| От | Георгий |
| К | И.Т. |
| Дата | 27.06.2004 19:54:33 |
| Рубрики | Тексты; |
Социокультурное (-)
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 21.07.2004 23:21:45 |
Владимир Малявин. Русская историософия (видимо, должно быть продолжение) (*+)
Русский Журнал / Колонки / Идея фикс
Русская историософия
Владимир Малявин
Дата публикации: 16 Июля 2004
Я мечтал о величии русской жизни
и задумывался о ее невзрачности.
В.Н.Муравьев
Что есть Россия? Вот коренный вопрос русской жизни, притом истинно русский вопрос, острота которого не рассеялась за всю
тысячелетнюю историю русского самосознания. Изначально, по своему изначальному географическому положению, Россия выглядит "пустым
пространством между Европой и Азией" (Даниил Андреев), по символам и упованиям ее культуры - "милой пустынью" народных песен и
преданий. Безмерность пространства - главный фактор русской географии и вместе с тем - русской ментальности. Но русская пустота не
безжизненная пустыня, а обещание неисчерпаемой полноты бытия, условие обживания мира. Необозримый простор не позволяет видеть, но
заставляет смотреть: он будит духовную интуицию. Русскому пейзажу свойственна "мистическая аморфность" (Ф.Степун), одновременно
чарующая и томящая. В России родная сторона зовет и манит, в ней жизнь есть странничество без статичной точки наблюдения. Образ
жизни св. Прокопия Устюжского, о котором сказано, что он бродил без устали "по непроходимым лесам и болотам в поисках неведомого
отечества", обнажает исток мифа Святой Руси. Блуждание в лесной чаще сродни погружению в священную пещеру: в обоих случаях угасает
физическое зрение и раскрывается зрение духовное.
Преизобильная пустота "лесной пустыни" переживается как разрыв в субъективной преемственности сознания, как вездесущая "инаковость"
опыта. Только в русском языке слово "иное" со всей очевидностью означает одновременно "единое" и "другое". Только в русской традиции
иночество служит основанием и оправданием культуры. Только русский национальный гений Пушкин искал "иные права" - понятие,
несомненно, родственное, если не прямо тождественное, русской "правде". И только в России вопрос: "существует ли Россия?" способен
терзать и преследовать лучшие умы нации. Известна и цена, уплаченная русскими за широту и размах своих притязаний: Россия пребывала
в постоянно углублявшейся раздвоенности, внутреннем разладе, по-разному выразившихся в церковном расколе, в противостоянии России
дворянской и мужицкой, революции, непрекращающейся гражданской войне (в основном между правительством и народом). Нет в мире нации,
более склонной к взаимной вражде и усобицам, чем русская.
Мало сказать, что Россия со всеми крутыми поворотами ее истории пребывала или пребывает в кризисе и смуте. Кризис - это сама
сущность русской цивилизации, а разрыв между властью и обществом настолько свойственен русской политической традиции, что
парадоксальным образом определяет единство и цельность русского государства. Этот разрыв лишь изредка затушевывается особенно
свирепыми формами авторитарного контроля. Собственно, всякого рода чрезвычайщина, "спецрежим" и сопутствующее им "избыточное
насилие", вплоть до необходимости употреблять ненормативную лексику, чтобы добиться исполнения приказа, и есть лучшее подтверждение
наличия указанного разрыва между властью и жизнью. Народная стихия при таком положении дел, конечно, "безмолвствует", но ее
"безмолвие" отнюдь не пассивно. Народ знает себе цену и, более того, - уверен в себе. Он имеет хоть и неписаные, даже негласные, но
очень твердые критерии и нормы, по которым оценивает своих правителей. Эти оценки обусловлены тем, насколько хозяева России сознают
и умеют применить в политике внутреннюю прерывность русской жизни.
Цивилизация кризиса не признает формалистики права. Ее регулятивным началом выступает сам предел всех вещей и, шире, - предельность,
заданная существованию, если угодно - творческий хаос жизни. Подобное жизнепонимание, надо признать, исполнено неопределенности, а
неопределенность порождает тревогу и стремление изменить существующее положение. В России мало устойчивости и много нервозности. Но
в ней также много культуры в той мере, в какой именно культура предъявляет уникальные, самобытные свойства опыта. В "невзрачном"
русском пейзаже, по словам Степуна, главный элемент - линия горизонта, отмечающая предел нашего опытного мира и зовущая к его
преодолению. В "лесной пустыни" линия горизонта стоит прямо перед странником, и преодолевать ее нужно духовным подвигом, внутренней
трансценденцией души, которая творит культуру.
Молчание народа в России - знак безусловной открытости миру, первое условие воспитания души и культурного творчества. Отсюда столь
свойственный русским этос личного, но публично и эстетически переживаемого смирения (именно: жизни-с-миром) и жертвования.
Кульминационная точка такого отношения к миру - внутреннее преображение как собирание человеческого и божественного измерений мира в
том качестве духовного видения, взаимопроникновения горнего и дольнего, которое называют "мистическим реализмом" (В.В.Зеньковский)
или "духовным реализмом".
Речь идет, по существу, о ритуалистическом миропонимании, для которого первична не предметность, идеальная или материальная, а
преемственность, предание, со-отношение (пусть даже в виде несоотносимости), инобытие. Преемственность образуется отношениями
единого и единичного, вечного и преходящего - отношениями сущностно иерархическими, что и отразилось в основной категории русской
традиционной культуры - категории чина. Иерархический порядок чина и чинопоследования воплощает гармоническую сообразность бытия и,
следовательно, природную красоту, ЛЕПОСТЬ мира. Вместо параллелизма субъекта и объекта, сознания и материи европейской мысли Нового
времени мы находим в нем единство сущности и выражения в целостном ритме жизни, проницающем все жанры искусства и литературы и даже
превосходящем саму оппозицию внутреннего и внешнего в опыте. Внешние образы здесь имеют статус декорума, "тени" необъективируемого
целого, за которыми не стоит никакой предметной реальности. Они указывают на внутреннюю, чисто символическую глубину опыта, подобную
отсутствующей глубине зеркала. В предании истина не только передается, но и предается и предает себя миру.
Эту черту древнерусской культуры отметил Даниил Андреев на примере контраста между интерьером и внешним видом Собора Василия
Блаженного: первый предстает образом духовного самоуглубления, второй отличается чистой и яркой декоративностью. Андреев увидел в
этой ритуалистской орнаментальности наследие "прароссианства" и ошибочно счел ее явлением, враждебным православию. Между тем речь
идет о составной части "культуры чина", в которой формы культуры имеют статус "тени" внутренней истины.
"Осеняющее" присутствие мистической реальности остается недоступным для технического проекта человека: оно обладает качеством
"косности". Эта интуиция тщеты человеческого делания издавна питала русскую тоску и "нигилизм". "Скучно движется поезд русской
истории" (В.В.Розанов). Странно слышать такое суждение о стране, пережившей в своей истории так много катастрофических потрясений.
Но никакой человеческий проект не охватит и не освоит живую полноту чинопоследования, где дух и материя проницают один другую,
преображая действительность в вечно сущие, типизированные формы опыта, каковые и составляют подлинный арсенал традиции.
Цельность ритуального действия всегда соотносится с опытом телесного присутствия. Тело - всеобщий посредник между внутренним и
внешним аспектами существования в их крайнем, установленном традицией виде: как сверхлогического соответствия между внутренностью
внутреннего, "сокровенной клетью сердца", и внешностью внешнего - "тени", "отблеска", "эха" бытия как само-подобия. Внутреннее и
внешнее здесь соотносятся по принципу "таинственного совпадения" противоположностей вне параллелизма субъекта и объекта. Перед нами
снова встает тема разрыва в опыте, который на сей раз предстает чистой сообщительностью как предела и условия всех сообщений. Такова
подоплека исключительной важности подвига юродства в московский период. Примечательно, что в юродстве духовное откровение
представлено в телесной наготе подвижника - наглядная иллюстрация не-двойственности горнего и дольнего в ритуальной практике. Истина
сообщительности есть само тело блаженного, навлекающее на себя "избыточное" насилие и удостоверяющее реальность личного
существования посредством физических страданий. Мученическая смерть есть способ удостоверить истину как единство
абсолютно-внутреннего и абсолютно-внешнего там, где отсутствуют абстрактные критерии истинности суждения. На Руси есть правда и
святость потому, что в ней есть - и не могут не быть - святые мученики. Тело святого превращается в мощи, являя собой чудо
взаимопроникновения праха и духа - подлинного условия сообщительности всех вещей.
Ритуалистское миросозерцание православной традиции, по-своему цельное и самобытное, обладает непреходящей ценностью, что
подтверждается, помимо прочего, его возрождением в 20 в. Но после периода своего расцвета в 15-16 вв. оно вступает в полосу кризиса
и разложения, приведших к церковному расколу и секуляризации государства. Причины нужно искать в особой подмене понятий, которая
осталась незамеченной современниками вследствие специфики традиционного миросозерцания. Дело в том, что статус культурных форм в
рамках традиции определяется двумя законами, или, если угодно, мыслительными парадигмами, которые можно назвать законом само-подобия
и символического перевертывания (инверсии). Образы в традиционной культуре, как уже говорилось, суть типы, которые восходят (и
возводят ум) к архетипам, изначальному "импульсу" жизни и не имеют соответствий во внешнем мире. Отсюда - полная самодостаточность
религиозной аскезы и вырабатываемых ею форм культуры. Символическая инверсия, столь ярко запечатленная в подвиге юродства, выступает
способом защиты принципа недвойственности типа-архетипа от наивного субстанционализма идеалистического или материалистического
мировоззрения.
Между тем всегда есть возможность применить к металогической реальности само-подобия законы формально-логических отношений.
