ОтIGAОтветить на сообщение
КИ.Т.Ответить по почте
Дата12.09.2007 02:49:11Найти в дереве
РубрикиТексты;Версия для печати

Крестный отец Сахарова


Главка из книги Баумгартена повествует о том, кто и зачем сделал из Сахарова диссидента.

http://left.ru/2007/11/baumgarten163.phtml
<<<
Пятая колонна Эрнста Генри

Генри ни в коем случае не был "диссидентом".

Андрей Сахаров

Если мы теперь, в свете предыдущего исторического отступления к общей теории Троцкого, прочитаем статью Эрнста Генри «Второй План Барбаросса?» как документ, возможно отражающий какой-то момент в эволюции какой-то группы советской бюрократии, то в первую очередь в глаза бросаются две странности.

Первая - это то, что основную военную опасность для соцлагеря автор видит в реваншистских кругах ФРГ. В устах такого опытного и информированного человека как Генри это звучало несколько странно. Это правда, что в Европе Западная Германия служила основным плацдармом для подрывных операций против социалистических стран. Достаточно вспомнить о цэрэушном зоопарке в Мюнхене, где и Эрмарт отметился. Но ведь всем этим заправляли американцы. И даже объединенная Германия остается вассалом США, а ФРГ 1960-х и подавно. Разве могли западногерманские генералы задумать Вторую Барбароссу без американцев, у которых они были в кармане? Но эту фальшивую ноту в статье можно было бы объяснить ее пропагандистской задачей. В те годы Советское руководство действительно было обеспокоено планами ядерного вооружения ФРГ. Пусть так.

Вторая странность состоит в том, что в статье о новой тактике ракетно-ядерного удара с применением «фашистского путча» пятой колонны, автор ни слова не говорит, откуда возьмется эта пятая колонна в социалистических странах? Вместо этого он спешит успокоить советского читателя, что «история на нашей стороне». Странный аргумент. Зачем тогда беспокоиться о новой стратегии империалистов, если история все равно на нашей стороне? Здесь мы чувствуем какую-то легенду, элемент активки. Генри мог бы указать на восстание 1956 года в Венгрии как на пример такого путча. В одной из статей он дает интересный анализ роли империалистических служб в этом эпизоде. Но не в этой. И нигде после 1968 Генри не упоминает о «Пражской весне». Значит, не мог или не хотел, потому что не разделял официальную версию. Сочувствовал? Цензура? Нет, для Генри это слишком упрощенные объяснения. Как мы увидим это умолчание было частью его новой легенды.

Но все странности и неувязки его статьи блекнут перед одним несомненным фактом. В тот же самый 1966 год, когда Генри предупреждает о новой стратегии Второй Барбароссы как сочетании путча пятой колонны и ракетно-ядерного удара, в это же самое время он принимает активное участие в организации пятой колонны в СССР.

Об этом говорят достоверные источники. Один из них - воспоминания Андрея Сахарова.

Сахаров рассказывает, что с Эрнстом Генри его познакомили в январе 1966, и тот с ходу предложил ученому подписать письмо съезду [ http://www.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/antistalin.htm] против «реабилитации» Сталина. 29 Вот как Сахаров описывает первую встречу с ним. Курсив везде мой.
Генри приступил к изложению своего дела. Он сказал, что есть реальная опасность того, что приближающийся ХХIII съезд примет решения, реабилитирующие Сталина. Влиятельные военные и партийные круги стремятся к этому. Их пугает деидеологизация общества, упадок идеалов, провал экономической реформы Косыгина, создающий в стране обстановку бесперспективности. Но последствия такой "реабилитации" были бы ужасными, разрушительными. Многие в партии, в ее руководстве понимают это, и было бы очень важно, чтобы виднейшие представители советской интеллигенции поддержали эти здоровые силы.

Генри дает ясно понять Сахарову, что он выступает посланником этих «здоровых сил» и предлагает либеральной интеллигенции союз с ними.
Генри предупредил меня, что о письме будет сообщено иностранным корреспондентам в Москве. Я ответил, что у меня нет возражений. В заключение Генри попросил меня съездить к академику Колмогорову, пользующемуся очень большим авторитетом не только среди математиков, но и в партийных и особенно в военных кругах.

Сахаров поехал к Колмогорову.
Прочитав письмо, Колмогоров сказал, что не может его подписать. Он сослался на то, что ему часто приходится иметь дело с участниками войны, с военными, с генералами, и они все боготворят Сталина за его роль в войне. Я сказал, что роль Сталина в войне определяется его высоким положением в государстве (а не наоборот) и что Сталин совершил многие преступления и ошибки. Колмогоров не возражал, но подписывать не стал. Через пару недель, когда о нашем письме уже было объявлено по зарубежному радио, Колмогоров примкнул к другой группе, пославшей аналогичное письмо съезду с обращением против реабилитации Сталина . Сейчас я предполагаю, что инициатива нашего письма принадлежала не только Э. Генри, но и его влиятельным друзьям (где - в партийном аппарате, или в КГБ, или еще где-то - я не знаю). Генри приходил еще много раз. Он кое-что рассказал о себе, но, вероятно, еще о большем умолчал. Его подлинное имя - Семен Николаевич Ростовский.... У Генри была интересная самиздатская статья о Сталине - он мне ее показывал, так же как и свою переписку с Эренбургом на эту тему. Но Генри ни в коем случае не был "диссидентом".

Кем же тогда был Генри? И кто были его «влиятельные друзья», то ли в партийном аппарате, то ли в КГБ, то ли еще где-то? Почему они организуют диссидентов, подсказывают им что и когда делать, пиарят их через иностранных корреспондентов, настаивают на участии в их акциях людей, пользующихся большим авторитетом, особенно в военных кругах? Причем, заметьте, как профессионально Генри внедряется в диссидентскую среду. За год до своего знакомства с Сахаровым он пишет «открытое письмо» Эренбургу «против сталинизма». Его «влиятельные друзья» позаботились, чтобы оно стало действительно «открытым» - широко известным московской интеллигенции и на Западе. И только после того, как его репутация «антисталиниста» установлена, Генри выходит на Сахарова, и тут же как опытный спецслужбист заставляет его работать - бежать к Колмогорову за подписью. Это было первое публичное письмо такого рода, подписанное академиком. Генри был крестным отцом диссидента Сахарова .

«Письмо 25-ти деятелей советской науки, литературы и искусства Л. И. Брежневу против реабилитации И. В. Сталина» от 14 февраля 1966 года, вошедшее во все святцы «диссидентского движения», было активным мероприятием Ростовского. Цель этой активки раскрыл председатель КГБ СССР В. Е. Семичастный в записке в ЦК КПСС от 15 марта того же года. Курсив мой.
Инициатором этого письма и основным автором является известный публицист Ростовский С.Н., член Союза советских писателей, печатающийся под псевдонимом Эрнст Генри, в свое время написавший также получившее широкое распространение так называемое «Открытое письмо И.Эренбургу», в котором он возражает против отдельных положительных моментов в освещении роли Сталина.... Как видно, главной целью авторов указанного письма является не столько доведение до сведения ЦК партии своего мнения по вопросу о культе личности Сталина, сколько распространение этого документа среди интеллигенции и молодежи. Этим, по существу, усугубляются имеющие хождение слухи о намечающемся якобы повороте к «сталинизму» и усиливается неверное понимание отдельных выступлений и статей нашей печати, направленных на восстановление объективного, научного подхода к истории советского общества и государства, создается напряженное, нервозное настроение у интеллигенции перед съездом.

Следует отметить, что об этом письме стало известно корреспонденту газеты «Унита» Панкальди, а также американскому корреспонденту Коренгольду, который передал его содержание на США.

Панкальди представлял в Москве левый антикоммунизм «еврокоммунистистов» КПИ и специализировался на паблисити для советских писателей и художников-«нонконформистов». Бывший спецназовец «Бад» Коренгольд - шеф московского бюро Юнайтед Пресс Интернейшнл, во время перестройки работал на Госдепартамент в программе «народной дипломатии».

Кто же такой Эрнст Генри? Чем он занимался и где подвизался до своего «открытого письма» Эренбургу? Почему он всплыл именно в 1965-1966? Для ответа на эти вопросы, пусть предположительного, у нас есть довольно подробная биографическая статья Я. С. Драбкина [ http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/BIO/HENRY.HTM], лично знавшего Ростовского, и несколько других публичных источников. Но главное приходится додумывать.

