годятся только для рабства",
что их надо "гнать на работу плетьми и дубинами" . Век Просвещения
пересмотрел восприятие России, давая ей шанс на искупление, то есть
исправление нравов и возможность выйти из варварства. Перспектива
подобного искупления уже проглядывает в "Краткой истории Московии",
написанной Джоном Мильтоном, вероятно, в 1630х гг. Будущий автор
"Потерянного рая" и "Возвращенного рая" объяснял, что интересовался
Россией "как самой северной из тех частей Европы, которые считаются
цивилизованными" . В эпоху Просвещения Россию откроют заново, как
восточную окраину континента, и ее образ, и философски, и географически,
окажется в одном ряду с образами других восточноевропейских земель.

23 марта 1772 года, придя к Самюэлю Джонсону, Джеймс Босуэлл обнаружил,
что тот "занят, готовя четвертое издание своего "Словаря" in folio". Они
обсудили некий неологизм, который Джонсон исключил из словаря, считая,
что он искажает английский язык; "Он не хотел признать слово
"цивилизация" (civilization), а признавал лишь "цивильность" (civility).
Со всей возможной почтительностью, я полагал, что "цивилизация", от
"цивилизовать" (to civilize), лучше подходит как противопоставление
"варварству" (barbarity)". В тот же день они обсудили этимологию и
проблему языковых семей, и Джонсон заметил, что "богемское наречие
действительно принадлежит к склавонским языкам". Кто-то обратил внимание
на некоторое сходство богемского с немецким, на что Джонсон отозвался:
"Конечно же, сэр, те части Склавонии, которые граничат с Германией,
будут заимствовать немецкие слова, а те части, которые соседствуют с
Татарией, будут заимствовать татарские" . Обращаясь к этому дню сейчас,
более чем два века спустя, мы видим, как параллельно развиваются эти две
идеи: представление о цивилизации, описываемой как противоположность
варварства, и представление о Восточной Европе, описываемой как
"Склавония". Босуэлл и Джонсон рассматривали их как две отдельные
проблемы, но в ретроспективе мы видим, что они довольно тесно
переплетались между собой. Новая концепция цивилизации была важнейшей и
незаменимой точкой отсчета, которая позволила в восемнадцатом веке
сформулировать и закрепить пока еще рудиментарную концепцию Восточной
Европы.

Словарь доктора Джонсона с гордостью настаивал на почти уже ставшем
архаичным определении "цивилизации" как чисто юридического термина,
обозначающего превращение уголовного судебного процесса в гражданский.
Тем не менее в 1770-е годы и во Франции, и в Англии другие словари --
такие как иезуитский "Словарь Трево" (Париж, 1771) или "Новый и полный
словарь английского языка" (Лондон, 1775) -- уже признавали новое
значение этого слова. Первый заметный случай употребления этого термина
связывают с именем старшего Мирабо и его кружком физиократов, которые
также активно интересовались Восточной Европой. Начиная с
пользовавшегося большим успехом "Amis des hommes" (1756), Мирабо
использовал это слово и в экономическом, и в культурном контексте,
понимая цивилизацию и как увеличение богатства, и как исправление
нравов. Он, однако, был очень чувствителен к проблеме "ложной
цивилизации", особенно в связи с реформаторскими устремлениями Петра
Великого в России. Другой физиократ, аббат Бадё, лично посетивший Польшу
и Россию, писал о стадиях и степенях цивилизованности, особенно о
"развитии" цивилизации в России; он добавил к новой концепции важный
элемент, оговорившись, что речь идет о "европейской цивилизации".
Французская революция, особенно в понимании французских философов, еще
больше увязала концепцию цивилизации с идеей "развития". Вольней
представлял себе развитие цивилизации как "подражание" самой передовой
нации, а Кондорсе задавался вопросом, смогут ли когда-либо все народы
дотянуться до "уровня цивилизации, достигнутого самыми просвещенными,
самыми свободными, самыми свободными от предрассудков народами, такими
как французы и англо-американцы". В самом начале девятнадцатого столетия
Огюст Конт все еще следовал "философической географии" эпохи
Просвещения, используя концепцию "цивилизации" для измерения
однородности "Западной Европы" .

Восточная Европа вовсе не была антиподом цивилизации, не находилась в
самой бездне варварства, но скорее помещалась на шкале сравнительной
развитости, которая измеряла дистанцию между варварством и цивилизацией.
В конце восемнадцатого века Сегюр описывал Санкт-Петербург как
беспорядочное смешение "века варварства и века цивилизации, десятого и
восемнадцатого столетий, азиатских и европейских манер, грубых скифов и
утонченных европейцев" . Восточная Европа по самой сути своей находилась
в промежутке между двумя крайностями, и к девятнадцатому веку эти
бинарные оппозиции обрели силу незыблемых формул. В своей "Человеческой
комедии" Бальзак мимоходом подытожил все восточноевропейское, как оно
виделось из Парижа: "Жители Украины, России, придунайских равнин, короче
говоря, все славянские народы представляют собой связующее звено между
Европой и Азией, между цивилизацией и варварством" .

Впервые идея написать эту книгу пришла ко мне десять лет назад, когда я
целый год проработал в Секретном архиве Ватикана, собирая материалы для
исследования польско-ватиканских отношений в восемнадцатом веке. Я читал
донесения, которые апостолические нунции направляли из Варшавы в Рим. В
1782 году, проведя в Варшаве семь лет, нунций Джованни Аркетти готовился
к деликатной и чрезвычайно ответственной миссии в Санкт-Петербург, ко
двору Екатерины II. Среди многих прочих забот он в этот важный момент
своей дипломатической карьеры был обеспокоен тем, что по прибытии в
Санкт-Петербург ему предстояло поцеловать руку Екатерине. Он опасался,
что в Риме этого не одобрят, поскольку подобный поцелуй мог поставить
под сомнение абсолютную независимость римской католической церкви. Есть
некоторая ирония в том, что Рим заботился о подобных мелочах придворного
этикета, когда, по сути, дело уже шло к Великой Французской революции.
Забавно и столь повышенное внимание к необходимости поцеловать руку
царице, чьи сексуальные излишества стали легендарными уже при ее жизни.
Самым интересным для меня было то, как именно Аркетти объяснял в
донесении в Рим, почему он все-таки поцелует царице руку: благодаря
пребыванию в Польше, он научился лучше понимать "эти северные страны". В
этой фразе он связывал воедино Россию и Польшу. По его мнению,
существовала пропасть между "более развитыми народами" и "народами,
развивающимися позднее". Последние, то есть "эти северные народы",
отличались повышенными вниманием к этикету, например к целованию рук,
пытаясь сравняться "с более утонченными народами" . Великолепная
снисходительность, которую проявляет здесь Аркетти, показывает, как мало
шансов на успех имела эта попытка с его точки зрения. При этом
предложенной им шкале относительной развитости -- всем этим "более" или
"менее", "раньше" или "позднее" -свойственны искушенность и
современность представлений об отсталости и развитии. Здесь не хватало
лишь слова "цивилизация" -- и смены географического вектора, которая
превратила бы северные страны в страны восточные. Будучи итальянцем,
Аркетти все еще смотрел на мир с точки зрения эпохи Ренессанса.
Екатерина была также способна на снисходительность; она подарила Аркетти
меховую шубу и позднее описывала его как "славное дитя".

Аркетти уверял, что менее развитые народы поднимали больше шума вокруг
придворных манер, однако сам уцепился за эту деталь этикета и раздул ее
значение до того, что в своем сознании сконструировал на ее основе карту
Европы. Норберт Элиас предположил, что концепция "цивилизации" выросла
из концепции "цивильности", чтобы обозначить точку наивысшего развития
хороших манер. Понятие цивилизации было столь важно в представлениях о
себе тех, кто уверен в собственной цивилизованности, что наиболее полное
современное выражение оно нашло в стандартах, навязываемых другим
классам или другим народам. Именно читая Аркетти, объединившего северные
страны как менее развитые и менее утонченные, я начал размышлять над
распределением цивилизованности по карте Европы в сознании той эпохи. Я
задумался о том, что его снисходительность почти (но не полностью)
предвещала снисходительное отношение к Восточной Европе в наши дни, и
задавался вопросом, не стоял ли он на пороге великой смены
географических координат на Европейском континенте. Я стал задумываться
о том, почему люди стали разделять Европу на две половины, на восток и
запад.

Об Аркетти и руке Екатерины я вспомнил несколько лет назад, находясь по
ту сторону "железного занавеса", в Восточной Европе. Посреди ночи я
отправился к едва знакомому мне человеку, чтобы забрать у него какие-то
письма и бумаги, которые я согласился переправить в своем багаже за
"железный занавес". Когда я уходил, он трижды поцеловал меня то в одну,
то в другую щеку -- по-славянски, как он сказал. Я не мог не вспомнить
об Аркетти и не задуматься о том, как детали этикета иногда овладевают
нашим воображением и кажутся символами каких-то огромных различий.
Подобные детали в конце концов переплелись в моем воображении с общими
впечатлениями от Восточной Европы с ее подпольной политической жизнью,
приглушенными разговорами и чувством тревоги при пересечении границ.

В 1989 году эта Восточная Европа прекратила свое существование вместе с
железным занавесом. Мы или найдем новые образы, символизирующие наши
различия, или вновь вспомним о старых образах, которые родились еще до
"холодной войны". Может быть невероятная революция 1989 года станет для
нас и поводом, и стимулом пересмотреть "ментальную картографию", карту
Европы, отпечатанную в нашем сознании. В 1990 году Американская Академия
Наук и Искусств отметила эти события специальным выпуском журнала
"Daedalus", вышедшим под заглавием "Восточная Европа : Центральная
Европа : Европа"; это название, по-видимому, подразумевало пробуксовку
всей нашей знаковой системы по мере того, как Европа семиотически
сдвигалась и перестраивала себя в нашем сознании. Открывающая сборник
статья Тимоти Гартона Эша, английского писателя, который в судьбоносные
1980-е стал самым проницательным западноевропейским исследователем
Восточной Европы, была отмечена вопросительным знаком: "Mitteleuropa?",
отсылая читателей к другому эссе того же автора, вышедшему еще до
революции 1989 года под заголовком "Существует ли Центральная Европа?".
Этот вопрос был деликатной и щекотливой проблемой ментальной
картографии, поскольку сам термин Mitteleuropa впервые появился на сцене
в 1915 году, во время Первой мировой войны, когда Фридрих Науман
опубликовал в Берлине книгу под таким же заглавием, только без
вопросительного знака. Mitteleuropa Наумана очерчивала область,
предназначенную стать ареной немецкой экономической и культурной
гегемонии, включая и те страны, которые традиционно относили к Восточной
Европе. Эта концепция, вместе с концепциями Osteuropa и Ostraum, вновь
сыграла важную идеологическую роль во время Второй мировой войны, когда
Гитлер пытался претворить в жизнь программу обширных завоеваний и
ужасного порабощения в Восточной Европе, начавшуюся оккупацией
Чехословакии и Польши в 1939-м и достигшую наивысшей точки с началом
вторжения в Югославию и СССР в 1941 году. Есть доля иронии в том, что
интеллектуалы, и в Западной Европе, и в Польше, Чехословакии, Венгрии, в
1980-х годах заново открывали концепцию Центральной Европы, выступавшую
теперь как идеологическое противоядие "железному занавесу". Вопрос о
том, существовала ли Центральная Европа до этого, вращался потому вокруг
различия между интеллектуальной конструкцией и геополитической
реальностью, и Центральная Европа оставалась лишь понятием: "Ее еще нет.
Вот Восточная Европа есть -- это часть Европы, которую Советский Союз
контролирует с помощью военной силы" . Тем не менее Восточная Европа
тоже начиналась как просто идеологическая концепция, и теперь, после
1989 года, когда советское военное присутствие ушло в прошлое, она вновь
оказалась лишь концепцией. Концепция эта, тесно вплетенная в историю
двух последних столетий, до сих пор оказывает столь сильное влияние на
политические события, что мы почти не узнаем ее интеллектуальные корни,
прячущиеся в дымке истории.

Россия может отказаться от своего военного господства в Восточной
Европе, но не может отменить само понятие Восточной Европы, поскольку и
изобретала и навязывала ее не она. Понятие Восточной Европы изобретено в
Западной Европе в эпоху Просвещения, и Россию тоже включили в ее состав.
Россия была объектом приложения этой концепции, а значит, и
интеллектуального подчинения, ее тоже открывали, приписывали, к ней
относились со снисхождением, ее помещали на карте и определяли в
соответствии с теми же формулами: между Европой и Азией, между
цивилизацией и варварством. Те, кто сегодня отстаивает концепцию
Центральной Европы, намерены поколебать интеллектуальные основания этой
репрессивной концепции и спасти Чехию и Венгрию, может быть -- Польшу,
возможно, даже Словению. И тем не менее они пользуются понятием
"Восточная Европа", способствуя исключению остальных стран, укоренению
тех самых различий, которые поддерживают западноевропейскую
идентичность. Михаил Горбачев, разрушивший "железный занавес" и
окончивший "холодную войну", проявил глубочайшее понимание этих разделов
внутри Европы. "Мы -- европейцы", -- объявил он в своей книге
"Перестройка" в 1987 году, рисуя в воображении картину "общего дома",
простирающегося от Атлантики до Урала, отмечая "искусственность"
военно-политических блоков, "архаичную природу" "железного занавеса" .
Он бросил вызов тем на Западе, кто хотел бы исключить Советский Союз из
Европы и уравнять Западную Европу с Европой как таковой, то есть тем
самым аксиомам, которые лежали в основании двух веков интеллектуальной
истории, истории "цивилизации" в Европе, истории изобретения Восточной
Европы.

------------------------------------

Pout (23.02.2004 12:32:06)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 12:39:55

"Изобретая Восточную Европу" .Рецензии

Ларри Вульф, "Изобретая Восточную Европу"
Карта цивилизации в сознании
эпохи Просвещения"

Московиты и троглодиты
Франсуа Рабле, образованный западный европеец XVI века, ставил в один
ряд <?московитов, индейцев, персов и троглодитов>. У каждой эпохи - свое
географическое деление мира на цивилизованную и варварскую части. В
восемнадцатом веке западная Европа <?открыла> - или, вернее, даже
<?изобрела> - свою восточную половину. Американский историк Ларри Вульф
показывает, как путешественники этого века, повествуя о своих
странствиях по Польше, России и Оттоманской империи, умело сочетали
собственные впечатления от увиденного с традиционными представлениями об
этих краях. Вернее сказать, путешественники удачно вписывали эти
впечатления в традиционные представления. Настоящую географию заменяла
география вымышленная: Ларри Вульф, цитируя одного из мыслителей
восемнадцатого века, называет ее <?философи+ческой географией>.
Путешественники и писатели восемнадцатого века <?подчиняли географию
своим философским конструкциям и населяли атласы идеологическими
деталями, неподсудными стандартам научной картографии>.

Путешествие к варварам

Вульф Л.
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи
Просвещения
Пер. с англ. И.Федюкина. М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 560
с. 3000 экз. (п) ISBN 5-86793-197-8
Что такое Европа? Что объединяет страны, расположенные в этой части
света: общая территория или общая цивилизация? Или, может быть, общая
валюта, которая так и называется - евро? Если
Европа=Запад=капитализм=демократия, то получается, что США и Япония тоже
Европа. С Европой ясности нет. Но ведь есть еще такое понятие, как
Восточная Европа. С ней ясности еще меньше...

Некоторые исторические исследования читаются с особенным удовольствием.
Дело в том, что интереснее всего читать про себя. Когда пишут со
стороны. Книга американского историка Ларри Вульфа как раз и посвящена
тому, что писали про Россию и Восточную Европу европейцы западные. В вос
емнадцатом веке в Россию ездил не только барон Мюнхаузен (даже оба
барона - и настоящий, и придуманный писателем Распэ). Ездили военные и
дипломаты, ученые и литераторы. Ездили из просвещенной Европы (эпоха
была такая, эпоха Просвещения) в <?варварскую Россию>. Где живут скифы и
сарацины, где люди много пьют и громко ругаются, где встречается
сказочный баранец - полуживотное, полурастение, у которого из пупка
растет стебель, уходящий корнями в землю. Кто-то ехал лишний раз
убедиться в варварстве, а кто-то, как Дидро, считал Россию страной
больших возможностей и великих перспектив. А между Россией и Европой
лежала не менее загадочная Польша, которая для европейцев была символом
средневековья.

Понятие варварства было относительным. В начале XVI века для итальянских
мыслителей варварские края начинались уже за Альпами, во Франции.
Французы - например, Рабле - ставили в один ряд <?московитов, индейцев,
персов и троглодитов>. Понятно, что современным географам такого рода
идеи покажутся смешными. Но в те времена не было не только телевидения,
тогда не было и карт восточной части Европы, были лишь одни
представления и легенды.

Интерес к <?воображаемой географии> ученые стали испытывать в самое
последнее время; психологи, географы, историки пришли к выводу, что
всякое изображение путешественником чужой страны есть не что иное, как
конструкция, зависящая от множества факторов: личных убеждений пишущего,
идеологической моды, исторической ситуации, степени изученности данной
страны. Вульф как раз и показывает, как путешественники и писатели
восемнадцатого века <?подчиняли географию своим философским конструкциям
и населяли атласы идеологическими деталями, неподсудными стандартам
научной картографии>.

Если античная картина мира строилась на противопоставлении
цивилизованного Юга варварскому Северу, то в восемнадцатом веке, считает
Вульф, на смену этой оппозиции приходит другая - Запад/Восток. При этом
сам Вульф действует точно теми же методами, что и его <?герои>. Его
схема - такая же сконструированная и условная, как и те, которые
рисовали они в своих трактатах и романах. Взять хотя бы Россию: ее в
XV??? веке именовали страной то восточной (в этом случае она оказывалась
в одном ряду с Крымским ханством и Оттоманской империей), то северной (в
этом случае с нею рядом стояли Швеция и Дания), то европейской, то
азиатской. Вариантов было так много, что современные исследователи,
специально занимающиеся этим вопросом, не могут прийти к общему мнению и
решить, какая именно ось: Восток/Запад или Север/Юг - главенствовала в
политической географии конца XV??? века и считалась ли в этот период
Россия страной восточной или северной.

Замечание А.Миллера, автора предисловия к русскому переводу книги
Вульфа: <?Ряд исследователей... настаивает, что та переориентация оси
воображаемой географии Европы, которую Вульф относит к эпохе
Просвещения, в действительности произошла позднее, в первой половине X?X
века. Возможно, следует говорить об определенном "переходном этапе",
растянувшемся на несколько десятилетий>.

Мария Муреева

Pout (23.02.2004 10:56:49)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 11:17:02

"Ориентализм" послужил делу джихада, как батальон Осам не сумел бы"! Исраэль Шамир

Pro et Contra-1
---------------------

МУДРЫЙ ВОРОН.

На смерть Эдуарда САИДА

ПРОКЛЯТИЯ ВРАГА - высшая хвала павшему бойцу. Когда на прошлой неделе в
Нью-Йорке от лейкемии скончался профессор Эдуард Саид, автор многих
книг, идеолог, эрудит и человек Возрождения по универсальности, объему и
размаху своих знаний, его товарищи и коллеги прославили его память в
прекрасных некрологах, звучавших, как медь колоколов в осеннем воздухе
его родного Иерусалима. Они напомнили о мужестве, с которым он отстаивал
безнадежное палестинское дело, о его тонкой духовности и
интеллигентности, о замечательных личных качествах, сделавших его
любимцем престижного Колумбийского университета. "Самый блестящий
интеллектуал за последние пятьдесят лет", - написала "Виллидж Войс". Но
еще лучше охарактеризовал его противник, бывший руководитель израильской
государственной службы пропаганды, а ныне житель Нью-Йорка и
обозреватель массовой американской (принадлежащей ярому сионисту
Мортимеру Цукерману) газеты "Нью-Йорк дэйли ньюз" Зеев Хейфец.
"Книга Сайда "Ориентализм" послужила делу джихада, как батальон Осам не
сумел бы."

Эдуард Саид был христианином, сыном известной православной палестинской
семьи, конфискованный израильтянами особняк которой все еще украшает
один из старых районов Иерусалима. Поэтому ярлык "джихад" не следует
понимать буквально. Американские сионисты лепят его всем, кто им не по
духу, как их российские единомышленники "красно-коричневый" ярлык.

Но если понимать под "джихадом" Хейфеца не "стремление мусульман
покорить мир", но противодействие иудео-американскому стремлению к
мировому господству, Эдуард Саид действительно станет в ряд видных
"джихадистов" рядом с Антонио Грамши, Че Геварой, Бодрияром, Александром
Прохановым... Да и слова "джихад" не приходится стесняться. Блестящий
знаток Востока, английский журналист Патрик Стил писал: "Как бы ни
относиться к эль-Каеде и ее террористическим методам, нельзя не
признать, что она - острие широкого клина антиимпериалистической
борьбы".

Саид написал десятки книг и статей в разных областях - от политологии до
теории музыки. Но в первую очередь он запомнится своей эпохальной книгой
"Ориентализм", в которой Саид показал, что востоковедение не столько
изучает Восток, сколько вырабатывает нарратив покорения Востока,
вписывая его в матрицу западного контроля. Его выводы верны в равной
степени и относительно советологии или Russian Studies. Слависты и
ориенталисты не случайно финансировались американскими спецслужбами -
они способствовали созданию однополюсного мира.

"Объяснить - значит, завоевать", - такова идея "Ориентализма", -
объяснить так, чтобы это объяснение считалось единственно верным,
авторитетным, "научным". Объективность - лишь видимость властного
нарратива; право на интерпретацию принадлежит тому, у кого в руках
власть, а власть принадлежит тому, кто интерпретирует.

Казалось бы, многие из этих мыслей читатель может найти у Мишеля Фуко,
который доказал, что, казалось бы, объективные и нейтральные структуры
общества являются "дискурсом власти". Но Фуко, как и Деррида, вписался в
западный "дискурс власти", критиковал "сталинизм", это предыдущее
воплощение ненавистного "джихада"; его критика подрывала и без того
шаткую уверенность российских интеллектуалов в верности своего пути.
Недаром безумный герой новой повести Виктора Пелевина "Македонская
критика французской мысли" украсил стену своего дома обширным триптихом
под названием "Мишель Фуко получает от ЦРУ миллион долларов за клевету
на СССР". В отличие от Фуко Саид стоял на стороне покоряемых, а не
покорителей.

В советские времена часто говорили об "идеологической борьбе", но
немногие понимали, что речь идет о борьбе не менее ожесточенной, не
менее судьбоносной, нежели танковые бои Курской дуги. По большому счету,
в первом приближении это борьба концепций "человек человеку волк" и
"человек человеку - друг, товарищ и брат", веры в добро человеческой
натуры против культа избранничества. Не менее важны отношения человека и
земли, человека и Бога.