Исторически этот соблазн выразился в стремлении дать сугубо внутренней реальности архетипа внешний образ, воплотить небесное бытие в
земных формах. Отсюда и неизбежность насилия, каковое есть утверждение посредством субъективной воли-произвола параллелизма
внутреннего и внешнего. В Московском царстве понятие "правды" как истинности духовного опыта с течением времени все решительнее
отождествлялось с внешними, материальными атрибутами традиции, буквой обычая.
В результате наследие традиции, изначально представлявшее собой собрание типов, ТИПИКОН, оказалось соотнесенным не с внутренним
опытом духовного подвига, а с образами внешнего мира, и мета-логический идеал традиции был подменен идеологическим мировоззрением
западного типа.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 21.07.2004 23:21:31 |
О Е. Ясине и его программе коренного изменения культуры и традиционной системы ценностей русского народа (*+)
МНЕНИЕ
Ревизоры национальных ценностей
Не каждому народу будет позволено войти в постиндустриальный рай. Потому профессор Евгений Ясин, ведущий идеолог российского
либерализма, в книге <?Модернизация экономики и система ценностей> выдвигает в качестве первоочередной задачу коренного изменения
культуры и традиционной системы духовных ценностей русского народа.
Ясин утверждает: <?Традиционные русские ценности во многом привлекательны, но в целом низкопродуктивны>.
Отсюда их тормозящее влияние на ход реформ: <?С 1992 г. Россия прошла два этапа преобразований: первый этап реформ - 1992-1998 гг.,
завершившийся кризисом, второй этап - после 1998 г. ещё продолжается, хотя и с падающей динамикой. Назревает третий этап, когда
решающую роль будут играть изменения в системе ценностей, в культуре>.
Как же надо русским духовные ценности изменить? Профессор отвечает: <?Мировой опыт показывает, что Запад обладает наиболее
продуктивной системой ценностей, и это обусловливает его лидерство в развитии и процветании>. Несмотря на рост материального
благосостояния в странах Запада, автор строго осуждает католичество за то, что в нём допускаются раскаяние, искупление и отпущение
грехов. У кальвинистов, дескать, этого нет, и поэтому они богаче.
Но большевики, особенно на первом, высоко ценимом Ясиным, этапе господства в России, с грешниками (конечно, по своим понятиям)
расправлялись тоже без снисхождения. Тем не менее в экономике у них творилось чёрт знает что. А чем объяснить высокое экономическое
благополучие в таких разных по вероисповеданию странах, как протестантская Германия и католическая Франция? Видно, не только
правильная вера гарантирует процветание.
Говоря о советской системе ценностей, Ясин находит возможным признать её изначальную прогрессивность - она ознаменовала
<?принципиально иную эпоху в истории человечества>. Одновременно его глубоко огорчает тот факт, что советская система духовных
ценностей <?в итоге оказалась очень похожа на традиционную>. И вообще - <?советская экономика и общество оказались продолжением
феодальных иерархических структур>.
Учёный объясняет: <?Чтобы развить и распространить продуктивную систему ценностей, нужны продолжение и завершение либеральных
институционных реформ>.
Но кто конкретно должен <?продолжать и завершать>? Вожди, высокомудрые либеральные профессора, кто-то иной, присланный с другой
планеты или из-за рубежа?
Население страны Ясин в расчёт абсолютно не принимает. Как не замечает он и итогов демократических выборов, показавших: народ
негативно относится как к самим либерал-реформаторам, так и к их управлению экономикой.
Почему мы, то есть большинство населения России, отправляясь за шерстью, оказались начисто остриженными. А реформы продолжаются.
Зачем? Кому это требуется? Неужели и в самом деле главная цель либерал-реформаторов - коренное изменение системы духовных ценностей
народа?
В новых статьях Ясин хвалит правительство и президента за то, что они не пошли на увеличение подоходного налога, оставив в
неприкосновенности схему, по которой и миллиардер, и получающий нищенскую зарплату работяга платят в бюджет с дохода одинаковую
долю - 13 процентов. Ясин одобряет предложение повысить пенсионный возраст до 65 лет. Профессор всему перечисленному безмерно рад,
поскольку это свидетельствует, что реформы продолжаются.
Но Ясин огорчён тем, что: <?Институциональные реформы, провозглашённые в программе Грефа, продвигаются всё медленнее, встречая
нарастающее сопротивление, и пока ощутимых результатов не приносят>.
Мешают пережитки, от которых русским людям необходимо немедленно отказаться. Видимо, это убеждение, что не хлебом единым жив
человек, стремление и любовь к совместной работе, самопожертвование, соборность, влечение к сильному государству, восприятие труда
как удовольствия, неумение считаться с затратами при достижении общей цели, склонность к масштабным делам, нестяжательство,
нестандартность мышления, оригинальность, вера в конечное торжество справедливости. Всё перечисленное - а ещё и патернализм -
отнесено профессором к ценностям, непродуктивным, тормозящим развитие экономики. А что должно прийти им на смену?
Предпочтительнее всего протестантская этическая система. Католицизм так же низкопродуктивен, как и православие. Ссылаясь на западных
мыслителей, автор вскользь замечает: <?Либеральной продуктивной культуре, обычно связываемой с протестантской этикой, нередко
противопоставляется культура непродуктивная, примеры которой находят зачастую в Латинской Америке>. Исповедуемый там католицизм, <?в
отличие от кальвинизма или иудаизма>, нередко служит оплотом реакции. В качестве путеводной звезды для католиков автор приводит
<?хороший пример> Испании.
Книга изобилует недоговорённостями, намёками, иносказаниями и прочими тёмными местами, видимо, адресованными особо посвящённым.
Но ответ на вопрос о причинах экономических неудач СССР найти в работе Ясина всё-таки можно. По мнению профессора, большевикам не
позволили найти путь к экономическому процветанию <?советские ценности>. Наверное, такие, как коллективизм и взаимопомощь, идеализм и
энтузиазм, неприязненное отношение к выскочкам, восприятие труда как удовольствия, изобретательность, скромность в потреблении,
высокий уровень образованности, бескорыстие и душевность.
Всего этого в русском обществе уже не должно оставаться. Для постиндустриальной эпохи романтизм, идеализм и такой душевный <?мусор>,
как любовь к ближнему и снисхождение к оступившемуся, короче: мягкотелость - настоящий тормоз. Начинать жить по-новому автор книги
призывает уже сейчас. Точнее, сразу же после того, как в России кончится газ.
Разработка программы Грефа начиналась с обсуждения системы ценностей. <?Инициативу, - объясняет автор, - проявил клуб <2015> и
персонально В.М. Лопухин: На встрече Нового 2001 года члены клуба <2015> в хорошем настроении - им удалось продвинуть в обществе
сознание важности ценностей - распевали песенку на мотив <?С чего начинается Родина>: <?С чего начинаются ценности? С того, что
кончается газ...>
Если бы речь шла о студенческой вечеринке, то к словам песни не могло бы быть никаких претензий. Но в клубе <2015> - солидные люди,
работавшие над программой Грефа. Понятно, Новый год... Кому не приходилось хоть раз в жизни распевать в подобных обстоятельствах
песенки, о содержании которых наутро нельзя вспомнить без краски стыда на лице. Другое дело - русская примета, согласно которой от
пьяного зачастую можно услышать то, что трезвый человек держит у себя на уме.
Выходит, цель программы, составленной Грефом с участием членов клуба <2015>, - всё же не газ, а духовные ценности. Но тогда об этом
следовало бы написать с предельной откровенностью. Вовсе не хочу укорять тех, кому не по душе традиционные духовные ценности
народов, населяющих громадные евразийские пространства. Но пусть они гласно объявляют об этом.
Министры - фигуры политические. Как частное лицо Греф, несомненно, волен посещать любые вечеринки и распевать на них песни, какие
нравятся. Но в книге прямо говорится - программа Грефа разработана по инициативе и при участии членов клуба <2015>.
Каковы же цели программы, разработанной с участием людей, мечтающих о времени, когда в России закончится газ? Этот вопрос не может
не волновать людей, воспитанных в уважении к русской культуре и традиционным духовным ценностям русского и других народов России.
Ясин и сегодня настаивает на активном воплощении в жизнь тех же программных положений, о которых говорилось в приведённом выше гимне
клубменов. В статье под характерным названием <?Этого мало!> он пишет: <?Новая задача состоит в том, чтобы, сохраняя самобытность
русской культуры, поменять кое-какие традиции, препятствующие развитию и процветанию страны>.
При разнообразии мнений, существующих сегодня в обществе, народ имеет право знать правду о настоящих, а не пропагандистских целях
проводимых реформ. Впрочем, не станем тешить себя иллюзиями. Власть, хоть нынешняя, хоть прежняя, хоть любая другая, полной правды
гражданам всё равно не скажет. Поэтому остаётся выразить искреннюю благодарность профессору Ясину за то, что он как мог, пусть
местами и путано, но всё же поведал в книге, что ждёт нас на пути в постиндустриальное общество.
Вначале россиян уже раздели до нага физически. Правда, всё-таки не настолько <?круто>, чтобы мы валом повалили в протестантскую веру.
Поэтому профессор честно предупреждает: это ещё не конец. Он начнётся после того, как <?закончится газ>... Вот тогда-то нам и
предложат пережить ещё и стриптиз духовный, требующий безоговорочного изменения традиционных национальных ценностей.
Впрочем, по принципам демократии нам будет оставлено право выбора. Или ценности протестантские, или иудейские. Выбирая, придётся,
естественно, помучиться. И тут самое время спросить: <?Хочу ли я и в самом деле обменять своё первородство на чужую чечевичную
похлёбку?..> Уверен, что среди населения, почти потерявшего из-за бесконечных реформ способность думать, всё же найдутся и те, кто
ответит на данный вопрос отрицательно.
