| | От | Георгий |  |
| К | Георгий |  |
| Дата | 01.07.2004 23:40:09 |  |
| Рубрики | Тексты; |  |
"Умен. Умен! Не для нас, а для вас умен сей Лейбниц!" (с) Россия как tabula rasa с точки зрения Лейбница (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=840
Лейбниц и Петровские реформы
Виталий Куренной
Владимир Герье. Отношения Лейбница к России и Петру Великому: По неизданным бумагам Лейбница в Ганноверской библиотеке // Лейбниц и
его век. Т. II. СПб.: Печатня В. И. Головина, 1871.[1]
===========
Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) относится к числу наиболее универсальных гениев Европы Нового времени. Философия, теология,
математика, логика, история, юриспруденция и дипломатия - вот далеко не полный перечень тех областей, в которых проявил себя этот
великий ум. Различные части творческого наследия Лейбница постигла, однако, совсем не одинаковая судьба. В девяностых годах прошлого
века на русском языке вышло четырехтомное издание его трудов[2] - была проделана большая работа, и едва ли можно ожидать появления
чего-то сопоставимого в ближайшее время. Удивительное дело, но даже в столь значительном издании не нашлось места для того, чтобы
осветить один аспект творчества Лейбница, который непосредственно связан с Россией, а именно его деятельность в качестве, как мы бы
сейчас сказали, <?эксперта> по реформированию государственной и образовательной системы России в эпоху петровских преобразований. По
счастью, мы имеем работу профессора всеобщей истории Московского университета Владимира Герье, посвященную именно этому вопросу,
вышедшую, правда, 133 года тому назад. Книга Герье об отношениях Лейбница к России и Петру Великому является продолжением его
докторской диссертации <?Лейбниц и его век> (1868). Несколько позднее (в 1873 году) Герье выпустил еще и сборник писем Лейбница.
Игнорирование темы <?Лейбниц и Россия> в советский период так и оставалось бы курьезным упущением с точки зрения специалистов, если
бы не следующее обстоятельство. Недавно некоторые идеи Лейбница были актуализированы в контексте новейшей истории постсоветского
реформационного процесса. Это своего рода <?неолейбницианство> обнаруживается в документах, посвященных нынешней административной
реформе в России (с прямой ссылкой на работу Герье). Так, в рамках предложений Центра стратегических разработок по реформированию
государственной службы вкачеств е одного из принципиальных пунктов указывалось на необходимость возврата к лейбницианской модели
подготовки государственных служащих в независимых (вневедомственных) учебных заведениях - в противоположность позднесоветской и
постсоветской ведомственной системе[3]. Сопоставление этих двух обстоятельств позволяет заключить, что имеет место определенная
несогласованность между востребованностью ряда идей из исторического наследия страны в настоящее время и степенью их реактуализации
соответствующими компетентными сообществами (в данном случае - историками философии, науки и реформаторства в России). Впрочем,
сразу можно отметить, что отсылка к Лейбницу у новейших реформаторовв ыполняет, скорее, функцию символического <?возвращения к
позабытым истокам>. В работе Герье нет сколько-нибудь содержательных сведений о взглядах Лейбница на подготовку государственных
служащих. Есть лишь замечание насчет того, что будущим государственным служащим, обучающимся в университетах наряду с другими
специалистами, <?следует изучать государственное право и всеобщую историю> (с. 192). Каких-то других высших образовательных
учреждений, помимо университетов, планы Лейбница вообще не предполагали. Впрочем, отношение Лейбница к России и реформам Петра
заслуживают внимания и без столь прямолинейной связи с современными российскими реформами.
Будучи профессиональным историком, Герье уделил пристальное внимание подробной хронологической реконструкции <?русской темы> в
творчестве Лейбница на основании его архивных материалов, весьма подробно останавливаясь при этом на роли Лейбница в дипломатических
делах России. В силу того что книга Герье построена на основании архива Лейбница (главным образом, его переписки), она предлагает
довольно специфическую <?оптику>, позволяющую взглянуть на Россию глазами одного из наиболее просвещенных и осведомленных людей
Европы того времени. Сама по себе тема Лейбница и России замечательна еще и тем, что поворот к Европе, осуществленный Петром, по
своей радикальности может быть сопоставлен, пожалуй, лишь с падением железного занавеса в постсоветский период. Во всяком случае, у
Лейбница петровские преобразования пробудили надежду на то, что наконец <:Москвитяне выйдут из усыпления> (с. 4).