На теологическом уровне эти две радикальные концепции соответствуют
историческому спору между иудаизмом и христианством, но в современную
эпоху возникли и их атеистические варианты. "Иудаизм без Бога" стал
либеральной концепцией "человека-волка", развитой Гоббсом и подхваченной
фон Хайеком, Поппером, Соросом, Жакобом, Глюксманом и другими
неолибералами. "Православие без Христа" стало советским коммунизмом.

Это хорошо подметил М. Вайскопф, сотрудник Еврейского университета в
Москве, окопавшегося в России щупальца американо-сионистского
идеологического аппарата. В его книге "Писатель Сталин" Вайскопф
убедительно "уличает" Сталина в ... православии, что, конечно,
преступление для иудея. Он пишет о "переодетой в большевистскую кожанку
христианской риторике" Сталина, о его знании Библии, и - хуже всего - о
его созвучии с иудеоборческой теологией св. апостола Павла, которого
Вайскопф по простоте душевной считает антисемитом вместе с Марксом,
Розой Люксембург, Лениным и автором сих строк. Если для русских
националистов большевики были безбожниками, для иудеев они были -
православными, и в этом и только этом я склонен согласиться с иудеями.

Но безбожественность гораздо легче и органичнее сочетается с идеями
иудаизма, с его ощущением отсутствующего бога, нежели с христианским
чувством Бога Живого. Адептам коммунизма не удалось показать, что и без
Христа человек должен любить своего ближнего, то есть любого другого
человека. Согласившись, в силу исторических причин, на применение бритвы
Оккама к Богу, сторонники братства людей поставили себя в проигрышное
положение (чего по сей день не понял Сергей Кара-Мурза).

Отношения Человека и Земли были архетипизированы образом Богородицы, как
заметил еще Достоевский. Религиозные безбогородичные системы иудаизма и
кальвинизма заменили любовь к земле на господство над землей. Сила
Запада была основана во многом на хищническом отношении к земле, природе
и человеку. Так каннибал становится самым сильным среди доходяг
осажденного города. Русским коммунистам пришлось пожертвовать любовью к
земле, чтобы не отстать технологически от опасного хищника за океаном.
Пожертвовав Христом и Богородицей, наследники православия смогли
справиться с материальным вызовом, но проиграли идеологическую войну.

Советский Союз, оплот гуманистического мировоззрения, пал, проиграв в
этой войне, - его идеологические защитники приняли либеральную
интерпретацию мира и перешли на сторону противника. Советологам -
западным и их российским пособникам - удалось "деконструировать"
советский нарратив и убедить советских людей, что их нарратив истории -
вернее. После этого сверхдержава рухнула без единого выстрела. Так была
подтверждена теория Фуко и Сайда о критической роли нарратива в истории.

Идейная зависимость либерализма от иудаизма проявилась в странной
симпатии либералов к антилиберальному сионизму. Герой Пелевина мог бы
добавить еще одно панно к своей фреске "Фуко и Деррида получают от
сионистских вождей миллион долларов за поддержку Израиля", потому что
эти суровые критики нарушений прав человека в "сталинской" России были
бесконечно мягки по отношению к расистскому еврейскому государству.

Саид, сын палестинских изгнанников, видел этот странный, но не случайный
парадокс. Он обошелся с Фуко, как Маркс с Гегелем - поставил его с
головы на ноги. Если бы в Советском Союзе перевели, прочли и поняли
Сайда, история могла бы пойти по другому пути. Он доказал
необъективность, ангажированность, казалось бы, объективных общественных
наук - от истории до экономики. Но Саид и с вульгарным марксизмом
обошелся подобным образом. В то время как вульгарные марксисты обращали
основное внимание на собственность на средства производства и считали
капиталиста - заводчика - главным врагом народа, Саид заметил
интеллектуальные штабы противника.

Если по вульгарной, псевдомарксистской схеме "базис" определяет
"надстройку"; по идее Сайда скромные создатели нарратива определяют ход
истории. Новое - это хорошо забытое старое. Эта идея Саида была в свое
время провозглашена человеком, по сей день вызывающим скрежет зубовный у
иудействующих теоретиков - Иосифом Сталиным. В 1938 году Сталин писал о
людях, "игнорирующих значение обратного воздействия идеологии на
материальное бытие и опошляющих учение марксизма-ленинизма о роли
общественных идей".

"Это антимарксизм!" - восклицает еврейский шовинист и пропагандист
сионизма М. Вайскопф по поводу этих слов Сталина. Если враг марксизма
начинает защищать учение Маркса, значит, трактовка Сталина верна и
опасна для его хозяев.

САИД ПРИШЕЛ К СТАЛИНСКИМ выводам своим путем. Он заметил, что богатые
люди редко бывают первосортными мыслителями - их мысли слишком заняты
обсессивной погоней за деньгами. Наиболее умные богатые люди осознают,
что предавшись биржевой игре и управлению производством, они отказались
от игры в бисер; не такие умные даже не подозревают об этом. Пол Гетти,
Билл Гейтс и прочие супермиллиардеры крайне мало влияют на нашу жизнь.
Как "Назгул" - зачарованные крылатые всадники "Саги о кольце" Толкина,
они полностью покорены мамоной и не способны мыслить самостоятельно.
Злобные мудрецы, направляющие политиков и идеологов из своей башни
слоновой кости в университете, - куда опаснее для нашего будущего, чем
тупые богачи. Недаром один из самых влиятельных мифов века - миф о
"сионских мудрецах", а не о миллионерах-заводчиках.

Последняя (2000 г.) книга американского новеллиста и лауреата
Нобелевской премии Сола Беллоу "Равельштейн" позволяет заглянуть в их
мир глазами не слишком проницательного поклонника. Герой романа -
харизматический профессор философии, ведущий своих многочисленных
студентов и бывших студентов по стезе жизни и создающий мир широко
живущей "посвященной" элиты и темных и тупых масс. Его прообразом
послужил Аллан Блюм (Allan Bloom), автор известной книги The Closing of
the American Mind (1987), а еще дальше, в глубине сцены, мы угадываем
образ Лео Штрауса, еврейского националиста, поклонника Макиавелли и
Маймонида, воинствующего безбожника и антикоммуниста, породившего
идеологов и исполнителей нового проекта всемирного рабства ("новый
мировой порядок"). У него и у его учеников, наподобие Аллана Блюма,
учились все: и Джон Ашкрофт, генеральный прокурор и создатель "Закона о
патриотизме", и Абрам Шульски, и Пол Вулфовиц, "серый кардинал"
Пентагона, и Ахмад Чалаби, банкир-ворюга, ставший квислингом в
оккупированном Ираке. Два десятка учеников Штрауса заняли ведущие посты
в администрации Буша и направили ее по курсу на мировое господство.

Саид видел место теоретиков: "Ориентализм был не просто
рационалистическим объяснением колониального правления - он подготовил и
оправдал колониальные захваты", - писал Саид.

Саид определял востоковедение как "западный стиль господства,
реструктурирования и власти над Востоком". И хотя это определение не
положило конец власти Запада, выразившейся в наши дни в завоевании
Багдада, оно бросило луч света на тех, кто создавал идеологическое
обеспечение этой власти. Появление "Ориентализма" привело в ужас
Бернарда Льюиса, востоковеда-сиониста, автора книг "Чем плох ислам" и
"Почему восточного человека надо учить розгами" или что-то в этом духе,
а его ученики отступились от Востока на целое десятилетие. Сам термин
"ориентализм" стал жупелом позора. До Сайда профессоры были ограждены от
встречной критики, и таким образом их незаурядное влияние на мир
оставалось незаметным.

Между академией и СМИ существует сложная взаимосвязь. Тот, кто учит в
университете, готовит то, что скажут СМИ; тот, кто контролирует СМИ,
определяет влияние той или иной академической школы. Так, "Нью-Йорк
тайме" Сульцбергера не опубликовал ни одной строчки Эдуарда Сайда и
Ноама Хомского, но растиражировал идеи Лео Штрауса и Милтона Фридмана.

Говоря библейскими терминами, Сульцбергер избрал Штрауса, Лео Штраус
породил Вулфовица, Вулфовиц породил войну в Ираке (экстремистский
сионистский "Джерузалем Пост" назвал его "человеком года" за это
достижение). Милтон Фридман породил политику МВФ и мировую нищету.
Исполняя его советы (или заветы?), Гайдар и Чубайс приватизировали
общественное состояние советских людей. Бернард Льюис породил Самюэля
Хантингтона и войну с исламским миром, дошедшую до России чеченской
войной. Недаром "исследовательские институты", ведущие идеологическую
войну, именуются в Америке "think-tanks", где боевая составляющая
("танк") не менее важна, чем мыслительная. (Энтони Джадж назвал свою
остроумную статью "Tank-thoughts of think-tanks", "Танки мысли и их
мысли о танках".)

"Танки мысли" так же необходимы в войне, как и танки Т-84. В то время
как в постсоветской России квалифицированные философы зачастую торгуют в
ларьках, в Америке возникла огромная система think-tanks, где философы
создают планы завтрашнего дня. Ведущий think-tank Америки, их ЦПШ -
JINSA, the Jewish Institute of National Security Affairs, Еврейский
Институт по вопросам национальной безопасности. Далеко не все его
сотрудники (высокопоставленные государственные служащие, министры,
руководители разведок, главы экономических концернов) - евреи; но
финансирование и поддержка обеспечивается еврейскими фондами. JINSA и
MEMRI, Hudson Foundation и прочие think-tanks связаны с Израилем
неразрывной пуповиной. Ричард Перл, Дуглас Фейт, Дэйвид Вурмсер,
окормляющие Пентагон, в 1996 году служили в штабе Биби Нетаньяху и
призывали его сокрушить Ирак. Сейчас они строят планы расчленения России
и Китая.

Эдуард Саид видел жесткую связь сионизма и империализма; он мечтал
задействовать арабские нефтяные капиталы в борьбе за умы и души
американцев. Воин "духовного джихада" Саид рисовал себе наши "танки
мысли", разящие "танки мысли" JINSA в Армагеддоне идей. Но арабские
принцы и русские миллионеры предпочитали тратить деньги на что-нибудь
попроще. Они не поняли, что материальные вещи уязвимее духовных
ценностей, и что завтра они потеряют свои богатства потому, что сегодня
поскупились и не инвестировали в духовную оборону.

Эдуард Саид был арабом, и его труды часто относятся к арабским
проблемам. Но эти проблемы и предлагаемые им решения универсальны. Они
подходят для всех, кого новые хозяева мира считают ненужными и лишними.
Злые мудрецы, с которыми боролся Саид, в равной степени враждебны
рабочему из Детройта и палестинскому феллаху, русскому ученому и
французскому писателю.

Сегодня "танки мысли" JINSA нацелены ни арабов, газеты пишут об исламе с
лихостью Вольтера, профессоры объясняют "арабский незрелый ум", а члены
JINSA командуют в оккупированном Ираке и Афганистане. Но завтра, как и
вчера, JINSA может направить огонь на Россию, стоит российскому
руководству перейти незримую красную черту в отношениях с еврейскими
олигархами или с главным ставленником Моссада по СНГ Марком Ричем.

Арест Ходорковского послужил триггером. Уж не думает ли Путин, что с
евреем можно обращаться, как с гоем, воскликнул Ричард Перл, выкормыш
Аллана Блюма и подлинный глава Пентагона, и потребовал исключить Россию
из состава "большой восьмерки", а Брюс Джексон, сотрудник ведущего
еврейского банка "Леман брозерс" и соавтор сионистского PNAC, назвал
Путина "новым Саддамом" и обвинил в "антисемитизме", этой 58-й статье
американо-сионистского мирового порядка.

Видимо, верный Голливуд скоро вернется к хорошо отработанным антирусским
темам времен "холодной войны", а по следам Голливуда придет и морская
пехота. Мы не знаем, кто воплотит в жизнь мечту Сайда, вытащит философов
из ларьков и из редакций заштатных газет и создаст интеллектуальный
центр нового сопротивления: компьютерный гений из Калифорнии или русский
олигарх, саудовский принц или мудрый китаец, индийский раджа или
малайский премьер. Но "центр Саида" непременно возникнет.

Эдуард Саид не мог в одиночку справиться с мощной иудео-американской
информационной махиной, но он объяснил ее устройство. Как мудрый ворон
из толкиновского "Хоббита", он указал на уязвимые места дракона. Он
объяснил жизненную важность битвы за нарратив, сражения за дискурс, на
духовный аспект наземной войны.Саид понял, что объяснение мира,
произведенное англо-американскими учеными и обозревателями, предшествует
завоеванию, что за мантией застенчивых профессоров скрываются пушки
авианосцев.

НЕВОЗМОЖНО ПЕРЕОЦЕНИТЬ связь Сайда и его родной Палестины. Хотя он вырос
на чужбине, в изгнании, но он зачастую возвращался сюда. Эдуард Саид,
как и автор сих строк, верил в путь равенства и демократии в нашей
стране, стоял за ликвидацию апартеида. Он мечтал о мирной совместной
жизни всех общин Палестины и Израиля, дружил с израильскими сторонниками
мира. Совсем недавно Саид, незаурядный музыкант, играл дуэтом с
израильским музыкантом и другом Палестины Даниэлем Баренбоймом в
Рамалле, окруженной кольцом танков.

Саид одним из первых резко критиковал Норвежские соглашения и прочие
неудачные попытки нового передела Святой Земли, когда многим еще
казалось, что они смогут решить проблемы страны. Он не верил в идею
создания независимого палестинского государства и считал, что палестинцы
должны жить с евреями, как равные среди равных, на всей территории
страны. Он не любил Ясера Арафата и считал его неспособным противостоять
уловкам сионистов. Он с ужасом рассказывал, что палестинская делегация
приезжает на переговоры без карт, без юристов, без экспертов, - и в
результате попадает во все ловушки, расставленные израильской стороной.
Палестинские власти не были довольны его резким тоном, абсолютной
самостоятельностью, и его книги были одно время запрещены в Газе.

Израильтяне не знали, как к нему относиться. Накачанные до краев
махровым расизмом, многие евреи верят в свою бесконечную гениальность,
которой только мешают "гои" - будь то русский Афоня-пьянчуга или тупой
чурка Ахмед. Этот приятный мираж разлетался на куски при появлении
Эдуарда Сайда, поскольку израильским евреям не удалось вырастить своими
силами подобного мыслителя. Замечу, что миф о врожденной еврейской
гениальности рухнул по всей линии: лучший поэт нашей страны - палестинец
Махмуд Дарвиш, лучший прозаик - палестинец Эмиль Хабиби, лучший
мыслитель - Эдуард Саид, и лишь в военной области еврейское преимущество
бесспорно.

Рядом с Саидом многие евреи ощущали когнитивный диссонанс - лопалось
самомнение и уверенность в своем превосходстве над туземцем. Он же был
всегда учтив и обходителен, как старый аристократ. Он рассказывал, как
над ним пытались издеваться еврейские шовинисты в Америке; приклеивали
ему ярлык "террориста" просто по факту рождения в Иерусалиме. Но он не
озлобился. Саид много писал об уникальном месте сионистских идей в
западном дискурсе, но не касался более глубоких иудаистских корней
сионизма, видимо, опасаясь быть неверно понятым. Однако когда на меня
набрасывались за попытку высветлить иудейский дух американского
империализма, Саид написал мне несколько теплых писем и ссылался на мои
статьи вплоть до конца своих дней.

Саид был неутомим, несмотря на годы тяжелой болезни, лейкемию,
химиотерапию. Он критиковал двойную мораль американской прессы, его
статьи разрушали горы лжи, навороченные сионистскими идеологами, как
водометы Садата сносили насыпи на берегу Суэцкого канала в памятном 1973
году. Он писал элегантно и изящно о самых прозаических и неприятных
вещах. Так, за несколько дней до смерти Саид писал: "Безопасность
Израиля подобна легендарному зверю. Как единорога, ее беспрерывно ищут и
не находят, и она навеки остается несбыточной целью поисков".

Упомянутый выше американо-израильский идеолог Зеев Хейфец писал о Сайде:

"Саид не подрывал американских морпехов в Ливане в 1983 году, не разжег
огонь палестинской интифады и не послал свой "Боинг" на таран башен
Нью-Йорка. Но он помог этому осуществиться, заглушив интеллектуальный
радар Америки".

Пользуясь тем же риторическим приемом, можно сказать: Хейфец не сидел за
рычагами 65-тонного бронированного бульдозера, задавившего беременную
Нуху Суэдан и Рейчел Корри, девушку из Сиэттла, в оккупированной Газе;
он не "опускал" ливанских военнопленных в подвалах израильской
контрразведки; не бросал бомбы на Багдад и Кабул. Он обеспечивал этим
преступлениям интеллектуальную поддержку, которая иногда важнее
артиллерийской. 19 августа 2003-го он писал, позабыв о "политической
корректности": "Народ Ирака сделал свой выбор - он выбрал варварство.
Это и есть самоопределение арабов". А годом раньше, 12 ноября 2002 года,
он призывал не останавливаться на покорении Ирака, но завоевать и Иран,
и Сирию, и прочие страны Ближнего Востока и подчинить их
израильско-американской военной машине, "чтобы исцелить иррациональную
ментальность арабов и персов".

Сейчас, когда планы Хейфеца начинают сбываться, после бомбежки Сирии,
когда ужас и смятение охватили Ближний Восток, мы начинаем осознавать,
как нам не хватает Эдуарда Саида.

Фото:

- Булыжник - оружие пролетариата. Профессор Саид лично принимает участие
в интифаде.

Исраэль ШАМИР МУДРЫЙ ВОРОН. // Завтра (Москва).- 27.11.2003.- 048.- C.6

Pout (23.02.2004 11:17:02)

От	Temnik-2
К
Дата	25.02.2004 12:56:53

Памятник "Неизвестному профессору"

В принципе эти смысли давно уже бродят. Сравни: Солоневич о Феврале:

"...Делала революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая с сотен университетских и прочих кафедр вдалбливала русскому сознанию мысль о том, что с научной точки зрения революция неизбежна, революция желательна, революция спасительна. Подпольная деятельность революционных партий опиралась на этот массив почти безымянных профессоров. Жаль, что на Красной Площади, рядом с мавзолеем Ильича не стоит памятник «неизвестному профессору». Без массовой поддержки этой профессуры — революция не имела бы никакой общественной опоры. Без поддержки придворных кругов она не имела бы никаких шансов..."

Pout (23.02.2004 11:17:02)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 13:14:44

"Ориентализм стал ярлыком для антропологического подхода, которому хотят выразить недоверие"

Pro et Contra-3
> ---------------------
>

Знаменательно, что даже столь почтенная организация, как Международный
конгресс ориенталистов, перепугалась и поспешила изменить свое название
на "Международный конгресс по гуманитарным наукам в Азии и Северной
Африке". Слово "ориентализм" стало значить: "комплекс псевдонаучных
знаний, отражающих империалистический, расистский, этноцентристский и
"изначально антиэмпирический" подход Запада к Востоку". Или - на
постмодернистском жаргоне - "банализирующая экзотизация, ущемляющая
права Другого".

Http://www.nationalinterest.org
18.07.2003
"Ориентализм": эволюция понятия
{ Нейл Макиннес}

На часто посещаемом сайте экономиста Пауля Кругмана, посвященном
финансовой панике в Азии, можно прочитать: "Любой экономист,
осмеливающийся утверждать, что он до конца понял природу бедствия,
постигшего азиатские страны, самой безапелляционностью этого утверждения
доказывает, что совершенно не знаком с предметом, о котором взялся
рассуждать". Кругман советует не торопиться с выводами: "На самом деле
никто не знает, что произойдет завтра".

Возможно, еще рано судить о причинах и развитии этого глубочайшего
кризиса, но в любом случае следует заново продумать некоторые
высказывания об экономике азиатских стран, относящиеся ко времени их
расцвета. Однако еще полезнее подвергнуть пересмотру все скептические
суждения о западных ценностях, западной экономике, политике и науке,
звучавшие во время азиатского экономического бума, продолжавшегося
вплоть до июля 1997 года. Проблема заключается даже не в
скоропалительности тогдашних прогнозов - как мы помним, многие
поторопились напророчить азиатским странам, возглавляемым Китаем или
Японией, скорую победу в экономическом соперничестве с Америкой и
Европой. В этой склонности к самым невероятным предсказаниям в общем-то
нет ничего удивительного. Существеннее другое: в те годы очень часто
утверждалось, что процветание азиатских стран опровергло основные
положения нашей экономической науки и наши представления о западной
демократии, поставило под сомнение идею рационального выстраивания
политического курса и даже рационализм как таковой, а понятие деловой
добросовестности превратило в некий раритет.

Эти далеко идущие выводы, по-видимому, не делались бы так поспешно, если
бы для них не подготовила почву известная академическая доктрина,
которую проповедовали во всех наших университетах на протяжении
последних двадцати лет. Суть ее в том, что Запад всегда был так или
иначе не прав в своем отношении к Азии. Западный мир, утверждали
сторонники доктрины, выработал комплекс поверхностных представлений об
Азии, так называемый "ориентализм", который в действительности был не
совокупностью объективных знаний, но (воспользуемся характеристикой,
предложенной Эдвардом Саидом) "корпоративным инструментом, созданным для
ведения дел с Востоком... западным способом отношения к Востоку,
позволявшим господствовать над ним, перекраивать его по своим шаблонам и
подчинять своей власти. ...Европейская культура не только сумела
утвердиться на Востоке, можно даже сказать, она-то и создала сам
Восток".

Люди, считавшие, что наши представления об Азии были только
своекорыстным заблуждением, низводившим восточный мир на уровень дешевой
экзотики [MG1] , находили вполне естественной нашу неспособность понять
существо процессов, протекавших в экономике азиатских стран. Для ученых,
пишущих об Азии, оказалось вполне достаточным того факта, что восточная
часть континента, опираясь на собственные экономические методы, достигла
пышного расцвета, в то время как самодовольный Запад наслаждался
чувством собственного превосходства, - и они поспешили обрушить критику
на правительства своих стран. Даже те из них, кто не были сторонниками
азиатских ценностей, поневоле признавали в ту пору несовершенство
ценностей западных. Из приведенных ниже цитат видно, какой энтузиазм они
при этом испытывали.

Так, Джеймс Феллоуз, автор книги "Подъем экономики восточноазиатских
стран и их политическая система" (1994), приходит к следующему
радикальному выводу: "Западные страны должны задуматься о том, как им
перестроить свою жизнь". Перестройка должна начаться с экономической
науки:

"Как бы ни был велик потенциал методов "количественного анализа",
используемых современными экономистами и менеджерами, он все же остается
ограниченным... Экономистам 90-х годов трудно, не искажая реальности,
вписать подъем Японии, Кореи и Тайваня в свои модели экономического
роста... Есть экономическая наука, предлагающая нам четкие логические
"модели", которые призваны объяснить закономерности международной
экономической жизни. Но есть и реальный исторический процесс, который
преподает нам существенно иные, более сложные уроки, и они помогают нам
лучше понять, что же на самом деле происходит в Азии.

