Будущее гуманитарного образования. Мнение практика (*+)
Что касается образования - я скептик Дата публикации: 17 Июня 2003
Галина МАКАРОВА- доктор искусствоведения, профессор РГГУ. Прежде, чем начать работу в Гуманитарном университете, преподавала историю зарубежного театра в Российской академии театрального искусства (ГИТИС).
Русский Журнал: Какие бы вы могли выделить этапы, вехи в развития высшего гуманитарного образования?
Галина Макарова: Трудно говорить об этапах, хотя я работаю в системе высшего образования, сначала в ГИТИСе, а потом в Гуманитарном Университете в общей сложности 20 лет. Трудно говорить о каких-то радикальных переменах. Меняются студенты, программы, но, как ни странно, меняются очень незначительно. Другое дело, что в последние, наверное, 5 лет активно начинает муссироваться такая антиномическая пара знание/понимание. Речь о том, что мы вкладываем в студентов, втолковываем, вбиваем, если можно так сказать, - очень большое количество какой-то информации, и они ее не осмысливают, зазубривают, потом отвечают благополучно на экзамене, потом ее столь же благополучно забывают, не испытывая к этому особого интереса. Таким образом наши усилия на лекциях, семинарах, как в песок падают и там исчезают. А нужно добиться каким-то изменением лекционной практики, вводя какие-то интерактивные нормы-формы, большего процента понимания. Если, предположим, маленькая аудитория, то можно вести в интерактивном режиме лекции, на которых студенты могут задавать вопросы по ходу лекции, могут перебивать, а вы можете им отвечать, может быть, заранее давать темы лекций, чтобы студенты были подготовлены в какой-то степени, могли задавать вопросы осмысленно, а не просто переспрашивать дату рождения, по буквам фамилию, и так далее. Но это хорошо в маленьких аудиториях. Возможно, время больших аудиторий, лекций на сто, двести, триста человек вообще осталось в прошлом, и от них постепенно следует отказываться или же сводить к минимуму. Вероятно, лекции имеют смысл только в том, чтобы как-то сориентировать студента в том, что он должен читать, чтобы дать ему потом соответствующую литературу, - ведь пересказывать учебник или какие-то работы никакого смысла нет. Вообще, нужно, может быть, больше учить студентов работать с источниками. Тем более сейчас есть Интернет, доступны очень многие книги, сейчас они могут ехать куда-то на стажировку... В этом смысле, мне кажется, нужно как-то изменять сами принципы преподавания, хотя это новвоведение и мало чем будет отличаться от того стиля преподавания, что был принят где-нибудь в Геттингене или Гейдельберге, где невозможно себе представить, например, доцента Ницше на трибуне.
Может, мое мнение консервативно или слишком субъективно, но я за общение в узком достаточно кругу. Может, потому что я начала работать в ГИТИСе, где 15 человек в группе, на курсе, мы набираем от 10 до 20 человек. Когда я потом на службу выхожу в большие аудитории к историкам-филологам, и так далее, то я - стыдно признаться - особого результата своей лекционной работы не вижу. Тут возникает еще один вопрос. Вопрос внеаудиторных встреч с педагогами. У нас есть почасовка, которая вроде бы все учитывает, но на самом деле, работа проходит бессистемно, и представления о пользе таких занятий и встреч мы не имеем, а наиболее результативен именно такой вариант работы в творческих вузах: например, когда режиссер-мастер встречается и занимается со своими студентами-актерами или режиссерами. У нас существует система спецсеминаров, которая каким-то образом это восполняет, но, тем не менее, вероятно, имеет смысл как-то расширить эту практику. Но и тут необходим какой-то стимул для педагога, измученного своей почасовкой, когда от внеаудиторной работы он уже бежит, как черт от ладана.
Тут впору говорить о реформе, но реформе, честно говоря, такой, которая должна начинаться с повышения заработной платы педагогам, как бы пошло и приземленно эта мысль не звучала.
РЖ: Галина Витальевна, а какие традиции нам удалось сохранить для сегодняшнего театрального образования, и много ли утеряно?
Г.М.: Тут я оптимист. Я считаю, что почти ничего не утеряно. Заниматься мазохистским бичеванием не хочется, но если что и утеряно, так это некоторый масштаб личности. Когда мы учились, нас учили, я считаю, педагоги более крупные по масштабу своему, может быть, даже не по степени информированности, может, мы даже больше информированы, поскольку мы ездим, смотрим, есть видео, сидим в Интернете, и прочая-прочая. Но сам масштаб личности Бояджиева, Аникста, Алперса, Маркова, он был иным, они были крупнее, значительнее. Может быть, "большое видится на расстоянии", может быть, я не могу оценить масштаб своего коллеги, с которым на "ты", точно так же как он не может меня оценить, но, мне кажется, все-таки понизился масштаб личности педагога. Что же касается традиций, то, мне кажется, они сохранились в театральном образовании. И слава Богу, поскольку какие-то новые методы, связанные с тем самым дистанционным образованием, с семиотическими принципами, с попыткой ввести математические методы, и так далее, на мой взгляд, могли многое испортить в нашем деле. "Классическое" театральное образование, которое дают и в ГИТИСе, и у нас в РГГУ, мне кажется, все равно основательнее, его достоинства не вызывают сомнений и сегодня. Меня часто спрашивают, что я делаю здесь, в РГГУ в противовес, полемизируя с ГИТИСом. А я почти ничего не делаю, поскольку за некоторыми какими-то коррективами, меня вполне устраивает то, как меня учили в ГИТИСе. Так что, я считаю что здесь традиции как раз вполне благие и надо их сохранять, а что касается масштаба, - потомки оценят.
РЖ: Престижно ли сейчас обучаться в творческих вузах? Или эта престижность - устаревший миф.