Очевидно, что Генри не был разведчиком-нелегаломКоминтерна или ОГПУ, как это нередко можно услышать. Драбкин присоединяется к мнению историка Уолтера Лакёра, что Генри был «советским политическим комментатором, который в 30-е годы пользовался большим успехом и в Советском Союзе и в Западной Европе. Его впервые представил читателям лондонский "Нью стейтсмэн" как беженца из Германии, имеющего исключительные источники информации». 30 Но Лакёр, историк близкий к западным и израильским спецслужбам, конечно, понимает, что так просто «политическими комментаторами» сотрудники Коминтерна в Англии сами по себе не устраивались. И что «исключительные источники информации» имеют только те, кто служит для этих источников каналом передачи информации в определенных целях. Агенты-нелегалы не публикуют нашумевших книг большого политического резонанса под смешными псевдонимами. Агенты-нелегалы не бывают ответственными редакторами официального бюллетеня посольства СССР «Советские военные новости». Ростовского хорошо знали еще в Германии, где он работал как бы нелегалом с начала 20х до прихода Гитлера к власти. Судя по его книгам 1930х, в Германии у Генри были устойчивые источники информации в среднем звене корпораций (Тиссен, Крупп, Дойче Банк...), среди русофильских элементов Вермахта и госучреждений.

В Англии Генри работал вполне легально, занимался политической разведкой под прикрытием советского посольства или какой-то другой организации, имел обширные знакомства в элитах английского общества, служил каналом неформальной связи с ними и был агентом влияния Коминтерна в идеологической вербовке перспективной молодежи из правящего класса, вроде знаменитой «кембриджской пятерки». На счету Генри были как минимум Дональд Маклин и Гай Берджес. Это была идейная, а не агентурная вербовка. Но без первой не было бы и второй.

Генри работал не только на Коминтерн. По ряду косвенных признаков он был агентом советской военной разведки. Причем оставался в ее системе до конца своих дней. Его оперативный псевдоним неизвестен. Но Генри был не Штирлицем или Гуревичем, а легалом глубокого элитного проникновения, или стратегической разведки.Его задачей было открытие каналов неформальной связи между Москвой и политическими и военными кругами Запада (и Турции в 1920х). Его «исключительные источники информации» находились в здании Разведуправления Генштаба Красной Армии. А также в Европе, Турции и, возможно, в США - везде, где продолжала существовать коминтерновская сеть агентов и аналитиков, а после роспуска Коминтерна - их неформальные круги. В 1920-30е годы эти две организации, военная разведка и Коминтерн, держали в своих руках международные каналы связи, которые культивировал их агент Ростовский. Позднее, после роспуска Коминтерна, эти каналы сконцентрировались в руках ГРУ. Что с ними стало к середине 60-х и еще позже, к моменту смерти Генри в 1990 - это интересный вопрос.

Для успеха в элитной разведке у Генри было два больших преимущества. Первое - это то, что семья витебского торговца и фабриканта Абрама Хентова, в которой Лейба (Леонид), он же Семен Ростовский и Эрнст Генри, был единственным сыном, имела родственные и деловые связи в Европе и США. Второе - это работа Генри в системе Коммунистического молодежного интернационала (КИМ), который являлся одной из секций Коминтерна. Таким образом, талантливый разведчик и полиглот мог опираться на связи в международных диаспорах еврейской буржуазии и мощную сеть коминтерновских организаций.

Но обратимся к открытым источникам и посмотрим, что нам известно о Генри до его английского периода. Из наиболее подробной биографии Генри, написанной Я. С. Драбкиным, мы узнаем следующее.

Настоящее имя Генри - Лейба Абрамович Хентов. Родился 16 февраля 1904 г. в семье «довольно богатого» витебского торговца и фабриканта Абрама (Аркадия) Хентова, учился в классической гимназии, с детства интересовался политикой, знал иностранные языки. В начале первой мировой войны его отец находился «по экспортным делам» в Гамбурге и был интернирован. Между тем, к 1917 Генри стал интересоваться левой политикой, «регулярно читать "Правду" и "Социал-демократ"». В 1918 получает советский паспорт в Киеве и едет в Германию к отцу. В Германии сближается с молодежной коммунистической организацией Junge Garde и выдающимися организаторами культурной работы по линии Коминтерна - журналистом Вилли Мюнценбергом и писателем Альфредом Куреллой. Они начинают использовать Генри как курьера для связи с Москвой. В Берлине Генри вступает в КПГ и пишет статьи для центральной партийной газеты "Роте фане". Цитирую дальше из стати Драбкина, с лакунами, курсив везде мой.
В 1922 г. ему в Отделе международных связей Коминтерна "сделали" советский паспорт. Так он стал Семеном Николаевичем Ростовским, родившимся будто бы в 1900 г. в Тамбове. "Лишних" 4 года ему "приписали" специально, чтобы уберечь от молодежных тюрем, где "воспитывали". Паспорт же прислали через советское посольство в Берлине. Он возобновлялся неоднократно, и с ним Леонид Аркадьевич Хентов прожил до самой кончины в 1990 г. Эти подлинные данные я позволил себе впервые публично раскрыть только на панихиде в Доме литераторов. Между тем нелегальная работа продолжалась: под именем "Леонид" он был на подпольном съезде турецкой компартии в Анкаре, а в 1923 г. отсидел 8 месяцев в Моабитской тюрьме в Берлине якобы за участие в "попытке государственного переворота"; затем освобожден за недоказанностью обвинения и выслан в Саксонию. Он написал в это время несколько брошюр, в том числе о закулисной стороне "Рурской войны", вызванной франко-бельгийской оккупацией в январе 1923 г. Рурской области, опубликовал в журнале "Интернационале" большую статью о фашизме и немецких средних слоях. Он предчувствовал опасность их соединения и призывал коммунистов к позитивному противодействию. Только в 1927 г. Семен (или Симон) Ростовский смог легализоваться и переехать из Дрездена в Берлин. На протяжении многих лет он собирал свой собственный архив литературных материалов о закулисной стороне политики и экономики мирового капитализма. Они легли в основу его работы сразу над двумя книгами: "Концентрация капитала" и "Динамика нового германского империализма". Рукопись последней была к исходу 1932 г. почти готова к публикации в издательстве Коминтерна.

Такое начало конспиративной политической работы ассоциирует Генри с вектором Троцкого, вернее его людей в Коминтерне и Наркомате обороны, возможно с Яковом Блюмкиным - создателем агентурной сети в Турции и на Ближнем Востоке, и Карлом Радеком - главным представителем Коминтерна в Германии, важной советской фигурой межэлитных коммуникаций в Западной Европе. Тематика работ Генри подтверждает, что в разведке он занимался аналитикой экономических и военно-политических трендов. На это указывают и его известные книги о Гитлере.

Драбкин продолжает (курсив везде мой).
Но 30 января 1933 г. к власти в Германии пришел Гитлер, а жизнь журналиста и писателя перевернул "господин случай". Месяц или два спустя Ростовского телеграммой вызвали в Лондон, где тяжело заболела его старшая сестра Полина , художница... А через несколько дней пришло известие, что прусская полиция произвела обыск в берлинской квартире писателя. Тогда английские друзья, среди них прежде всего шотландский коммунист Уильям Галлахер, стали настоятельно рекомендовать Генри не возвращаться в Германию, остаться жить и трудиться в Англии.

Может быть, действительно случай. А может быть - давно запланированная операция по легализации Генри в Англии в случае прихода к власти нацистов. В любом случае - задействованы обе сферы, в которых Генри плавает как рыба в воде: диаспора и Коминтерн.
Живя в предвоенные годы в основном в Англии, но довольно часто разъезжая по Бельгии, Франции, Италии и другим странам, С.Н. Ростовский сотрудничал прежде всего с советским посольством в Лондоне и по поручению посла И.М. Майского (видного дипломата, а впоследствии историка, академика) писал еженедельные отчеты о "закулисных сторонах" британской политики.

Тандем Майского - Ростовского имеет давнюю историю. Подпись Майского стоит и под «Письмом 25-ти» (1966). Показательно, что даже спустя много лет после смерти Ростовского Драбкин не уточняет (или не знает) формальную основу «сотрудничества» Генри с Майским и советским посольством. 31 Но тема политической элитной разведки здесь звучит ясно: Генри имел доступ к «закулисам» - неформальным механизмам британской политики. «Закулиса» - представляется мне ключевым словом для понимания сферы интересов, деятельности и принадлежности Генри. Генри был «наш человек» в закулисе 20 века. Так я бы перефразировал название очерка Драбкина. И слово «наш» не имеет однозначного смысла.

В очерке Драбкина есть немало пробелов и недоговоренностей. Неизвестно, к какой фракции Коминтерна и КПГ принадлежал Генри в 20-х гг., и что Драбкин имеет ввиду под «позитивным противодействием» фашизму, которое рекомендует Генри в своей статье 1923 года. Сотрудничество с социал-демократами? Не объясняется и активность Генри в Турции. В каком качестве он присутствовал на съезде компартии Турции, которая кончилась гибелью всех его участников кроме самого Генри? Какая именно компартия имеется в виду. Там было несколько групп, включая подставную. Задачи Коминтерна и агентуры Блюмкина на Ближнем Востоке совпадали - организация национально-освободительной борьбы против англичан. Можно предположить, что принципы ленинской национальной политики с ее приоритетом на борьбе против великодержавного шовинизма были особенно близки Генри не только как коммунисту-еврею, но и в плане задач антиколониальной борьбы. СССР мог завоевать доверие народов Востока только политикой достижения реального равенства всех национальных групп с великороссами.