По мнению Джона Найсбита, изложенному в книге "Азия: Восемь основных
тенденций развития, меняющих облик нашего мира" (1996), экономику
западного типа должна сменить "новая парадигма". Найсбит имеет в виду
глобальное сообщество эмигрантов китайского происхождения, которое,
связав воедино локальные деловые сообщества, созданные ими в разных
странах, станет основой для "крупнейшей экономической системы, третьей в
мире по своему влиянию". Обсуждая недавние события в Индонезии, когда
многие китайские бизнесмены подверглись чудовищным надругательствам (их
дома сжигали, жен и дочерей насиловали, а принадлежавшие им супермаркеты
громили и грабили) и были вынуждены бежать из страны, Найсбит замечает,
что знание практических методов, которыми владеют китайцы, могло бы
оказаться для этой страны более полезным, чем все заемные экономические
теории. Ему энергично вторит Стерлинг Сигроув, указывая, что военные в
Таиланде и Индонезии обязаны своим "баснословным богатством именно
китайцам, их управленческим навыкам и международным связям" ("Властители
ареала: Невидимая империя китайской диаспоры", 1995).

Подобные экономические системы, получившие название "кланового
капитализма", созданы не только китайцами. Как писал в "Весе иены"
(1996) Р. Таггарт Мерфи, аналогичный принцип лежит в основе японской
экономики: "Для любой японской компании по-настоящему важна лишь сила и
надежность группы партнеров, на которую она опирается. Ее "капитал"
исчисляется не столько иенами, сколько количеством и качеством личных
связей". В книге Джима Роуера "Подъем экономики азиатских стран: Как
самый многочисленный средний класс в истории изменит мир" (1996)
утверждалось, что Азия со временем добьется мирового экономического
господства, - впрочем, это одна из немногих книг, где автор все же
обращал внимание на "неспособность азиатских бизнесменов выходить в
своей практике за рамки неформальных и личных отношений", в смягченной
форме критикуя семейственность и кумовство, характерные для "кланового
капитализма".

Пожертвовав экономической теорией ради исследования партнерских
сообществ, многие специалисты поспешили усомниться в эффективности
политических систем, существующих в западных странах. Имон Финглтон,
автор книги "Удар исподтишка: Почему Япония может одержать экономическую
победу над США в 2000-м году" (1995), усматривал источник мнимого
отставания Америки в засилье парламентской и правительственной
бюрократии, а также в чрезмерном индивидуализме американцев. "Фактически
Америку, хотя она сама того не замечает, охватил тяжелейший
конституционный кризис", - писал Финглтон. Зато государственные
учреждения Японии заслуживали в его представлении одних похвал - те
самые учреждения, которые в свою очередь переживают теперь ничуть не
лучшие времена (действительно, мы только и слышим, что об очередном
разоблачении, вынужденной отставке или самоубийстве японского
чиновника).

Еще Уоррен Рид и Рег Литтл в "Конфуцианском Ренессансе" (1989) объясняли
процветание стран Восточной Азии их приверженностью к характерным
азиатским ценностям, таким как "опора не столько на правовые нормы,
сколько на людей и на их достоинства"; "учрежденческий прагматизм и
управление с помощью чиновников"; "отказ от западного индивидуализма,
который воспринимается как духовная болезнь". Они считали, что со
временем азиатские принципы должны утвердиться во всем мире, и
сочувственно цитировали предсказание газеты "Нихон Кейзай Симбун",
писавшей, что глобализация рано или поздно обернется "конфуцианизацией".
Выбрав не самое удачное время, эти авторы возобновили нападки на Запад.
В книге "Тирания судьбы" (1997) они высмеивают "чрезмерную веру в
научные истины", присущую западному человеку.

"Не должны ли мы признать, что так называемый триумф рационального
начала оказался ущербным и ограниченным? Что это якобы всесильное начало
отступило перед традиционным жизненным укладом, которому некогда вынесло
приговор учение Вебера? Что в сопоставлении с восточным правополушарным,
ассоциативным, целостным и интуитивным типом мышления обнажаются
слабости агрессивного западного типа - левополушарного, линейного,
механистического и рассудочного? Что если бы рациональные идеалы
либеральной демократии и рыночной экономики были воплощены во всей
полноте, то они бы поставили западные страны на грань распада и
дезинтеграции, сделав их беззащитными перед лицом более
последовательной, более традиционной и - по крайней мере в одном из
возможных смыслов слова - более человечной экономикой стран Восточной
Азии?" - осыпают читателя риторическими вопросами Рид и Литтл. В этом
непосредственном переходе от констатации бурного экономического роста
азиатских стран к осуждению западного рационализма они были не одиноки.
Джон Грей в "Поминках по Просвещению" (1995) указывал на успехи в
экономическом развитии, которых азиатские тигры достигли вопреки своему
пренебрежению к доктринам свободного рынка, как на еще одно основание
для того, чтобы отбросить просветительские идеалы. Научное мировоззрение
Грей объявлял несостоятельным, называя его "всего лишь одним из
многочисленных предрассудков, присущих культуре Просвещения". Азия
оказалась выше подобных предрассудков. Как писал Джон Ралстон Соул в
книге "Пасынки Вольтера: Диктатура Разума на Западе" (1992): "Китайцы
открыли формальную логику намного раньше, чем она утвердилась у нас, и
пришли к выводу, что на свете есть вещи поважнее".

Влияние Саида

Итак, впечатляющие показатели экспорта азиатских стран и стремительный
рост их валового национального продукта дали повод говорить о том, что
рыночная экономика, демократия, рациональность - не более чем игра в
бирюльки и над отсталым Западом можно только посмеяться. Эта точка
зрения выглядит порочной хотя бы потому, что ее сторонники пренебрегают
основополагающими мировоззренческими принципами и ставят превыше всего
коммерческий успех, однако представителям интеллектуального движения,
которое создало для нее благоприятные условия, нельзя было отказать ни в
смелости, ни в изобретательности. На этом поприще были особенно заметны
некоторые велеречивые политические деятели Юго-Восточной Азии - их
громкие заявления, по-видимому, повлияли на ситуацию даже больше, чем
обличение западного высокомерия и гедонизма в таких произведениях, как
"Голос Азии" (1995) Синтаро Исихары.

Проблема требовала научного анализа, который и был предложен в книге
Эдварда Саида "Ориентализм" (1978), а затем развит в других
многочисленных публикациях, непосредственно вдохновленных этой работой.
Главной целью, которую ставил перед собой Саид, было показать, что все
знания западных людей об Азии искажены необоснованной исходной посылкой,
согласно которой западный человек "рационален, добросовестен, развит,
нормален", тогда как восточный "иррационален, непредсказуем, не развит,
неполноценен". Тем, кто хотел показать несостоятельность этого
противопоставления, а при случае и доказать обратное, конечно, играли на
руку достигнутые без посторонней помощи поразительные экономические
успехи, которыми могли по праву гордиться азиатские страны. Как писал
Хунь Чао Тай в работе "Конфуцианство и экономическое развитие: восточная
альтернатива?" (1989):

"В "Ориентализме" Саида точно указаны причины, по которым... на Западе
не сумели правильно оценить всю глубину различий между Западом и
Японией... Хотя Саид рассматривал в своей книге только работы,
посвященные странам Ближнего и Среднего Востока, его критику можно
отнести и к западным исследованиям Азии в целом.

По правде говоря, в тот момент, когда книга Саида вышла в свет,
рецензенты утверждали прямо противоположное. Например, Бернар Льюис в
статье, позже перепечатанной в сборнике "Ислам и Запад" (1993), писал,
что считает поистине гротескной попытку Саида выдать Средний Восток
(причем без Турции, Персии и, разумеется, Израиля) за "Восток" вообще.
Рать единомышленников Саида ринулась ему на помощь. В.Й. Мудимбе в
"Открытии Африки" (1988), а затем и в "Представлении об Африке" (1994)
видел свою задачу в том, чтобы "поставить под сомнение сложившийся на
Западе образ Африки, рассматривая влияние, которое оказали на него
антропологи, миссионеры и идеологи". Вывод, к которому приходит Мудимбе:
представления об Африке были повсеместно искажены колониальной властью.
Империализм и культурное господство Запада породили фальшивые
"колониальные науки" и ложные теории, которые впоследствии были навязаны
самим африканцам.

Рана Каббани в книге "Европейский имперский миф" (1985) утверждает, что
аналогичные выводы можно распространить и на представления западного
человека о любой стране третьего мира. То, что Саид открыл, анализируя
научную литературу о Среднем Востоке, оказалось справедливым по
отношению ко всем сочинениям западных ученых, пишущих об Азии. Как с
полным правом утверждал Джеймс Дж. Кэрриер в книге "Оксидентализм:
Образы Запада" (1995), "труд Саида оказался настолько влиятельным, что
само его название "Ориентализм" стало чем-то вроде ярлыка, родового
обозначения для определенного типа антропологического подхода, которому
хотят выразить недоверие" (подразумевается подход к другим культурам).
Особенно охотно разоблачительную аргументацию Саида использовали
применительно к Индии, точнее говоря, к индологии - ко всем западным
исследованиям, посвященным истории, культуре и экономике этой страны.
Такие книги, как "Картины Индии" Рональда Индена (1990),
"Неконтролируемые ассоциации: "История британской Индии" Джеймса Милля и
ориентализм" Джевида Маджида (1992) и "Образ Индии в литературе:
Европейские и английские авторы об Индии" (1995) Кейт Тельчер - наряду с
многочисленными журнальными статьями - стремятся показать, что знания
Запада об Индии не отвечают действительности и во многом искажены
колониальным владычеством. Как пишет Инден, этот взгляд на Индию
объяснялся не столько "предубеждением или пристрастием, расположенностью
или антипатией к азиатским народам и к их культурам, недостаточной
объективностью или неспособностью сочувствовать другому", сколько
"отношением господства, неразрывно связанным с той системой идей,
которая лежит в основе ориентализма". Иными словами, поскольку все
западные люди вольно или невольно были причастны к этому господству, они
были обречены представлять себе Азию в ложном свете. Инден
последовательно раскрывает ущербность почти всей западной литературы,
посвященной индуизму, кастам и экономическому укладу индийской деревни.

Маджид, вторя Саиду, писал, что "Восток был в самом прямом смысле слова
порожден целой системой интеллектуальных приемов, составлявших часть...
агрессивной эпистемологической практики, которая была неразрывно связана
с европейским империализмом". Критически оценивая "слишком
недифференцированное и внеисторичное" понятие "ориентализма", созданное
Саидом, Маджид тем не менее стремился доказать, что искусственным
конструктом европейской мысли был даже индуизм. "[Британское] "Общество
по изучению Азии" положило начало объединению обширного собрания мифов,
верований, обрядов и законов в связную религию, и вылепило из аморфного
и разрозненного духовного наследия индийцев оформленную веру, ныне
известную под названием индуизма".

Тельчер начала свой анализ работ об Индии следующим откровенным
признанием: "Мои методы непосредственно опираются на "Ориентализм"
Эдварда Саида, - труд, заложивший основы изучения колониального
дискурса. Я разделяю точку зрения Саида, считающего, что западные
представления о Востоке прямо связаны с практикой колониального
господства". Однако при этом она объявила, что полностью исключает из
рассматриваемых ею "дискурсов" неопубликованные материалы (иначе говоря,
то, что историки называют документальной базой) и оставляет без внимания
"обширный корпус статистических и экономических исследований",
проводившихся со времен Ост-Индской компании. В этом она следовала Фуко
и Саиду, отвергавшим все подобные социологические исследования на том
основании, что они продиктованы маниакальной страстью к классификации,
выделению общественных и антропологических типов. Что и говорить: если
сосредоточиться на анализе таких книг, как "Ким" Киплинга, не так уж и
трудно доказать, что европейцы не могли объективно описывать Индию.

Стремление полностью дискредитировать западную науку, поставить на любое
исследование, посвященное Азии, клеймо "ориентализма" зашло так далеко,
что не на шутку обеспокоило некоторых азиатских ученых. Антрополог Акбар
Ахмед писал:

"Мы оказались в тупике. Слово "ориентализм" само сделалось ярлыком, и
литература стран третьего мира наполнена обвинениями в ориентализме,
которыми критики не устают осыпать друг друга. Все это дезориентирует
ученых и мешает им судить непредвзято{1}.

Египетский философ Фуад Закария, как и ряд других арабских ученых,
отвергает "ненаучный и пристрастный подход" Саида, ставит под сомнение
основательность его суждений и обвиняет в готовности облить грязью всех
авторов, принадлежащих к секулярно-модернистской ветви арабской
культуры.

Действительно, любой араб, допускающий, что критика того или другого
западного исследователя в принципе может содержать рациональное зерно,
теперь рискует навлечь на себя обвинения в том, что поддался вредному
влиянию "ориентализма"{2}. С этим мнением согласен Б.С. Сайид, пишущий,
что книга Саида оказалась как нельзя кстати исламским реакционерам,
которые хотят бросить тень на все западные исследования без разбора - от
журналистских репортажей до отчетов правозащитных организаций. По словам
Сайида, "недальновидность Саида широко распахнула двери для
обскурантизма и тирании"{3}. Знаменательно, что даже столь почтенная
организация, как Международный конгресс ориенталистов, перепугалась и
поспешила изменить свое название на "Международный конгресс по
гуманитарным наукам в Азии и Северной Африке". Слово "ориентализм" стало
значить: "комплекс псевдонаучных знаний, отражающих империалистический,
расистский, этноцентристский и "изначально антиэмпирический" подход
Запада к Востоку". Или - на постмодернистском жаргоне - "банализирующая
экзотизация, ущемляющая права Другого".

Немецкая наука и "упадок" Азии

Вероятно, что это определение все же подходит к некоторым из шестидесяти
тысяч книг по проблемам Азии, опубликованным на Западе с 1800 по 1950
год. (Например, среди сочинений, в которых рассказывается о цивилизующей
миссии Европы, наверняка найдется не одно, заслуживающее глубоко
скептического отношения.) Однако большей частью эти книги представляют
собой либо сухие, безоценочные, специальные исследования языков,
литератур и религий азиатских стран, либо опыт применения данных
какой-нибудь из общественных наук к местному материалу - то, что
впоследствии стало называться "региональными исследованиями".
Существует, впрочем, одна ветвь теоретической науки об Азии, которая на
Западе пользовалась известным доверием, а на Востоке, как правило,
вызывала раздражение. Речь идет о специфически немецкой линии научной
мысли, связанной прежде всего с Гегелем и, далее, с Марксом и Вебером.

Эта линия берет начало не с "Другого", а с "Себя", - иначе говоря, с
немецкой одержимости мифом об арийской расе, который сыграл в истории
Германии столь роковую роль. В то время, когда у Германии не было
колоний (таким образом, причинно-следственная связь "власть-знание", не
дающая покоя Фуко и Саиду, в данном случае не имеет никакого значения),
немецкие ученые начали поиск древнейших форм религии и языка, надеясь
обнаружить общие арийские корни индийцев и германцев. Гипотеза сэра
Уильяма Джонса, предположившего, что санскрит и классические европейские
языки происходили от единого индогерманского языка, была воспринята
немцами с энтузиазмом: в XIX веке в Германии возник целый ряд
университетских кафедр индологии, тогда как в Англии, чьей колонией была
Индия, их насчитывалось только три. И по сей день в Германии сохраняются
объединенные кафедры индологии и индогерманских языков.

Вера в былое духовное величие Индии естественным образом заставляла
ученых ставить вопрос о причинах позднейшего "упадка" этой страны. Ответ
предложили немецкие романтики. Как пишет Юрген Лют:"Если какой-нибудь
народ сумел достигнуть - прибегая к термину романтиков - полнейшего
выражения своей духовной мощи, то он выполнил свое историческое
назначение: далее могут последовать только повторение ("возрождение"),
застой и упадок. " {4}.

После Гегеля считается непререкаемой истиной, что Индия, а фактически и
вся Азия, выпала из истории; по меньшей мере это признается справедливым
для позднейшего времени, когда ее звезда явно закатилась. Нетрудно
видеть, что в "Капитале" Маркс использует сомнительные источники -
свидетельства английских колониальных чиновников (как правило,
поклонников Эдмунда Берка, готовых находить везде и всюду степенных
поселян и благодетелей-начальников) - и на этой основе выстраивает
совершенно мифическую картину жизни индийской деревни. Теория, согласно
которой "прогресс" в загнивающей Азии возможен только в результате
вторжения неумолимой внешней силы - капитализма в его империалистической
фазе, который сметает все на своем пути, - это худшая часть
историософии Маркса и Энгельса. Макс Вебер в своем социологическом
анализе азиатских религий пытался ответить на тот же вопрос, что и
Маркс: почему в Азии не утверждается капитализм? Во многом и выводы его
были точно такими же - отсутствие частной собственности, среднего
класса, городов; термин "патримониальная власть", предложенный им для
характеристики азиатского общества, достаточно близок к марксову
"азиатскому способу производства". Вебер весьма изящно сопоставляет
кальвинизм и восточные религии, однако главный предмет его
исследования - различие между рационально-систематическим западным
мышлением, особенно ярко проявляющимся в таких областях, как право,
наука и промышленность, и своевольной, изменчивой мыслью Азии{5}. Но к
своим выводам Вебер не преминул добавить (см., например, "Религия
Китая") важное замечание: Азия все же способна усвоить капиталистический
способ производства. Условия, в которых возникла индустриальная
цивилизация, не обязательно должны совпадать с теми, в которых она
воспроизводится. Конфуцианство и другие восточные ценности могут сыграть
при этом ту же роль, что и кальвинизм на Западе. Так Вебер лишил
критиков азиатского общества одного из их важнейших козырей{6}.

Рассуждения немецких ученых о косной Азии, не способной к переменам,
естественно, вызывали раздражение и насмешки противников ориентализма, а
потом были окончательно опровергнуты успехом "азиатских тигров". Саид с
пафосом заявил, что Восток отказывается от образа "чего-то раз и
навсегда застывшего, который пытаются ему приписать западные
наблюдатели"{7}. Особенно резко протестовали против представления о
статичном характере своих стран, однообразном и неизменном, как сама
пустыня, арабы{8}. То обстоятельство, что тезис о мнимой
неприспособленности Азии к капитализму и индустриализации был подхвачен
западными романтиками, утопистами, вольнодумцами и проповедниками
вегетарианства в их поисках простой жизни и самораскрытия личности,
естественно, не мог служить утешением для азиатских народов. Спору нет,
на какое-то время идеи Рескина, Толстого, Анни Безант и им подобных
нашли сочувственные отклики на Востоке - достаточно назвать таких
мыслителей, как Ганди, Вивекананда, Шри Ауробиндо и Ананда Кумарасвами;
однако в современной индустриализированной Азии (к тому же обладающей
ядерным оружием) "кхаддар" [MG2] и "ахимса" Ганди ("домашние" ценности и
ненасилие) безвозвратно забыты.

Спор по существу

Англичан, не склонных соглашаться с утверждением, будто власть искажает
объективное постижение реальности, уберегли от одностороннего взгляда на
историю Азии, свойственного немцам, те полномочия, которые были
унаследованы ими в конце XVIII века от правителей рушащейся империи
Великих Моголов. Это не значит, что англичане не создавали собственных
мифов (как мы видели, некоторые из них были хорошо усвоены Марксом). Да
и на том образе Индии, который рисовал Берк в момент отрешения от
должности Уоррена Гастингса (1788-1795), лежала печать дешевой экзотики,
театральности и литературщины. Но в данном случае можно говорить лишь о
неизбежных издержках грандиозной политической и культурной схватки, в
которой участвовали две группы весьма практичных и благонамеренных
людей, называвших друг друга ориенталистами и утилитаристами (или
"англистами"). То были далекие предшественники современных поборников
азиатских ценностей и сторонников МВФ.

Стоит вспомнить об этом противоборстве сегодня, когда период сказочного
азиатского роста кончился шумным крахом и азиатские ценности предстали
перед судом экономической науки Запада. Если этого не захотим сделать
мы, то это сделают за нас азиатские ученые, поскольку их
интеллектуальный багаж свободен от предрассудков, мешающих нам по
достоинству оценивать подобные поворотные исторические моменты. На это,
в частности, обратил внимание Себастьян Маллаби, говоря о значении для
современных японцев истории Такамори Сайго ("The National Interest",
Summer 1998). Воспоминание о событиях полуторавековой давности -
драматических перипетиях вооруженного восстания против модернизирующей
реставрации Мейджи, - окрашивает восприятие теперешнего экономического
кризиса. Актуальность давнего спора английских ориенталистов и
утилитаристов была недавно продемонстрирована С.Н.Мукерджи{9}.

В дискуссии, продолжавшейся с 1790 по 1830 год, партии ориенталистов,
возглавляемой Уорреном Гастингсом и сэром Уильямом Джонсом (Джонсом
Восточным), противостояли утилитаристы во главе с Иеремией Бентамом,
Джеймсом Миллем и лордом Маколеем. В то время (и в течение последующих
двух столетий) слово "ориентализм" означало нечто совсем иное и не имело
ничего общего с карикатурой, созданной Саидом. Этим словом обозначали
идеологию, общественное движение и ряд общественных организаций,
защищавших азиатские языки и культурные ценности от натиска
утилитаризма, евангелизма и английского языка. И в той и в другой партии
можно было найти английских политиков и чиновников Ост-Индской компании,
а также интеллектуалов из Калькутты и Бомбея.

Филип Фрэнсис, главный обвинитель Гастингса, считал наилучшим для Индии
"насильственное внедрение принципов политической экономии, созданных
европейскими просветителями"; Гастингс же, пока он занимал пост
губернатора Бенгалии, следовал методу Клайва, предпочитая действовать
через местные учреждения и чиновников и соблюдать индийские законы.
Причем этот метод не был просто родом тактики, позволявшим ему "как
можно лучше использовать остатки бюрократического аппарата империи
Моголов"{10}, но опирался на серьезные философские основания. Гастингс
знал фарси, урду и бенгали и явно симпатизировал культуре азиатских
народов. Как впоследствии и Берк, Гастингс был противником подчинения
индийской и исламской правовой традиции английским законам. Он убедил
Джонса Восточного, который был судьей Верховного суда, в необходимости
перевода и кодификации местного законодательства. Гастингс защищал и
систему местного налогообложения, которую утилитаристы проклинали со
всех амвонов. Его противники говорили, что он заразился странным
равнодушием к коррупции, свойственным восточным деспотам.

В числе переведенных Гастингсом классических произведений санскритской и
персидской литературы была "Бхагавадгита". Во вступительной заметке,
предваряющей перевод, он высказал мысль, под которой подписались бы
двумя руками многие жители современной Азии. Европейская система
ценностей, писал Гастингс, "никоим образом неприложима к языку, обычаям,
настроениям и нравственным принципам, определяющим устройство общества,
о котором мы ничего не знали в течение многих веков и которое уходит
корнями в глубокую древность - в те времена, когда в нашей части земного
шара цивилизация не сделала и первых шагов".