Г.М.: Престижно. Об этом говорят конкурсы, причем, что меня удивляет, они повышаются год от года.. Все время говорят, что театральные вузы теряют престиж, что сегодня модно учиться менеджменту и юриспруденции. А у нас по конкурсу прошлого года, лидировали филология и лингвистика. Мне даже кажется, многие поняли, что рынок через какое-то время, может быть, даже сейчас, будет перенасыщен теми, кто получал образование юридическое, менеджерское и академическое, продуманное, филологическое, театроведческое образование, историческое, снова поднялось в цене. Я знаю об этом и по беседам с зарубежными коллегами, которые высоко ценят наш опыт, наши программы. Да и вроде бы непрофильные организации - такие, как телевидение, когда есть выбор между выпускниками журфака или нашими филологами или театроведами, я знаю, выбирают выпускников РГГУ. На "Культуре" сегодня работают выпускники нашего историко-филологического отделения. Мне кажется, некоторый миф существует в том, что касается престижности профессий менеджеров, юристов. Классические, академические гуманитарные специальности престижны никак не меньше. А ведь существует еще и понятие престижности вуза. По-прежнему люди с почтением относятся к университетам. Правда, у нас сейчас университетов, по-моему, очень много. Чуть что - все университет, но тем не менее, престиж РГГУ сохраняется и поэтому к нам идут еще из-за престижа. Что называется "бренд". Ужасное слово, но что поделать.
РЖ: Галина Витальевна, а как Вы оцениваете нынешний уровень школьной подготовки абитуриентов?
Г.М.: Это - грустная тема. Сегодня можно говорить о существовании казуса - казуса репетиторства. Когда я на консультациях, или потом уже, в разговорах с поступившими студентами спрашиваю их, выясняется, что почти все поступили через репетиторство. Очень мало тех, кто поступил просто из школы. Хорошие школы есть, школы, в которых дают хороший уровень образования, но родители все равно в большинстве своем полагают, что школа не дает возможности подготовиться к институту. Либо возникает другой парадокс. Это когда в каких-то школах учителя знают, что нужно натаскивать на экзамен в институте. И просто натаскивают в написании сочинения. Берут темы прошлых сочинений, изложения, которые были в прошлом году. И тогда уже идет не широкое образование, а идет натаскивание по разным предметам. Если школьника готовят в гуманитарный институт, то натаскивают по литературе, по сочинению, натаскивают на тех материалах, которые были в прошлых годах, что тоже не самое лучшее. Но хороших школ даже в Москве немного. В среднем же школы не дают возможности подготовиться, именно поэтому-то я очень скептически отношусь к единому экзамену. У нас много приезжих студентов из Саратова, Тулы, Екатеринбурга, Владивостока, Дубны. Московский уровень все-таки выше. Сейчас у нас учится девочка из-под Екатеринбурга, она говорит, что даже книг в библиотеках нет. Как мы можем оценивать ее по единому экзамену вместе с москвичами? Любопытно, что родители не соглашаются со мной, когда я предлагаю им консультации, считая, что репетиторство - лучший выход. Считают, что репетитор поможет. Я против репетиторства. Считаю, что если абитуриент хорошо самостоятельно занимается, никакого репетиторства не надо. Но родители сейчас помешаны на репетиторстве. Это бич современной подготовки в институт.
РЖ: На Ваш взгляд, современная молодежь более свободна в мыслях и поступках, или это кажется?
Г.М.: Молодые более эрудированны, у них больше возможностей получать информацию. Но наивность юности при всех знаниях жизни и свободы, все равно сохраняется. Иногда могут произнести какое-то английское слово или даже наше, знакомое, но многое нас не отличает. Я вспоминаю нас. Я не могу сказать, что мы были более зажатыми. Помню гитисовские коридоры и там достаточно свободные царили нравы. Курили, выпивали под столами - все было.
РЖ: Вам интереснее стало работать в последние 10 лет, легче или труднее?
Г.М.: В РГГУ я погружена в атмосферу: подготовки программы, поэтому, конечно, мне интересно. Но некоторая бюрократия, как в любой организации, есть, бумажная волокита, очень много выполняем каких-то отчетов, программ, заполняем какие-то формы, а поскольку теперь все надо делать на компьютере, то выходит почему-то не проще, а наоборот сложнее.
РЖ: Изменится ли в будущем роль и место педагога?
Г.М.: Думаю, что нет. Все равно будут педагог и ученик, будут те же отношения учителя и ученика, профессора и студентаВозможно, изменятся формы контроля за обучением. Мне кажется, что система рефератов себя изживает, она превратилась в профанацию за последние 3 года. Поскольку студенты очень хорошо у нас умеют обращаться с интернетом, нажимать на кнопки, то сейчас заставлять писать письменные работы стало бессмысленным делом. Они это скачивают за полчаса, так зачем же мне тратить время и все это читать? А заставлять писать письменные работы в аудитории, чтоб студенты свой почерк испортили, тоже, наверное, неразумно. А вот отношения студента и педагога, мне кажется, могут измениться только в консервативную сторону, которую можно, наверное, назвать, восточной. Знаете, как где-нибудь в Китае сидит на пороге хижины учитель и разговаривает с учеником. И к таким доверительным отношениям они и стремятся. Был у меня интересный случай: сейчас идут зачеты, экзамены, и я подумала, что проведу по теории драмы общее собеседование. Проводим собеседование, все замечательно. Я говорю: вы все получаете зачеты, вы писали работы, все хорошо. А они выходят какие-то не очень довольные. Я спрашиваю, что случилось? А мы, отвечают они, хотели с вами поговорить о том, как мы работали в течении года. Студенты хотят общения, а не сдать зачет и - с плеч долой... Вот это меня так порадовало! До слез тронуло.