Власти, очевидно, имеют в виду данное обстоятельство, когда говорят сегодня о необходимости максимально ускорить темпы осуществления
реформ. Судя по всему, делается расчёт на то, чтобы внедрение протестантской системы ценностей повернуть настолько стремительно,
чтобы народ не успел очухаться.
Если данное предположение верно, то это свидетельствует лишь об одном: нынешние либералы к культуре и духовным основам этического
поведения человека подходят ещё более вульгарно и механически, чем марксисты, свято верящие в то, что бытие определяет сознание. Но
среди русского народа, как и среди других народов России, найдётся немало тех, для кого духовное наследство предков никогда не
станет предметом рыночного обмена.
Геннадий ФЕДОРОВ, журналист
Георгий (21.07.2004 23:21:31)| От | Ростислав Зотеев |
| К | |
| Дата | 22.07.2004 19:16:28 |
Ребяты, неужели до сих пор не поняли, что вас разводят??
А уж тиражировать дурь одесского еврея Жени Ясина - давнего члена кагала, льющего воду всегда и везде на мельницу "избранного народа" - называя его "высоколобым либеральным профессором" - дурь в квадрате.
Quo prodest???
Ростислав Зотеев
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 20.07.2004 00:15:53 |
Вячеслав Глазычев. К годовщине убийства царской семьи (*+)
Русский Журнал / Колонки / Столпник
Странная неделя
Вячеслав Глазычев
Дата публикации: 19 Июля 2004
Середина июля склоняет к резонерству.
14-го французы с обычной помпой отметили штурм пустой Бастилии парижской чернью, воображение которой было распалено амбициозными
адвокатами. Кони кирасиров пугались низко летевших вертолетов и сбрасывали под ноги зевак седоков, от унижения страдавших безмерно.
Их, французов, дело хозяйское - в день взятия Бастилии они на самом деле празднуют свой вариант цареубийства, совершенного четыре
года спустя - 21 января 1793 г. Как писал Томас Карлейль, все 57 вопросов, обращенных к Людовику, можно бы свести в один: "Людовик,
бывший королем, виновен ли ты в том, что до известной степени старался посредством действий и письменных документов остаться
королем?" [1] Заметим, кстати, что, несмотря на яростный нажим патриотов и понятную робость жирондистов, приговор был вынесен
незначительным большинством в 53 голоса от общего числа 729 депутатов Конвента. Если отнять у одной стороны 26 голосов, хотя и
произнесших "смерть", но ходатайствовавших о помиловании, то получится большинство в один голос.
В ночь с 16 на 17 отмечали последнее российское цареубийство, если и более гнусное, чем убийство Павла Первого, то лишь тем, что
заодно убили детей, повинных единственно в том, что они могли бы стать знаменем для монархистов. Большевики действовали в точном
соответствии с представлением о целесообразности, характерным для их вероучения, истребив в корне отнюдь не миропомазанника, а
политическую опасность. Оставим в стороне предположение, правдоподобное для всякого, кто знаком с историей: предстань царь перед
беспристрастным судом в июле 1917 г., тот признал бы его (и Александру Федоровну как соучастницу) виновным в многочисленных
преступлениях против отечества и достойным пожизненного заключения, тогда как правительство, назначенное Учредительным собранием,
приняв во внимание благие побуждения подсудимого и его искреннее раскаяние, скорее всего, помиловало бы трогательную семейную пару.
Случилось то, что случилось, и тут начинается обыкновенная для России путаница, в которой ельцинский режим и РПЦ учинили совершенно
бредовый контрданс. Можно понять политические резоны Бориса Николаевича, в конечном счете решившегося прибыть в Петропавловскую
крепость для обряда перезахоронения останков убиенных. Мотивы, по которым РПЦ отказалась признать этот обряд свершившимся фактом,
остались в тумане сомнений по поводу чудотворной силы мощей. Нет тумана в другом. На совести церковных иерархов, по меньшей мере,
странность признания святыми в лике страстотерпцев таких персонажей, которых никак не признаешь мучениками за веру, что, как я
понимаю, было бы единственным основанием канонизации в глазах иерархий других христианских конфессий.
При всем почтении к делам внутрицерковным следует заметить, что ни сам сюжет, ни форма его подачи в мир не могут считаться делами
одной лишь церкви. В самом деле, по факту канонизован был отнюдь не император Николай II, а гражданин Романов и члены его семьи (не
все - ведь великие князья, загубленные в других местах, в список страстотерпцев не попали). В юридическом смысле такого лица, как
Николай II, не было с момента подписания им отречения от престола. Тем не менее, канонизация и подавалась, и воспринимается до сих
пор как канонизация именно государя, и новоявленные святые изображены на иконах в царских облачениях.
Ну а как же слуги? А доктор Боткин? И слуги, и Боткин имели возможность остаться в живых, предай они своих подопечных. Право,
несправедливо, что бездарно утерян такой иконографический сюжет. Впрочем, Верховный суд России отклонил 16 мая 2003 г. кассационную
жалобу некой гражданки В.М.Лебедевой об отмене одного из решений Архиерейского собора Русской православной церкви 2000 года, так что
мы смиренно умолкнем.
В 1756 г. Эдмунд Берке, более известный позднейшими своими "Размышлениями о революции во Франции", опубликовал "Философическое
исследование наших идей о возвышенном и прекрасном". Энергичный британский консерватор, среди прочего, записал там: "Гражданское
общество есть партнерство всех наук, всех искусств, всех доблестей и всех совершенств... партнерство не только между ныне живущими,
но и меж теми, кто жив; теми, кто умер; и теми, кто еще будет рожден".
Красиво сказано, и возразить нечего, но как жить, сообразуясь с этой максимой?
Меж тем пароксизм владивостокского электорального безумия, на первый взгляд, славно разрешился избранием таинственного господина
Николаева в круг российских градоначальников. Беда тотального краха соскользнула, будто тень Земли с лунного диска в конце затмения.
Надолго ли? Боюсь, что рекорд удержится недолго: уже почти 40 процентов голосовали "против всех", так что будь у нас хоть старый,
хоть новый вариант закона об основах местного самоуправления, на власть в ближайшем будущем падет-таки новая задача: вводить
институт внешнего управления самыми обездоленными муниципиями.
В отличие от, скажем, США, где такое случалось нередко, ни одним из вариантов нашего закона эта корректировка проштрафившейся
демократии не предусмотрена с необходимой внятностью процедур. Нисколько не подготовлен институт внешних управляющих, вследствие
чего визг о поруганной демократии поднимется знатный, и власти, как обычно, могут дрогнуть, предоставив ринг дальним Res Publicae и
их Гракхам в стиле господина Черепкова.
Начался процесс над руководством ЮКОСа, и доводы обвинения, похоже, сводятся к той же формуле, что сто лет назад была удачно
сконструирована Карлейлем: "Ходорковский, бывший олигархом, виновен ли ты в том, что до известной степени старался посредством
действий и письменных документов остаться таковым?"
Примечания:
[1] Карлейль Т. История Французской революции. М., Мысль, с. 419.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 19.07.2004 20:42:41 |
"Некоторые любят поравнее". Льготы - и для сильных, и для слабых - зло (*+)
Русский Журнал / Колонки / Не в фокусе
Некоторые любят поравнее
Сергей Ромашко
Дата публикации: 15 Июля 2004
Давно не видел отрывных календарей: боюсь, что в них день взятия Бастилии уже не означен красным цветом. А зря. Потому что события,
с этим связанные, имели серьезное значение для всеобщей истории. Так, вторым в известном лозунге тех времен стояло, как известно,
требование равенства (egalite). С него, собственно, и начинается то самое гражданское общество, пришествия которого мы так
напряженно ожидали, а некоторые не перестают ждать и по сей день.
За правами гражданина последовали и права человека, закрепленные международной декларацией, и что бы там ни говорили, признание
равноправия всех людей на Земле - замечательное явление. Но от признания до осуществления - расстояние немалое. Очевидно, что и
равноправные люди не одинаковы, а значит, и результаты у них будут разные. Но одно дело - сознавать это, так сказать, натуральное
неравенство, другое дело - использовать неравенство в качестве социального инструмента.
В брежневское время была такая замечательная формула: "в порядке исключения". Почти магическая. Так и писали разного рода заявления:
"прошу разрешить в порядке исключения". И резолюции налагались соответствующие. В общем, проход закрыт, но вы попросите - и вас
пропустят. Одна из причин, по которым советский строй не устоял, - это то, что он запутался в вопросах обеспечения прав. Но ведь и
сейчас у нас, как показал взрыв возмущения по поводу "монетизации льгот", продолжается та же чехарда с делением людей на разные
разряды. Слово "гражданин" для нас - по-прежнему чужое, заемное, зато "льгота" - родное, свое.
Льготы бывают двух видов - для сильных (богатых и т.п.) и для слабых. Плохи и те, и другие. Потому что раскалывают общество. Потому
что отодвигают действительное решение реальных задач. Потому что консервируют отвратительные привычки нашей жизни - готовность при
необходимости прикинуться сирым и убогим (в советское время по любому поводу обзаводились медицинскими справками, не страна, а
клиника), необходимость кому-то кланяться и кому-то что-то доказывать, хотя речь идет часто о вещах вполне естественных - как те
самые права человека.
Конечно, ненормально, когда чуть не все население страны числится среди тех, кому полагаются льготы. И как-то эти числа особых людей
разного рода надо сокращать. Но ведь и решение новейших проблем направляется по тому же старому пути - льгот, то есть послаблений.