Гастингса трудно упрекнуть в романтизме и непрактичности. Он хотел,
чтобы Бенгалия процветала, а Ост-Индская Компания (и ее служащие!)
обогащались. Выступая во время судебного процесса, он показал себя
прагматиком, знающим специалистом, аналитиком и филологом - что выгодно
отличалось от позерства Берка. На этом процессе Гастингс дал прозвучать
голосу самой Индии; защищая исламское право от нападок, он цитировал
соответствующие юридические документы в подлиннике. Как показывает
Мукерджи, Джонс Восточный тоже не был романтиком, хотя и писал стихи.
Индийской духовной традицией и индийским иррационализмом он увлекался не
больше, чем Берком и Руссо, которого считал "замечательно нелепым".
Ориенталисты были убеждены, что Индию приведет к процветанию только
"подлинно древняя индийская конституция" и скорее личная, чем
обезличенная форма правления. Берк, консерватор-романтик, во многом
разделял эти взгляды, но испытал столь глубокий шок при виде коррупции и
упрощенного судопроизводства, практикуемого английской администрацией,
что обвинил в этом (совершенно несправедливо) именно ориенталистов.

Более серьезными противниками ориенталистов были приверженцы
философского радикализма, утилитаризма, универсализма, английской
культуры и евангелизма. Лидером этой партии (по всем позициям за
исключением последней) был Иеремия Бентам, который хотел дать Индии
законодательство, составленное им самим; в качестве пророка Бентама и
проводника его идей в Ост-Индской Компании выступал Джеймс Милль,
который, в свою очередь, побудил Маколея занять место в Верховном Совете
Индии. Целью этих людей было создание английской Индии, однородной в
культурном и языковом отношении и неуклонно движущейся по пути прогресса
и модернизации. Берк был для них предметом ненависти, и когда он и его
сторонники обвиняли утилитаристов в том, что они вмешиваются в индийские
дела с целью насолить своим противникам внутри Англии, те с
обескураживающей прямотой отвечали: "Да, именно так".

А что им мешало? Разве они не видели в утилитаризме универсальное
политическое учение, которое с равным успехом может применяться в любой
стране? Экономическая политика, считали они, вытекает сама собой из идей
Рикардо, Мальтуса и Милля, - нет никакой нужды знать местные условия или
испытывать симпатию к местной культуре. В наше время подобный подход
доводят до крайности, применяя к культурам азиатских стран теорию
рационального выбора, то есть целиком объясняя общественно-политическое
поведение людей упрощенно понятой экономической психологией. (См: статью
Чалмерса Джонсона и И.[MG3]Б. Кин "Остановка на полпути: Рациональный
выбор и азиатские культуры" в журнале[MG4] "The National Interest",
Summer 1994.) Примерно в том же духе выдержан один из фрагментов
"Истории британской Индии" Милля, напоминающий разговоры в кулуарах
сегодняшнего МВФ: "После того как все достойные внимания сведения об
Индии найдут отражение в книгах, просвещенный человек сможет в течение
года, не покидая своего кабинета в Англии, узнать о ней больше, чем если
бы он провел в Индии всю свою жизнь, видя и слыша все своими глазами и
ушами".

На это Джонс Восточный возразил: "Еще ни одному человеку не удалось
сделаться историком, оставаясь в четырех стенах своего кабинета".
Утилитаристы, со своей стороны, ставили в вину Джонсу его "пылкое
воображение", из-за которого он постоянно грезил мнимыми богатствами
Индии, материальными и культурными; а приверженцев Джонса обвиняли в
том, что они "индуизировались". Привычным пугалом утилитаристов была
"коррумпированность" индийского общества: они изгнали индийцев со всех
ведущих административных постов. Использование фарси в качестве
официального языка было запрещено, а все образовательные учреждения
обязали перейти на английский. Развивая идеи Бентама, Маколей составил
для Индии гражданский и уголовный кодекс, который должен был заменить
использовавшийся в местных судах бессистемный конгломерат индийских,
исламских и английских законов. В 1835 году он написал свои знаменитые
"Заметки об образовании", которые до сих пор воспринимаются в Индии
крайне болезненно. Англичане должны стремиться, указывал он в этом
сочинении, к созданию целого "класса людей, которые, будучи индийцами по
крови и цвету кожи, были бы англичанами по своим вкусам и складу ума".

Англисты одержали несколько крупных и важных побед - например, в 1829
году законодательно отменили обычай сати (самосожжение вдовы на
погребальном костре мужа); во многих других областях общественной жизни
Индии, начиная с налогообложения и кончая образованием, также
возобладало их влияние. Следует, однако, отметить два важных
обстоятельства, связанных с этими успехами проанглийской партии, - о них
приходится вспоминать всякий раз, когда азиатские ценности приходят в
столкновение с западным рационализмом, что мы вновь наблюдаем в
последнее время.

Во-первых, победы англистов никогда не были окончательными, а
ориенталисты никогда не слагали оружия и не оставляли поле боя
противнику. Как показал Клайв Дьюи, обе партии - и "ассимиляторы"
(англисты и евангелисты), и "традиционалисты" (ориенталисты) - имели
сильные позиции в индийском государственном аппарате, и на протяжении
двух веков британского владычества чаши весов склонялись то в одну, то в
другую сторону{11}. "Государственный аппарат Индии лавировал между этими
двумя крайностями, между ассимиляцией и традиционализмом. В нем всегда
были западники, которые хотели изменить Индию, и ориенталисты, любившие
ее такой, какая она есть. Менялось только соотношение сил". В самом
деле, после десятилетий экономического либерализма целью индийской
государственной политики вновь стало сохранение традиционных ценностей -
семейных гнезд (когда женатые дети живут в одном доме с родителями),
каст, старинных родовых поместий. В том, что ученики Рикардо и Милля
считали помехами для частного предпринимательства, ученики сэра Генри
Мейна и Т.Х. Грина видели самую основу общественной ткани.

Во-вторых, представляет интерес и то, по каким причинам победа часто
оставалась на стороне западников. Именно в этом пункте взгляды Саида
настолько несостоятельны, что вызывают критику даже в рядах его наиболее
горячих приверженцев, - как известно, он считал, что западный
империализм, опираясь на грубую силу, навязывал свою идеологию азиатским
странам, которые лишь пассивно претерпевали его губительное вторжение. В
действительности же британская власть в Азии никогда не была достаточно
устойчивой. "Тот или другой район индийского полуострова всегда
бунтовал", - писал К.А. Бейли ("Индийское общество и формирование
Британской империи", 1988). Идеология и политика англичан имели успех
только в том случае, если их соглашались поддержать влиятельные силы,
определявшие местное общественное мнение, - властные элиты и
традиционные авторитеты. Но и там, где это происходило, результатом было
не пассивное приятие населением западного рационализма или английской
системы образования, но скорее компромисс, нечто вроде неустойчивого
равновесия или поверхностного примирения противоположных начал -
современного и традиционного, чужеземного и местного, западного и
восточного.

Если прошлое позволяет судить о настоящем, то можно утверждать, что
теперешний конфликт между азиатскими и западными ценностями не приведет
к убедительному перевесу какой-либо из сторон. Похоже, мы не дождемся ни
окончательного крушения азиатских ценностей, ни подлинного приятия Азией
западных политических норм. Когда азиатские страны процветали, у нас не
было оснований видеть в этом знак поражения западного рационализма,
науки и демократии. Нет у нас и оснований для того, чтобы видеть в
теперешних неудачах Азии, переживающей крах стратегии опережающего
роста, ориентированного на экспорт, гарантию скорой победы глобализации
и всеобщей вестернизации. Как и раньше, азиатские страны - каждая на
собственный лад - будут искать отвечающий их интересам баланс между
традиционными ценностями и преимуществами прагматического подхода.

ИФ-библиография:
James G. Carrier (Editor). Occidentalism: Images of the West. - Oxford
University Press, 1995.

James M. Fallows. Looking at the Sun: The Rise of the New East Asian
Economic and Political System. - Pantheon Books, 1994.

John Naisbitt. Megatrends Asia: Eight Asian Megatrends That Are
Reshaping Our World. - Touchstone Books. 1997.
Примечания:

{
[Вернуться]1} Akbar Ahmed and Hastings Donnan, eds. Islam, Globalisation
and Postmodernity. - London and New York: Routledge, 1994, p. 53.

{
[Вернуться]2} "Edward Said and his Arab Reviewers", in Emmanuel Sivan.
Interpretations of Islam, Past and Present. -Princeton: Princeton
University Press, 1985.

{
[Вернуться]3} B.S. Sayyd. A Fundamental Fear: Eurocentrism and the
Emergence of Islamism. - London: Zed Books, 1997.

{
[Вернуться]4} Jurgen Luth in H. von Stietencron, ed. Indology in India
and Germany. - Tubingen: Universitat Tubingen, 1981, p. 108.

{
[Вернуться]5} Bryan Turner. Weber and Islam. - London: Routledge, 1974.

{
[Вернуться]6} Du Weiming. Way, Learning and Politics: Essays on the
Confucian Intellectual. - Singapore: Institute of East Asian Philosophy,
1989.

{
[Вернуться]7} Edward Said. "Orientalism Reconsidered", in Francis
Barkeret al., eds. Europe and its Others. - Colchester, UK: University
of Essex, 1985, p. 16.

{
[Вернуться]8} Abdallah Laroui. Islam et Modernite. - Paris: La
Decouverte, 1987.

{
[Вернуться]9} S.N. Mukherjee. Citizen Historian: Explorations in
Historiography. - New Dehli: Manohar, 1996.

{
[Вернуться]10} David Musselwhite. "The Trial of Warren Hastings", in
Francis Barker et al., eds. Literature, Politics and Theory. - London:
Methuen, 1986.

{
[Вернуться]11} Clive Dewey. Anglo-Indian Attitudes: The Mind of The
Indian Civil Service. - London: Hambledon, 1993, pp. 14-16.

[MG1] Я не нашел точного названия. По смыслу - именно то, что я написал.
[MG2] Это слово обозначает домотканую материю, но здесь, я думаю, надо
его толковать переносно (ср. значение homespun в большом англо-русском
словаре). [MG3] Проверить имя и уточнить инициал [MG4] Так? Проверить

{The National Interest N 54, }Winter 1998/99
Перевод Г. Маркова

© Интеллектуальный форум,.

Pout (23.02.2004 11:17:02)

От	Pout
К
Дата	23.02.2004 11:27:49

Наш ответ Саиду - "блестящая модель <оксидентализма>" Михаэль Дорфман

Pro et Contra-2
> ---------------------
http://www.russiandenver.50megs.com

{[Colorado Russian World]}
{В США}
{Copyright© Colorado Russian World

ПОЧЕМУ САИД?
Михаэль ДОРФМАН

Встречаются два эмигранта.
- Привет, старик. Как дела?
- Нормально.
- Устроился? Язык выучил?
- Да, говорю, вроде.
- И понимают?
- Да, разве они поймут!

Блистательную методологию анализа того, что и как понимают эти самые
<?они> - западные люди, предложил в своей знаменитой книге <?Ориентализм>
исследователь культуры и литературный критик, профессор Колумбийского
Университета Эдвард Саид - уроженец Иерусалима и палестинский беженец.
Нина Райдер, наверное, единственный русский автор, проведший с ним
интервью в 2002 г. Поводом предложить интервью нашим читателям стал
выход в августе 2003 г. новой книги эссе Эдварда Саида <?Размышления об
изгнании и другие эссе> Reflections on Exile and Other Essays : by
Edward W. Said Harvard University Press 2003. Хотя поводов вспомнить
об идеях Саида множество - от откровенно коммерческого мультфильма
<?Синбад> до взрывов в Багдаде и Иерусалиме.

На обложке сборникa американско-палестинского философа и исследователя
культуры Эдварда Саида воспроизведен знаменитый протрет Данте в
изгнании. Средневековый поэт на обложке книги современного
американско-палестинского ученого показывает, что в этой книге много
общего и для всех, уехавших в эмиграцию и приехавших жить американской
жизнью, и тех, кто ощущают себя беженцами, и тех, кто <?не в изгнании, а
в послании>, лелеет свою самобытность, и тех, кто считает, что нашел
историческую родину и живет со своим народом, и даже тех, кто никуда не
уезжал, зато куда-то делась страна, в которой он вырос и привык жить.
Наверное никто так пронзительно и глубоко не рассматривал вопросы
вазимодействия культур в эмиграции, положительные и отрицательные
стороны отрыва от родины, как это сделал Эдвард Саид. Кроме того, если
твой дом нигде, то он везде. Как и наоборот. Книга Саида о ложном
понимании культуры Востока, но его метод помогает понять, как на Западе
вщспринимают любую незападную культуру, в том числе российскую или
еврейскую.

Книги Эдварда Саида надо прочесть еще и потому, что события последнего
времени все чаще напоминают о другой его великой книге <?Ориентализм> и
последовавших за ней других работах этого востоковеда-ориенталиста, но
именно Саид и развенчал этот термин. Вышедший недавно на экраны
полнометражный мультфильм <?Синбад. Легенда семи морей>
http://www.sinbad-themovie.com/ компании Dreamworks - всего лишь дешевая
попытка использовать популярное имя, как коммерческий бренд.

- "Да и небезопасно по нынешним временам использовать положительные
арабские образы в американском кино, - считает кинокритик и продюсер
Джек Шахин, пытающийся создать арабское лобби в Голливуде, - фильм не
соберет кассы. Вот про террористов - другое дело>.

Возможно поэтому от <?Тысячи и одной ночи> в фильме осталось лишь, что
кто-то отправился путешествовать морем. Фильм <?Синбад> не о семи
чудесных путешествиях багдадского купца Аль Синдбада, а о пирате. Даже
имя героя подверглось обрезанию для удобства произношения американских
подростков. Качественная анимация пейзажей и монстров много теряют от
поверхностных карикатур известных голливудских артистов, чьи голоса
озвучили фильм. <?Синбаду> не удается пока повторить кассовый успех
прекрасно сделанного диснеевского <?Алладина>. <?Алладин> же сделан в
точном соответствии с саидовским <?ориентализмом>, т.е. так, как западный
человек представляет себе Восток. Возможно из-за хорошей песни, фильм
(какой) приветствовали многие американские мусульмане.

Ставший бестселлером <?Ориентализм> не является научным исследованием в
строгом значении этого слова. Противники и поклонники Саида сделали
<?Ориентализму> медвежью услугу, изобразив его как антизападный. На самом
деле книга - диалог культур с точки зрения культурной самодостаточности
и равенства. Споры вокруг вышедшей еще в 1979 г. книги не утихают до сих
пор. Образы фильма <?Алладин> тоже пользуются огромным успехом до сих
пор. Шустрый багдадский мальчик, имеющий мало общего с реальным арабским
миром и с персонажем из <?Тысячи и одной ночи>, прочно вошел в
американскую культуру, стал узнаваемым брэндом Голливуда наравне с Микки
Маусом или Лион-Кинг, попал в книжки, на майки, компьютерные игры,
обертки сластей и куда только нет.

Последние события вызывают обоснованные опасения, что и люди, по долгу
службы занимающихся Востоком, тоже верят в реальность мира мультфильмов
больше, чем фактам реального мира. Похоже, западные политики и
спецслужбы воспринимают Средний Восток в точном соответствии с
блестящими эдвард-саидовскими определениями ошибочных западных
стереотипов. Иначе трудно понять, как оснащенные чудесами современной
технологии разведка и окруженные сонмом профессионалов политтехнологов
американские и британские политики поверили в реальность быстрого
установления демократии в Ираке.

Трудно допустить, что американский президент или британский премьер
умышленно лгали, уверяя публику в существовании огромных запасах оружия
массового поражения, которое можно запустить в течение 45 минут, о
беспилотных иракских самолетах, грозящих Флориде отравляющими газами и
смертоносными бактериями, об алюминиевых трубках, предназначенных для
атомных бомб, о всемирном заговоре Аль-Каиды. Без Эдварда Саида никак не
понять, откуда взялся фантастический рассказ о бункере Саддама Хусейна,
могущий выдержать даже термоядерный удар. Очевидно, что западные
союзники искренне верили, что идут на Восток за сказочными сокровищами,
которые легко взять. Пускай не за золотом и пряностями, а за нефтью.
Поэтому им и самим невдомек и публике не объяснишь, почему после победы
бензин не подешевел, а продолжает дорожать и сегодня цены всего на
несколько центов ниже самой высокой отметки накануне войны.
Действительность не обескуражила западных союзников. Сила <?ориентализма>
так велика, что даже захватив Ирак, они не дают фактам себя запутать.
Кабинетные аналитики и боевые генералы столкнулись с сопротивлением и не
могут поверить, что против них воюет не огромная разветвленная
бюрократия со штабами, субординацией и чинопочитанием. Публике
тожественно поставляют противоречивые оценки, за которыми нетрудно
разглядеть, что власти сами ничего не знают и очень мало понимают.
Политики говорят, что война окончена, что цели достигнуты, что с
враждебным режимом Саддама покончено. Одновременно погибают солдаты от
пуль <?лойялистов Саддама>, террористов Аль-Каиды или каких-то других,
пробравшихся через границы и атакующих позиции освободителей,
полумифических организаций, вина которых никогда не была доказана в
суде.

Основываясь на своем армейском опыте, рискну допустить, что никакого
организованного сопротивления в Ираке пока нет. В 1980 г. в первый день
войны я вошел в Ливан в составе израильских войск. Наши командиры не
питали никаких иллюзий по поводу целей войны. Пока премьер Менахем Бегин
по телевизору распинался об угрозе безопасности Израиля, а министр
обороны Ариэль Шарон уверенно объявлял об установлении нового порядка на
Ближнем Востоке, наши командиры говорили другое. <?Это не война, где мы
защищаем нашу страну, - говорил нам командир Амос, - Мне здесь не нужны
герои. Ваша главная задача в этой кампании вернуться домой живыми>.
Потом я от многих слышал, что такой инструктаж проводили в войсках
повсеместно.
Поначалу мы не столкнулись с сопротивлением. Шииты, христиане и друзы
встречали нас дружелюбно, посыпали рисом, предлагали кофе, сигареты и
гашиш. Ведь Израиль вооружил их трофейным советским оружием, помогал в
гражданской войне с палестинцами. Тогда еще не было самоубийц. Не было
дорожных мин и выстрелов в спину. Еще не было Хизбаллы, а шииты еще не
поняли, что Израилю они больше не нужны. Спустя несколько месяцев я
вернулся в Ливан. Израильская армия уже сидела за колючей проволокой
укрепленных баз, а солдаты в отпуск отправлялись только на вертолетах.
Против 100-тысячного экспедиционного корпуса с танками и самолетами у
палестинцев было что-то около 30 тысяч легковооруженных бойцов по всему
Ливану, около трех десятков танков. Я сам участвовал в эвакуации
легендарных пещерных арсеналов Арафата. О них тогда говорили не меньше,
чем о бункере Саддама Хусейна. И тоже в терминах из <?Тысячи и одной
ночи>. Там было много легкого стрелкового оружие, минометов, Еще немного
противовоздушных средств обороны и РПГ. Те самые ракетно-пропеллерные
гранаты, которыми стреляют в американцев. Ими же стреляли и в нас.

Первыми нам дали отпор мальчишки. Шустрые алладины вооружились
разбросанными повсюду РПГ и <?калашниковыми> и пошли играть с нами в
войну.
Армия учит многому, а прежде всего армейская муштра учит преодолеть
страх. Но не избавляет от страха. Солдат идет в бой, но намерен
вернуться домой. Мальчишки смерти не боялись. Они не понимали, что
значит смерть. Да и навидались ее за 15 лет кровавой гражданской войны.
Залягут такие вот 13-летние алладины на холме среди оливковых или
вишневых деревьев, или в винограднике при дороге, нацелят РПГ на военный
джип или группу солдат, и жмут на гашетку. Потом с криками выбегают,
садятся в уворованный мерседес и с бешеной скоростью гонят по ухабам, не
разбирая дороги. Часто водитель был так мал, что за рулем не видно.
Палестинцы сражались в своих лагерях, защищали свои дома, но пока
организовались взрослые, воевали мальчишки. Очевидно, то же самое
происходит в Ираке, на всем Востоке и лишь описанный Саидом
<?ориентализм> мешает это увидеть. <?Изменчивую и богатую событиями
действительность, - пишет Эдвард Саид, - трудно принять потому, что
большинство людей сопротивляются лежащему в основе такого подхода
представлению: человеческая идентичность не только не является чем-то
естественным, но конструируется и даже порой откровенно изобретается.
Частично причиной того неприятия и враждебности, которые были проявлены
по отношению к книгам, подобным <?Ориентализму> (а после него к
<?Изобретению традиции> и <?Черным Афинам>), является то, что они
подрывают наивную веру в бесспорную позитивность и неизменяемую
историчность культуры, самости, национальной самобытности.

Впрочем, мальчишки всегда дают отпор первыми. Когда гитлеровские
оккупанты надвинулись на СССР, то в тылу первыми начали воевать
мальчишки. По-уличному, пацаны. Валя Котик, Марат Казей, <?Молодая
гвардия>. Слово <?пацаны> в русском языке приобрело другой смысл.
Взорвали Крещатик в 24 сентября 1941 г или штаб-квартиру ООН в Багдаде в
18 августа 2003 уже далеко не <?пацаны>, а матерые диверсанты, как
Николай Кузнецов или Станислав Ваушпасов. Лишь потом появились
партизаны, оправились подпольные райкомы, появилась <?рука Москвы>. Вот
тогда - то и заставили переписать историю и даже литературу в угоду
социалистическому реализму, тоже, по сути, версия описанного Саидом
<?ориентализма>. Переписывают до сих пор. Недавно один из московских
телеканалов показал передачу о попытке немецких диверсантов убить
лидеров стран антигитлеровской коалиции в Тегеране. Нового в передаче не
было ничего, кроме одного. Видимо, для нужд пропаганды, диверсантов
именовали террористами.

Тот, кто учил арабский и исламскую цивилизацию в хороших университетах
знает, что среди множества классических текстов сказки <?Тысяча и одной
ночи> там почти не вспоминают. Прекрасные сказки ведь тоже своего рода
<?ориентализм> не только из-за винопития и оргий, противных
благовоспитанному мусульманину. Наиболее <?пряные> места пропущены и в
западных и российских изданиях, например в красочном советском
многотомном издании. <?Сказка-ложь> и для классического арабского
классического сознания вымысел считался низким недостойным искусством.
Недаром в классических арабских текстах вымысел всегда вкладывается в
уста рассказчика. Поэтому понадобилась Шехерезада, рассказывающая свои
сказки. Западные люди восприняли <?Тысячу и одну ночь> как аутентичное
выражение арабской души и с легкой руки предвзятых исследователей миф о
<?цветистом восточном воображении> пошел гулять по страницам серьезных
книг. <?Все подобные географические обозначения, - пишет Саид, - являются
странной комбинацией эмпирического и воображаемого. Сама идея Востока,
которая является обиходным понятием в Британии, Франции и Америке,
происходит по большому счету не столько из стремления описать этот
регион, сколько из желания господствовать там и каким-то образом
защититься от него>.