Из очерка Драбкина выпадает 7 - 8 лет жизни Генри после его ареста и освобождения в 1953. Снова мы видим Генри только в начале 60х.
Вернувшись к исследовательской работе, С.Н. Ростовский выпустил в 1961 г. в Военном издательстве Минобороны СССР (под псевдонимом А. Леонидов) серьезную научную книгу: "Политика военных монополий" [16]. На основе множества конкретных данных о производстве оружия и личностях главных воротил выгодного бизнеса в ней высвечивалась роль интернациональных "торговцев смертью". На первом плане - ракетно-атомные короли США, за ними фирмы "Виккерс" и другие в Англии, послевоенные судьбы германских военных концернов, международные объединения поставщиков оружия, деятельность отставных генералов, перешедших на службу корпораций.

Публикация под псевдонимом подсказывает, что Генри все еще должен находиться в тени. Это как бы пробный камень, первый осторожный замер чьей-то реакции. Чей? Наверное того ведомства, которое арестовало Генри в 1953. Кто замеряет? Какие-то военные круги, вызволившие Генри из Лефортово и укрывавшие его все эти годы. 32 А ведь до этого уже были хрущевские амнистии. Что же такого натворил Генри, что замерять начали только в 1961? Не знаю. Военное издательство и тематика книги косвенно подтверждают мое предположение, что Ростовский входил в систему военной разведки, а не КГБ. И что в 50е годы он продолжал заниматься того же типа аналитикой, которой он занимался в 1920-30х. Но фокус новый - международная торговля оружием, американо-английский ВПК. Судя по описанию, книга имеет как научное значение, так и образовательное и пропагандистское назначение для широкой публики (политпросвет). А в теневой, внутренней политике номенклатурных групп, такая книга могла служить интересам советского военного-промышленного лобби, находившегося в сложных отношениях с Хрущевым. ГРУ держало Ростовского в резерве и защищало в 50 годы. Замер обстановки в 1961 показал, что опасность миновала, и пришло время задействовать Генри в области, где ему было мало равных. В стране был либерализован режим въезда иностранцев. И Генри мог приступить к восстановлению старых каналов связи с западными элитами. (Для этого ему наверняка открыли и выездную визу.) И не только с западными. Но и с Турцией, например, где у Генри когда-то были связи в кемалистской военной верхушке Наконец, как показывает его активное мероприятие 1966 года, для него было много работы и во внутренней разведке. Люди с таким огромным и многообразным опытом жизни и политической работы на Западе на улице не валялись. Генри дают зеленый свет, и в следующем году он уже лауреат премии в области журналистики имени В.В. Воровского и автор новой книги «Есть ли будущее у неофашизма?», вышедшей в издательстве Института международных отношений. Он становится членом Союза писателей и Союза журналистов, лауреатом литературной премии Алексея Толстого. По словам Драбкина, «С.Н. Ростовский выдвинулся в ряд наиболее известных и читаемых публицистов-международников».

В том, что Генри всплывает на поверхность именно в 1961, была и объективная логика исторического момента. В плане внутреннего положения советской номенклатуры - это год выноса тела Сталина из Мавзолея, переименования Сталинграда в Волгоград, а также полета Юрия Гагарина и взрыва водородной «Царь Бомбы» на Новой Земле. Это одновременно кульминационный момент «десталинизации» и торжества советского ВПК. Так я определяю «вектор» Генри в классовом бессознательном советской бюрократии. Самый перспективный вектор. Потому что игра под названием «десталинизация» - «ресталинизация» - это та идеологическая легенда, под прикрытием которой номенклатура подготовит себя и страну к превращению в «нормальное» общество, где власть и деньги - это одно. А мощный ВПК позволит разговаривать на равных с Западом.

1961-й символизирует еще и загнивание советской экономики. Новый год начинается с десятикратной деноминации рубля. В 1966 Генри так описывает Сахарову стоящую перед страной альтернативу: "сталинистов" «пугает деидеологизация общества, упадок идеалов, провал экономической реформы Косыгина, создающий в стране обстановку бесперспективности. Но последствия такой "реабилитации" были бы ужасными, разрушительными». Но если частичные рыночные реформы не дают результата, а возврат к сталинской экономике грозит «ужасными» последствиями, то где же выход? Генри не говорит. Не говорит он и о третьей альтернативе. На ней настаивал Троцкий. Это политический переворот снизу, «энергичный натиск народных масс» для возвращения под свой контроль советского государства, узурпированного бюрократией. Восстановление советской демократии означало бы «радикальный пересмотр планов в интересах трудящихся».
Свободное обсуждение хозяйственных проблем снизит накладные расходы бюрократических ошибок и зигзагов. Дорогие игрушки - Дворцы советов, новые театры, показные метрополитены - потеснятся в пользу рабочих жилищ. "Буржуазные нормы распределения" будут введены в пределы строгой необходимости, чтоб, по мере роста общественного богатства, уступать место социалистическому равенству. Чины будут немедленно отменены, побрякушки орденов поступят в тигель. Молодежь получит возможность свободно дышать, критиковать, ошибаться и мужать. Наука и искусство освободятся от оков. Наконец, внешняя политика вернется к традициям революционного интернационализма.

Нет, можно с уверенностью сказать, что о такой альтернативе Генри в 1966 не думал. Может быть, в 1930х, да и то вряд ли, но с тех пор слишком много было прожито и пережито в самом сердце советской спецбюрократии. И он останется ее связным с Западом до самого конца. Для него была только одна альтернатива сталинизму - либерально-буржуазное общество с элементами «социализма» рузвельтовской Америки. Генри был сторонником курса на сближение с США и геополитического союза с ними, где СССР играл роль младшего партнера. Иначе говоря, вектор Генри - это вектор Горбачева. Попробую обосновать это предположение.

Прометей, или Вектор Эрнста Генри

Я связал Генри с первым поколением агентов Коминтерна и аналитиков Разведупра. В самом начале 1920х комплектация кадров для такой работы как правило была руках Троцкого и его людей в Наркомате обороны и структурах Коминтерна. Какую позицию Ростовский и первое поколение военных аналитиков заняли в межпартийной борьбе 20х-30х годов мне неизвестно. Официальной позиции и быть не могло из-за их положения. Но опосредствованно, в преломлении к вопросам международного положения СССР, можно предположить, что свойственное троцкизму представление о невозможности построения социализма в одной стране как-то воздействовало на мышление этой группы. Они могли сомневаться в способности СССР выстоять в условиях империалистического окружения, могли искать выход в прагматических союзах, то с Германией, то с США. Большинство этих людей погибло в сталинских чистках. Но что-то спасло Ростовского даже после того, как был арестован и расстрелян военный атташе В. К Путна, с которым Генри работал в Берлине и Лондоне. 33 Путна входил в германофильский круг Тухачевского и служил каналом связи между генштабом Красной Армии и рейхсверовскими генералами Сектом и Гаммерштейном.

Сначала были надежды на США. В первые годы Советской власти тамошняя либеральная прослойка с определенной симпатией смотрела на СССР. Изоляционизм США и высокий уровень промышленности и технологий казалось сулили взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Аналитики Коминтерна надеялись получать от США технику и технологии, предлагали отдать взамен месторождения и целые территории в концессии - Камчатка, Чукотка - Арманд Хаммер казался только первооткрывателем этого международного аспекта НЭПа. Но США так и не признали Советскую Россию. И голоса либералов тонули в реве антибольшевистской истерии и «охоте за ведьмами», начиная с «Красного психоза» (the Red Scare) 1918 - 1921 годов.

Аналитики советовали устроить революцию в Германии с поддержкой РККА (1922). Тогда Германия стала бы промышленным локомотивом, а Советская Россия - сырьевым дополнением и, вместе с кемалистской Турцией, плацдармом для движения революционных сил против британских и французских интересов в Южной Азии и на Ближнем Востоке. Но Вильсон, англичане и французы проложили между Россией и Германией реакционное польское государство и другие лимитрофы из кусков Австро-венгерской империи. Попытка Красной Армии открыть коридор в Германию окончилась «чудом на Висле», а агентура Коминтерна и несколько десятков тысяч красных рабочих и солдат в самой Германии не могли пробить редуты «гражданского общества» и прусского офицерства.

Тем не менее, опыт экономического и технологического сотрудничества с США в 1920-е годы давал основания для оптимизма, несмотря на отсутствие дипломатических отношений. В 30 годы сотрудничество с США усилилось при Рузвельте. Еще более многообещающими были экономические и технологические связи с Веймарской Германией, политическая дружба и военное сотрудничество РККА и Рейхсвера. Казалось, что еще несколько мирных пятилеток, и с такими источниками ноу-хау, как США и Германия, с их перепроизводством инженеров и техников, готовых принять участие в индустриализации СССР, - страна сможет преодолеть отсталость и выйти на путь опережающего развития. Но к власти приходит Гитлер, и начинает сбываться предупреждение Сталина (1929), что у СССР будет только десять лет относительно мирного развития, чтобы подготовится к смертному бою. Внутриполитическая борьба в СССР обострилась.