Простой пример: введение обязательного страхования автогражданской ответственности тут же поставило вопрос о реалистичности
заявленных тарифов. Каков был ответ? "Для отдельных категорий граждан" тарифы могут быть снижены. То есть опять льготы. Вместо того
чтобы разобраться, почему граждане страны не в состоянии выполнить свои обязательства, предлагается опять взнуздывать кривую кобылу.
А ведь впереди введение повременной оплаты за местные телефонные разговоры для большинства населения страны (пока что такая оплата
существует только в нескольких местах). Опять будем делить граждан на "категории"? Аристотель, первым написавший о категориях, даже
не подозревал, что его философский термин когда-нибудь падет так низко.
Вся эта категориальность то и дело порождает анекдотические явления, впрочем, многим не заметные, поскольку они полностью поглощены
логикой всякого рода исключений. Вот, например, при заключении в тюрьму особо значимых персон возмущение у общественности вызывает
то, что их помещают то "в обычную тюрьму", то в "обычную камеру". И находиться там, оказывается, совершенно невозможно. Какой из
этого делается вывод? Что нужно сделать так, чтобы условия в наших тюрьмах были человеческими для всех? Ничего подобного. Что
достойных людей надо держать в спецтюрьмах и спецкамерах, где обеспечиваются достойные их условия. Получается заключение "в порядке
исключения". Вообще считается, что наши граждане склонны к неприятию неравенства, не любят выскочек. И это не лишено оснований,
отсюда, например, стойкое отвращение нашего человека к ситуации конкуренции (имеется в виду вполне честная, нормальная конкуренция).
Но тот же самый человек в любой ситуации с ходу начинает оглядываться: как бы где-нибудь какую льготу прихватить, как бы оказаться
равнее других, как бы пройти без очереди. Есть у нас, например, замечательный обычай: занять очередь. Европейцы этого никак не
понимают: для них человек либо стоит в очереди, либо нет - и третьего не дано. И чего тут непонятного...
Та же логика исключений охотно принимается нами в общении с внешним миром. Скажем, проблема транзита при проезде в Калининград:
обсуждается "упрощение проезда для жителей Калининградской области". Пардон, а что, другим гражданам России туда ездить незачем?
Ведь надо решать проблему в принципе, а не такими вот кусками. Еще пример. Нам сообщают, что с некоторыми европейскими странами
достигнута договоренность об облегчении визового режима. Прекрасно. Но тут же выясняется, что облегчение это касается "определенных
категорий граждан". Это не решение проблемы, я псевдорешение. Хотя бы потому, что такие "послабления", как и любые льготы, можно в
любое время отнять. А главное - это нарушение основополагающих принципов прав гражданина и человека. Потому что если у меня есть
право свободы передвижения, то необходимо думать о его реализации, а не о том, как подкармливать кривую кобылу наследием Аристотеля.
А то ведь так можно дойти и до рассуждений в духе уже помянутого Брежнева, который считал, что официанткам платить не надо, потому
что у них чаевые есть, с них и так хватит.
Правда, кривые кобылы ездят не только по нашим просторам. Вот небольшой курьез из жизни соседей. Гельмут Коль, бывший канцлер
Германии, добился в суде, чтобы его признали обычным гражданином. Понадобилось ему это вот зачем. Госбезопасность ГДР следила за
политиками ФРГ, собирая всеми возможными способами (включая прослушивание и подглядывание) на них материал. По принятому после
объединения Германии закону материалы, хранившиеся в архивах госбезопасности ГДР, не могут быть опубликованы без согласия человека,
которого они касаются. Однако если данные представляют особый общественный интерес, то этот запрет может быть нарушен. Некоторым
политикам рангом пониже пришлось с этим смириться. А Гельмуту Колю удалось доказать, что он, в сущности, такой же, как все. И
поэтому касающиеся его материалы могут публиковаться только в той части, которая не затрагивает его личной жизни и проч. Понятно,
что на практике это значит: почти любые данные могут быть защищены от публикации, потому что провести точную границу, скажем, при
записях прослушивания бывает крайне трудно. Но доказать свое равенство с другими Гельмуту Колю удалось только потому, что он
оказался немного равнее других. Парадокс.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 23:19:03 |
Имидж России за рубежом: как отпиарить Родину (*+)
http://www.izvestia.ru/politic/article196017
ИМИДЖ РОССИИ ЗА РУБЕЖОМ: КАК ОТПИАРИТЬ РОДИНУ
Многие страны агрессивно занимаются собственной раскруткой. Две самые распространенные цели - привлечение туристов и инвестиций. В
России разговоры (на самом высоком уровне) о том, как создавать позитивный образ страны за рубежом, ведутся давно. Но национальной
программы по улучшению образа страны пока нет.
В понедельник президент Владимир Путин поставил задачу перед российскими послами, созванными со всего мира в МИД, - противостоять
кампании по дискредитации России. Кто эту кампанию ведет - не уточнялось. Однако задание получено. Как выполнять?
"Надо наступать единым фронтом"
- Система росзарубежцентров, до сих пор играющих роль культурных центров за рубежом, исчерпала себя, - делится с "Известиями"
президент Центра коммуникативных технологий "PRопаганда" Наталья Мандрова. - Поэтому сейчас перед государством стоит цель: понять,
каким образом ему действовать и на какие силы опираться, для того чтобы системно представлять свои интересы за границей.
- Имидж страны формируется из трех составляющих, - продолжает Мандрова. - Это деятельность власти, бизнеса и общества. Чтобы достичь
максимальных результатов, надо наступать единым фронтом.
В последнее время государство старается найти подход к неправительственным организациям (НПО). Президент Путин в своем послании к
Федеральному собранию подчеркнул необходимость стимулировать развитие гражданского общества. И тем или иным образом подключать
некоммерческие организации к созданию позитивного имиджа как внутри страны, так и за рубежом.
МИД оперативно отреагировал на призыв президента. В конце июня министр иностранных дел Сергей Лавров пригласил представителей 48
"ведущих российских" НПО в особняк министерства на Спиридоновке. И предложил им поделиться своими соображениями по поводу перспектив
сотрудничества "на таких важных направлениях нашей внешней политики, как обеспечение российских интересов в экономической,
социальной, гуманитарной сферах, защита прав соотечественников за рубежом, продвижение достижений российской культуры, русского
языка и в целом содействие объективному восприятию образа России за рубежом".
С ходу эта встреча не привела к конкретным результатам: сошлись на том, что "надо регулярно проводить подобные встречи". "Лавров
быстрее всех откликнулся на призыв Владимира Путина развивать гражданское общество, собрал НПО и озадачил нас. Будем думать", -
говорит "Известиям" сопредседатель "Союза женщин России" Галина Галкина.
Глобальные вызовы и сервис в аэропорту
- Позитивный имидж страны формируется не из слов, - говорит Наталья Мандрова, - надо подкреплять слова делами. Надо научиться
отвечать на глобальные вызовы. Среди таких вызовов - СПИД, ДЦП, туберкулез. В России найти деньги на подобные проекты практически
невозможно.
Тогда что можно записать стране в актив?
- Есть три основных критерия, которым должна соответствовать страна, чтобы современные западные соседи стали ее уважать, - говорит
генеральный директор Совета по национальной стратегии Валерий Хомяков. И называет их: свобода слова, стабильная экономическая
ситуация и возможность инакомыслия.
Помимо трех основных есть множество на первый взгляд мелких, но не менее важных факторов: "Это то, как выглядят наши города, сервис
в аэропорту "Шереметьево", вернее, его полное отсутствие, поведение водителей на дорогах и людей в метро. Какое это впечатление
производит на иностранца?" - задается риторическим вопросом Валерий Хомяков. На этом фоне, считает эксперт, дело может и не дойти до
обсуждения таких важных тем, как неудачная кадровая политика в стране, отсутствие реально самостоятельных партий и многих других
"пунктиков", которые ну никак не вписываются в евростандарт.
20 лет на улучшение имиджа
По оценкам некоторых экспертов, глобальная кампания по улучшению имиджа страны займет от 3 до 20 лет и потребует от $1 до 1,5
миллиардов в год. Впрочем, по словам политического социолога и председателя совета директоров ЦПК "Никколо М" Игоря Минтусова, такие
расчеты делать сложно. "Эти цифры могут колебаться в десятки раз. Сколько будет выделено денег, столько и можно эффективно
потратить. В США, например, ежегодно выделяются из бюджета разные суммы на улучшение имиджа страны и отслеживается, куда и как они
были потрачены и какие дивиденды получила страна", - говорит Минтусов.
Стереотипы восприятия России западным человеком: плюсы...
- самые красивые женщины
- страна, где можно испытать настоящий экстрим во всем - от путешествий до бизнеса
- русская душевность, на которой, кстати, можно заработать деньги
- возможность обойти закон
...и минусы
- пьянство
- необязательность, неумение ценить свое и чужое время
- низкий уровень безопасности (убьют за 100 рублей)
- низкий уровень сервиса
- в туалетах плохо пахнет
- возможность обойти закон
- тотальное неуважение прав человека
- несвободная пресса
- хамство
- дело "ЮКОСа"
ИЛОНА ВИНОГРАДОВА
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 23:18:11 |
"Здесь витает страх" (*+)
Здесь витает страх
Борис Райтшустер
Жестокое убийство американского журналиста Пола Хлебникова шокировало его иностранных коллег. Тот, кто выступает с критикой, должен
позаботиться о своей безопасности. Нашего московского корреспондента Бориса Райтшустера тоже захлестывают волны ненависти.