Саиду возражали многие. Его критиковали за то, что, выделяя
передергивания, расизм и враждебность востоковедения-ориенталистики, он
не упоминал многочисленные научные и гуманистические достижения. Саиду
остроумно отвечал ведущий западный ориенталист, оксфордский профессор
Бернард Люис в книге <?Запад и ислам> Но так и не смог отвести
развенчание востоковедения, как объективной науки. Не поняли Саида и с
арабской стороны. Вдохновленный успехами национально-освободительного
движения в Африке французский исследователь Муссалам заявлял, что
алжирец не мог бы написать такую книгу. Но Саид и не отрицает, что
<?Ориентализм> вышел из вполне конкретной истории личной потери и
национальной дезинтеграции палестинского народа. Резко критиковали книгу
и марксистские ученые, обладающие большим влиянием в университетах США.
Для тех арабов и мусульман, которые воспринимали западное вторжение с
тревогой и опасением, эта книга оказалась первым серьезным ответом
Западу, который на самом деле никогда не слушал Восток и никогда не
прощал его за то, что он является Востоком. Они приняли <?Ориентализм>
как систематическую защиту ислама.

Саид, кстати, сам христианин, отвечает,
- <?Ориентализм> может быть принят за книгу, встающую на защиту Ислама,
только при игнорировании той половины моих рассуждений, где я утверждаю
(как и в следующей книге ), что даже первобытное
сообщество, к которому мы принадлежим от рождения, не защищено от
конфликта интерпретаций.
- То, что на Западе кажется возникновением Ислама, возвратом к нему, или
его возрождением, в действительности является борьбой мусульманских
обществ за определение Ислама.

В ответ на <?ориентализм> Саида израильский ученый Авишай Маргалит и
британец Йен Бурума предложили блестящую модель <?оксидентализма> -
системы воззрений, предвзятых мнений, враждебности и непонимания
незападными народами западной цивилизации. Модель прекрасно объясняет
многие феномены, например, почему Израиль - не Запад, но не отрицает, а
лишь дополняет предложенный Саидом метод.

Дело в том, что Саид развенчивает общепринятые модели Восток и Запад,
показывает их относительность и зависимость от места, времени и
наблюдателя. Израиль - это Восток или Запад. По мнению Саида, несомненно
израильтяне - ориенталисты. По мнению американцев - несомненный Запад.
Американское кино показывает конфликт на Ближнем Востоке в точности, как
на Диком Западе - хорошие честные белые и плохие, лживые и порочные
индейцы. За полгода до начала войны в Ливане я учился на закрытых
армейских курсах. К нам в часть приехал тогдашний министр обороны Ариэль
Шарон. Нравы тогда еще были патриархальные, начальство ходило почти без
охраны. Мы вольно расселись на траве, вперемешку курсанты, командиры и
люди из эскорта министра. Сам Шарон уже тогда страдал от чрезмерной
тучности и на землю не садился. Он произнес зажигательную речь, называл
нас авангардом нации, обещал, что скоро мы увидим плоды приходя к власти
правого правительства. Потом он отвечал на вопросы. Я спросил министра,
правдивы ли слухи, что сократят срок службы с трех лет до двух. Шарон
посмотрел на меня белыми кроличьими гразами, по своему обыкновению
пожевал губами и уверенно заявил, что работает над тем, чтобы служба
сократилась на полгода для парней и на год для девушек, а тем <?кто
служит тяжело, то им и меньше служить, чтобы отдать время ужению>.
Поверив министру, я отнес свои небогатые сбережения в банк для
обеспечения своей учебы после армии и положил в акции. Через полгода
началась война и мне пришлось не только отслужить весь срок но еще
задержали на полгода. Через два года акции упали и обнаружилось, что все
без исключения израильские банки вступили в сговор и создали финансовую
пирамиду, с целью раздувания курса своих акций. Еще через несколько лет
я участвовал в ток-шоу известного израильского журналиста Мордехая
Арциэли <?Субботняя культура>. Гостем шоу был депутат парламента Ариэль
Шарон, отстраненный по решению судебной следственной комиссии от поста м
инистра обороны, и я спросил его, были ли за полгода до начала Ливанской
войны планы. Он ответил, что у военных есть планы на все случаи жизни.
Впрочем, американские модели вовсе не учат делать добро. Нынешний
президент США Джордж Буш часто говорит о необходимости бороться со злом.
А это совсем не одно и то же.

Я помню встречу с профессором Эдвардом Саидом. Худощавый человек с
чертами лица, часто встречающимися в Израиле, как у арабов, так и у
евреев, с большими крестьянскими руками в американском клетчатом
пиджаке. Саид рассуждал о критике литературы, о Мишеле Фуко, которого он
толкует как исследователя <?чужого>, о методе Жака Деррида, с которым
дружит:О Саиде Деррида вспомнил в своей лекции на церемонии получения
звания Почетного доктора в Иерусалимском университете в июне 2003. Метод
Саида, по словам Деррида помогает понять творчество погибшего в Холокост
замечательного германско-еврейского поэта Пауля Целана.

Беседа между рожденным в Иерусалиме арабо-американцем и живущим в
Иерусалиме русским израильтянином не могла не коснуться и вечно
раскаленной темы взаимоотношений между нашими народами.
- Нет взаимопонимания, потому, что обе стороны не видят друг друга
реальными.
Я возразил, что такова природа человеческого сознания. Теория
Сэпира-Уорфа гласит, что, люди видят мир не таким, как он есть, а через
некие ментальные структуры, которые и являются основой мировоззрения.
- Верно, но на эти структуры еще надевают фильтры.

Я спросил, свойственен ли ориентализм израильтянам. Как пример типичного
ориентализма Саид вспомнил Голду Меир. Но не известное изречение про
палестинцев, что мол, она не знает такого народа, а мы мол, сами
палестинцы, у нас даже палестинский паспорт был при британцах. Саид
вспомнил о высказываниях Голды Меир по поводу израильских <?Черных
пантер>. Молодые лидеры этого громкого движения протеста - евреи,
выходцы из исламских стран, попали к ней на прием, рассказывали ей о
нищете, дискриминации, запустении, социальных проблемах. В ответ Голда
спрашивала: <?А кто вы такие? Где работаете? Где работают ваши
родители?>. Потом, уже среди своих, на встрече с собственной партийной
молодежью Голда нашла нужным сказать: <?Они: несимпатичные молодые люди>.

Через полторы недели после начала войны в Ливане я был в огромной
колонне израильских военных грузовиков шедшей по единственному шоссе,
связывавшей Ливан с Израилем. Мы вывозили трофейное оружие из пещерных
арсеналов Арафата. На пограничном посту в Рош а-Никра колонна
остановилась. Бывалые солдаты не сильно переживают задержки. Большую
часть времени в армии отбирает ожидание. Позже оказалось, что армейскую
колонну остановила таможенница. Ее начальники в министерстве финансов
решили, что как всякий груз, приходящий в Израиль, трофеи тоже должны
облагаться налогом. И наши начальники побежали звонить в Тель-Авив.
Переговоры между Министерством обороны и минфином продолжались целые
сутки, потом еще перекладывали деньги из одного кармана в другой. Пока
же в разгар военных действий, призванных, по словам тогдашнего
израильского премьера <?покончить с угрозой терроризма и на 40 лет здесь
воцарится покой>, единственная дорога, связывающая тыл с фронтом была
забита. Я же сидел на ливанской стороне, слушал арабскую музыку, ел из
каски удивительно вкусные огромные ливанские вишни, которую незадолго до
того научился понимать и бросал косточки в сторону израильской границы.
Через 20 лет неподалеку от этого места фотокорреспондент Нью-Йорк Таймс
сделал скандальный снимок Эдварда Саида, якобы бросающего камни на
израильскую сторону. Саид посетил родину своей жены в Южном Ливане после
отхода оттуда израильтян. С семьей он приехал на границу и смотрел в
сторону Иерусалима, куда ему заказано приезжать. На прощанье он бросил
камешки, как мы бросаем монетки, надеясь вернуться туда еще раз.
Фотограф заснял этот момент и пустил гулять утку, что немолодой человек
в инвалидном кресле бросал камни в израильтян.

Знаменательно, что в пору политической активности Саида, бывшего членом
Палестинского национального собрания (потом он порвал с Арафатом и стал
его суровым критиком), его учителями и научными руководителями были
евреи и сионисты Харольд Блум и Гартманн. Знаменательно и, что Саид
нашел свою профессорскую кафедру в самом еврейском университете мира -
Columbia University в Нью-Йорке. Еврейском не по названию. По названию
есть Еврейский университет в Иерусалиме. Еврейском не потому, что
традиционно там большинство преподавателей и студентов евреи. Самым
еврейским Колумбийский университет стал в силу духа просвещения и
терпимости, который всегда отличал гуманистическое, светское и свободное
еврейство.

> Фото:
>
> - Булыжник - оружие пролетариата. Профессор Саид лично принимает
участие
> в интифаде.
>

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	17.02.2004 11:02:31

Предпубликация из очередного тематического номера альманаха

Предпубликации очередного номера
из портфеля редакции

Экономика
=========
Программа совершенствования управления перевозками. Учет и оценка технических средств
П.Г. Кузнецов

Часть 2ая монографии Кузнецова с соавторами
Начало публикации (часть 1ая) см. в номере 11\12
http://situation.ru/app/j_art_178.htm
коротко о книге
http://situation.ru/app/j_art_226.htm

Теперь мы имеем возможность детальнее обсудить конкретную программу совершенствования системы транспортировки грузов железнодорожным транспортом . Такая система управления является не чем иным, как автоматизированной системой управления железнодорожными перевозками.
Подобное решение будет применимо и к развитию других отраслей общественного производства.
Основной характеристикой системы железнодорожного транспорта мы будем считать транспортный поток, который измеряется транспортной мощностью. .
Нам предстоит сделать два шага: на первом мы оцениваем технические возможности транспортной системы, а на втором — связь технических возможностей с бюджетом рабочего времени.

Связь эффективности с использованием технических возможностей
П.Г. Кузнецов
Глава 5ая(окончание)

Основным фактором, определяющим экономическую эффективность системы транспортировки грузов является полнота использования технических возможностей. Она определяется по отношению к возможной производительности.
...численное значение "времени жизни" локомотива определяется интервалом времени от начала эксплуатации до момента максимального темпа роста производительности труда, т.е. до момента, когда функция F(t) имеет максимум. Проведенные расчеты могут служить примером для вычисления экономической эффективности в других случаях.

Методологические основы формирования комплексной целевой программы развития транспорта
П.Г. Кузнецов
Глава 6ая
Согласование заказа народного хозяйства с расписанием перевозок стало возможным лишь в настоящее время благодаря появлению мощной вычислительной техники

ИНЖЕНЕРНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ
АНАЛИЗ ТРАНСПОРТНЫХ СИСТЕМ
Методология проектирования автоматизированной системы управления
П.Г. Кузнецов с соавторами
Содержание монографии (с указанием адресов отдельных глав). Предисловие авторов.

Наука
======
Труд, энергия, жизнь
Г.Алексеев
отрывок из работы "Энергоэнтропика"

Об энергобюджете страны и энергоденьгах
Г.Алексеев
отрывки из работы "Энергоэнтропика"

Труд как процесс между человеком и природой
П.Г. Кузнецов
отрывок из работы "Система Природа-Общество-Человек"

==============

(примечание)
выкладка завершена,поскольку небольшая третья часть книги - это специальный математический аппарат для решения транспортной задачи, а в приложениях 2 и 3 приведен полный набор формуляров и прочей рабочей документации системы управления СПУТНИК-СКАЛАР. Они представляют инженерно-технический интерес и имеются в бумажном варианте

Оглавление работы с разблюдовкой всех выложенных файлов
http://situation.ru/app/j_art_300.htm

Начало всей темы тут

---алгоритм под названием "тран"(единица для расчета транспортной услуги)описан пппулярно- в статье в "Правде"(от января 1985).
http://situation.ru/app/j_art_54.htm

---статья в ДСПшном ведомственном сборнике Госстроя 1976года
http://situation.ru/app/j_art_174.htm

Фактически,вся методика ("время окупаемости, время наработки на второй рубль" и т.п.)- часть новой парадигмы и восприниматься может только в цепочке.

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	01.02.2004 08:48:42

Первый в новом году номер альманаха "Восток"

http://situation.ru/app/journal.htm

Вышел январский номер
http://situation.ru/app/j_jn_15.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N 1(13), январь 2004

Аналитика
---------

Главный урок Ленина
С.Г. Кара-Мурза
80 лет назад умер Ленин, и Есенин написал: «Того, кто спас нас, больше нет». А Блок сказал об Октябре, главном деле Ленина: «В белом венчике из роз – впереди Исус Христос»

Ленин говорил так
Ленин В.И.

Январь, 1924
Настроения рабочих и крестьян всвязи со смертью тов.Ленина
Официальные документы
ОБЗОР политэкономического состояния СССР за январь 1924 г.
По данным Объединенного госполитуправления СССР*
Из 1-го тома сборника "Совершенно секретно: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.)

О Державнике-Отце и либеральных носителях «эдипового комплекса»
А.С. Панарин
Парадокс нашей истории состоит в том, что самые тяжелые ее периоды в последствии, в исторической ретроспективе, воспринимаются ностальгически. Который уже раз чаемое нами «светлое будущее» оказывается хуже прошлого! И чем больше новый строй хулит прошлое, чтобы создать более выгодный фон для собственных достижений, тем контрастнее выступают, сталкиваясь, две правды: народная правда, изобличительная в отношении настоящего, и идеологическая правда «министерства правды», неустанно изобличающего наше далекое и не столь далекое прошлое.

Прогресс или социогенез
В.В. Чешев
В ходе обсуждения обществоведческих концепций в интернет-сообществе нередко вставал вопрос, адресованный также и автору этой статьи: есть ли законы общественного развития и, если есть, то каковы они?

Экономика
---------
Семинар по "Капиталу" К.Маркса(часть 2ая)
Интернет

Дальнейшее чтение показывает, что Маркс ничего не делает просто так. Подробные инструкции по вычислению необходимого и прибавочного времени нужны Марксу прежде всего потому, что на момент написания «Капитала» господствовали совершенно иные представления о процессе производства стоимости.
Продолжение, начало в номере 9-10
http://situation.ru/app/j_art_189.htm

Системы местных валют – некапиталистические экономики в странах Запада (ч.2)
И. Николаев
Продолжение. Начало в № 8 за 2003 г.
Практика некоммерческого хозяйствования могла бы стать основой финансирования современной политической партии, отстаивающей интересы страны и народа, при условии, что она была бы поддержана или инициирована самой партийной организацией. Тогда бы не пришлось жаловаться на отсутствие источников финансирования своей деятельности, как сейчас жалуются региональные отделения КПРФ, утверждая, что это во многом предопределило поражение партии на прошедших парламентских выборах 2003 года

Системы местных валют – некапиталистические экономики в странах Запада (ч.3)
И. Николаев
Окончание.

История
-------

Смертность в России и борьба с нею (ч. 1)
Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков
Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия, 22-го марта 1901 г., в зале музея Н.И.Пирогова, Д.А.Соколова и В.И.Гребенщикова
Издавая отдельной книгой наш доклад с соответствующими добавлениями некоторых фактов, совершившихся уже после него, надеемся, что интеллигентная часть русского общества не откажется поинтересоваться вопросом о смертности у нас в России, а познакомившись с печальным положением его в нашем отечестве, не откажется и помочь по мере своих сил в возможной борьбе со злом.

С.-Петербург. Ноябрь 1901 г.

Смертность в России и борьба с нею (ч.2)
Д.А. Соколов, В.И. Гребенщиков
Продолжение

Правда и кривда
---------------

Теория когнитивного диссонанса
Durga
Люди, придерживающиеся противоположных взглядов склонны интерпретировать одни и те же новости или фактический материал спорного характера совершенно по-разному

Сергей Есенин vs. Марк Захаров
Группа Q

«Того, кто спас нас, больше нет…»
(С. Есенин)

«Ваша передача превратилась в смесь невежества и страха…»
(фраза С. Г. Кара-Мурзы, вырезанная Познером из эфира)

Перспективы
----------
Реальный коммунизм
А.Зиновьев
Происходящие в последнее время события ставят вопросы о том, какова дальнейшая судьба "красной идеи", коммунистического движения в нашей стране? .
глава из новой книги Александра Зиновьева "Идеология партии будущего", вышедшей в московском издательстве "Алгоритм". "
Публикуеncя с небольшими сокращениями .
Интервью А.Зиновьева для альманаха"Восток"

Pro et Contra
-------------
Марксизм и второе начало термодинамики: ошибка диалектического материализма или его величайший триумф?
Д. Кропотов
Острые столкновение философии с естествознанием - вещь самая обычная. Пожалуй, одним из самых ярких иллюстраций, к чему могут приводить такие столкновения – история с ‘непринятием’ марксизмом второго начала термодинамики.

Второе начало термодинамики и новое мировоззрение
Сепулька
Ответ на статью Д. Кропотова

Наука
-----

Немного о кибернетике (ч.1)
Alex~1
Вопрос. Эти машины будущего отнимут еще много занятий у людей?
Ответ. Отнимут.
Вопрос. Это обострит проблему, которая уже существует. Где же решение?
Ответ. Ответ гласит: мы больше не можем оценивать человека по той работе, которую он выполняет. Мы должны оценивать его как человека.

Из интервью, взятого у Норберта Винера журналом U.S. News & World Report в 1964 г.

Разное
------

Ликей (часть 6)
Яна
Продолжение. Начало в №№3-6,8 за 2003 г.
Обследуемый настаивает на своем требовании... Декларируемый мотив: «Осознание гибельности пути, нежелание дальше продолжать деятельность на благо Человечества, религиозное переосмысление жизни»...

Как стать хозяином процесса труда?
Приголовко Григорий
"Как же можно "всерьез и надолго" планово технологизировать производство, когда реального-то обобществления не было! Получается, что и дальнейший преодолевающий сдвиг -"обобществление технологий, онаучивание производства" -не имеет под собой необходимых оснований. Вообще, верно ли понятие отражает суть?
Я считаю, нам нужно серьезно задуматься над вопросом, поставленным С.П.Никаноровым, и мысленно вернуться в познании общества к рубежу 1917 года."

отклик на курс лекций С.П.Никанорова "Философия для физтеха"
http://situation.ru/app/j_art_254.htm
http://situation.ru/app/j_art_256.htm

=========

Редакция альманаха (01.02.2004 08:48:42)

От	self
К
Дата	02.02.2004 00:29:28

Re: Первый в...

Редакция альманаха пишет в сообщении:109010@kmf...
> http://situation.ru/app/journal.htm
>
> Вышел январский номер
> http://situation.ru/app/j_jn_15.htm
>
> СТАТЬИ
> Выпуск: N 1(13), январь 2004
>

http://situation.ru/app/j_art_284.htm
> Сергей Есенин vs. Марк Захаров
> Группа Q
>
> <?Того, кто спас нас, больше нет">
> (С. Есенин)

посреди статьи смена размера шрифта

> Наука
> -----
>
> Немного о кибернетике (ч.1)
> Alex~1

в середине цитируемого текста Поспелова в одном из абзацев отсутствует курсив, принятый, видимо,
как средство выделит цитирование.

>
> Ликей (часть 6)
> Яна
> Продолжение. Начало в ??3-6,8 за 2003 г.
> Обследуемый настаивает на своем требовании... Декларируемый мотив: <?Осознание гибельности пути,
нежелание дальше продолжать деятельность на благо Человечества, религиозное переосмысление
жизни>...
>
>
> Как стать хозяином процесса труда?
> Приголовко Григорий
> "Как же можно "всерьез и надолго" планово технологизировать производство, когда реального-то
обобществления не было! Получается, что и дальнейший преодолевающий сдвиг -"обобществление
технологий, онаучивание производства" -не имеет под собой необходимых оснований. Вообще, верно ли
понятие отражает суть?
> Я считаю, нам нужно серьезно задуматься над вопросом, поставленным С.П.Никаноровым, и мысленно
вернуться в познании общества к рубежу 1917 года."
>
> отклик на курс лекций С.П.Никанорова "Философия для физтеха"
> http://situation.ru/app/j_art_254.htm
> http://situation.ru/app/j_art_256.htm
>
> =========
>
>

self (02.02.2004 00:29:28)

От	Сепулька
К
Дата	02.02.2004 12:05:07

Спасибо за замечания.

>> Немного о кибернетике (ч.1)
>> Alex~1
>
>в середине цитируемого текста Поспелова в одном из абзацев отсутствует курсив, принятый, видимо,
>как средство выделит цитирование.

Исправили.

self (02.02.2004 00:29:28)

От	Сепулька
К
Дата	02.02.2004 11:38:02

Re: Первый в...

> http://situation.ru/app/j_art_284.htm
>> Сергей Есенин vs. Марк Захаров
>> Группа Q
>>
>> <?Того, кто спас нас, больше нет">
>> (С. Есенин)
>
>посреди статьи смена размера шрифта

У меня выглядит нормально. А в каком броузере смена шрифта? (И в каком месте?)

Сепулька (02.02.2004 11:38:02)

От	self
К
Дата	03.02.2004 07:06:22

просто текст надо не через "саве аз..." сохранять, ...

а обработать хотя бы примитивной прогой (на коленке за полчаса сделанной и отлаженной), чтобы обстругать всякое наносное. И текст по размеру бы легче был и таких вот неожиданностей не было.

Сепулька (02.02.2004 11:38:02)

От	Сысой
К
Дата	03.02.2004 02:34:40

Эффект шрифтов специфичен ...

Здравствуйте!

>>посреди статьи смена размера шрифта
>
>У меня выглядит нормально. А в каком броузере смена шрифта? (И в каком месте?)

С Мозиллой смены нет, с Сафари, МС Иксплорер 5.2 (Мак), ОмниВеб - есть. В том же самом месте.

С уважением

Сепулька (02.02.2004 11:38:02)

От	self
К
Дата	02.02.2004 12:34:24

Re: Первый в...

>> http://situation.ru/app/j_art_284.htm
>>> Сергей Есенин vs. Марк Захаров
>>> Группа Q
>>>
>>> <?Того, кто спас нас, больше нет">
>>> (С. Есенин)
>>
>>посреди статьи смена размера шрифта
>
>У меня выглядит нормально. А в каком броузере смена шрифта? (И в каком месте?)

просмотровщик - Опера_7.11 - задрал Исследователь - тормозит на некоторых "сложных" сайтах - мож вирус какой секретный в него засел. Пользуюсь для форума Оперой.