В сталинских процессах было наверчено много упрощений и просто небылиц, но группировки внутри бюрократии не могли не искать разных решений перед лицом надвигавшейся угрозы. Сталин и Гитлер играли друг с другом и готовились к бою, неизбежность которого они оба понимали. А что если избавиться от Гитлера и от Сталина и восстановить отношения 1920х годов между Германией и СССР? Упрощенно: Вермахт убирает Гитлера, РККА - Сталина. Военные режимы Германии и СССР дружат против Франции, Англии и лимитрофов. Конечно, Генри не мог принимать прямого участия в заговоре Тухачевского, если такой заговор был вообще. Но что такие веяния, такие настроения существовали, вряд ли можно сомневаться. Существует слишком много свидетельств этого. Генри и другие аналитики Разведупра могли в неявной форме направлять мышление военного руководства в этом направлении. А как аналитики Коминтерна Генри и его коллеги влияли на мышление людей вроде Бухарина, который одновременно надеялся на Тухачевского и боялся его как потенциального «наполеончика». О формальном заговоре не говорю, потому что не знаю. Но куда удивительнее, если бы таких настроений, мышления и даже каких-то действий в этом направлении не было. Взять хотя бы открытое письмо Эренбургу [ http://antology.igrunov.ru/authors/genri/to_erenburg.html].

Здесь Генри рисует Сталина как виновника прихода к власти Гитлера и как человека, обезглавившего и разоружившего Красную Армию накануне войны. В его изображении, Сталин - это лишь «хитрый» и «ограниченный» интриган, авантюрист, безрассудный игрок, движимый исключительно «невероятным самомнением и сладострастной похотью к личной власти за счет идеи». Но разве в таком случае не было долгом каждого честного коммуниста и советского патриота, к которым несомненно Генри относил и себя, разве не было самым первым долгом советских маршалов и партийных вождей устранить такого человека, как Сталин любыми возможными средствами и спасти СССР от верной гибели в наступающей войне?! Вот почему антисталинский заговор должен был существовать по антисталинской логике самого Генри. Да он и не пишет, что его не было! А если его все-таки не было, вот тогда можно действительно говорить о неразрешимой загадке. По крайней мере, для пишущего эти строки.

За дело или за мысли и неосторожные слова маршалов расстреляли, а за ними и многих других, среди них вероятно и товарищей Генри. Кто выжил, возненавидели Сталина, но затихли на 6 - 7 лет.

Потом, между Тегераном и Ялтой, возникает «план Гопкинса»: дружба США и СССР, где США - промышленный лидер, а СССР - рынок сбыта и источник сырья. Информацию о существовании такого «элитного плана» я получил от американских членов бурцев.ру, чьи источники мне неизвестны. По этой информации, Генри налаживает личную связь с либеральными рузвельтовцами, часто приезжавшими в Англию - Элеонорой, Гопкинсом, Генри Уоллесом, Моргентау...или их людьми. У такого рода планов, как в браке, не может быть одного автора. Поэтому предполагаемый план союза США и СССР я назову планом Гопкинса - Генри. Позиция Рузвельта была неясна, и он скоро умер. К тому времени антисоветская партия в Вашингтоне сумела вытеснить либеральное окружение Рузвельта первых лет войны. Достаточно вспомнить появление в Пентагоне и Белом доме Джона Маклоя - автора проекта концлагерей для американцев японского происхождения и покровителя нацистских преступников на посту Верховного комиссара в Германии. План Гопкинса - Генри был обречен и по более фундаментальным причинам классового характера. Сталин и Черчилль (и Даллес), как когда-то Сталин и Гитлер, понимали Ялту - то есть настоящее и будущее мироустройство как борьбу двух мировых систем. Так оно и было на самом деле. Этого Сталину Генри, видимо, тоже не мог простить. И с точки зрения дальних интересов советской бюрократии такое понимание мировой ситуации было тупиком. Международная баррикада классовой борьбы, которую советская бюрократия унаследовала от Октября, и которая делала легитимной ее власть - не позволяла номенклатуре поставить себя на единственно надежный фундамент класса. В СССР могло быть и бывало всякое. Но господствующего класса частных собственников в нем не было и быть не могло. Чтобы он появился, нужно было разрушить СССР. А чтобы разрушить СССР, сначала надо было разрушить Баррикаду и на ее место поставить «мирное сосуществование».

В письме Эренбургу, интересном и по психологическим приемам Генри как идеологического вербовщика, есть маленькая, но ценная деталь. Он сравнивает Сталина с Острогом - циничным диктатором-демагогом из фантастической повести Герберта Уэллса «Когда спящий проснется». Повесть была написана в 1935, одновременно с «Преданной революцией» и «Гитлер над Россией». Сам Уэллс вряд ли согласился бы с таким сравнением. Он упрекал Сталина в демократизме, но не буржуазном, а плебейском. В его уме сталинский догматизм в отношении первичности классовой борьбы, ведущей роли пролетариата и недоверие по отношению к спецам были отступничеством от элитарной концепции партийного авангарда у Ленина. Социализм Уэллса был социализмом английского среднего класса, проникнутого фабианской верой в решающую роль социального просветительства и реформизма. Мир будет спасен не «мировой революцией» пролетариата, а «открытым заговором» (open conspiracy) «техников» - образованных, «компетентных», умных и энергичных людей доброй воли всех национальностей, способных использовать достижения буржуазной цивилизации для радикального реформирования человеческого общества. Средством для этого будет диктатура «компетентного» меньшинства. К демократии Уэллс относился с большим подозрением, видел немало ценного в фашизме и даже одно время сблизился с лидером английского нацизма Мосли. Поэтому иногда Уэллса называют либеральным фашистом. Идеи такого рода носились в воздухе в межвоенный период, отражая возрастающее значение бюрократии и специалистов в эпоху позднего капитализма. И они были созвучны настроениям в советской номенклатуре, все более осознававшей свое особое положение в огромной преимущественно крестьянской стране, которое оно не собиралось отдавать рабочему классу. Да и класс этот еще предстояло создать. Но когда в 1934 Уэллс встретился со Сталиным [ http://www.magister.msk.ru/library/stalin/14-1.htm] после своей поездки к Рузвельту и предложил ему идею конвергенции рузвельтовского вектора капитализма с индустриальным социализмом в СССР, Сталин вежливо, но твердо отверг ее как утопическую и выразил убеждение, основанное на опыте СССР, что «техники» не могут заменить рабочий класс в борьбе за социализм.
Разве много найдется людей из технической интеллигенции, которые решатся порвать с буржуазным миром и взяться за реконструкцию общества? Как, по-Вашему, много ли есть таких людей, скажем, в Англии, во Франции? Нет, мало имеется охотников порвать со своими хозяевами и начать реконструкцию мира!

Впоследствии Уэллс признал, что по сравнению со сталинскими его доводы были легковесны.

Название недавно опубликованного [ http://www.ozon.ru/context/detail/id/3323675/] философско-публицистического романа Генри «Прометей», видимо, имеет отношение к школе мысли Уэллса и политическому авангардизму в целом. Социализм растет не снизу спонтанным делом и чувством масс, а приносится им прометеевским авангардом как дар. Прометей - бог атеистической интеллигенции и романтизированное представление бюрократии о самой себе. Кроме этого, семантика «Прометея» у Генри видимо включала еще один политический смысл актуальный и для Уэллса.

Представление о центральной роли аристократии ума и духа в решении проблем человечества логично сочеталось у него с идеей «мирового правительства». Национализм и особенно «национальная ограниченность правительств» - это главный источник войн по Уэллсу, поэтому единственный путь к вечному миру лежит через объединение человечества, а, значит, и добровольный отказ от национального суверенитета в пользу международных органов власти и управления, таких как Лига Наций. Эти две основные мысли Уэллса и ряда его современников - очевидные предтечи современных представлений о «правильной глобализации» и «революции среднего класса», которые в разных обличиях и изводах сегодня так популярны среди интернационала «новых левых», от Хардта и Негри до Бориса Кагарлицкого и Александра Тарасова. Неоконсерватизм тоже потомок этой идеологической традиции на ее правом фланге. Но борьба с национализмом (русским) и федерализм лежали в основе и таких движений, как «Лига Прометея» и «Интермариум». По преданию Прометей прикован в горах Кавказа, а Кавказ - колыбель человечества и цивилизаций, а также земля свободы - там живут свободолюбивые племена. Но освободиться от русского владычества они могут, только объединившись и создав восточно-европейскую (кон) федерацию. Благодаря этим ассоциациям антисоветское подполье выбрало для себя название Прометейской лиги.