Интерес Лейбница к России обнаруживается с середины 1690-х годов. Известия о реформаторских замыслах Петра и визит <?Великого
посольства> настолько воодушевляют его, что с этого момента величайший деятель немецкого Просвещения предпринимает всевозможные шаги
для установления тесных отношений с Россией. Он пытается заполучить филологические и этнографические сведения о стране, в разное
время и через разных лиц предлагает несколько проектов по введению научных институтов и системы образования вРоссии, а также
оказывает различные дипломатические услуги российским посланникам. Дипломатическая деятельность, собственно, со временем и
обеспечивает ему возможность прямых аудиенций у Петра. Настойчивость вполучении доступа к <?телу> царя не должна нас удивлять.
Лейбниц, как и множество других новоевропейских мыслителей и деятелей Просвещения, считал, если воспользоваться формулировкой Герье,
что <?прогресс человеческого общества всего более зависел от личной инициативы государей> (с. 25).
Год спустя после первой личной встречи с Петром в Торгау в 1711 году Лейбниц получает на русской службе должность тайного
юстиц-советника с окладом в 1 000 талеров с целью, выражаясь словами петровского указа, употребить его <?к имеющемуся нашему
намерению, чтобы науки и искусства в нашем государстве вящий цвет приобрели> (с. 160). Впрочем, получив единовременную выплату в500
талеров, он затем на протяжении нескольких лет безуспешно пытался добиться от царской казны выплаты обещанного жалования. Герье даже
затрудняется с ответом на вопрос, удалось ли Лейбницу получить вознаграждение во время последней (третьей) серии личных встреч с
царем, которые произошли уже в 1716 году в Пирмонте (в том же году Лейбниц скончался). Результатом пирмонтских свиданий с царем был
ряд записок по организации научной, образовательной и административной системы России, подытоживающих предыдущие проекты Лейбница.
На протяжении 20 последних лет своей жизни Лейбниц настойчиво и упорно выстраивал систему отношений с Россией, желая принимать
непосредственное участие в преобразованиях, связанных с учреждением в стране европейской системы образования и науки, и намеревался
возглавить планируемую им ученую коллегию (или академию) - дело, как выражался Лейбниц в одной из своих записок, которое он
<?предпочел бы всякому другому занятию> (с. 87). Стремясь заслужить расположение русского двора и обладая широчайшей для своего
времени системой связей, он не упускал возможности оказывать российским представителям в Европе различные посреднические,
дипломатические и информационные услуги, которыми пользовался и Петр. И все же все эти занятия имели вглазах Лейбница в
торостепенное значение. В одном из посланий Петру он пишет: <?Хотя мне и часто приходилось действовать на политическом и юридическом
поприщах, а знатные государи иногда в этих вопросах пользуются моими советами, я все-таки предпочитаю науки и художества, так как
они постоянно содействуют к славе Господней и к благосостоянию всего рода человеческого, ибо в науках и в познавании природы и
художеств более всего обнаруживаются чудеса Господни, Его могущество, мудрость и милость; науки и художества составляют настоящее
сокровище человеческого рода, ибо посредством их искусство превозмогает природу, и цивилизованные народы отличаются от варварских.
<:> Я не находил только могущественного государя, который достаточно интересовался бы этим. Надеюсь, что нашел такового в вашем
величестве> (с. 133-134).
Уже Герье мог сказать, что многие идеи Лейбница со временем были реализованы в России. Однако в сравнении с замыслами Лейбница и
несмотря на его настойчивость впопытках их реализации эти преобразов ания протекали чрезвычайно медленно и фрагментарно. Пожилой и
обремененный недугами философ, любимец немецких князей, занятый множеством дипломатических поручений и планов, ведущий колоссальную
переписку со всей Европой и даже с Китаем, неустанно повторяет в своих посланиях, адресованных в Россию, девиз Горация: <?Время
летит, и вот почему я не сочувствую отсрочкам>. Научное любопытство Лейбница и его упорство в достижении знаний о России
сталкивалось с полным равнодушием к этим же вопросам в самой стране. Например, на протяжении многих лет Лейбниц упорно добивался,
чтобы ему прислали образцы текстов на языках тех народов, которые населяют Россию, для уточнения ее этнографической карты и вопроса
о происхождении народов. Но получить перевод <?Отче наш> на несколько языков и <?список самых обыкновенных слов> оказывается делом
практически невозможным. Племяннику Лефорта он пишет: <?Это дело нелегкое и может быть исполнено только по приказанию самого царя>.
Еще бы, когда Лейбницу в 1694 году удалось-таки свести знакомство с одним из немецких посланников в России на предмет этих
изысканий, последний так оправдывал невозможность выполнения просьбы знаменитого ученого: <?Московский народ совершенно неспособен к
изысканию подобных диковинок, ибо он не прилагает ни малейшего труда ни к чему, что не пахнет деньгами или не представляет прямой
пользы> (с. 5). Уже во время нахождения на царской службе Лейбниц просит самую, казалось бы, малость материалов из России, обращаясь
в российские канцелярии, прямо к отдельным царским сановникам, и даже к самому Стефану Яворскому. Ответов из России нет, приходится
довольствоваться тем, что можно разыскать в западных библиотеках, и отрывочными сведениями из писем европейских путешественников.