Реакция была не самой дружелюбной: "подонок продажный", "жидок" и куча других слов, которые в России никогда не услышишь от
интеллигентного человека. То, что больше напоминает пьяную ссору, на самом деле - выдержки из читательских писем в ответ на
критические публикации, появившиеся в журнале Focus и на его сайте. Их переводы, сделанные в нарушение российского закона об
авторских правах, сопровождаемые хулой, опубликованы на сайте, дружественном одному государственному информационному агентству. Эти
тирады можно прочитать там и сегодня: на мою просьбу их снять я так ни разу и не получил ответа. Подключать прокуратуру с самого
начала кажется делом безнадежным.
Причиной моей достаточно резкой реакции были еще и фальсификации при переводе. Например, фразу "Руки Путина постоянно находятся в
движении" здесь, недолго думая, сократили до "Путин дрожит".
Скорбь и страх
"Поносят - значит, уважают", - утешаются многие мои коллеги, которые оказались в той же ситуации. До тех пор пока эти бестолочи не
окажутся с дубиной перед моей машиной, их нападки не стоят и выеденного яйца, говорил я себе. "Просто не обращай на них внимания".
Но так было до прошлых выходных.
Когда мне из дома после нескольких бесплодных попыток наконец удалось подключиться к интернету (доступ к нему в Москве зачастую
бывает затруднен), я, сидя перед монитором, просто остолбенел. Там было написано, что убит "видный московский журналист" Пол
Хлебников, главный редактор русского издания экономического журнала "Форбс". Трусливо застрелен наемными убийцами на севере Москвы -
прямо у редакции. Моей реакцией были не только боль и скорбь. Еще чувство собственной незащищенности. И страх.
Луч света в темном царстве
Пол Хлебников, внук русских эмигрантов, родившийся в Америке, был одним из лучших журналистов Москвы. Одним из самых мужественных.
Одним из тех, кто писал о неудобных вещах. Книга "Крестный отец Кремля" - о сомнительных махинациях кремлевского фаворита Бориса
Березовского - стала библией современной России со всеми ее неурядицами. Мужественное произведение, которое пролило свет на мрачные
главы современной российской истории. Отец троих детей, он хотел перемен. Российское общество созрело для большей открытости,
говорил он, и опубликовал весной в "Форбсе" список ста самых богатых россиян.
Деликатная информация
Но поскольку у этих капиталов сплошь и рядом темное происхождение, многие испугались света. Реакция на публикацию была недоброй,
последовали анонимные угрозы. Хлебников верил, что Россия созрела для большей открытости, для "более честных игр" в экономике.
Многое говорит за то, что эта вера стоила ему жизни. И требовала от него мужества.
Слова соболезнования, высказанные Владимиром Путиным, были не чем иным, как косвенной критикой в адрес иностранных журналистов.
"Представления о России за рубежом иногда далеки от реальности", - напомнил глава Кремля через несколько дней после убийства,
выступая перед 130 российскими послами за рубежом, и расширил полномочия ФСБ, преемницы КГБ.
Своей плохой репутацией, на взгляд Путина, Россия нередко обязана "целенаправленной кампании по дискредитации нашей страны". Кремлю
следовало бы лучше заняться решением проблемам, стоящих перед страной, а не их освещением, с горечью прокомментировал ситуацию
бывший советник Ельцина Георгий Сатаров.
Бюрократические препоны
Критические вопросы в новой России нежеланны. Хотя по воскресеньям президент Владимир Путин поет дифирамбы свободе печати, но по
понедельникам вооруженные люди в форме врываются в редакции. Люди, как в советские времена, все чаще избегают откровенных
разговоров. К тому же чиновники расставляют на пути иностранцев бесчисленные подводные камни бюрократии. Чего стоит один только
занимающий целый лист формата A4 список "официальных документов", необходимых иностранному журналисту для заключения договора
аренды. Даже техпаспорт на машину приходится обновлять каждый год, как и таможенное разрешение на ввоз автомобиля и предметов
домашнего обихода.
После смерти Хлебникова все эти досадные вещи уже кажутся мелочью. Да, это не первое заказное убийство журналиста. Только в 2003
году было убито, по одним источникам, пять, по другим - двенадцать российских журналистов. Убийц, как и заказчиков, почти никогда не
находят.
"Я сейчас раскручиваю горячую тему, которая имеет отношение и к Германии", - рассказывал мне в начале лета 2003 года журналист Юрий
Щекочихин, самый известный в России публицист, писавший о мафии. Но через несколько недель журналист и депутат Государственной думы
был мертв. Скончался он при странных обстоятельствах, от редкого типа аллергии. Его коллеги по сей день уверены, что он был
отравлен.
Смерть в сломанном лифте
Россия после Колумбии является самой опасной страной для журналистов, пишет Международный институт прессы. Но до сих пор убийство
иностранца никто не заказывал. После смерти Хлебникова подсознательное чувство безопасности исчезло. Неприятностей достаточно и вне
политики.
Как пишет Moscow Times, смертельно раненый Хлебников умер в больничном лифте, который застрял, когда того везли в операционную.
Вместо того чтобы начать операцию, врачи были вынуждены искать механика. Как выяснилось, лифт был явно перегружен - поскольку двое
мужчин, один из них в милицейской форме, втиснулись туда, несмотря на протесты врача. "У меня приказ охранять этого человека", -
сказал сопровождающий. "Охранять тут больше нечего", - возразил врач.
Никаких неожиданных вопросов
Западные журналисты - это практически последние критики, чьи публикации еще находят широкий отклик. Российские журналисты из
кремлевского пула ограничены ролью придворных летописцев. Вопросы президенту, не согласованные заранее с его пресс-службой,
запрещены.
"Времена ГДР" для канцлера
Тем временем в эту игру включилось правительство Германии. Когда на прошлой неделе с визитом в Москву прибыл федеральный канцлер
Герхард Шредер, он - по настоянию Кремля - тоже запретил любые вопросы. Какой-то немецкий чиновник даже напоминал журналистам, чтобы
они ни в коем случае не нарушали этот запрет. "Да это как во времена ГДР!" - возмутился кто-то из журналистов.
Наказание морозом для журналистов
Путин едва ли должен опасаться критических высказываний в собственных рядах. Для большинства россиян свобода прессы мало что значит.
Согласно опросам, 75% россиян поддержали бы введение цензуры. Это обусловлено прежде всего тем, что журналисты - порой заслуженно -
считаются скорее проститутками, чем "четвертой властью", которая пристально смотрит за власть имущими. Политики и богачи регулярно
дают нам это понять - например, когда нам на морозе приходится часами ждать начала пресс-конференции.
В России очень широко распространенно мнение, что за соответствующую плату журналисты готовы писать о ком и о чем угодно. Иногда им
поступают неприличные предложения за деньги написать заказную статью.
"Убил бы такую скотину"
Когда я теперь выхожу вечером из офиса, а мне навстречу из-за угла выскакивает какой-нибудь человек, я вздрагиваю. В такие моменты
мне вспоминается письмо с того самого сайта. "Вывел бы в уборную и расстрелял бы гниду из нагана", - написано там - в мой адрес.
Переведено 15 июля 2004
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 23:18:07 |
У ВДНХ Россия сполна отблагодарила эту семью... (*+)
http://www.izvestia.ru/comment/article196125
РУССКИЙ АМЕРИКАНЕЦ
или Далеко ли от Цусимы до ВДНХ
У ВДНХ убили американского журналиста Пола Хлебникова. Начинал он работать в Москве в "Известиях", когда в начале 1990-х наша газета
задумала первое российско-американское издание "We/Мы". Проект был красочный, но прожил недолго. В первый номер Пол попросил
написать о мамонтах, которых раскопали в Сибири. "Пока американцы знают про Россию, что у вас много медведей, а раньше жили
мамонты", - пояснил Пол. В том, что американцы узнали про Россию много нового и правдивого, - его заслуга.
Пол рассказывал про свою семью - сплошь офицеры. Два его прадеда были генералами на русско-турецкой войне. Прадед Небольсин во время
Цусимского сражения на русско-японской войне после гибели командира спас крейсер "Аврора", что не помешало матросам в 1917 году
убить контр-адмирала (об этом писал Солженицын). Отец Пола, уже американец, был старшим переводчиком на Нюрнбергском процессе. У
ВДНХ Россия сполна отблагодарила эту семью...
В чем отличие русской жизни от западной? Почему лучшие люди, начиная с князя Курбского, из России бегут? Существует тысяча ответов.
Самый радикальный и весьма распространенный: потому что в России жизни нет. Только что с великой помпой вышел на экраны наш первый
блокбастер "Ночной дозор". Продюсером выступил Константин Эрнст, генеральный директор первого телеканала. То есть властитель
коллективного бессознательного. В нашем обществе, по Эрнсту, людей нет - они лишь подвижная декорация, а также вместилище энергии.
Все достойные изображения герои - либо из дневного дозора, либо из ночного. Одни пьют кровь людей, и другие тоже пьют, но чтобы
почуять врага. При этом сами же прежде выдают ему лицензию на то, чтобы попить кровушки у рядового гражданина. Полная аналогия с
чиновничье-олигархическим государством. Дневной дозор - олигарх Х., ночной - прокурор У.
Помню наш разговор на Всемирной климатологической конференции. Хлебников возмущался позицией видного западного ученого, который
заявил, что Россия сможет решить свои энергетические проблемы, поскольку ее население будет неминуемо уменьшаться. То есть
собственное население России во вред, энергию поглощает. Может быть, создатели "Ночного дозора" согласились бы с этой позицией, если
бы с уменьшением населения параллельно не уменьшалось количество зрителей. Что касается Пола, в нем чувствовалась острая ностальгия
по утерянной стране, которую защищали его прадеды и которой помыкали многочисленные Березовские (бывший, кстати, начальник Эрнста).
Применительно к "крестному отцу Кремля" Хлебников чаще всего применял слово "наглость". Русский американец Хлебников, по всей
видимости, мечтал о возрождении государства и нравственности. В этих мечтах не было русской бездеятельности - ведь он был все-таки
американец.