Как и Троцкий в изгнании, Генри видимо сочувствовал такого рода идеям, особенно, если они подавались под левым соусом. В Лондоне существовало проатлантическое, либеральное отделение Лиги и можно предположить, что у Генри были контакты с этой средой. В его второй книге «Гитлер над Россией» он в деталях освещает отношения между польской и украинской секциями Лиги. Но по непонятным причинам он называет ее Северо-восточной европейской фашистской лигой. Скорее всего, его отношение к прометейцам было непростым, дифференцированным. В таком случае понятно его нежелание смешивать под одним названием пронацистские элементы Лиги с более умеренными, ориентирующимися на атлантизм и даже занимающими левую позу, как, например, грузинские меньшевики. Как работник Коминтерна первого призыва Генри мог симпатизировать левым националистам и опасаться мнимого или действительного усиления великодержавного шовинизма в Советской России.

Хотя почти ничего конкретного не известно о связях Генри в Англии, можно с уверенностью сказать, что он хорошо знал Уэллса. Известно, например, что в 1943 Уэллс обратился к Генри, которого он знал под именем Ростовского, с просьбой организовать публикацию его «Декларации прав человека» в СССР. Известно также, что посол Майский, курировавший работу Генри над посольским журналом, регулярно встречался с Уэллсом для «обмена новостями», то есть Уэллс служил неформальным двухсторонним каналом связи с какими-то политическими кругами. А связи у Уэллса в западных, особенно англосаксонских, элитах были редкие по широте и глубине. Причем они захватывали и правые, консервативные круги.

Конспирологи школы Ларуша [ http://subscribe.ru/archive/country.ua.cibhelion/200607/18105031.html] называют Уэллса одним из основателей «Круглого стола». Но это неверно. На протяжении ряда лет перед началом Первой мировой войны, особенно между 1902 и 1907, Уэллс был членом узкого кружка влиятельных людей под названием «Клуб эффективников» (The Co-efficients [ http://en.wikipedia.org/wiki/Coefficients_%28dining_club%29]), где тон задавала группа молодых империалистов из Южно-африканской администрации, которые позднее основали общество «Круглого стола» и одноименный журнал. В отличие от Уэллса, это были в основном аристократы, способные влиять на политику посредством своих элитных связей. Возможно, что вера Уэллса в круг избранных, способных изменить мир, восходит к тому времени. В кружке обсуждались перспективы Британской Империи, и большинство склонялось к тому, что спасти ее может только «имперская федерация» англосаксонских, или, как Уэллс предпочитал говорить, - англоязычных народов.

Среди постоянных членов этого обеденного кружка - были империалисты Леопольд Эмери, основатель геополитики Хэлфолд Макиндер, влиятельный редактор консервативного «Нэйшнл Ревью» Лео Максе и лорд Милнер, либеральный политик Р. Б. Холдейн, а также лидеры английского социализма супруги Веббс, философ Бертранд Расселл и сам Уэллс. Таким образом, в 1920-30х Уэллс имел давнее знакомство с более «умеренной» группой Круглого стола, в которую входили основатель Чэтхем хауза Лайонел Куртис, Леопольд Эмери, лорды Милнер, Лотиан, Бранд и Астор. В отличие от «анти-большевистской» фракции Д'Абернона, генерала Яна Смутса, Джона Саймона и Х. А. Фишера, эта группировка империалистов стремилась оторвать Британию от Европы для создания «атлантического блока» с США и доминионами. Эта была цель, которую разделял с ними Уэллс, с большой надеждой писавший о «Стипендии Родса» как средстве подготовки политической и интеллектуальной элиты атлантизма - англосаксонского варианта «открытого заговора». Лондонский Чэтхем хауз и нью-йоркский Совет по международным отношениям, в те годы контролировавшийся банковской группой Дж. П. Моргана, служили органами публичной пропаганды, аналитики и лоббирования атлантизма. В Европейских делах эта «трехблоковая» группа «Круглого стола» формировала политику «умиротворения» Гитлера. 34 Они стремились усилить Германию по отношению к Франции и СССР как противовес первой и «буфер» против последнего. Такая «трехблоковая система» по их мнению удерживала бы Германию от войны. Это был бы своего рода новый «баланс сил» в Европе, развязывавший руки англосаксам для построения своей «мировой федерации». По их мнению для этого требовалось, чтобы Германия имела общую границу с Советским Союзом. Отсюда - сдача Гитлеру Австрии, Чехословакии и «Польского корридора».

Но ведь общая граница с Германией была также мечтой Коминтерна Ленина и Троцкого, и, как я утверждал выше, антисталинского вектора в Красной Армии и партии в 1930х. А устранение Гитлера и Сталина еще больше способствовало бы «балансу сил» и миру в Европе. Получается, что в середине 1930х у политиков «Круглого стола» группы Милнера - Лотиана и кругом Тухачевского - Бухарина - Радека, а возможно и Троцкого, совпадали геополитические интересы, пусть и по очень разным причинам. И Уэллс мог служить каналом связи между ними, не обязательно подозревая об этом. Впрочем вряд ли совсем не подозревая. Ведь он был сознательным связным «открытого заговора» интернационалистов мирового объединения. Более того, начиная с 1930 до конца его жизни, гражданской женой, секретарем и советчиком Уэллса была таинственная Мора Будберг, она же Закревская-Бенкендорф [ http://www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=259]. После расстрела ее первого мужа Бенкендорфа большевиками, Мора стала любовницей дипломата-разведчика Брюса Локкарта и сохранила близкие отношения с ним до конца жизни. С другой стороны, она была гражданской женой Максима Горького. Она свободно передвигалась между Москвой и Западной Европой, ее любили и принимали в элитных кругах Лондона. Словом, Мора Будберг была агентом влияния и «курьером» - связной между политическими и спецслужбистскими кругами Москвы и Лондона. Со слов своего друга, Драбкин пишет, что псевдоним «Эрнст Генри» Ростовскому придумала «бывший личный секретарь» Уэллса левая писательница Амабел Уильямс-Эллис [Lady Mary Annabel Nassau ('Amabel') Williams-Ellis (nee Strachey), 1894-1984]. Но Амабел никогда не была секретарем Уэллса и непонятно, почему Генри упомянул вообще в этой связи его имя. Нигде больше в очерке Драбкина об Уэллсе не говорится, и кроме «кэмбриджской пятерки» и Амабел мы не узнаем ни одного имени из обширных знакомств Генри в Англии. Случайность? Вряд ли. Не исключено, что этот пожизненный конспиратор, относившийся даже к своей биографии как к активке, сообщил Драбкину только половину правды. У Генри могли быть серьезные основания не распространяться о своих связях в Англии. Будберг умерла только в 1974 году в Лондоне, а Генри начал восстанавливать свои каналы межэлитных коммуникаций уже в 1960х, когда его покровители в Генштабе и ЦК вывели его из тени. Скорее всего не Амабел, а Мора Будберг и сам Уэллс обсуждали с ним деликатные вопросы публикации его двух книг.

Цепочка Ростовский (Майский) - Будберг - Уэллс 35 выводила советскую разведку и на элитные круги вокруг У. Черчилля. Уэллс был членом «Другого клуба» [ http://en.wikipedia.org/wiki/The_Other_Club] с 1911 года, когда его основали Черчилль и Фредерик Смит, граф Беркинхед. Обеды давались каждые две недели, и Уэллс передавал Море содержание бесед. В свою очередь, как показывают дневники Локкарта, Мора регулярно встречалась с ним и передавала последние новости из жизни Уэллса.

Цепочка Ростовский (Майский) - Будберг - Локкарт могла функционировать как канал связи или информационной игры между спецслужбами и внешнеполитическим руководством обеих стран. К этому надо добавить, что Мора подружилась с Гаем Берджесом, с которым Ростовский был знаком с 1933 или 34 года. Когда началось это знакомство, мне неизвестно, но можно предположить, что Берджес получил работу в БиБиСи не без помощи Локкарта, который с началом войны стал во главе Службы военной пропаганды, включавшей БиБиСи. 36

Опытный разведчик, Локкарт был чистопородный шотландец как Фриц Маклин. Они хорошо знали друг друга по Южному Департаменту Уайтхолла. От Локкарта мы знаем, что именно Маклин выступил с предложением бомбардировки Баку и Грозного в 1939. Локкарт был «выдвиженцем» лорда Милнера, который встречался с ним в январе 1917 в Петрограде и заступился за Локкарта, когда того отозвали в Лондон за его компрометирующую связь с Будберг, считавшейся то шпионкой немцев, то большевиков, то и тех и других. В Лондоне Милнер представил Локкарта Ллойд Джорджу и инструктировал его перед вторым назначением послом в Петербурге. Вскоре последовала известная история с «заговором Локкарта», за которым стоял Сидней Рейли (Григорий Розенблюм), тоже, видимо, хороший знакомый Будберг. Локкарта обменяли, и Милнер, умерший в 1925, передал его своим воспитанникам из т. н. «детского сада Милнера» [ http://en.wikipedia.org/wiki/Milner%27s_Kindergarten] - круга молодых британцев, работавших под его началом в Южной Африке, где Милнер служил Верховным комиссаром в 1902-10 гг. В первой половине 1930-х Локкарт, работавший в Форин офисе, был лично близок к Сэму Хоару (Samuel Hoare) - одному из ведущих сторонников политики «умиротворения». Хоар был другом лорда Лотиана из «детского сада Милнера», входил в «миротворческую» группу «Круглого стола» и получил печальную известность из-за «пакта Хоара - Лаваля» (1935), который «умиротворял» Муссолини за счет территории Эфиопии. В то время Хоар был главой Форин офиса, и Чемберлен был вынужден принять его отставку под давлением международных протестов. Но уже в следующем году Хоар получает пост первого лорда Адмиралтейства (1936), а затем государственного секретаря.