Однако же когда <?русским правительством> было высказано пожелание собрать в Европе сведения о языке и истории славянских народов,
то, судя по приводимым Герье сведениям, лишь Лейбниц оказался способен составить краткую записку для Петра по этому вопросу. Лейбниц
предлагает приобрести для России то упавшую в цене библиотеку, то кабинет медалей - все напрасно. В лучшем случае он получает
ироничные ответы, вроде того, что дал посланник России в Вене барон Урбих, заметивший, что на случай войны России очень пригодились
бы несколько миллионов таких медалей.
Еще питая большие надежды на свое участие в преобразованиях в России, Лейбниц в одной из записок 1711 года обозначает <?цену вопроса>
<?по введению наук> в России: <?Если его величество назначит для этого ежегодную сумму в 10 000 талеров: то я уверен, что в один год
можно будет достигнуть больших результатов, чем другие народы достигли в десять лет, и с 10 000 талеров можно сделать больше, чем
иные сделали с 100 0000 талеров> (с. 120). В другой записке того же времени он подробно расписывает <?рыночные> источники содержания
возможной коллегии, призванной руководить учебной и ученой частями в империи, что позволило бы сделать ее существование
необременительным для государственной казны (льготы при введении <?новых промыслов>, печатанье календарей, возможность создания банка
или ссудной казны, устройство лотереи и т. п. (с. 121)). Для оценки суммы, достаточной, в понимании Лейбница, для начала
преобразований, можно заметить, что 9 000 талеров стоило годовое содержание одного российского посланника в Вене.
Среди сугубо научных проектов Лейбница, помимо стратегических планов по учреждению научных и образовательных институтов и упомянутых
лингвистических изысканий, постоянно повторяется тема устройства наблюдений за магнитным полем (в то время отклонением магнитной
стрелки компаса от линии меридиана пользовались в морской навигации для определения долготы, но ввиду особенностей магнитного поля
земли эти значения требуют постоянного наблюдения в различных точках земного шара). Этот проект, с учреждением соответствующих
обсерваторий, был реализован в России лишь в XIX веке - благодаря стараниям Александра Гумбольдта. Лейбниц также подал царю идею
заняться вопросом о границе между Азиатским и Американским материком (с. 146). Этот вопрос был решен в 1728 году посланной по указу
Петра экспедицией Витуса Беринга.
Проекты Лейбница по организации государственных, образовательных и научных учреждений, а также их эволюция требуют большего
внимания, чем мы можем им здесь уделить. Остановимся лишь на некоторых ключевых моментах. Реконструкция хронологии и содержания
проектов, предложенная Герье, позволяет ему уверенно заключать, что Лейбниц отнюдь не является автором идеи учреждения в России
системы коллегий. Идея возникла у Петра раньше - согласно Герье, в начале 1715 года, о чем Лейбниц знал напрямую от одного из
корреспондентов в Петербурге (с. 179). К таким же домыслам Герье относит и <?темное предание, приписывающее знаменитому философу
табель о рангах в России> (с. 195). Среди Пирмонтских записок одна, тем не менее, содержит предложения о числе и назначении
коллегий. В отличие от действительно учрежденных Петром, Лейбниц предлагал образовать особую коллегию народного просвещения (о ее
отсутствии Герье сожалеет более всего), а также полицейскую коллегию. В петровской системе, напротив, наличествовали отсутствующие в
плане Лейбница Берг- и Мануфактур-коллегия, от Военной коллегии была отделена особая Адмиралтейская коллегия, а от Финансовой -
Штатс-контор-коллегия для ведения государственных расходов. В преамбуле к проекту коллегий Лейбниц использует общераспространенную в
его эпоху метафору часов: <?Опыт достаточно показал, что государство можно привести в цветущее состояние только посредством
учреждения хороших коллегий, ибо как в часах одно колесо приводится в движение другим, так и в великой государственной машине одна
коллегия должна приводить в движение другую, и если все устроено с точною соразмерностью и гармонией, то стрелки жизни непременно
будут показывать стране счастливые часы> (с. 197). Что касается эффективности, функций и кадрового состава коллегий, то Лейбниц
считал, что <?особенное описание> требуется относительно того, <?какие лица необходимы для коллегии, в чем должна заключаться их
обязанность и какую пользу окажет коллегия вашему величеству и вашей державе> (там же).