Почему лучшей, хотя и смахивающей на аттракцион иллюстрацией нашей жизни становится виртуальный мир? Ночной дозор, дневной, кровь
как символ энергии - это кризис восприятия реальности. В этой реальности наши суды, парламент, политики, военные, телевидение - суть
виртуальные муляжи из параллельного мира. Для нас там нет ни слова правды, это жизнь вампиров. Народ про этот мир ничего не знает и
этого языка не понимает. Хлебников вторгся в чужой виртуальный мир и понес вполне реальное и неминуемое наказание.
Поскольку реальной жизнью распоряжаются получившие власть ночные тени, мы отличаемся апатией, доходящей до брезгливости и полного
неприятия всего, что предлагает обществу государство. Ему мы не верим никогда, ни при каких обстоятельствах. Мы категорически не
приемлем все реформы, нам не по душе все законопроекты, мы не верим прокуратуре и, одновременно, мы не терпим олигархов. 70% россиян
не любят олигархов, но хотят жить при капитализме. Мы ничему не говорим "Да", но всему - "Нет".
От апатии до паники - полшага. Когда сам ничего не делаешь, ощущаешь себя жертвой. Россия, как ни одна другая страна, находится в
постоянном предвкушении катастрофы. Спектр широк: от превращения страны в ядерную свалку и ухудшения климата до банковского кризиса
и окончательного подрыва социальной системы. И все на нашей крови. Главные злодеи и единственные действующие лица - олигархи и
чиновники. Мы - бессловесная жертва. Но мы - смиренно молчим, терпим и умеем выживать. Может быть, в виртуальное кино сходим.
А вот Пол Хлебников, русский американец, перепутал времена, смешал реальность с виртуальностью, говорил, что думал, жил, как в
Америке, потому и не справился с Россией, страной окоченевших мамонтов и вечно голодных вампиров.
Сергей ЛЕСКОВ
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 13.07.2004 22:26:49 |
"Рабочий - тот, кто не сумел хапнуть в 90-е, менеджер - тот, кто сумел" (*+)
Русский Журнал / Колонки / Злые улицы
Солдат и шлюха
Игорь Манцов
Дата публикации: 13 Июля 2004
Сюжет определяется героем. Как автор назначает героя, произвольно? Ни в коем случае. В соответствии с актуальной стратификацией
общества. Общедоступный пример: "Андрей Рублев". Не важно, что тематически фильм о татаро-монгольской эпохе, в центре повествования
все равно образ советского интеллигента, призванного творить, но вынужденного молчать. Правом на публичную речь обладали тогда
коммунисты да интеллигенты. Остальные, вроде персонажа Ивана Лапикова, нелегитимны, пробираются в фильм контрабандой, подвергаются
обязательному остракизму. Но ежели быть внимательным, именно межеумочный индивидуалист Лапиков, впервые предъявивший свою
психофизику в "Председателе", - подлинный герой фильма. А не декоративный Рублев, не истерический преемник Рублева Бориска.
Пересмотрите, не поддаваясь пропаганде. От перестановки акцентов фильм много выигрывает. Лапиков там сложный, нервный, живой. Может,
и не гений, не художник, зато герой! Но это победа актера, поражение Тарковского с Кончаловским. Жестокое.
Итак, советские интеллигенты строили свое alter ego из молчания и стилизованного достоинства. А западные? Эти опознавали героя по
внешним признакам. В фильме Хичкока Vertigo герой Джеймса Стюарта схватил на улице первую попавшуюся женщину, притащил в магазин
одежды и одел в точности как свою давнюю возлюбленную. В парикмахерской он ее перепричесал, после чего закономерно опознал в женщине
ту самую, заветную, мертвую! В сущности гротеск. Один из самых смешных эпизодов мирового кино. Может, персонаж Стюарта законченный
псих? А может, у них так принято, им этого, внешнего, достаточно? Хичкок снисходительно согласился со Стюартом: женщина вроде бы
оказалась тою самой. Но вы-то не верьте, не идите на поводу у чужого сумасшествия.
Сорок лет спустя трюк задумал повторить влюбленный в Хичкока сценарист и режиссер Николай Лебедев. В его фильме "Змеиный источник"
есть показательный эпизод. Следователь уличает героиню, дескать, вот же ты, героиня, на фотографии, со спины, в своем черно-белом
клетчатом платьице! Значитца, виновата. Однако реплика заставляет подозревать следователя в слабоумии. Стюарт и женщина с улицы
провели в бутике полдня, перемеряли тысячу одежек, прежде чем он воссоздал уникальный облик любимой, прежде чем "реанимировал" труп.
В расейской провинции клетчатое платье из районного сельпо надевает каждая вторая, а каждая первая носит не менее типовые джинсы с
унифицированной блузкой. То есть западный способ идентификации не проходит. Иначе, стратификация заимствованная, неактуальная.
Героини нет, есть картонка, муляж. Таков и сюжет фильма в целом.
Ладно, но ведь у нас в стране 140 миллионов людей, размышлял я. Пускай молчуны интеллигенты мутировали, пускай критерий "внешнего
вида" тоже не проходит, но ведь те или иные социальные ниши неизбежны! Ведь наши люди как-то группируются, маркируются, называются.
Кто они? Какие сюжеты провоцируют? Как их различать? Кем назначить?
Вскоре после этого размышления один пожилой родственник настоятельно посоветовал мне бросить непонятную профессию критика и
записаться в рабочие. Ага, это что-то, "рабочие" - все еще работает! Следом отличился другой пожилой родственник, который настаивал
на том, что я непременно реализуюсь в качестве так называемого менеджера. Отлично, неумышленное полевое исследование удалось,
ситуация прояснилась.
Итак, постсоветская картина мира прямо наследует советской: экономические критерии различения. Рабочий и менеджер (тогда он
назывался парторг) - герои легендарного застойного эпоса "Премия". Между рабочим и менеджером никакой качественной разницы, только
количественная. Подобная стратификация провоцирует один-единственный сюжет: сюжет перманентного передела собственности, сюжет
гражданской войны. Рабочий - тот, кто не сумел хапнуть в 90-е, менеджер - тот, кто сумел. Рабочий - бедный, но честный, менеджер -
богатый, но вор. Менеджеры защищают итоги приватизации, рабочие ждут удобного момента, чтобы вцепиться приватизаторам в глотку, но в
сущности те и другие - ягоды с одного символического поля.
Рабочие проклинают гайдара с чубайсом, олигархов и собственников, но готовы занять хлебные вакантные места в любое мгновение, на тех
же условиях аморальной непрозрачности. Близнецы-братья, которые друг другу нужны, которые друг без друга никуда. Либералы и народ
заодно. Лениво переругиваясь, утверждают приоритет так называемой жрачки.
Парадокс, но нынешняя Россия - общество тотального равенства и болезненной однородности. Общество, в котором подавляется воля к
различию. Стоит дистанцироваться хотя бы в качестве независимого тульского критика (звучит, кстати, смешно), как слева и справа,
сверху и снизу начинается паника. "Он публикуется в уж-жасной газете "Консерватор". У него уж-жасный образ мыслей." Или: "Целыми
днями смотрит кино, пишет непонятную ерунду, мало получает, короче, не хочет работать!" Итак, нерушимый блок либералов и
беспартийных доходяг окончательно оформился. Противно.
Дэвид Мэмет снял по собственному сценарию картину Spartan. Переводить название как "Спартанец" нельзя! Потому что фильм в равной
степени про "спартанку". Фильм Мэмета очень важен. Оценить его в полной мере можно, лишь приняв во внимание великий вестерн Джона
Форда The Searchers, с которым Мэмет ведет продуктивный диалог.
Вот сюжет Форда. XIX век, Дикий Запад. Индейцы коварно выманивают белых мужчин из поселка и устраивают резню с пожаром. Индейцы
увозят с собою девушек, пленниц. Вернувшиеся мужчины скорбят, обещают отомстить, но только двое реально отправляются на поиски: дядя
одной из девочек (Джон Уэйн) и ее жених, полукровка. Эти двое клянутся найти и вернуть своих женщин во что бы то ни стало.
Незаметно фильм превращается в героический эпос. Дожди сменяются снегами, а равнины горами. Мужчины находят мертвое тело одной из
девушек, но ни на мгновение не сомневаются в собственной миссии. Проходят годы, шансов найти и вернуть, кажется, никаких. Но вопреки
здравому смыслу мужчины продолжают поиски.
Наконец несгибаемый Джон Уэйн и чувствительный жених находят то самое племя, которое осуществило давнюю диверсию. Более того, героям
удается отбить девушку и наказать похитителей. Но когда жених собирается обнять и расцеловать сильно изменившуюся возлюбленную, Уэйн
мрачнеет и поднимает револьвер: "Она была четвертой женой индейского вождя. Она должна умереть!" Парень в ужасе, парень закрывает
женщину грудью, но Уэйн неколебим: "Она-должна-умереть!"
Великий фильм кончается на этой реплике, дальше следует минута политкорректности, фенечка для особо чувствительных зрителей: Уэйн
соглашается с озабоченным юношей, поднимает недавнюю пленницу, забывшую английский язык, на руки и самолично возвращает в лоно
цивилизации. Выдержит ли его мир - ее возвращение?! Но об этом, страшном, у Форда ни полслова.
Можно позавидовать американцам, превратившим свою киномифологию в сегмент реальности! Для Мэмета The Searchers такой же очевидный
первоэлемент, как вода, солнце, улица, город, человек. Мэмет уточняет ту социальную стратификацию, на которую опирался Форд.
Spartan - фильм про солдата и шлюху.