кусок:
========
Получается: ведущий шёл на всё, на любой подлог. Лишь бы получилось, лишь бы удалось!…

Но, увы, Познеру, не удалось.
- - - место смены шрифта с "маленького" на "небольшой" - - -
Не получилось, во-первых, использовать Медведева в качестве очередного безнравственного тяжеловеса. Медведев делал тщательно выверенные суждения профессионального историка и не поддавался на искушения поучаствовать в шабаше вокруг памяти и трупа Ленина.

Редакция альманаха (01.02.2004 08:48:42)

От	self
К
Дата	02.02.2004 00:29:27

Re: Первый в...

Редакция альманаха пишет в сообщении:109010@kmf...
> http://situation.ru/app/journal.htm
>
> Вышел январский номер
> http://situation.ru/app/j_jn_15.htm
>
> СТАТЬИ
> Выпуск: N 1(13), январь 2004
>
>
> О Державнике-Отце и либеральных носителях <?эдипового комплекса>
> А.С. Панарин
> Парадокс нашей истории состоит в том, что самые тяжелые ее периоды в последствии, в исторической
ретроспективе, воспринимаются ностальгически. Который уже раз чаемое нами <?светлое будущее>
оказывается хуже прошлого! И чем больше новый строй хулит прошлое, чтобы создать более выгодный
фон для собственных достижений, тем контрастнее выступают, сталкиваясь, две правды: народная
правда, изобличительная в отношении настоящего, и идеологическая правда <?министерства правды>,
неустанно изобличающего наше далекое и не столь далекое прошлое.

Панарин ну никак не мог обойтись без привлечения Фрейда! Что за мания такая? Да ещё скрестил
Маркса с Фрейдом!
Надо же было испортить такую замечательную статью!

> Прогресс или социогенез
> В.В. Чешев
> В ходе обсуждения обществоведческих концепций в интернет-сообществе нередко вставал вопрос,
адресованный также и автору этой статьи: есть ли законы общественного развития и, если есть, то
каковы они?
-----------------
пара примечаний, возникших по прочтению статьи

http://situation.ru/app/j_art_282.htm
Прогресс или социогенез
В.В. Чешев

опечатка (в первом абзаце):
==... техническими средств труда, ...==
очевидно "средствами"

спорное утверждение
===
Прежде всего, поведение животных наследуется генетически или, как говорят, рождающиеся особи
наследуют видовые поведенческие программы. Прижизненные формы и приемы поведения занимают малый
объем в поведенческом арсенале и для жизни вида существенного значения не имеют.
===
на ум сразу приходят примеры нежизнеспособности особей некоторых видов животных, выращенных в
неволе или вскормленных человеком, т.е. не имеющих опыта добычи средств к существованию в
природных условиях. Следовательно, следует если не опровергнуть тезис, то, по крайней мере,
сместить акцент - "прижизненые формы" занимают не "малый объём", а (но) выполняют (жизнено)
важную функцию. Это замечание считаю важным в свет принятого в статье направления рассмотрения
генеза как антропо- и социо-.

Так же хотелось бы заметить отсутствие жёсткой необходимости поиска рубежа перехода от "животного"
к "человеку". Чёткого рубежа всё равно не бывает.

Опять же хотелось заметить, что не стоило бы "проводить прямую" от мотылька к "высшим" животным.
Это отдаёт механицизмом. Волк или лиса - не "сложный" мотылёк.

===
Однако все <?социальные> формы поведения остаются биологическими, т.е. они являются продуктом
эволюции и естественного отбора и передаются генетически.
===
по-моему, это ошибка. Социо никак не может передоваться генетически. В принципе. Генетически могут
быть заложены механизмы поведения, которые с течением времени могут привести к той или иной
"социо" организации, в той же стае волков, например. Но никто не даст гарантии, что "социо" будут
подобны при подобии внешних условий. (например, вырастили в неволе без возможности общаться со
взрослыми особями тех же волчат, а затем их выпустили в лес, где нет волков в данный момент - для
исключения "перенимания опыта". При повторении такого опыта социо-жизнь стай, их истории могут
быть абсолютно разными - от вымирания при невозможности соорганизоваться, до удачного становления
стаи). Животные - не конечные автоматы Маркова.

=======
Точно так же количественный рост сообщества требовал адекватных форм управления, чем было
обусловлено выделение соответствующей элиты, положение которой закреплялось тотемными или иными
представлениями родового общества, и т.п.
=======
мне кажется, что здесь кроется ключевой момент, подответ на вопрос статьи. Дело никак не может
быть в кол-ве, но только в "качестве" сообщества (которое, какчество, могло происходить в том
числе и из кол-ва). Усложнение _функциональных_ связей в обществе, увеличение кол-ва этих
функциональных связей мог требовать "адекватных форм управления". Таким образом за мерило развития
того или иного общества следует считать "функциональную сложность устройства этого общества".
Подтверждением этого тезиса является те изменения, которые происходят в частности и у нас (и на
Западе). "Упрощение", вступление в "тупиковый период" ((с) гоблиновская локализация мультика
"Ледниковый период", характеризует распадающееся, деградирующее, архаизируемое общество.
В частности (т.е. в дополнение к имеющимся трудностям и проблемам), самой значитемой причиной
разрушения СССР стала невозможность ответить на усложнение нашего общества введением новых
функциональных связей (а так же замена некоторых из прежних, не могших уже выполнять свои
"обязанности" в новых условиях).
Что касается прогресса, то это одна из форм, косвенно отражающих уровень развития общества.

=====
Высказывание Маркса о том, что эпохи отличаются не тем, что производят, а тем как производят,
какими средствами труда, имеет под собой весомое основание.
=====
_как_ производят - ещё можно принять, но не как "весомое основание", что касается "какими
средствами труда", то это вообще мимо. Гораздо важнее - _для чего_ производят, т.е. _как_
распределяют.

======
Тем не менее, хозяйственная деятельность со своей стороны структурирует общество, в котором
возникают социальные группы, по-разному вовлеченные в производственный процесс
=====
Эта "структуризация" мало чем отличается от природно-климатических факторов. Суть одно - внешнее
ли, внутреннее ли происхождение сил, оказывающих воздействие, давление на социум, суть которого
прежде всего - культура.

=======
Однако в эволюционной биологии на различных стадиях развития животного мира принято выделять
доминантный вид, который наиболее развит и наиболее распространен на соответствующем этапе
эволюции. Можно и в отношении человеческой истории провести аналогии о доминировании тех или иных
сообществ (соответственно, культурных типов) в том или ином географическом регионе и на тех или
иных этапах развития. Становление западной промышленной цивилизации открыло ей перспективу для
глобального доминирования за счет тех преимуществ, которые принес ей научно-технический прогресс.
======
не просто спорный, но абсолютно неверный тезис, точнее аналогия. Раковая клетка в организме более
"развитая", чем остальные? По Вашей логике - да, ведь она заражает, "завоёвывает" значительную
часть организма. Весь организм завоевать, перестроить она не успевает - организм уходит туда,
откуда пришёл. Досрочно.

Если уж сравнивать цивилизации, то наиболее точное, с моей точки зрения, будет сравнение с одно-
много- клеточными вольвоксами (в школе все проходили, по-моему классе в 7-ом). Наступает время,
когда одноклеточные организмы начинают образовывать единую колонию, "слипаться" в шар, в "единое"
человечество. И в этом "коллективном" вольвоксе обязаны быть вольвоксики разные, иначе никакой
колонии-шара-единого-организма не получится.

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Almar
К
Дата	31.12.2003 20:50:49

Итоги работы сайта и альманаха "Восток" за 2003 год. Поздравление с Новым годом.

Поздравление от администрации сайта

Дорогие авторы и читатели сайта "Ситуация в России". Наш виртуальный коллектив поздравляет всех с новым 2004 годом. Спасибо, что читали наш сайт, спасибо, что сотрудничали с нами. Мы рады отметить устойчивую динамику посещаемости сайта за последний год. По нашему мнению, это свидетельствует о росте интереса в обществе к тем идеям и принципам, которые мы вместе с вами стараемся сохранять и развивать.

Поздравление от редакции альманаха "Восток"

Сетевой журнал-альманах "Восток" был задуман год назад. Благодаря продуманному ,удобному в работе интерфейсу и налаженной на его основе работе с потоком исходных материалов сделан комплект номеров . В их числе - три тематических, из них два "спаренных" декабрьских номера (порядка 30 материалов в каждом из них). В журнале около десятка постоянных рубрик. Всего в журнале помещено более 200 статей и материалов различных жанров.Среди их авторов - тридцать участников форума. Опубликованы некоторые наиболее интересные форумные дискуссии . Размещено достаточно много эксклюзивных, в том числе ранее неопубликованных в Интернете материалов ,произведений, выступлений и интервью. К их числу можно отнести тексты бесед-интервью с А.А.Зиновьевым и Ю.И Семеновым. С каждым месяцем идет расширение аудитории журнала, растет посещаемость его страниц и активность читателей. Люди на этом опытном полигоне учатся обобщать опыт (а умение верно обобщать - ценный дар) - чтобы донести свои взгляды до других, чтобы дело делать. При всем различии взглядов и подходов есть общее, что нас тут объединяет. Один умный человек сказал "У одних вид пропасти вызывает мысли о падении, у других - о строительстве моста". Опытный полигон служит и для полемики, споров, выяснений различных точек зрения . Это нормально. Другой русский человек - отец Ивана Бунина - так говорил о своей позиции - "Я не червонец, чтобы всем нравиться!"

Статистика посещаемости сайта situation.ru за 2003 год

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	30.12.2003 21:12:38

Тематический номер "Марксизм и современность. Маркс и Россия"

Годовой комплект в 12 номеров готов.
С наступающим Новым годом!

http://www.situation.ru/app/j_jn_7.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N 9\10 декабрь 2003 года
"Философия практики" и современность. Маркс и Россия
====================================================

Политика
---------------
'По ту сторону капитала"
И.Мессарош
интервью с И.Мессарошем, автором книги 'По ту сторону капитала'(1996)

Опыт изучения стратегического поражения в ХХ веке
М.Малютин

Аналитика
----------------
Интервью с Ю.И. Семеновым. Части 1 ,2, 3
Ю.И. Семенов, В. Коробов, А.Маринин
Философия - двоякая вещь. С одной стороны, философия есть исследование. И в этом смысле она создаёт теории, решает проблемы и делает открытия. А с другой стороны - философия является учением, идеологией, которая выражает настроение, чьи-то интересы и прочее.

Творческий взгляд на философию истории
Г.Завалько
Рецензия на книгу Ю.И. Семёнова 'Философия истории от истоков до наших дней: основные проблемы и концепции.'

Теория гегемонии А.Грамши и современность
Дж.Лестер
Несмотря или, возможно, именно благодаря тем временам, которые мы переживаем, заинтересованность и воодушевление по поводу трудов Антонио Грамши продолжают непрерывно расти.

Постановка вопросов. Развитие концепций Грамши
С. Пуденко
Антонио Грамши создал обширную базу для адекватного понимания народной культуры 20 века ,имея целью "морально-интеллектуальную реформу" общества в интересах народных масс . Сверхзадача, которой он руководствовался - постепенная эволюция общества к преодолению разрыва между "высокой" и низовой культурой, между управляющими и управляемыми.

Категория исторического и понятие историзма в "Тюремных тетрадях" Грамши
И.Григорьева
глава 6-ая из монографии
"Исторические взгляды Антонио Грамши", М.изд-во МГУ, 1978

Проблемы методологии истории в "Тюремных тетрадях" Грамши
И.Григорьева
глава 7-ая

Грамшиана . Антонио Грамши и современность
Участники форума С.Г. Кара-Мурзы
Доступные ресурсы, материалы, ссылки

Экономика
-----------------
Сетевой семинар по "Капиталу" К.Маркса
Интернет
В защиту Маркса (по опыту краткого обсуждения на форуме) можно выдвинуть следующее соображение: Маркс пользуется «методом восхождения от абстрактного к конкретному», поэтому понятия, определяемые в начале исследования, будут уточнены на более поздних его этапах.

Что есть и чего нет в "Капитале" К.Маркса
С. Пуденко

История
--------
Русский социализм и народничество (части 1 и 2)
А. Валицкий
Глава из многотомной "Истории марксизма" . Том 2. Изд-во Эйнауди,Рим,1979

Был ли Плеханов отцом русского марксизма?
Э.Адамовский
Н.Ф.Даниэльсон в истории русской политической мысли

Россия как “развивающееся общество”. Революция 1905 года: момент истины. (Главы из книг)
Теодор Шанин
...Этим представлениям о мире человека все более противостоит иной взгляд, который проясняется сравнительно медленно. Он выразился... в "Тезисах о Фейербахе" молодого Маркса, а также в социальной психологии Дж.Мида из Чикагской школы, определяя интеллектуальный контекст в то же время и для Макса Вебера, и Сартра, и Грамши. Суть этого взгляда - в утверждении, что взаимозависимость материальных условий, жестко определяемых моделей поведения и человеческих коллективов с актами индивидуального и группового выбора и понимания, никогда не действует как простая причинно-следственная цепочка.
Воля, выбор и ошибка не являются "черными ящиками" и нуждаются в перманентном дальнейшем исследовании, но их нельзя просто забыть или упростить до "причин". Хотя "они не создают ее по своей воле... люди делают свою собственную историю", - было бы трудно сказать это лучше, чем уже сказал Маркс.

Революция 1905 года: момент истины. (Главы из книги)
Теодор Шанин
Маркс в далекой Англии на поколение раньше понял то, что Ленин отказывался принять еще и в 1917 г. ... в поздних работах Маркса российские крестьянские общины были центральными для его понимания условий, в которых крестьяне могли бы участвовать в революции.

Предметы выбора
Послесловие к "Революции как моменту истины"
Теодор Шанин

Перспективы
---------------------
Мировой финансовый капитализм
Интернет
краткий историко-теоретический очерк

Pro et Contra
-------------------
Работа В.И.Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма»: современное прочтение
С.Г. Кара-Мурза
«Империализм…» отразил второй план в процессе преодоления В.И.Лениным рамок классического марксизма и развития представлений, прямо касающихся судьбы периферийных стран мировой системы.

Обсуждение статьи
Интернет, Участники форума С.Г. Кара-Мурзы
Обсуждение статьи С.Г.Кара-Мурзы

"В защиту социалистического рынка"
Л.Малиновский
Дискуссия в "Экономической газете". Ответ на статью Р. И. Косолапова, Б. С. Хорева "И опять: Что делать? ("ЭГ" N23, 2001 г.)

Возвращаясь к полемике о "социалистическом рынке"
В.Шабаров
Дискуссия в "Экономической газете"(ЭГ N 39). Ответ на статью Л.Малиновского (ЭГ N29, 2001г)

Культура
---------------
Что же такое - личность?
Э.В.Ильенков

Наука
---------
О соотношении мышления и языка
Э.В.Ильенков
Подведение итогов "Загорского эксперимента"

Творческое наследие Б.Ф.Поршнева и его современное значение (части 1 и 2)
"Русский журнал"
отрывок работы О.Вите
9.1. Минимальные признаки человеческого общества
9.2. Теория классовой борьбы
9.3. Классовая борьба и развитие общества
10.1. Ленинско-веберовская теория государства
10.2. Средневековая церковь как идеологическая надстройка

Исторические судьбы некоторых форм собственности (к характеристике труда в духовном производстве)
Л.В. Милов
В основе радикальной перестройки современного общества лежит, в частности, стремление к реализации государственной собственности посредством владения и аренды, принимающих как коллективные, так и частные формы. Этот процесс охватывает как материальное производство, так и непроизводственную сферу.

Обездоленный интеллект
Л.В. Милов
“Собственники своего мастерства” полезны неистребимой буржуазностью

Поговорим о собственности, которая не привлекает особого внимания в нашей литературе. Вместе с тем еще К. Маркс выделил для докапиталистических обществ ее особую форму, связанную с ремесленным трудом. Своей высшей стадии развития эта специфическая разновидность собственности достигает в корпоративной форме, в особенности в средневековых цехах и т.п. Наоборот, ее отрицание характерно, когда собственность на орудия труда и на мастерство поглощается такими отношениями, как рабство или крепостничество, то есть путем присвоения, порабощения самой личности носителя того или иного мастерства.

Замечания о концепции социальной психологии Поршнева
С. Пуденко

Разное
-----------
“Grundrisse der Kritik der politischen Okonomie ”
Г.Багатурия
Первоначальный вариант “Капитала” К.Маркса 1857-1858г, “Grundrisse der Kritik der politischen Okonomie ” (краткая обзорная статья)

О диалектическом методе в социологии
А.Зиновьев

Логика осадного положения
Г.Батищев
Типы критики и форм противоречий

Глоссарий
Интернет
Эмпиризм,рационализм, диалектика,дуализм,позитивизм.

---------------------------

Редакция альманаха (30.12.2003 21:12:38)

От	self
К
Дата	04.01.2004 11:57:03

Re: Тематический номер...

на странице
"Философия практики" и современность. Маркс и Россия
Грамшиана . Антонио Грамши и современность
Участники форума С.Г. Кара-Мурзы
Доступные ресурсы, материалы, ссылки
Грамши и грамшиана
http://www.situation.ru/app/j_art_253.htm
не работают ссылки на архив форума

self (04.01.2004 11:57:03)

От	Редакция альманаха
К
Дата	12.01.2004 18:01:06

Исправили (-)

Редакция альманаха (30.12.2003 21:12:38)

От	Редакция альманаха
К
Дата	04.01.2004 10:03:10

Дополнение к анонсу

Дополнение к анонсу.
В последних тематических номерах (см. номер 9\10) размещены также следующие материалы

Разное
-----------
Философия для физтеха

курс из 8 лекций Спартака Петровича НИКАНОРОВА
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ - КЛЮЧ К ИНСТРУМЕНТАЛИЗАЦИИ ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ(2003)

"я обрисовал состояние диалектики, диалектической методологии. Позитивистские формы - это побочное явление в философии. Позитивистские - это реакция на неудовлетворительной развитие философии. Главное -это развитие диалектических методов. И объяснил, какова природа проблем, которые имеются в этой области. Масштаб, сложность и значение этих проблем."

http://situation.ru/app/j_art_254.htm

окончание (8ая лекция) см. в номере 11\12
http://situation.ru/app/j_art_256.htm

Культура
---------
Гносеология и трагедийность бытия
В.В. Кожинов
...философское знание не могло, мол, тогда развиваться из-за господства марксизма, который фатально подавлял высшие сферы мышления своими догмами, - не говоря уже о том, что во имя марксизма совершались бесчисленные насилия над людьми...
Те люди, которые сегодня выносят подобный приговор "марксистской философии" в целом, являют собой прямых наследников того воинствующего догматизма проклинаемых ими времен, который, например, отвергал христианство, обвиняя его в жесточайших акциях Святой Инквизиции и католических монархов, отправивших на пытки и казни сотни тысяч "еретиков"...
http://situation.ru/app/j_art_255.htm

======

Редакция альманаха (30.12.2003 21:12:38)

От	Дмитрий Кропотов
К
Дата	31.12.2003 12:14:20

Поправка к интервью Ю.Семенова

Привет!

http://www.situation.ru/app/j_art_195.htm
И перерождение Ферабита они начали ещё... Необходимость строго разграничить научное и ненаучное знание, проблема границ, а кончили Ферабитом, который заявил, что нет никакой разницы между сказкой и научной теорией, что любой бред нисколько не хуже, чем теория Эйнштейна.

Я так полагаю, под "Ферабитом" Ю.Семенов имел ввиду Фейерабенда.

Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru

Дмитрий Кропотов (31.12.2003 12:14:20)

От	Almar
К
Дата	31.12.2003 20:48:50

исправили (-)

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	29.12.2003 23:48:34

Тематический номер "Экономика.Энергетика.Физическая экономика"

http://situation.ru/app/j_jn_11.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N 11\12, декабрь 2003 года
Экономика.Энергетика. Физическая экономика
==========================================

Экономика
---------

Методические вопросы совершенствования расчетов эффективности капитальных вложений и новой техники
П.Г. Кузнецов, В.С. Чесноков

Цели системы транспортировки как подцели системы общественного производства
П.Г. Кузнецов

Измерение эффективности "всеобщего труда" в системе общественного производства
П.Г. Кузнецов

Количество, качество и мера в автоматизированных системах управления (часть 1)
П.Г. Кузнецов

Количество, качество и мера в автоматизированных системах управления (часть 2)
П.Г. Кузнецов

Методы обеcпечения управления
П.Г. Кузнецов
отрывки из книги Гвардейцев М. И., Морозов В. П., Розенберг В. Я. Специальное математическое обеспечение управления. М.: Сов. радио, 1978

Политэкономия труда и физическая экономика по Побиску Кузнецову
С. Пуденко
Введение в тему и краткое описание ее состояния
Краткая аннотация представленных материалов

История
-------------
Лукавая цифра
Григорий Ханин
"перестроечная" статья 1987г с применением элементов "физической экономики" для оценок ВВП, ввода основных фондов и др.

"Лукавая цифра" - послесловие спустя 15 лет
Григорий Ханин

Советское экономическое чудо (Статьи 1.2.3.4)
Григорий Ханин

Перспективы
---------------------
Отставшие отстанут навсегда
Спартак Никаноров

Организационное оружие
Спартак Никаноров
Левым силам, чтобы вывести страну из разрухи,понадобятся новые методы управления

(Подборка из трех материалов С.П.Никанорова )

США ждет судьба Римской империи
Л.Ларуш
Интервью Л.Ларуша

Наука России
Л.Ларуш

Войны XXI века - идолы против идей
П.Г. Кузнецов
В высокоинтеллектуальных войнах XXI века будет вестись борьба за справедливость, идеи будут бороться против идолов. В XXI веке идолы уступят место идеям, на смену монетарной теории придёт физическая экономика, а юристов, спекулянтов и преступников в народном хозяйстве заменят высококлассные специалисты выдающихся способностей.

Pro et Contra
---------------------
О диалектике и синергетике
В.Лазуткин
критический очерк о синергетике, "новой всеобщзей теории бытия"

Распад России энергетически обоснован?
А.Никонов
Статья из ж-ла "Огонек" 1996г о работах В.Клименко (ИБРАЭ) , представляющая версию судьбы России в стиле "энергетико-географического"детерминизма

Энерговалюта вместо доллара
П.Г. Кузнецов
Доллар сохраняет в настоящее время положение мировой капиталистической валюты. На его долю приходится 70-80 процентов расчетов по торговле и почти столько же процентов мировых валютных резервов. Это обеспечивает американцам возможность жить в кредит, финансируя, например, многомиллиардный импорт выпуском долларов за пределы страны.
Махинации с денежными печатными станками международного валютного фонда и мирового банка не могут продолжаться до бесконечности
(подборка из четырех популярных статей по теме)

Культура
--------------
Природу нельзя отменить
Л.В. Милов
Думается, что следует повернуться лицом к опыту Истории и особо тщательно продумать будущее российского Нечерноземья и тех регионов, где были особо живучи традиционные общинные распорядки землепользования и земледелия.