Планируемая система российского образования в последних записках Лейбница включает в себя три элемента: <?школы для детей,
университеты для юношества и академии для взрослых людей, самостоятельно разрабатывающих науку> (с. 191). Такая система действует в
России и по сей день. Разница, пожалуй, лишь в одном: Лейбниц полагал, что следует <?профессоров поставить наравне с высшими
чиновниками в главных городах и при дворе, а учителей уровнять во всем с высшими чиновниками в провинции> (с. 192). В проекте
системы университетов Лейбниц в числе предпочтительных городов указывал, помимо Москвы, Киева и т. д., также Астрахань. Герье в
связи с состоявшимся выбором Казани вместо Астрахани замечает: <?Влияние Казани на сибирский край и поддержка, извлекаемая оттуда
Казанским университетом, незначительна, тогда как университет в Астрахани достиг бы гораздо скорее высокого процветания, ибо
притягивал бы к себе умственные силы не только приволжского, но и всего кавказского края и сделался бы истинным рассадником русского
просвещения на востоке> (с. 192-193).
Хотя Герье полагает, что <?Пирмонтское свидание не осталось без влияния на решение Петра учредить в свое царствование академию наук в
Петербурге> (с. 199), тем не менее <?учрежденная в Петербурге Академия мало соответствовала планам Лейбница. Он имел в виду не
простое собрание ученых, а учреждение с большим кругом практической деятельности и большими полномочиями> (с. 204). Как с сожалением
отмечает отечественный историк, учрежденная Академия <?была только подражанием Парижской и Берлинской Академиям "социететом персон,
которые для произведения наук друг друга вспомогать имеют"> (с. 205). Так что проект практически действующей науки, в применении ее
<?к ремеслам, к мануфактурной деятельности и вообще к улучшению народного благосостояния> (с. 204), или того, что в современном
популярном издании называется <?экономикой, основанной на знаниях>, так и остался нереализованным в XVIII веке в России.
Наконец, хотелось бы затронуть еще одну базовую метафору, определяющую понимание Лейбницем России. Через многочисленные письма и
записки Лейбница лейтмотивом проходит образ России как <?невозделанного поля>, tabula rasa и т. д. (ср. с. 10, 65, 134, 167 и
passim), которое позволяет возвести новую постройку по единому плану, избежав тех искажений, которые успели вкрасться в европейские
учреждения. <?В вашем государстве, - пишет Лейбниц Петру, - все, что касается до науки, еще ново и подобно листу белой бумаги, а
потому можно избегнуть многих ошибок, которые вкрались в Европе постепенно и незаметно. Известно, что дворец, строящийся вновь,
выходит лучше, чем тот, который строился веками и часто подвергался исправлениям и изменениям> (с. 134). Идея новой постройки,
закладывающейся на новом фундаменте, восходит в действительности к одному из родоначальников новоевропейской философии - Рене
Декарту, который подробно развивает ее в своем <?Рассуждении о методе>. При этом Декарт, замысливший именно таким образом выстроить
свою систему знания, предостерегает от попыток масштабных общественных переустройств: <?Эти громады слишком трудно восстановить, если
они рухнули, трудно даже удержать их от падения, если они расшатаны, и падение их сокрушительно>. <?Мое намерение, - продолжает
Декарт, - никогда не простиралось дальше того, чтобы преобразовать мои собственные мысли и строить на участке, целиком мне
принадлежащем> (Декарт. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 258). Таким образом, для осмотрительных новоевропейских философов
общества со сложившейся системой отношений мало подходят для крупномасштабных социальных экспериментов. Но применительно к наукам и
образованию Россия для Лейбница - чистый лист. Строить там - не значит перестраивать, а значит возводить согласно единому разумному
замыслу. Получается - картезианский проект в масштабах самой обширной державы в мире. Для столь кипучего деятеля, как Лейбниц, -
поистине уникальная возможность. К сожалению, преобразования, проведенные Петром, лишь в малой части соответствовали замыслам
Лейбница. Теперь можно только гадать, как выглядели бы наука и образование в России, начни Лейбниц создавать их с <?чистого листа> в
соответствии со своими замыслами.
[1] Мы хотели бы поблагодарить профессора Д. С. Шмерлинга, обратившего наше внимание на эту работу и любезно предоставившему копию
ее экземпляра для рецензирования.
[2] Лейбниц Г. В. Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1982-1989.
[3] Барабашев А. Г. Попытка реформы государственной службы 1999-2000 гг. (предложения Центра стратегических разработок) // Реформа
государственной службы России: История попыток реформирования с 1992 по 2000 год. М: Весь мир, 2003. С. 170 (ср. с. 168).