Вэл Килмер играет американского рейнджера, человека, способного выполнить любой приказ, решить любую задачу. На этот раз требуется
вернуть в родительский дом похищенную из ночного клуба студентку. Полиции известно, что работорговцы похищают американских девушек и
продают их в гаремы восточных падишахов. На этот раз девушка особая, дочь кандидата в президенты страны. Она изменила своему парню с
похотливым университетским профессором, она броско подстриглась, она перекрасилась в яркую блондинку, она отправилась "сниматься" в
клуб с дурной репутацией, откуда и была похищена в качестве рядовой американки. "К черту, я не хочу домой, я никому там не нужна! -
объясняет проданная в гарем девушка освободившему ее Килмеру. - Я шлюшка, я просто маленькая шлюшка..."
Килмер и пленница, в недавнем прошлом восьмая жена падишаха, соотносят себя с преданием, они пересказывают друг другу притчи,
оформляющие стратификацию "солдат - шлюха". "Окруженный врагами спартанский король послал на войну одного воина". "Некий спартанский
король продал свою дочь за золото". Американским властям невыгодно возвращение дочери кандидата, по существу, дочери страны, в
качестве шлюхи. Власти объявляют девушку погибшей, а потом мешают Килмеру, действующему на свой страх и риск. Власти намерены
уничтожить и солдата, и шлюху, чтобы сохранить хорошее лицо. "Идет третья мировая война, а маленькая сучка хочет расколоть
мужиков!" - неистовствует американский чин, чья реплика явно отсылает к финальному препирательству героев Джона Форда. Однако даже
яростное противодействие властей, даже отсутствие приказа и, извиняюсь, оплаты не могут помешать рейнджеру состояться в своем
главном качестве, в качестве солдата и защитника. Вот и героиня вполне в своем женском праве, в своей нише. По словам русского
поэта: "Ты первому, кто в дом войдет к тебе, принадлежать решила, как судьбе". Ее берут прямо в клубе, но именно этого она и желает.
Почему и кто виноват - слишком поверхностные вопросы.
Миром управляют отнюдь не экономические законы. Женщина отдается первому попавшемуся импульсу, солдат возвращает ее в родной дом.
Снова, как и в случае с "Троей", мне нравится спокойное достоинство, с которым американцы предъявляют свою мироустроительную
формулу. Страна, которая производит такое кино, непобедима. Подобную ролевую схему нельзя художественно сымитировать, стилизовать,
она или есть в обществе, или ее нет.
А у советских, как водится, собственная гордость: завистливый рабочий, эффективный менеджер. Тьфу на оба ваших дома.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 13.07.2004 22:25:57 |
Опрос на тему: "Нужно ли сегодня высшее образование?" (*+)
http://www.rodgaz.ru/index.php?RODGASID=81193836f547a1e8c00772618ff36196&action=Articles&dirid=32&tek=11083&issue=135
"РОДНАЯ ГАЗЕТА" ? 26(61), 09 июля 2004 г., полоса 3
Вопрос недели: Нужно ли сегодня высшее образование?
* Александр, 30 лет, программист:
- Высшее образование - это логическое продолжение среднего. Существует определенная логика развития жизни. Ты получаешь высшее
образование, чтобы найти себя в жизни и устроиться на достойную работу, как следствие - купить квартиру, жениться, вырастить сына,
посадить дерево и так далее. Не исключено, что все можно осуществить и без образования, но пять лет в институте - определенная школа
жизни, где учишься самостоятельности и умению общаться.
* Виктор, 23 года, продавец и студент заочного отделения:
- Все родственники наперебой твердят мне о социальном статусе. Мол, у человека с высшим образованием он выше. Но сколько примеров:
получишь филологическое, а потом на рынке торгуешь. С высшим, что ли, престижней? Какой смысл терять пять-шесть лет, чтобы потом по
профессии не работать?
Согласен, что самообразование забрасывать не надо: книги читать, языки учить. А диплом - это бумажка, его запросто купить можно. Мне
он для мамы нужен, принести и положить на стол, а то в покое не оставит, хотя я продавцом дорогих машин и без высшего нормальные
деньги заколачиваю.
* Елена, 38 лет, менеджер по работе с клиентами:
- В США, например, где я некоторое время жила, образование играет ключевую роль в жизни человека. Окончил только школу - быть тебе
всю жизнь обслуживающим персоналом. Сейчас и в России все больше и больше начинает цениться хорошее образование. В любой серьезной
фирме специалист с дипломом будет получать больше, чем его коллега без образования, даже если последний и более одарен.
Наш фонд занимается устройством на работу людей, которые всю жизнь трудились на каком-нибудь заводе и вдруг стали безработными. Как
правило, у них нет высшего образования, многие уже почти не способны к обучению, но встречаются светлые умы, которые могли бы
многого добиться, закончи они в свое время институт.
* Татьяна, 51 год, директор рекламного агентства:
- Для престижа, для самоудовлетворения. Чтобы устроиться на хорошую работу, чтобы перед детьми не было стыдно, когда будешь им в
очередной раз читать нотацию о пользе учебы. Я закончила ГИТИС, сейчас по специальности не работаю, но горжусь тем, что получила
диплом такого престижного вуза. А моя дочь получает высшее образование, чтобы стать квалифицированным врачом. Такую профессию
самостоятельно не освоишь.
* Дмитрий, 18 лет, абитуриент:
- Сейчас пытаюсь поступить в МГУ. Диплом одного из лучших университетов страны что-то да значит и в будущем, я уверен, во многом
облегчит поиск хорошей работы. Сам я приехал из Тульской области, если поступлю, то останусь в Москве. Это шанс чего-то в жизни
достичь.
* Сергей, 45 лет, предприниматель:
- Институт необходим для получения базового минимума умений и навыков и, что более важно, для повышения общей культуры. Какой бы вуз
человек ни окончил, при попадании в реальные рабочие условия ему приходится многое осваивать почти с нуля. Но при этом всегда легко
отличить человека с образованием от человека без такового. Учеба дисциплинирует, приучает к активной самостоятельной работе, обучает
процессу принятия решений. К тому же попасть сейчас в некоторые сферы можно, только окончив престижные вузы.
* Надежда Петровна, 69 лет, пенсионерка:
- Я сама окончила несколько классов. Война началась, не до школы было. Потом работала на заводе, подрабатывала уборщицей. У внуков
всегда спрашиваю, как дела с учебой. Они у меня в институтах учатся. Правильно. Не хочу, чтобы всю жизнь спину гнули, как я.
Спрашивала Наталья Жаркова на перекрестке улиц Кузнецкий Мост и Неглинная в Москве
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 13.07.2004 22:25:35 |
(важно!!!) Майкл Лейбовиц. Что держит капитализм на плаву? (*+)
http://www.left.ru/2004/10/leibovitz109.html
Лефт.ру __________________________________________________________________________
Майкл Лейбовиц
Что держит капитализм на плаву?
Я хотел бы ответить на очень простой вопрос: Что держит капитализм на плаву?
Или, в более марксистском духе: как капитализм как система воспроизводит себя?
Конечно, первым делом нужно установить, что подразумевается под КАПИТАЛИЗМОМ. Люди имеют в виду массу разных вещей, когда используют
этот термин. Рыночную экономику, или экономику наемного труда, или, возможно, только экономику с господством корпораций.
Естественно, то, что они подразумевают под АНТИ-КАПИТАЛИЗМОМ, также отличается - это может быть анти-рынок, анти- наемный труд или
просто анти-корпорации.
Я пользуюсь определением Маркса: капитализм есть отношение, при котором отделение работающих от средств производства и организация
экономики теми, кто владеет этими средствами производства, приводит к тому, что для того, чтобы выжить, люди должны участвовать в
сделке - они должны продавать свою способность трудиться этим владельцам. Но капитализм характеризуется не просто тем, что массы
должны быть наемными рабочими.
Это также означает, что те, кто покупают эту способность заинтересованы в одном и только в одном - в прибыли, и в еще большей
прибыли; то есть, покупатели рабочей силы - капиталисты, и их цель - увеличивать капитал.
Что капиталисты получают в резльтате покупки способности рабочих - право командовать рабочими на производстве и право на их
продукцию. Этот тип производственных отношений весьма отличается, например, от кооператива, или коллектива, где рабочие сами
руководят собой на производстве (см. статью об опыте аргентинских рабочих в таком самоуправлении
http://www.left.ru/2004/5/gentil104.html -пер.) и имеют права собственников на то, что производят. При капиталистических отношениях
капиталист купил право эксплуатировать рабочих на производстве. Он им платит, в среднем, достаточно, чтобы обеспечить их
материальные потребности, но он купил право заставить их производить больше, чем он тратит на их использвание. В результате рабочий
производит дополнительную стоимость, больше денег, прибыль для капиталиста - рабочие производят больше капитала для капиталистов. И
капитал, результат эксплуатации рабочих, испольуется для накопления еще большего количества средств производства. Когда вы смотрите
на капитал, перед вами - плоды прошлой эксплуатации.
Такова основа того, что Маркс пытался сообщить рабочим. Что такое капитал? Это продукт труда самих рабочих, обращенный против них,
продукт в форме орудий, машин - а на деле, все результаты человеческой деятельности - умственной и физической.
Но как он обращен против них? Прежде чем рассмотреть, как эта система существует, как она воспроизводится, необходимо понять, почему
этот вопрос так важен. Подумайте о стремлении капиталистов увеличить свой капитал, усилить эксплуатацию рабочих. Как они могут этого
добиться? Один способ - заставить рабочих работать больше на капиталистов, например, удлинением рабочего дня или интенсификацией
производства (выжимание пота). Другой - снизить заработную плату. И еще один - лишить рабочих преимуществ передовой общественной
науки и общественного производства. Капитал неустанно ищет путей выжать больше из рабочего дня - удлинить его или
интенсифицировать - что, разумеется, противоречит праву человека на личное время для отдыха и саморазвития. Капитал также неустанно
пытается удержать на минимальном уровне или снизить зарплату, что, разумеется, означает лишение рабочих возможности удовлетворять
существующие потребности и делиться плодами общественного труда. Как капитал этого добивается? В частности, разьединяя рабочих,
обращая их против друг друга.