Конструктивное мировоззрение
"Экономическая газета"
"До сих пор вся концептуальная власть над
Россией находится за рубежом".

"Деловая встреча" , посвященная памяти Побиска Георгиевича Кузнецова (2001г)

Наука
----------
"Его действительное открытие"...
П.Г. Кузнецов
Предисловие к работе С.Подолинсокго "Труд человека и его отношение к энергии"

Числа, которые преобразили мир
Г.Смирнов
О разработках П.Кузнецова и Р.ди Бартини

Предтеча В.И. Вернадского в энергетической трактовке эволюции природы и общества
В.С. Чесноков
Из книги В.С. Чеснокова "Сергей Андреевич Подолинский". М. Наука. 2001

О проблемах физической экономики
Д.Чернавский
Представлен обзор известных в литературе попыток построить экономику по образу и подобию естественных наук (в частности, физики) с привлечением математического моделирования. Это направление получило название "физическая экономика"

Естественнонаучный подход к экономике предприятия в российском контексте
С.Лапшин
Сегодня стратегические ресурсы развитых стран определяют точные науки и качество труда в их технологическом единстве. Недостающее звено - экономика предприятия как точная наука с выходом на технологии устойчивого развития и антикризисного управления. С другой стороны, стратегические ресурсы имеют как трансформационные, так и оборонные составляющие

Разное
-----------
"Ангел пролетел". Организационное оружие и писатель
Спартак Никаноров
Прототипы героев "производственного" романа A.Проханова "Ангел пролетел" (1994) - о романе, оргоружии и о себе

Проект для совмина, треста, ученого совета
"Строительная газета"

"Разрабатываемый им метод подсказывает пути для создания организаций нового типа гибких, полностью контролирующих все богатство отношений в своей среде, способных обеспечить сверхотдачу при решении хозяйственных, научно-технических, социальных и нравственных задач. Начинаться же сверхотдача будет с того, что организация, трудовой коллектив прежде всего правильно и своевременно станут индентифицировать ситуацию, в которой они оказались. И быстро включать тот механизм управления, который более всего соответствует конкретной ситуации...

Самоуправление не анархия, а новый тип организации. Как высший тип, он более сложен, следовательно, в большей степени нуждается в грамотном оргпроектировании"

Опыт строительства Крымской АЭС. Очерк о системах организационного управления (СОУ)и работе группы С.Никанорова в строительстве

Черновики
-----------------
Математическая формализация "закона Паршева"
Интернет, Роман Ш.

"Закон Паршева": в условиях свободного рынка для случайной выборки географических точек суши, принадлежащих странам с одинаковым ВВП на душу населения, инвестиционная привлекательность производств (норма возврата на инвестированный капитал) имеет отрицательные коэффициенты корреляции с deltaT и С.

"Небанановая республика"
В.Маланчев
Стране рискованного земледелия противопоказаны рисковые политики
(популярное изложение концепции Л.В.Милова)

Энергетический императив и борьба за гегемонию
Pout
рецензия на книгу А.П.Паршева "Почему Америка наступает"

Лидеры системного движения
Интернет
"Наибольших практических результатов во внедрении кибернетических методов управления организациями, по-видимому, достиг Стэффорд Бир (Бир, 1993) - автор яркого эксперимента в управлении чилийской экономикой. В 1960-70-е г.г. все они продвигались так или иначе к тем же открытиям, которые совершил примерно в то же время Спартак Никаноров, а именно - к формулировке принципов концептуального проектирования организаций"
отрывки из сетевых источников

=========

Редакция альманаха (29.12.2003 23:48:34)

От	self
К
Дата	04.01.2004 12:35:44

а нельзя ли изменить порядок...

...в расположении комментариев после статей, т.е. поставить с головы на ноги, с интернетовского
варианта на привычный книжный, когда последующее сообщение распологается _после_ предыдущего?

Редакция альманаха (29.12.2003 23:48:34)

От	self
К
Дата	04.01.2004 11:51:04

Re: Тематический номер...

Редакция альманаха пишет в сообщении:107018@kmf...
> http://situation.ru/app/j_jn_11.htm

нельзя ли все материалы каждого выпуска заархивировать (например, зипом) и дать ссылку на этот
зип-файл?
так будет гораздо удобнее скачивать.
Или хотябы по разделам: econom11.zip, history11.zip и т.д.?

self (04.01.2004 11:51:04)

От	Pout
К
Дата	04.01.2004 22:23:53

Re: Тематический номер...Ориентировки

self сообщил в новостях следующее:107278@kmf...
>
> Редакция альманаха пишет в сообщении:107018@kmf...
> > http://situation.ru/app/j_jn_11.htm
>
> нельзя ли все материалы каждого выпуска заархивировать (например,
зипом) и дать ссылку на этот
> зип-файл?
> так будет гораздо удобнее скачивать.
> Или хотябы по разделам: econom11.zip, history11.zip и т.д.?
>
>
1)Во-первых,еще не все дочищено и двух(из 4-5) важных "туннельных"
статей
еще на сайте нет в окончательном виде. В 11-12 В.Лазуткина про
синергетику например,это "туннельная " статья. Она небольшая, будет
скоро

2)имеет ли смысл, по вашему мнению, после вычистки и довыкладки сделать
pdf-версии номеров цельмя?

Выпуск: N 9\10 декабрь 2003 года
http://situation.ru/app/j_jn_7.htm
по теме: Маркс, марксизм и Россия
=============================
выпуск сетевого альманаха "Восток".
Выпуск: N 11\12 декабрь 2003 года
http://situation.ru/app/j_jn_11.htm

pdf позволит сохранить картинки-графики-формулы

3)В большом объеме материалов и наборе тем есть статьи-"путеводные
нити",
которые помогают ориентироваться в этих сквозных сюжетах двух сдвоенных
номеров. Тематика их пересекается и временами совпадает. Статьи с
"туннельным" эффектом позволяют не листать номера в поисках нужной темы

Для ориентировки-
a)среди материалов выпуска - большой
курс лекций С.П.Никанорова (2003)
http://situation.ru/app/j_art_254.htm
http://situation.ru/app/j_art_256.htm
Философия для физтеха. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ - КЛЮЧ К ИНСТРУМЕНТАЛИЗАЦИИ
ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ

(с приложением биографии и списка литературы с сетевыми ссылками)

Это - живой рассказ Никанорова, по целому ряду сюжетов, которые в
выпусках 9-10-11-12 являются сквозными. Стиль его изложения и его подход
мне очень импонирует

b)второй такой же узел с указанием смысловых сетевых ссылок на материалы
номеров
статья "Что есть и чего нет в "Капитале"(2ая часть, "Бортовой
компьютер"..)
http://situation.ru/app/j_art_188.htm

с)третий материал-ориентировка , связывающий первую часть выпуска
"Физическая экономика" (работы Кузнецова из книги оКП). Внутри него -
краткий набор гиперссылок , связываюший материалы выпуска "смыслово"
http://situation.ru/app/j_art_226.htm
Полный вариант этой статьи пока отсутствует на сайте, сорри, не успели к
Нов.году, поэтому она выложена как _краткий ГИД по книжке ОКП_

4)По сравнению с анонсами на форуме, на титульных страницах выпусков
расширены тексты аннотаций(описаний)большинства статей

5)за замечания и указания на неработающие ссылки бол.спасибо, устраним.
Просьба продолжать в том же духе, можно - не торопясь и не напрягаясь

Pout (04.01.2004 22:23:53)

От	self
К
Дата	05.01.2004 03:05:11

Re: Тематический номер...Ориентировки

Pout пишет в сообщении:107298@kmf...
>
> self сообщил в новостях следующее:107278@kmf...
> >
> > Редакция альманаха пишет в сообщении:107018@kmf...
> > > http://situation.ru/app/j_jn_11.htm
> >
> > нельзя ли все материалы каждого выпуска заархивировать (например,
> зипом) и дать ссылку на этот
> > зип-файл?
> > так будет гораздо удобнее скачивать.
> > Или хотябы по разделам: econom11.zip, history11.zip и т.д.?
> >
> >
> 1)Во-первых,еще не все дочищено и двух(из 4-5) важных "туннельных"
> статей
> еще на сайте нет в окончательном виде. В 11-12 В.Лазуткина про
> синергетику например,это "туннельная " статья. Она небольшая, будет
> скоро

честно говоря, у меня чесались руки приложить их к Альманаху, но как-то не смогли мы преодолеть
технический барьер с Альмаром - у меня нет возможности пользоваться его программными средствами, у
него - моими, а договориться об общем, едином стандарте оформления, обозначения, нумерования,
наименования файлов-разделов не вышло. Жаль.
В принципе, положа руку на сердце :-), не очень удобно читать-знакомиться одновременно с большим
объёмом серъёзного материала. А уж если он "тунельный", то в он-лайне сидеть имеет возможность
далеко не каждый (при сох).
Да и в принципе зиповать можно то, что уже выложено. При изменениях просто заменять зип новым, а в
новостях делать анонс замены (в принципе можно доп. материалы зиповать отдельно). При этом надо
учитывать (и предупреждать пользователей), что зип лучше распаковывать в отдельную папку
(например, завести для этого у себя на компе отдельную специальную папку "Альманах"), чтобы гипер
ссылки между работами продолжали действовать. Таким образом пользователи смогут поддерживать у
себя на компе образ сайта Альманаха и читать его в офф-лайне со всеми его межстатейными ссылками.

> 2)имеет ли смысл, по вашему мнению, после вычистки и довыкладки сделать
> pdf-версии номеров цельмя?

не знаю, Сергей Павлович. Здесь чисто личное восприятие. Я очень не люблю pdf по причине
недоступности редактора (иногда хочется кое-что изменить, добавить, урезать, изменить
форматирование (выделить важную на свой взгляд мысль, абзац) для более удобного восприятия текста,
чтобы передать его кому-нибудь ещё - я, например, снабжаю нескольких знакомых по их просьбе
интересными свежими аналитическими материалами) и объёмности документов в этом формате. К тому же
pdf не так распространён как html или word.
Не знаю, как делаются картинки для pdf, но для html сделать картинки с прозрачным фоном в формате
гиф не сложно. Единственно, закорючки интегралов и пр. неудобно переносить - это да. Не знаю,
сложнее ли в вордовском редакторе формул набрать формулу, но её потом можно сфотать и перенести в
какой-нибудь Shop (фото- или паинт-). Тут всё от тех.корректора и наборщика больше зависит, от
того, что для них менее трудоёмко.
К тому же в пдф есть ещё содержание, которое есть не у каждого файла (это тоже от состовителя
зависит). если его не будет, то смысла переносить в pdf только ради картинок и формул, я, честно
говоря, не вижу.

> pdf позволит сохранить картинки-графики-формулы

html позволяет это сделать (при их наличии) на порядок проще и быстрее, имхо конечно.

> 3)В большом объеме материалов и наборе тем есть статьи-"путеводные
> нити",
> которые помогают ориентироваться в этих сквозных сюжетах двух сдвоенных
> номеров. Тематика их пересекается и временами совпадает. Статьи с
> "туннельным" эффектом позволяют не листать номера в поисках нужной темы

не знаю, есть ли в акробат-ридере возврат после клика на ссылку, но браузере есть и практически
каждый знает как сделать откат после просмотра ссылки

> Это - живой рассказ Никанорова, по целому ряду сюжетов, которые в
> выпусках 9-10-11-12 являются сквозными. Стиль его изложения и его подход
> мне очень импонирует

статьи Никонорова мне тоже понравились. Правда есть в них "занозы", но именно живой стиль
привлекает.

> 4)По сравнению с анонсами на форуме, на титульных страницах выпусков
> расширены тексты аннотаций(описаний)большинства статей

это очень здорово - расширенные аннотации - уже знаешь, какие именно места нужно найти и прочитать
внимательно, а что можно просмотреть беглым взглядом.

имеет ли смысл сообщать о безобидных опечатках (типа свем, вместо всем и т.п.)?

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	15.12.2003 12:00:20

Предпубликации из новых номеров альманаха

На сайте можно ознакомиться с предпубликациями из новых номеров альманаха ,готовящихся к выпуску

http://situation.ru/app/journal.htm
-----------

Сетевой семинар по "Капиталу" К.Маркса

http://situation.ru/app/j_art_189.htm
Семинар по "Капиталу" ( первму тому) (70кб)

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	02.12.2003 18:22:28

Восьмой номер альманаха "Восток" на сайте situation.ru

http://situation.ru/app/j_jn_14.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N8, ноябрь 2003 года

У твоего порога
----------------------
Канализация точка ру
А. Фадеев
Понимание стоящей перед обществом задачи по выходу из кризиса
жилищно-коммунального хозяйства страны невозможно без учета
исторического опыта, связанного с особенностями формирования советских
городов.

Экономика
----------------
Системы местных валют - некапиталистические экономики в странах Запада
И. Николаев
:записать десять мер ячменя, сто голов скота или десять полей пшеницы не
требует большого труда. Но, возможно, кому-то покажется, будто самое
важное уметь написать это, словно существует лишь то, что написано. И
тогда те, кто умеет писать, будут презирать тех, кто пашет землю, растит
скот и собирает урожай. Тем не менее на самом деле существуют не знаки
на папирусе, а поля, зерно и скот. И если все записи и все свитки
папируса уничтожить, а писцов разогнать, люди, которые трудятся и пашут,
все равно останутся, и Египет будет жить. АгатаКристи.

Понятие стоимости (отрывок из книги "Религия денег")
Д. Неведимов
Если стоимость - это объективная величина, то экономика - это точная
наука, подобно физике, изучающая объективные величины и управляющая ими.
Если стоимость - это субъективная величина, то экономика занимается
формированием личных взглядов, интересов и вкусов.

Аналитика
--------------
Запад - лучший из миров?
Д. Зыкин
В сознании подавляющего большинства населения нашей страны укоренилось
представление о том, что Запад - это лучший из миров и образец для
подражания. Смотрите, какой там высокий уровень жизни, - говорили
противники советского строя. Смотрите, как приятно и комфортно живется
даже среднему человеку в Европе и Америке. Сделаем как там и заживем
по-человечески.

Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры (избранные
главы из книги, часть 3)
Н.В. Коровицына
Продолжение. Начало в №№ 5-6
Общественная реальность не предоставляла привлекательной альтернативы
дому и семье. Не только гражданская активность, но и, например,
путешествия по миру или предпринимательская деятельность были
практически невозможны. Только в семье человек чувствовал себя
естественно и непринужденно, здесь фактически и проходила его жизнь.
Один из жителей словацкого села в 1979 г. заявил, что "живет с полудня
пятницы до утра понедельника", то есть когда находится дома в кругу
семьи

История
-------------
Кормила ли Россия пол-Европы?
И. Пыхалов
Прежде чем начать разговор о подлинных масштабах раскулачивания, давайте
выясним, а зачем вообще советскому руководству в конце 1920-х годов
вдруг понадобилось <?загонять крестьян в колхозы>?

Троцкий в Мексике (часть 3)
У. Чейз
Окончание. Начало см. в №№5-6
Как провести грань между этими интересами Троцкого и его политическими
амбициями? - это еще один вопрос из головоломки для историка. Как
интерпретировать поведение людей, когда оно неотделимо от их
идеологических убеждений?

Правда и кривда
-------------------------
Канделябром!!!
Д. Никитич
В этой статье я проиллюстрирую основные технологии массовой манипуляции
на примере цикла передач <?Исторические хроники с Николаем Сванидзе>,
которые идут по РТР по четвергам. Сразу замечу: этот цикл передач по
РТР - вполне конкретный политический заказ к грядущим выборам.

Реклама - двигатель торговли
Fox
Передача <?Времена> от 23.11.03 представляет собой превосходный образец
<?рекламных технологий>. Для того, чтобы <?телепродвигать> определённые
Кремлём партии или лица, нынешнее ТВ, на словах пекущееся о свободе
слова и <?объективной информации> (доносить которую до зрителя, по словам
того же Познера, <?его прямая обязанность>), использует всё, что угодно -
от внутренних разборок в грузинской верхушке, до демонстраций
<?неприглядностей> нашего футбола.

Память
-----------
Евангелист
С. Пуденко
памяти Тамерлана Айзатулина

Pro et Contra
--------------------
http://situation.ru/app/j_art_171.htm
Теорема Билла
Участники форума С.Г. Кара-Мурзы

http://situation.ru/app/j_art_172.htm
Теорема Романа Ш.
Участники форума С.Г. Кара-Мурзы

Разное
------------
Ликей (часть 5)
Яна
Продолжение. Начало в №№ 3-6

Редакция альманаха (02.12.2003 18:22:28)

От	Максим
К
Дата	06.01.2004 16:04:31

Проблемы с сайтом

Уже давно не открывается исходная страница - www.situation.ru Где статься "Понятие стоимости" (отрывок из книги "Религия денег") из восьмого номера? В постинге http://vif2ne.ru/nvz/forum/0/co/105205.htm она присутствует в виде "Понятие стоимости (отрывок из книги "Религия денег")
Д. Неведимов
Если стоимость - это объективная величина, то экономика - это точная
наука, подобно физике, изучающая объективные величины и управляющая ими.
Если стоимость - это субъективная величина, то экономика занимается
формированием личных взглядов, интересов и вкусов", а в ссылке http://situation.ru/app/j_jn_14.htm она отсутствует. Начал читать номер, но статьи нет.

Максим (06.01.2004 16:04:31)

От	Almar
К
Дата	14.01.2004 19:16:22

Re: здесь не технические проблемы

данная статья исключена редакцией

Редакция альманаха (02.12.2003 18:22:28)

От	self
К
Дата	06.12.2003 15:02:33

хотелось бы выразить благодарность...

...Сергею Павловичу Пуденко за статью о Тамерлане. Большое спасибо.
> Память
> -----------
> Евангелист
> С. Пуденко
> памяти Тамерлана Айзатулина
http://situation.ru/app/j_art_177.htm

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	И.Т.
К
Дата	28.10.2003 19:59:31

Интервью с проф. Ю.И. Семеновым перенесено в корень. Адрес тут.

Текст и обсуждение интервью Фрица у проф. Ю.И. Семенова, отвечающего на вопросы участников нашего форума, см. по адресу:
http://vif2ne.ru/nvz/forum/3/co/102719.htm

Ветку, в которой участники задавали вопросы, см. тут:
http://vif2ne.ru/nvz/forum/3/co/101573.htm

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	06.10.2003 10:44:00

Седьмой номер альманаха ."Черный Октябрь"

http://situation.ru/app/j_jn_10.htm

Специальный выпуск: N7с, октябрь 2003 года

Черный Октябрь.1993

История
=======

Декабрь. Нехорошая комната
М.Болотовский

Март. ОПУС, попытка импичмента, хлорпикрин
Коржаков

Навстречу референдуму. "Вся власть - райсоветам?"
Ю.Маренич

Апрель. Референдум
А.Черняк

По референдуму 25 апреля 1993
Константин

"Бомба взорвалась в руках у бомбиста". Собянин и непринятая Конституция 1993
А.Собянин, В.Суховольский, К.Любарский

Апрель. Референдум. "С кем вы, мастера халтуры?".Осень. "Раздавите гадину!"
Независимая газета

Первомай.. Первая кровь. "До этого они просто избивали нас"
М. Ильин

Первомай. Отчет "Мемориала"
"Мемориал"

Переворот
Официальные документы

Заявление руководителя агенства "Постфактум" Г. Павловского
"Советская Россия"

Тогда же он же. "За неимением рейхстага".
Независимая газета

28 сентября. Восьмой день противостояния
"Русский журнал"

Сайт "Октябрьское восстание 1993 года"
Интернет

Моссовет. Уроки поражения
А.Савельев

Неизвестные страницы уголовного дела N 18/123669-93
Л.Прошкин
Отчет Генпрокуратуры РФ

Приложение. Вопросы Прокуратуры участникам событий
Официальные документы

Ссылки
Интернет
Сетевые источники. Хроника. Подборки документов

Несколько соображений общего характера.
Константин

Куда исчезли таинственные снайперы
Новая ежедневная газета

Из истории беззакония. Как в 1993 году принимали Основной закон Российской Федерации
Е.А. Лукьянова

Москва не сразу строилась, а продалась сразу. Городской бюджет в результате приватизации недосчитался как минимум 108 млр. рублей
Г. Селицкий

Память
=======

Естественный, без иллюзий, защитник Дома Советов
И. Тугаринов

Воспоминания свидетелей и участников событий 3-4 октября 1993 г
М.Фадеев

Ночь с 3 на 4 октября. Баррикады на Тверской
С.Покровский

Дипломный проект в особых обстоятельствах
К. Малышев

Заметки депутата-"комиссионщика"
С. Пуденко

Разное
========
Козлополис. Роман в документах.
И. Смирнов

----------

Возможны еще небольшие коррекции содержания седьмого номера в течение недели

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	02.10.2003 08:27:11

Шестой номер альманаха "Восток"

http://situation.ru/app/j_jn_13.htm

Выпуск: N6, сентябрь 2003 года

Политика
--------------
http://situation.ru/app/j_art_120.htm
Новая оппозиция (часть 1)
И. Игнатов
Возможно ли возникновение на изможденных суглинках постсоветского пространства некоего нового образования, которое могло бы назвать себя «новой оппозицией»? Откровенно говоря, я бы уклонился от ответа на такой вопрос, но совершенно неожиданно положительный ответ на него дал г-н Макаркин
http://situation.ru/app/j_art_121.htm
Новая оппозиция (часть 2)

Экономика
--------------
http://situation.ru/app/j_art_116.htm
Государство к дефолтам готово
С. Батчиков
Интервью редакции альманаха с известным экономистом Сергеем Батчиковым

http://situation.ru/app/j_art_118.htm
Подрыв рационального мышления и сообщество экономистов: разрушение меры
С.Г. Кара-Мурза
Как общество дореволюционной России, так и советское общество относились к сложной категории традиционных обществ в состоянии быстрой модернизации - без слома своих культурных оснований. В таких обществах прослойка европейски образованных людей («интеллигенция») является жизненно важным элементом как один из главных носителей импульса к модернизации. Понятно, что откат назад в «технологии мышления» большой части интеллигенции чреват тяжелым цивилизационным кризисом.

Миф об экономической свободе при капитализме
И. Николаев
Когда заходит речь об отличиях советского планового хозяйства от капиталистического рыночного, на первое место при таком сравнении, как правило, выходит концепция так называемой свободы экономической деятельности в западных странах, и об отсутствии таковой свободы в СССРи других социалистических странах.