Если поместить две книги Генри о Гитлере в этот контекст, то их можно рассматривать как своего рода «активные мероприятия», отдаленно напоминающие активки А. Сурикова 1994 года, которые он создавал для Брейтвейта в лондонском Кингс-колледже. Адресат этих книг - не просто английское общество и политики, левые и «прогрессивные» круги Запада, а конкретно та элитная группировка Круглого стола, которая управляла внешней политикой Британии и имела серьезное влияние на Белый дом через такие теневые фигуры как сэр Вайзман - бывший глава Интеллидженс сервис в США, один из архитекторов Версальского мира «полковник» Эдвард Хауз и «англофильский» костяк Совета по международным отношениям. Генри, конечно, лукаво сообщал в предисловии к первой книге, что она не была "инспирирована" ни в каких кругах и не была связана с какими-либо "официальными" или "неофициальными" кругами ни в одной стране. Тем самым намекая, на противоположное. Ведь только посвященные знали, что Генри был советским агентом, и к этим посвященным относились адресаты его книг. Можно предположить, что для них смысл этих книг был несколько иным, чем для общей публики. Во второй книге Генри прямо говорит, что он пишет прежде всего для Британии, которая «держит в своих руках ключ к окончательному решению» в том случае, если Россия станет «ближайшим противником» Гитлера. Это какой-то намеренно туманный намек для посвященных, который не становится яснее от невыполненного обещания написать третью книгу под названием «Гитлер и Британия». Тем не менее, нетрудно понять центральный «мессидж» Генри внешнеполитической элите Британии. Готовится вторая мировая война. Ошибаются те, кто надеется «локализовать» назревающий конфликт в районе Восточной Европы. Эта война «не оставит нетронутой ни одну страну, как бы "изолирована" она ни была». Война будет иметь все-европейский характер апокалиптической битвы между «Европейской фашистской армией» и «Европейской социалистической и демократической армией». И, наконец, главное: в случае нападения Гитлера на СССР война закончится пролетарской революцией в Германии. И на этот раз революция будет «непобедима». Таким образом, Генри предупреждает консервативные британские элиты, надеющиеся уничтожить СССР руками Гитлера, что результат будет прямо противоположным, и что они не смогут отсидеться за Ламаншем. Труднее понять, каких решений ждали от британских кругов Генри и стоявшие за ним военные и коминтерновские круги.

В любом случае, через год начался Террор, в котором погибли военная, коминтерновская и партийная составляющие антисталинского вектора. Стал очевиден и блеф Ростовского насчет неуловимых пролетарских «пятерок», якобы покрывших своей сетью всю Германию. Коммунистическое крыло немецкого рабочего класса к тому времени было уничтожено. И как показала история, из всех классов и прослоек Германии только рабочий класс оставался до конца лояльным нацистскому режиму. Бунтовали генералы Вермахта, пытался торговаться с союзниками Гиммлер, но немецкие рабочие продолжали стоять у станков, нередко под открытым небом и бомбежками, до самой капитуляции. Никогда больше Генри не заикнется о роли рабочего класса. В начале 60х на поверхность вынырнул не коминтерновский трибун революционного пролетариата, а борец со «сталинизмом» на стороне «здоровых сил в партии». И обращался теперь Генри исключительно к «интеллигенции» и «молодежи».

Но какое отношение все это имеет к Фарвесту? Историческое отношение. Фарвест не появился на пустом месте. Это продукт длительной эволюции силовой бюрократии, у которой была своя идеологическая фаза. И я предполагаю, что, начиная с 1960х Генри стал одним из идеологов советского Генштаба и ВПК, создавший определенное идеологическое прикрытие для перехода их верхушки в лагерь реставрации капитализма и разгрома СССР.

Политические взгляды Генри вполне ясно отразились уже в первых документах его карьеры «диссидента». По словам Сахарова Генри так рассказывал ему о себе. Курсив везде мой.
В начале 30-х годов он находился на подпольной (насколько я мог понять) работе в Германии, был, попросту говоря, агентом Коминтерна. Вблизи наблюдал все безумие политики Коминтерна (т. е. Сталина), рассматривавшего явный фашизм Гитлера как меньшее зло по сравнению с социал-демократическими партиями с их плюрализмом и популярностью, угрожавшими коммунистическому догматизму и единству и монопольному влиянию в рабочем классе. Сталин уже тогда считал, что с Гитлером можно поделить сферы влияния, а при необходимости - уничтожить; а либеральный центр - это что-то неуправляемое и опасное. Эта политика и была одной из причин, способствовавших победе Гитлера в 1933 году.

Здесь ясно видно, что Генри отвергает сталинизм с либерально-буржуазных позиций. Он даже говорит языком советской антикоммунистической интеллигенции. Ему не по душе «догматизм и единство» коммунистов. Ему куда больше импонирует «плюрализм» германской социал-демократии, который, однако, не помешал ее вождям расправиться с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом и расчистить дорогу сначала консерваторам, а затем нацистам. «Либеральный центр» - вот политический идеал Генри 60х годов. Впрочем, скажу осторожнее: если верить, что сказанное и написанное Генри действительно выражали его убеждения.

Интересно сравнить позицию Генри со взглядами другого военного диссидента, но без кавычек, - генерала Петра Григоренко. В своих воспоминаниях «В подполье можно встретить только крыс» Григоренко так описывает знакомство с Ростовским. Курсив везде мой.
Почти столь же шапочно, как и с Белинковыми, познакомился я с Эрнстом Генри (Рождественским) - известным советским публицистом, считающимся чуть ли не таким же левым, как Рой Медведев. Э.Генри даже выступил в «самиздате», в том числе в соавторстве с Р.Медведевым. Вскоре после возвращения из Крыма, то есть ранней осенью 1966 года я застал у Алексея Евграфовича человека в черном плащ-пальто. Алексей познакомил нас. Неожиданно меня ожег злобный взгляд. Я пристально взглянул на нового знакомца. Но нет, человека этого я не знаю. Откуда же такая злоба ? Интуитивная взаимная антипатия? Я ведь тоже, когда знакомился, руку давал с крайней неохотой, а прикосновение было определенно неприятное.

Григоренко неправильно дает фамилию Генри (Рождественский вместо Ростовский), но в остальном память ему, видимо, не изменяет. Откуда этот «злобный взгляд» Генри, «интуитивная взаимная антипатия»? Григоренко не знал Ростовского. Но это не значит, что Ростовский не знал Григоренко... По той же причине Григоренко недоумевает, почему Генри старался скомпрометировать молодого диссидента Александра Гинзбурга, пытался отговорить других от контактов с ним. Объясняется это видимо тем, что Генри знал о Гинзбурге то, чего не знали и не могли знать другие диссиденты. Гинзбург был кадровым сотрудником Народно-трудового союза. Но Генри не мог сказать об этом, не выдав своих связей с госбезопасностью. Между тем номенклатурные враги Генри и «здоровых сил» вполне могли использовать факт принадлежности к кругу Гинзбурга против самого Генри и его подопечных диссидентов вроде Сахарова и провалить его операцию по внедрению в эту среду.

Так вот, Генри, конечно, знал, что Григоренко был военным ученым и в течение ряда лет сотрудничал с академиком Колмогоровым, чью подпись под «Письмом 25-ти» Генри так хотелось заполучить. В Академии им. Фрунзе Григоренко руководил кафедрой военной кибернетики. Колмогоров был основателем советской кибернетики, которая из-за сопротивления партийной верхушки могла развиваться только под крылом Генштаба. Первое поколение советских кибернетиков практически все состояло из военных. Григоренко так описывает свой путь в кибернетику.
Ещё в 1953-ем году я впервые услышал о работах Винера по исследованию операций в вооружённых силах. И хотя кибернетика была объявлена «буржуазной лженаукой», я направил часть сил НИО на изучение всего, связанного с этой «лженаукой». Было создано переводческое бюро, получившее указание прежде всего реферировать работы по кибернетике и исследованию операций. Лично я установил связь с академиками Акселем Ивановичем Берг и Колмогоровым. Стал набираться конкретных знаний. Помогало нам и главное разведывательное управление генерального штаба . В общем, НИО взял это направление и вел его, постепенно накопляя все больше данных, пока не подвёл дело к созданию в 1959-ом году кафедры военной кибернетики. (курсив мой - А. Б.)

