В. Соловей: "Как ни горько, надо признать: варваризация России - её единственный шанс выжить и победить в мировой конкуренции" (
>
> Валерий СОЛОВЕЙ, эксперт Горбачёв-фонда. Пессимистично оценивая русский патриотизм в современном его состоянии, я умеренно
> оптимистично смотрю на будущность русского народа. Хотя основания для этого оптимизма могут показаться странными, малоприятными и
> даже зловещими. Мы - русские в Россия - в состоянии бифуркации, то есть в такой исторической точке, из которой действительно могут
> воспоследовать самые неожиданные варианты развития событий. Эта неопределённость как раз и даёт надежду. Причём, что принципиально
> важно, ни эти варианты, ни их ход не могут быть предсказаны. Это та черта, где наши прогностические способности заканчиваются, что
и
> надо со всем смирением признать.
> Состояние смуты, в котором пребывает Россия, ещё не вошло в кульминационную стадию. И только по завершении кульминации определится
> будущность нашей страны и народа. Надежда, что эта будущность оптимистичная, питается в немалой степени историей: Россия знавала
> чудовищные смуты начала XVI и XX веков и успешно выходила из них, становясь сильнее, чем прежде. Хотя исторический прецедент не
> может служить доказательством, пусть робкую, но надежду он дарит.
> Русская смута - не только глубокий социополитический кризис, это радикальная смена русской традиции, её мутация. Оставаясь
русскими,
> мы становимся одновременно кардинально иным народом, чем были прежде. Это отличие касается основополагающих ценностей, культурных
> образцов, моделей поведения, что наиболее заметно проявляется в молодом поколении, формирование которого пришлось на последние
> полтора десятка лет.
> Фильмы <?Брат-1>, <?Брат-2>, <?Война> в гораздо большей степени способствуют актуальному русскому самоутверждению, чем воспоминания о
> <?России, которую мы потеряли>. Ростки надежды надо искать там, где стучится горячая кровь, где находится подлинная жизнь.
> Мы оказались на обочине мировой истории; и если наша культура, социальные институты не смогли спасти Россию, значит, они
неадекватны, неэффективны и изжили себя. На смену идут новые люди с новыми идеями, ценностями, моралью. Как ни горько, надо
признать: варваризация России - её единственный шанс выжить и победить в мировой конкуренции. Происходящее в России - не чудовищное
русское искажение, а набирающая силу мировая тенденция. Эпоха Просвещения закончилась, в мире - закат демократии, либерализма, прав
человека... В этом смысле Россия опередила мировое время.
> Смена традиции проявляется и в тревожном изменении содержания русского образа <?Мы>, русской идентичности. С исторически
> преобладавших форм идентификации - территориально-страновой, конфессиональной, государственной, этнокультурной - акцент всё чаще
> переносится на идентичность, подоплёку которой составляет узкое, исключающее, биологическое понимание русскости. Наметилась
> возможность перехода от идентичности <?по почве> к идентичности <?по крови>. Это и следствие кардинальной угрозы основам
национального
> бытия, и результат гибели СССР, и крепнущее стремление русских к самоутверждению. Апелляция к <?крови> облегчается также
> антропологическими, внешними различиями между <?коренным> населением и <?чужаками>-мигрантами.
> Проекцией изменения содержания русского <?Мы> выступает новый русский национализм. Он представляет собой скорее смутные массовые
> настроения, чем чёткую идеологию; он не имеет адекватного политического представительства и носит преимущественно неявный
характер;
> несмотря на отдельные экстремальные проявления, его цель - защита; в социально-демографическом смысле он наиболее тесно привязан к
> молодёжи, мелкой и средней буржуазии с заметной тенденцией расширения на другие социальные группы, а также к населению
> <?прифронтовых> (юг России) и пограничных территорий.
> Кумулятивный эффект создаётся наложением национального и социального аспектов: мы бедные, потому что мы русские - это настроение
> становится доминантой русского сознания. Однако этничность составляет скорее фон социального принципа либо встроена внутрь его, у
> русских социальное первично по отношению к национальному. Вместе с тем объединение социального и национального принципов в
> политическом движении и артикулированной идеологии способно создать эффект бинарного оружия, которое сметёт постсоветский порядок
и
> все группы, именующие (или полагающие) себя российской элитой.
> Но даже в такой уродливой и удручающей форме благополучный исход русской мутации далеко не гарантирован. Мы можем рухнуть в
небытие,
> русские могут исчезнуть как субъект мировой истории и держатель северной Евразии, что связано с фундаментальным характером
русского
> кризиса.
> Если у русских сохраняется надежда на лучшее будущее, достойное великого народа, то связана она не с властью и государством, а с
самим народом - его витальностью, способностью к саморегенерации и переструктурированию в новых условиях при сохранении своей
глубинной сущности, <?русского духа>. Такое этническое переструктурирование носит спонтанный характер, никакая научная экспертиза не
способна предсказать даже саму его возможность, не говоря уже о направлении и характере. Будущее России и русского народа не
предопределено, но зашифровано.
>