Аналитика
---------------
http://situation.ru/app/j_art_111.htm
Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры (избранные главы из книги, ч.2)
Н.В. Коровицына
Продолжение. Начало см. в №5

Взгляд не со стороны
Т. Ананьина

Черновики
-----------------
http://situation.ru/app/j_art_103.htm
Интеллигенция на пепелище Просвещения (часть 1)
С.Г. Кара-Мурза
Одним из самых больших "достижений" перестройки стало разрушение у человека способности "взвешивать" явления. С нами сделали страшное дело — у нас отняли чувство меры. Речь идет не о том, что человек потерял инструмент измерения, снизил точность, стал "мерить на глазок". Перестройка разрушила саму систему координат, в которую мы помещаем реальность, чтобы ориентироваться в ней и делать более или менее правильные выводы.

История
------------
http://situation.ru/app/j_art_94.htm
Троцкий в Мексике (часть 2)
У. Чейз
Продолжение. Начало см. в № 5

Русский Цезарь
Р.Р. Вахитов
Отношение к Ленину до сих пор раскалывает нашу оппозицию на два непримиримых лагеря.

Культура
--------------
«Полетел орёл двуглавый к непокорным племенам...»
И. Пыхалов
Чем значительнее событие, тем более яркий и многообразный след оставляет оно после себя в истории. Это не только сухие документы, но и воспоминания очевидцев, романы, стихи, песни — всё то, что в науке принято называть «нарративными источниками». Не является исключением из данного правила и такой эпизод в жизни России, как растянувшаяся более чем на полвека Кавказская война.

Разное
----------
Страшные истории
Ю. Жиловец
Один бизнесмен уезжал из своего офиса, а мама ему звонит и говорит: «Сынок, не включай сегодня радио и мобильник тоже выключи»...

Ликей (часть 4)
Яна
Продолжение. Начало в №№ 3-5
=======

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	31.08.2003 11:05:16

Пятый номер альманаха "Восток"

http://situation.ru/app/journal.htm

СТАТЬИ
Выпуск: N 5 август 2003

http://situation.ru/app/j_jn_12.htm
===============================

Перспективы
--------------

Интервью Александра Зиновьева для альманаха "Восток" (часть 1)
О. Козырева, С. Пуденко

Это интервью , взятое в начале августа 2003 года, можно было бы назвать "Интернет-форум в гостях у Александра Зиновьева".В третьем номере нашего Альманаха уже был помещен текст беседы испанского коммуниста Антонио Фернандеса с Александром Александровичем. Прежде чем, теперь уже очно, встретиться с ним, редакция предложила участиикам постоянных обсуждений во всемирной сети задавать вопросы, на которые они хотели бы получить ответы у знаменитого русского философа, социолога, логика Зиновьева. Собрав эти вопросы (их было больше и по числу и по "весу", чем мы ожидали) , мы постарались получить ответы на них. К сожалению, даже более чем двухчасовой беседы не хватило, чтобы успеть выполнить намеченную задачу - далеко не все , что хотели, успели сказать и спросить. Как это было и в случае с Антонио Фернандесом, шел живой , непосредственный и страстный разговор . Текст беседы мы представляем в том виде, в каком она происходила, без ретуши и правки шероховатостей.

Интервью с Александром Зиновьевым (часть 2)

Политика
----------

О лозунге коммунистической оппозиции
Д. Кобзев

Экономика
-----------------
http://situation.ru/app/j_art_102.htm
Новая валюта - киловатт-час
П.Г. Кузнецов

В этом номере мы продолжаем публикацию избранных работ П.Г.Кузнецова, начатую
материалом "Транспортная услуга -<?тран>" во втором номере Альманаха
Подробней обсуждаемая в этих статьях тематика будет рассмотрена в специальном тематическом номере Альманаха "Физическая экономика", который готовится к публикации в скором будущем

Национальная валюта и конкуренция
И. Николаев
В этой статье будет сделана попытка ответить на вопрос – почему в современной России производство товаров для внутреннего потребления с каждым годом хиреет и заменяется потоком импорта из-за границы

Аналитика
----------
http://situation.ru/app/j_art_104.htm
Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры (избранные главы из книги)
Н.В. Коровицына
Восточноевропейский путь развития складывается из трех исторических этапов, воплощенных в судьбах трех поколений народов бывшего СССР и его западных соседей, входивших в европейскую социалистическую систему. Именно в общности этих судеб и заключен исторический феномен восточноевропейского единства, не существовавшего прежде, то есть до середины ХХ в. Сходство процессов общественной трансформации на всем социалистическом, а затем и постсоциалистическом пространстве обусловлено объективно. Основу его составляет близость стартовых параметров развития и способов их радикального изменения. Социологические данные свидетельствуют, что общие закономерности обеих структурных трансформаций -- и той, что началась в странах ЦЮВЕ на рубеже 1940-1950-х, и второй, рубежа 1980-1990-х годов, связанной с крушением социалистической системы, - преобладают над национальными особенностями.

Pro et Contra
--------------

Мы за социализм без "родимых пятен". Советы беспартийного избирателя
Г.М. Гусев

Социализма без родимых пятен не бывает
И. Николаев
Ответ на статью Г.М. Гусева «Мы за социализм без родимых пятен»

История
--------
http://situation.ru/app/j_art_92.htm
Троцкий в Мексике (часть 1)
У. Чейз
К истории его негласных контактов с правительством США (1937-1940)

http://situation.ru/app/j_art_88.htm
...и проступают черты поколений (часть 2)
В.А. Быков
Продолжение. Начало в № 4

Правда и кривда
-----------------

Демографический этюд
И.Пыхалов
Чем плачевнее обстоят дела у обустраивающих Россию горе-реформаторов, тем сильнее и яростнее их попытки облить грязью советское прошлое. Расчёт здесь циничен и прост: если внушить обывателю, будто коммунисты уничтожали людей десятками миллионов, то тем, кто избавил страну от «кровавого тоталитарного режима», можно простить очень многое. Перед величием такого «подвига» все прелести нынешней Россиянии — превращение великой державы в банановую республику, вымерзающие от холода города, бездомные дети на улицах — выглядят лишь досадными мелочами.

Культура
---------
http://situation.ru/app/j_art_41.htm
Что есть человек? Или истоки кризиса культуры в России (часть 2)
С.Г. Кара-Мурза
Продолжение. Начало в № 4

Терминатор 3: не бойся ядерной войны
Ф. Логинов

Разное
------
Ликей (часть 3)
Яна
Продолжение. Начало см. в №№ 3-4

=========
(c) Альманах "Восток"

Редакция альманаха (31.08.2003 11:05:16)

От	Редакция альманаха
К
Дата	03.09.2003 19:04:23

Внимание!!! Исправление в номере

Приносим извинения за накладку.
Вместо старой статьи И.Николаева (которая уже была опубликована в альманахе) "Национальная валюта и конкуренция" помещена статья "Деньги в рыночной и плановой экономике"

http://www.situation.ru/app/j_art_99.htm
>=========
>(c) Альманах "Восток"

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Pout
К
Дата	23.05.2003 09:23:25

Второй номер альманаха "Восток" на сайте situation.ru

Выложен второй номер Альманаха
http://www.situation.ru/app/journal.htm

Содержание

Выпуск: N 2, май 2003 года

Политика
--------------

Пути левой интеллигенции: коммунизм, еврокоммунизм, советский проект
Антонио Ортис
В этой статье мы попытаемся рассмотреть процесс, который привел
коммунистические партии к принятию концепции еврокоммунизма и к смене
политической траектории, к переходу на тот путь, что завершился разрывом
с СССР и его осуждением. Этот процесс породил глубокий кризис в
коммунистических партиях как Западной, так и Восточной Европы и имел
тяжелые последствия для социализма в Европе.

Экономика
----------------

Сельское хозяйство России: результаты реформы (часть 1)
С.Г. Кара-Мурза
Сельское хозяйство - основа экономики любой страны. Даже самые развитые
промышленные страны вкладывают очень большие средства в развитие
отечественного сельского хозяйства.

Национальная валюта и конкуренция.
И. Николаев
В этой статье будет сделана попытка ответить на вопрос - почему в
современной России производство товаров для внутреннего потребления с
каждым годом хиреет и заменяется потоком импорта из-за границы.

Транспортная услуга - "тран"
С. Богатко
<?Тонно-километры> - основной показатель работы транспорта - давно
подвергались критике. Неудовольствие этим измерителем высказывали, как
правило, практики-те, кому доводится пользоваться транспортными
услугами. Взамен предлагали <?просто тонны> или <?тонно- часы>, а чаще
всего <?что-то болев соответствующее...> А что же наука? Известен ли
ученым иной, более объективный и гибкий критерий оценки? В
научно-технических журналах появились недавно сообщения о единице
измерения, в достаточной степени реально отражающей интересы
транспортников и заказчиков,- так называемом <?тране>. По просьбе
читателей корреспондент "Правды" обратился к советским ученым,
занимающимся данной проблемой,- П. Г. Кузнецову и Р. И. Образцовой за
разъяснениями сути нового показателя.

Теплоснабжение Питера
А. Фадеев
Обычный горожанин задумывается об устройстве системы теплоснабжения
только тогда, когда начинаются перебои с теплом. К сожалению, в
последние годы петербуржцы задумываются об этом всё чаще.

Аналитика
---------------

КТО ТАКИЕ АНТИГЛОБАЛИСТЫ и почему им не нравится глобальный капитализм?
Р.Р. Вахитов
Молодых россиян часто упрекают за то, что они во всем подражают Западу.
А я думаю, что их бы стоило упрекнуть в том, что они, наоборот,
катастрофически отстали от западной молодежи. На современном Западе
дорогие костюмы, места менеджеров в банках, <?Кока-Кола> и гамбургеры уже
лет десять как не в моде. Теперь там в моде флаги с Че Геварой,
антибуржуазные прокламации в Интернете и горящие чучела Буша и Комдесю.

Pro et Contra
------------------

Врожденный порок красного патриотизма
А. Ципко
Я много лет ждал, надеялся, что наши патриотические издания, прежде
всего газета <?Завтра> и журнал <?Наш современник>, сами, по своему почину
начнут разговор о причинах слабости, бесконечных поражений своей русской
партии. Ведь нельзя же до бесконечности биться в темноте головой о стену
и делать вид, что все нормально, что ничего не происходит...

Заботы кота Леопольда
С.Г. Кара-Мурза
Ответ на статью А.Ципко <?Врожденный порок красного патриотизма>.

История
------------

Либерализм как психическое расстройство
И.Пыхалов
Наблюдая нынешнюю российскую политическую жизнь, можно заметить
определённую взаимосвязь между наличием демократических взглядов и
психическим здоровьем их носителей. Наиболее яркими примерами могут
служить пламенные выступления Валерии Новодворской, известный факт
пребывания в психлечебнице будущего лидера <?Яблока> Григория Явлинского
или наличие официальной справки о шизофрении у одного из ведущих
журналистов <?Московского комсомольца> Александра Хинштейна.

Наука
--------
ТЕОРИЯ РОССИИ И РУССКИХ ЭТНОКОНТАКТОВ
Т.А. Айзатулин
Мифические цивилизационные проекты реформации России и
естественнонаучные теории России, этногенеза и взаимодействия
<?доминирующих> этносов. Так бы я определил содержание своего
выступления.

Современный террористический акт как Текст Спектакля (опыт семиотики
террора)
Р.Р. Вахитов
Терроризм - дело рук человеческих и, причем, не просто какого-нибудь
абстрактного, внеисторического человека, а человека строго определенной
цивилизации и эпохи.

Культура
-------------
"Тварь ли я дрожащая или право имею..."
Д. Никитич
Быть может, кому-то покажется лишь забавным каламбуром упоминание
данного суждения о праве беспокойного Родиона Романовича в связи с таким
вопросом, как права человека и борьба с терроризмом, но... Давайте
вместе подумаем, а так ли уж далеки они друг от друга - знаменитый
убийца-с-топором Достоевского и наши респектабельные борцы за права
человека и торжество демократии?

Разное
-----------
Святки на свалке
Pout
Опера-буфф в 2 актах,6 картинах, с двумя рекламными паузами. Презентация
смерти 10-миллионного лишнего жителя России

------------------------------------------------------------------------
--------

Pout (23.05.2003 09:23:25)

От	И.Т.
К
Дата	14.11.2003 15:43:53

Материалы "Черный октябрь 1993 года" и их обсуждение в архиве. Адрес тут.

Материалы "Черный октябрь 1993 года" и их обсуждение перенесены в архив. Их адрес:

http://vif2ne.ru/nvz/forum/archive/91/91672.htm

Pout (23.05.2003 09:23:25)

От	I~Roudnev
К
Дата	23.05.2003 15:14:55

по поводу статьи Вахитова

Р.Вахитов упоминает в числе антиглобалистских организаций структуру "Аттак". Филиал ее существует и в России. Странным образом он связан (при посредничестве депутата Госдумы О.Шеина, близко взаимодействующего с активистами "Аттак") с неомарксистами-глобалистами группы Бузгалина. Они даже организовали в свое время (если не ошибаюсь 2001 г.) семинар по глобализации в России. Таким образом, выстраивается "связка": антиглобалистский "Аттак" - коммунист Шеин - глобалист Бузгалин. Вероятно, благодаря поддержке "Аттак", в России финасируются идеологические концепты глобализации антиамериканского (т.е.европейского) толка, как они видятся самому "Аттаку" (и стоящими за ней европейскими элитами, противодействующими панамериканской гегемонии). Фактически речь идет о размытии единого антиглобалистского движения по "национальному" признаку и "вероисповеданию" (например, концепты Г.Джемаля, идеолога исламского "глобализма").

I~Roudnev (23.05.2003 15:14:55)

От	И.Бетеров
К
Дата	31.05.2003 22:16:02

Re: по поводу...

>панамериканской гегемонии). Фактически речь идет о >размытии единого антиглобалистского движения >по "национальному" признаку и "вероисповеданию"
>(например, концепты Г.Джемаля, идеолога >исламского "глобализма").

У меня такой вопрос - какую сейчас роль во всем этом играют троцкисты. По крайней мере у них есть свой сайт wsws.org
И так ли глубоки противоречия между троцкизмом и левой идеологией в современной России?

I~Roudnev (23.05.2003 15:14:55)

От	Pout
К
Дата	26.05.2003 08:06:28

Re: по поводу...

I~Roudnev сообщил в новостях
следующее:95142@kmf...
> Р.Вахитов упоминает в числе антиглобалистских организаций структуру
"Аттак". Филиал ее существует и в России. Странным образом он связан
(при посредничестве депутата Госдумы О.Шеина, близко взаимодействующего
с активистами "Аттак") с неомарксистами-глобалистами группы Бузгалина.
Они даже организовали в свое время (если не ошибаюсь 2001 г.) семинар по
глобализации в России. Таким образом, выстраивается "связка":
антиглобалистский "Аттак" - коммунист Шеин - глобалист Бузгалин.
Вероятно, благодаря поддержке "Аттак", в России финасируются
идеологические концепты глобализации антиамериканского
(т.е.европейского) толка, как они видятся самому "Аттаку" (и стоящими за
ней европейскими элитами, противодействующими панамериканской
гегемонии). Фактически речь идет о размытии единого антиглобалистского
движения по "национальному" признаку и "вероисповеданию" (например,
концепты Г.Джемаля, идеолога исламского "глобализма").

Круто, в общем. Но маловато имен. Шеин вообще-то со своим профсоюзом
и у
Глазьева намедни был среди участников конференции. С другой стороны,
Бурдье писал статьи в первых номерах АТТАКовских года три назад. Таким
образом, единым махом странным образом по состоянию на 19 мая
выстраивается цепочка РКРП-
Кара-Мурза-Глазьев-Шеин-АТТАК-Бурдье!(никого не забыл?забыл Негри и
Спинозу. Негри -антиглобалист, т.е. в той же кучке,что и Шеин и АТТАК, а
он главарь и гуру анархоспинозистов,весьма влиятельной шоблы).

Может быть, мимо домыслов постепенно разберем по отдельности и по
сути, кто,когда и что, сам от себя и почему . Это может оказаться
окрошкой, или еще чем, а не "проплаченной цепочкой" (все куплено) в
руках все той же г-жи Мировой Закулисы (так кажется ее величают). Об
антиглобалистах со слов Шеина и главы АТТАК -тут. О финансировании
кстати там тоже пара слов. Статья довольно свежая

Антиглобалистское движение и его перспективы в России

К. Клеман, О. Шеин, К. Агитон

(Cleman Karin Ц социалист (Франция), Шеин Олег Васильевич Ц депутат
Государственной Думы РФ, Agiton Cristophe Ц руководитель международного
отдела АТТАК (Франция)).

--------------

Да, но ведь это кажется статья из бузгалинского журнала. (Выстраиваются
и змеятся цепочки Бузгалин-Шеин-АТТАК...Шеин-Агитон-Негри-Спиноза...).

Pout (23.05.2003 09:23:25)

От	miron
К
Дата	23.05.2003 14:30:15

Мысли о статье Ортиса

Пару мыслей о статье Ортиса.
http://www.situation.ru/app/j_art_36.htm

Статья интересная, но односторонняя. Автор в своем анализе совсем забыл национализм, не понял коренного расхождения интересов лидируюших наций с нациями отстаюшими по мере нарастания благосостояния Западного обшества. Пока такого резкого разрыва в уровнях благосостояния не было, коммунизм для Запада мог быть полезен. На основе приобшения к коммунизму были улучшены условия труда рабочего класса Запада. Но как только Золотой Миллиард в уровне жизни стал обгонять СССР (имеется в виду уровень благосостояния людей тех же профессий), то идеи солидаризма стали не нужными западному обшеству. Никто не хочет на Западе жить хуже, помогая кому то за рубежом. Они здесь очень наивные и большие лицемеры.
Второй аспект проблемы в том, что Запад сумел противипоставить идее равенства идею благосостояния. Теперь уже в СССР действует пятая колонна Запада борюшаяся за права человека (американского конечно).

miron (23.05.2003 14:30:15)

От	Pout
К
Дата	26.05.2003 08:04:33

мат-л Ортиса будет и в третьем номере, готовим , на неделе выйдет(-)

Pout (26.05.2003 08:04:33)

От	И.Т.
К
Дата	11.07.2003 15:17:30

Книга Ортиса "Чечня против России (Хаос как технология контрреволюции)"

Книга испанского историка и журналиста Антонио Ортиса
"Чечня против России (Хаос как технология контрреволюции)"
вышла в Испании на испанском языке с предисловием С.Кара-Мурзы.
Аннотацию книги на русском языке Ортис собирается выложить на своем сайте
http://ortiz.chat.ru
В связи с выходом книги наши поздравления Антонио Ортису, который периодически заходит на наш форум.

И.Т. (11.07.2003 15:17:30)

От	И.Т.
К
Дата	04.09.2003 17:51:28

О книге Антонио Фернандеса Ортиса "Чечня против России"

Антонио Фернандес Ортис
Чечня против России (Хаос как технология контрреволюции)
Барселона: Издательство "Эль Виехо Топо", 2003.
----------------------------------------------------------
Из книги:

...От решения чеченской проблемы во многом зависит продолжение или прекращение существования России, как государства и культурной общности.

* * *

...Основной целью холодной войны было уничтожение СССР. Кроме всего прочего, это выразилось в исчезновении советского государства в декабре 1991 года. Россия даже в своем нынешнем виде по-прежнему представляет слишком большую угрозу для западного мира, несмотря на то, что сейчас ею управляет абсолютно лояльная ему политическая элита. Россия все еще сохраняет многие атрибуты сверхдержавы, способной противостоять экспансионистской политике либерализма, и в то же время сохраняет многие элементы и структуры, характерные для системы советского коммунизма. Возможные, хотя и маловероятные, политические изменения в России будут способствовать появлению сильного противника, второго полюса, появление которого для Запада недопустимо. Исчезновение России и нейтрализация ее как возможного антагониста - это первоочередная задача, которую Запад собирается решить, если только последствия исчезновения России как государства не окажутся чрезмерно угрожающими. Эта книга - попытка внести свой вклад в размышления об использовании хаоса и манипулировании общественным сознанием как о методах решения конфликтов в современном мире, в частности, активно используемых в СССР/России со времен перестройки. Глубокое знание многонационального устройства СССР, "горячих точек" в этой деликатной структуре, определили тот факт, что основной технологией, примененной для развала советского государства, стало возрождение старых межнациональных конфликтов или раздувание новых, в новых условиях советского общества. В силу своих этнических, исторических, религиозных, социальных и культурных особенностей Чечня была выбрана в качестве полигона для разжигания конфликта, который на фоне перестройки и реформ в России должен был внести свой вклад в нестабильность СССР и России. Нагнетание сепаратистских настроений в Чечне оказалось вполне соответствующим контексту травли и разрушения советского строя.

* * *

Из предисловия к книге, написанного С.Г.Кара-Мурзой:

...В сегодняшней России мы учимся мыслить понятиями, адекватными новой реальности, подобно тому как после тяжелой травмы человек заново учится говорить и передвигаться. Хватит ли нам времени? Нам бы очень помогли дополнительные усилия со стороны Европы. Быть может, и ей самой было бы неплохо слегка отступить от жесткого европоцентризма. Книга Антонио Фернандеса Ортиса - это одна из таких попыток, пока редких и немногочисленных. Он приехал в Россию не неграмотным крестьянином, а интеллектуалом, полным знаний, приобретенных чтением лучших западных монографий. Тем не менее, его долгие наблюдения и колоссальный личный - к счастью, удачный! - опыт столкновений с реалиями современной России подарили ему редкостную способность перевести некоторые из этих реалий на концептуальный язык испанского интеллектуала. В данном случае он предпринял нелегкую попытку: описать и частично объяснить один из самых сложных эпизодов современной российской истории - войну в Чечне.

Сайт Антонио Фернандеса Ортиса
http://ortiz.chat.ru

И.Т. (04.09.2003 17:51:28)

От	Кудинов Игорь
К
Дата	04.09.2003 21:09:58

так это в Испании. и на испанском (-)

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Редакция альманаха
К
Дата	21.05.2003 12:54:02

Точный адрес альманаха

http://www.situation.ru/app/journal.htm

Редакция альманаха (21.05.2003 12:54:02)

От	Олег Н
К
Дата	14.06.2003 15:36:52

Альманах понравился. Благодарим.

http://www.situation.ru/app/journal.htm

Редакция альманаха (21.05.2003 11:29:02)

От	Almar
К
Дата	21.05.2003 11:36:13

Re: Первый номер...

Выход первого номера альманаха – знаковое событие. Не смотря даже на то, что ряд статей уже известны постоянным участникам форума (есть впрочем и новые – и их большинство). Главное это то, что редакторам (прежде всего Поуту и Сепульке) постепенно удается наладить коллективное взаимодействие для создание некоего продукта представляющего нашу точку зрения (усредненную, конечно) во вне.

Просьба ко всем – участвовать на различном уровне. Очень полезны комментарии к статьям. Не смотря на то, что есть форум, комментарии все равно нужны, пусть даже они и будут повторять то, что ранее сказано, ведь читатели альманаха могут попадать туда разными путями и вообще не знать о форуме.

Советы по технической стороне дела также приветствуются.