Итак, Григоренко имел связь с каким-то управлением ГРУ, возможно по научно-технической разведке. Вспомним и такую деталь. Колмогоров отказывает Сахарову в просьбе подписать письмо, составленное Генри, но через некоторое время подписывает сходное «от другой группы». Не указывает ли это на существование каких-то групп внутри Генштаба, каждая из которых столбила свой участок в «антисталинизме»? Но в отличие от Генри, Григоренко был настоящим диссидентом, причем диссидентом-коммунистом. Имел ли он союзников в Академии и Генштабе, я не знаю. Но послушаем Григоренко. Вот несколько цитат. Курсив везде мой.
«Я сталинец», - пишет о себе П.Григоренко периода до 1953 года.По наблюдениям П.Григоренко, отношение людей к И. Сталину было положительным. «Я знал только то, что видел собственными глазами и слышал от окружающих. А слышал я даже в собственном доме, то есть от рабочих, мелких служащих, пенсионеров и их семей только хорошее». И совсем иначе выглядело в глазах людей послесталинское руководство. «...У всех были недовольства, - отмечает П.Григоренко, - все рассказывали о фактах бесхозяйственности, беззакония, бюрократизма, глупости».Свою речь, произнесенную на партконференции Ленинского района Москвы в защиту И.Сталина, П. Григоренко назовет позднее своей «первой правозащитной речью».Противник скоропалительного решения XX съезда, Петр Григоренко характеризует связанную с ним политику КПСС, как «произвол, творимый КПСС после XX съезда», или как «крысиную напасть».

Прежде всего бросается в глаза то, что в своей оценке Сталина Григоренко основывается на авторитете «рабочих, мелких служащих, пенсионеров и их семей», а не сливок советской интеллигенции, «молодежи» и иностранных товарищей. Демократизм Григоренко - это тот самый плебейский демократизм, за который Уэллс осуждал плебейского диктатора Сталина. Но Григоренко - не «сталинист», он был им только до 1953 года. Во-первых, потому что нельзя быть сталинистом без Сталина в Кремле. Никаких «сталинистов», которыми Генри дурил головы диссидентам в 1966, в советском руководстве к тому времени давно уже не было и быть не могло. Последние, настоящие сталинисты - Молотов, Ворошилов, Каганович были изгнаны еще в 1958, причем с помощью Шелепина, которого номенклатурные конкуренты потом представляли «сталинистом» в отсутствии таковых в природе. «Сталинизм» после Сталина - это номенклатурный миф, легенда, которую партбюрократия использовала для многочисленных идеологических прикрытий и метаморфоз на пути к своей трансформации в полноценный класс.

Во-вторых, коммунистическим идеалом Григоренко была не единоличная диктатура, пусть даже плебейского диктатора, а советская демократия трудящихся.

«Рабочий - идеал, носитель самой высокой морали, - считает П. Григоренко. - Кулак - зверь, злодей, уголовник. Капиталист - кровопийца, кровосос, эксплуататор, тунеядец. Коммунистическая партия - единственный творец и носитель новой морали, единственной общечеловеческой правды. И хотя я видел в жизни немало отклонений от этих правил, в душе жило убеждение, что это случайности, а в идеале именно так».

Невозможно представить себе Генри, говорящим такие слова. Не только в 1966, но и в 1926. Для крестьянского сына Григоренко коммунизм был нечто совсем другое, чем для сына фабриканта Хентова с увлекательной и комфортной жизнью в либеральной Англии.

Григоренко по-своему осознал ту опасность, о которой предупреждал Троцкий. Осуждением сталинизма бюрократия прокладывала себе дорогу к контрреволюционному перевороту. Он уже висел в воздухе фактами «бесхозяйственности, беззакония, бюрократизма, глупости». Сталин имел право на защиту. Но он был лишен этого права, потому что защитить его могли только те классы, включая крестьянство, которым бюрократия и примыкающие к ней привилегированные группы, вроде элитной интеллигенции и молодежи, не могли позволить говорить. И до сих пор не позволяют...

http://left.ru/2007/11/genri.jpg


За взаимной антипатией Генри и Григоренко скрывался антагонизм между бюрократическим и народным социализмом."

Но тогда почему Генри критиковал Сахарова, когда тот призывал к «конвергенции» капитализма и социализма точь в точь как когда-то Уэллс во время встречи со Сталиным?

В работе «Размышления о прогрессе» [ http://www.yabloko.ru/Themes/History/sakharov_progress.html], которую Генри предложил написать Сахарову, тот особенно напирал на «очень важный тезис о сближении социалистической и капиталистической систем, сопровождающемся демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом как единственной альтернативе гибели человечества».

«Против разговоров о сближении выступил журналист Э. Генри. (Его точка зрения была достаточно распространенной в те годы.) Э. Генри считал, что идея конвергенции отпугивала от Сахарова многих прогрессивно мыслящих людей, т.к. зачеркивала 50-летнюю историю страны и вела к отказу от идей Ленина. Конвергенция по Сахарову могла быть расценена как капитуляция перед капитализмом. По мнению Э. Генри, для выхода из кризиса необходимо было решить внутренние проблемы страны, чтобы "сделать коммунизм демократическим" и, следовательно, "нравственно привлекательным". Это подтолкнуло бы человечество к вступлению на путь коммунистического развития». 37

Казалось бы Генри тоже за коммунизм как и Григоренко. Но только на первый взгляд. Все аргументы Генри - это пустая либеральная риторика для наивной советской диссидентуры. «Прогрессивно мыслящие люди», «могут расценить», «выход из кризиса», «нравственно привлекательный», «подтолкнуть человечество». Это язык наемного провинциального публициста «за коммунизма». Если Сахаров наивен, то Генри - лжив. Даже не лжив, а просто ведет оперативную работу агента влияния в диссидентском движении. Вопрос о «конвергенции» выходил за рамки компетенции советских диссидентов. Здесь в номенклатуре двух мнений быть не могло. Все сидели в одной лодке. Только номенклатура имела право определить момент достаточного консенсуса внутри себя, когда «конвергенция» из пустой диссидентской болтовни могла наполниться ее единственным материальным смыслом - реставрацией капитализма в СССР.

Из справки бурцев.ру
«Говорить всерьез о конвергенции было еще рано. Военная элитная группа Генри не хотела конвергенции. Она себя прекрасно чувствовала в ситуации гонки вооружений. Холодная война укрепляла ее престиж, вес и привилегии относительно других номенклатурных групп. Но на всякий случай эта группа нуждалась в резервной концепции поведения на случай возможной смены курса. Отсюда интерес к диссидентству, которое Генри разрабатывал параллельно и иногда в координации с Андроповым и Бобковым, даже еще до их прихода на Лубянку в 1967».

Григоренко в «резервных концепциях поведения» не нуждался.
Генерал-майор П. Григоренко был одним из немногих, кто обратился к партии и обществу с опровержением материалов XX съезда КПСС о «культе личности» Сталина. Он утверждал, что эти материалы не основаны на научном изучении общества и имеют контрреволюционный характер. Партия, по сути, выступила против революции, подняла на щит бюрократов, карьеристов, взяточников и других приспособленцев, ведущих страну к реставрации капитализма.К противникам общечеловеческой правды и прав человека П.Григоренко относит и класс правящей в СССР партийной бюрократии, преследующей корыстные интересы. Он называет его «крысиной напастью». Задача защитников прав человека в СССР по П.Григоренко - бороться с этой напастью, мешающей народу строить коммунизм. Ход рассуждений генерала Григоренко такой: когда большинство людей осознают, что партократия изменила интересам революции, и «осветят» эту напасть «лучом правды», весь СССР превратится в «диссидентскую республику» и власть партийных чинуш рухнет. Идеал П.Григоренко - увидеть «наш освобожденный от крысиной напасти народ». 38

«Если Сталин был все же революционером, может придти другая личность», - говорил П. Григоренко на партийной конференции в 1961 году. И такая личность пришла. Не без помощи Генри и его «вектора» в Генштабе МО СССР. И что удивительно, этот вектор пережил СССР и теперь используется для подрыва капиталистической России.

Из письма бурцев.ру. об Э. Генри
Его функция - не добывание информации, а межэлитные коммуникации, вербовочная работа на верхнем уровне и формирование агентуры влияния. Это тоже самое, для чего Гусев хотел поначалу использовать со временем будущих фарвестовцев. Вообще, между биографиями Генри и фарвестовцами много общего, хотя как фигура Генри несоизмеримо крупнее Филина, Лихвинцева, Саидова и Сурикова вместе взятых. И до банального обслуживания западных интересов он не опускался. Правда за его спиной стояла мощная коммунистическая идеология и мощная держава - СССР, а за спиной фарвестовцев ничего похожего в 90 годы не было. Это их нисколько не оправдывает, но отчасти объясняет, почему они ударились в национализм и трайбализм. После 1946 - окончательного провала его канала коммуникаций времен войны с Гопкинсом и Уоллесом, Генри был выведен в глубокую тень, он выживал. К началу 60 годов, после перипетий со смертью Сталина и борьбой за власть в СССР, элитные группы ГРУ и ВПК вновь извлекли его на поверхность под журналистским прикрытием для восстановления каналов элитных коммуникаций и проработки концепции поведения военных элитных групп на случай снижения градуса холодной войны - отношения Кеннеди - Хрущев, разрядка, договоры ПРО и ОСВ, программа Союз - Апполон, начало перестройки.

Весной этого года в Москве прошло несколько мероприятий, посвященных столетней годовщине со дня рождения Генри. Были переизданы его книги 1930х о Гитлере и впервые изданы его записка «К вопросу о внешней политике Сталина» (1966) и роман «Прометей». У меня сложилось впечатление, что со стороны Фарвеста эти события носили характер активного мероприятия. Тем самым обнаружилась некая идеологическая связь Фарвеста с вектором Генри в ГРУ. Это мнение основано, в частности, на статье идеолога Фарвеста, А. Сурикова, под названием «Крах биполярного мира был предсказан в 1966 году в записке на имя Суслова» [A HREF="/nvz/forum/archive/212/%3Ca%20href="http://www.forum.msk.ru/material/lenty/327351.html]." target=_blank>http://www.forum.msk.ru/material/lenty/327351.html].

Изложение Суриковым внешнеполитических взглядов Генри подтверждает предположение о плане Гопкинса-Генри. Он одобрительно выделяет следующие мысли Генри.

Сталин «продолжил сверх державную линию русских царей». Вместе с Черчиллем он виноват в создании «биполярного мира» вместо того, чтобы договорится с белыми и пушистыми американцами о создании «почти что социализма» в Западной Европе. Генри даже «привел доказательства, что руководство США во главе с Ф. Д. Рузвельтом и Г. Гопкинсом летом 1944 года также особо не возражало против создания во Франции левоцентристского демократического режима во главе с коммунистами». Оказывается, речь шла о «еврокоммунизме», «демократических институтах и сменяемости власти через выборы». И на этом чудеса Гопкинса-Генри не заканчивались. «С другой стороны, безусловно, предусматривалась левая социально-экономическая политика и дружба с родиной социализма - великим Советским Союзом». Все тот же стиль мелкого провинциального публициста «за коммунизм». Ну, а если французы и итальянцы на выборах проголосовали бы против «дружбы с родиной социализма»? Что тогда? Представьте себе добрых лавочников Парижа и ювелиров Венеции с «великим Советским Союзом» в сердце. Вспомним о «пролетарских пятерках» Генри. Они так до сих пор и сражаются в своем подполье. Но генерал Григоренко объяснил нам, что в подполье можно встретить только крыс.

Что еще не так сделал Сталин? «Настойчиво требовал фиксации установившейся в 1940 году западной границы СССР». Значит, Гопкинс-Генри предусматривал СССР в границах 1939 года. Идем дальше.
Еще одна тема записки Эрнста Генри - холодная война. Автор убедительно доказывает, что в отличие от У.Черчилля, изначально нацеленного на блоковую военную конфронтацию в Европе, Ф.Д.Рузвельт и его соратники из Демократической партии США, включая на раннем этапе и Г.Трумена, имели другие планы. Во-первых, приоритетными для США они считали не Европу, а Восточную Азию и Тихоокеанский регион. Во-вторых, у них был повышенный интерес к использованию ресурсов и рынка СССР, что предполагало хорошие отношения с Кремлем.

Все понятно. Гопкинс-Генри - это союз США с СССР в границах 1939, в котором СССР будет служить рынком сбыта американских промышленных товаров и источником сырья для американских монополий - точь в точь по Гайдару образца 1992 года! Но это не все. Поскольку Старший Брат приоритетным для себя считал Восточную Азию и Тихоокеанский регион, младший брат будет дружить со старшим против Китая, Японии и других узкоглазых. За это Гопкинс поможет Генри давить «еврокоммунистов», если они вздумают проголосовать против вечной «дружбы с родиной социализма». И вот уже под блудливым пером Сурикова план Гопкинса-Генри становится поразительно похож на «геополитическую концепцию Кургиняна». Не хватает только последнего штриха. Но вот и он.
В-третьих, американцы стремились завоевать позиции в странах, бывших в тот момент колониями Великобритании. Например, в Палестине, где сразу после войны США вместе с СССР помогли, в том числе оружием, евреям, развернувшим террористическую борьбу против англичан и поддерживавшихся ими арабов. Куда американцы поначалу хотели влезать меньше всего, так это в Европу. Их вполне устроила бы стабильность в «Старом свете».

К великой дружбе США и СССР присоединяется маленький, но гордый народ, ведущий национально-освободительную борьбу с коварным Альбионом и его союзниками-арабами. Значит, вместе с США и Израилем бьем китайцев и арабов, а европейцев держим в состоянии «вечной дружбы с великим СССР»! Теперь все сходится. Впрочем, забыли об индусах. Но это мелочи. Когда с нами Израиль, индусы как-нибудь сами собой приложатся.

Наконец, Суриков доходит до главного зла - «биполярного мира», той самой Баррикады, которую Сталин никак не хотел уступить Уэллсу.
История показала, что СССР не выдержал противостояния одновременно с Западом, Востоком и мусульманским Югом, поддержанным как США, так и Китаем. Сегодня, когда завершается демонтаж Ялтинской системы, происходит крах гегемонистской политики США на Ближнем и Среднем Востоке, когда быстро поднимаются такие новые центры силы, как Китай, Индия, Бразилия, особенно важно помнить уроки истории. Тем более что демонтаж СССР, видимо, еще не закончен. Пауза, данная России на рубеже веков, похоже, подходит к концу. Вопреки желанию Кремля, страну втягивают в новую холодную войну. А ведь В.В.Путин - это далеко не И.В.Сталин, который, несмотря на все его ошибки и преступления, убедительно вскрытые Эрнстом Генри, все же был великим руководителем великой страны, которой уже нет.

Здесь Суриков использует пораженческую геополитику Генри как аргумент против кремлевского лозунга «суверенной демократии». Россия якобы не может быть суверенным государством как США, Китай, Индия и Бразилия (!). Ведь даже могучий СССР не смог. (Правда, со Сталиным мог, но для ясности мы это замнем, тем более что «Путин - это далеко не Сталин»). Единственное спасение для нашей матушки-России это «прислониться» к одному из «центров силы», иначе говоря, стать вассальным государством. Но к кому? По понятным причинам Суриков не может сказать это прямо, но те, кому адресован подтекст его слов, хорошо понимают, что прислоняться надо не к Китаю, Индии или, не дай бог, к Бразилии, а к Западу, т.е. напрямую к США или к США через их Европейский вассалитет (вассал моего вассала не мой вассал). Учитывая хорошо известную компетентным органам и московской политтусовке близость Сурикова к Кургиняну и его ликудовцам, на поверхностном уровне это воспринимается просто как словечко, замолвленное за «геополитическую концепцию» последнего - США, Россия, Индия и Израиль устраивают вечную дружбу и идут бить «мусульманский Юг», китайцев и «старых» европейцев. Но концепция Кургиняна это лишь внешний смысловой слой. Более глубокий и более примитивный смысл слов Сурикова обращен к целевой аудитории, которую Фарвест публично подначивает на госпереворот вот уже два года: «Времени у вас осталось мало. Не надейтесь, что новая холодная война позволит вам отсидеться за стенкой. Путин - не Сталин. Он сдаст вас. Поэтому лучше вы сдайте его, чтобы вам позволили прислониться к США... вместе с вашими электронными счетами».

Продолжением вектора Генри был вектор генерала ГРУ Гусева, в личную агентуру которого входил Суриков и другие фарвестовцы. Пятая колонна не ограничивалась организацией диссидентов. Она формировалась в недрах бюрократии, включая спецбюрократию. В последней, под защитой режима особой секретности этот процесс мог идти быстрее, чем в партийной и государственной верхушке, и принимать более резкие и смелые формы. Помимо секретности, как кокон окутывавшей спецслужбы, помогало и другое обстоятельство. В воображении советских масс номенклатура с помощью кино и других форм массового внушения культивировала образ разведчиков как «лучших сынов и дочерей советского народа», прошедших все мыслимые и немыслимые испытания на «холодный разум, горячее сердце и чистые руки». Но под прикрытием этой легенды шел процесс морально-политической деградации советских спецслужб, отражавший и обгонявший процесс разложения верхушки и остального общества. Кадры реставрации ковались в кабинетах ЦК и обкомов, на черном рынке, в зоне, университетах, редакциях и литературных тусовках. Об этом уже много известно и написано. О роли советских спецслужб и армейской верхушки в разгроме социализма и СССР известно очень мало. Секретность - это опаснейшее оружие господствующего класса .
<<<