Логика капитала не имеет ничего общего с нуждами людей. Так что такие способы разделения рабоих как расизм и патриархальность
(дискриминация женщин -пер.), использование государства для запрета или разгрома профсоюзов, разбитые жизни в результате закрытия
заводов и перевода производства в такие места, где население бедно, профсоюзы запрещены, и законы о защите окружающей среды
практически не существуют - не случайность, но закономерный продукт общества, в котором люди - не более, чем средства производства
капитала. Можно бы еще немало сказать о сущности капитализма, но я думаю, основа ясна.
Так что вернемся к теме - как все это продолжается? Что держит капитализм на плаву? Как такая система воспроизводит себя? Я могу
предложить несколько ответов.
Во-первых, эксплуатация рабочих НЕ ОЧЕВИДНА. Все не выглядит так, как если бы рабочий продает свою рабочую силу и капиталист затем
получает все плоды его (ее) труда. В контракте не сказано - вот эту часть дня вы работаете на себя (воспроизводите то, что идет на
удовлетворение ваших потребностей), а вот эту - на капиталиста, увеличивая его капитал. Скорее, это ВЫГЛЯДИТ, как если бы рабочий
продает определенную часть своего времени (рабочий день) капиталисту, и получает его ЭКВИВАЛЕНТ в денежной форме. Так что очевидно,
что рабочий получает то, что заслуживает - если его(ее) доход низок, это должно значить, что он(она) не имеет ничего ценного на
продажу, ничего значительно дать обществу (явно очень мало в сравнении с капиталистом); на самом деле, он(она) должен быть счастлив
вообще получить хоть что-то. То есть на первый взгляд, эксплуатации не существует. Маркс очень ясно выразил это - именно способ,
когда зарплата выражается в оплате определенных рабочих часов, скрывает любой признак эксплуатации - <?весь труд предстваляется
оплаченным трудом>. Исчезновение эксплуатации из виду, заметил он, лежит в основе <?всех представлений о справедливости, как у
рабочего, так и у капиталиста, всей мистификации капиталистического способа производства>. Обратите внимание, что не только
капиталист склонен думать, что эксплуатации не существует, рабочий тоже. Поэтому, когда рабочие борются, они борются не против
эксплуатации, но против несправедливой зарплаты или условий труда - за прибавку в зарплате или сокращение рабочего дня, что они
считают справедливым: <?честная работа за честную плату>. Короче, они не видят себя борцами против системы, только против некоторых
ее несправедливых результатов.
Во-вторых (и тесно связано с первым) - если не видно, что происходит эксплуатация рабочих в процессе производства, то не видно, что
капитал - результат эксплуатации, не ясно, что он - продукт труда самого рабочего. Так откуда взялось все это, в таком случае?
Каковы источники машин, науки, всего, что повышает производительность труда? Это должен быть вклад капиталиста. В результате продажи
капиталисту способности к труду
( и права собственности на продукт этого труда), общественная производительность рабочих неизбежно принимает форму общественной
производительности капитала. Постоянный капитал - машины, технология, наука - неизбежно появляются только в виде капитала. Маркс
заметил: <?накопление знаний и умений, общих производительных сил общественного мозга, таким образом впитывается капиталом, в
противоположность труду, и так представляется принадлежностью капитала". То, что описываю - мистификация капитала. Чем больше
система развивается, тем сильнее производство зависит от постоянного капитала, от результатов прошлого труда, принявшего форму
капитала - и тем сильнее капитал ( и капиталист) представляются необходимыми для рабочих. Короче, это не случайно, что рабочие
считают себя зависящими от капитала. Маркс на эту тему сделал весьма значимое замечание:
<?Продвижение капиталистического производства создает рабочий класс, который в силу воспитания, традиции и привычки рассматривает
требования средства производства как самоочевидные законы природы. Организация капиталистического процесса производства, как только
он полностью развился, подавляет любое сопротивление.>
Учитывая скрытый характер эксплуатации и мистификацию капитала, ясно, что существует солидное основание для воспроизводства
каитализма как системы. Но это еще не все.
Третья причина, почему капитализм продолжается - общество не только ВЫГЛЯДИТ так, как будто завистит от капитала и капиталистов для
любого прогресса. Как индивидуумы внутри капиталистических отношений рабочие ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зависят от капитала для удовлетворения
своих нужд. Пока они отчуждены от средств производства и вынуждены продавать свою способность к труду, чтобы получить деньги и
купить то, что им нужно, рабочие НУЖДАЮТСЯ в капиталисте, который выступает посредником между ними и удовлетворением их нужд. Для
наемного рабочего подлинная трагедия - не продажа своей рабсилы, это - НЕВОЗМОЖНОСТЬ продать ее. Что может быть хуже для того, кто
должен продать товар, чем не найти покупателя? Рабочие, по-видимому, заинтересованы в здоровье капиталиста, в расширении запроса
капиталиста на их рабсилу - в силу воспитания, традиции, привычки, они считают нужды капитала самоочевидными законами природы,
здравого смысла. Воспроизводство рабочих как наемных работников требует воспроизводства капитала.
Нужны ли нам дополнительные причины того, что капитализм продолжает существовать как система? Дайте мне добавить еще одну, прежде
чем мы рассмотрим некоторые выводы. Рабочие не просто зависят от положения капитала в целом для получения работы и таким образом -
возможности удовлетворить свои нужды, они зависят от определенных капиталов! Именно потому, что капитал существует в форме многих
капиталов, и эти капиталы конкурируют между собой, чтобы расширить сферу своего применения, существует основа для групп рабочих
связывать свою способность удовлетворять свои нужды с успехом именно тех капиталов, которые их нанимают. Короче, даже не говоря о
сознательных усилиях капитала разделить рабочих, можно сказать, что существует основа для противостояния рабочих разных компаний - и
внутри страны, и за ее пределами. Другими словами, хорошо видно, как рабочие могут относиться к другим рабочим как к врагам, и
делать уступки своим нанимателям, чтобы помочь им в конкурентной борьбе.
Разве трудно после этого понять, почему Маркс мог утверждать, что капитализм производит рабочего, который считает эти требования
<?самоочевидными законами природы>? Когда задумаешься о зависимости рабочих от капитала, разве трудно понять, почему капитализм
продолжается? В конце концов, Маркс не только заметил, что <?капитализм подавляет любое сопротивление>, он идет дальше, говоря, что
капитал может <?полагаться на его (рабочего) зависимотсь от капитала, которая вытекает из условий самого производства, и гарантирует
его непрерывность>. Короче, капитализм склонен создавать нужных ему рабочих.
Конечно, можно возразить, что мое изображение капитализма в значительной степени искажено. Что я представил капитализм как систему
без противоречий, устойчивую экономическую систему, производящую блага. Как насчет экономических кризисов? Разве капитализм не
неизбежно порождает кризисы, разве они не присущи его природе? Некотрые предсказывают крушение системы не реже раза в неделю. Я
лично не слишком ценю утверждение, что постоянный кризис капитализма начался с момента его зарождения. Но конечно, эта система
ПЕРЕЖИВАЕТ кризисы - периоды, когда прибыли снижаются, производство сокращается, люди сидят без работы. Разве эти кризисы не
доказывают, что новая система необходима?
Бесспорно, экономический кризис выводит на поверхность природу экономической системы. Когда есть безработные рабочие, средства,
машины и фабрики - ясно, что производство при капитализме не основано на нуждах людей, а, наоборот, только на том, что может быть
произведено с прибылью. Это - времена, когда людей можно убедить поставить систему под сомнение. Однако, пока люди считают капитал
НЕОБХОДИМЫМ, они будут искать решения, не затрагивающие логику капитала. (То же относится к кризису окружающей среды, который также
создается капитализмом). Пока капитал для них - источник рабочих мест, источник богатства, источник любого прогресса, они не
собираются убивать гусыню, кладущую золотые яйца.
То же самое следует иметь в виду, когда речь идет о борьбе рабочих против капитала за сокращение рабочего дня, улучшения условий
труда и повышения зарплаты - и прямо, против отдельных нанимателей, и также в попытках взять государственную власть и использовать
ее в своих интересах. Пока рабочие не видят капитал как продукт их собственного труда и продолжают вместо того видеть необходимость
в капиталистах (в хорошем состоянии) как требование здравого смысла (и как их собственный интерес), они не будут действовать так,
чтобы ввергнуть капитал в кризис. Пока рабочие не порвали с идеей, что капитал необходим, государство под их контролем будет
действовать с целью облегчить воспроизводство капитала. Здесь, вкратце, содержится печальная история социал-демократии - которая,
несмотря на субьективные представления некоторых из ее сторонников, кончает тем, что укрепляет гсоподство капитала.
Так что вернемся к нашему вопросу - что держит капитализм на плаву? Как капитализм воспроизводится как система? Думаю, вы уже
догадались, каков мой ответ - капитал склонен производить рабочий класс, который ему нужен. Он производит рабочих, которые счтают
его необходимотью - эта система несправедлива, она требует постоянной борьбы для удовлетворения элементарных нужд, система, которой
управляют люди, которые тебя используют, однако система, где воспроизводство капитала необходимо для воспроизводства наемных
рабочих. Что держит капитализм на плаву? Наемные рабочие. Воспроизводство рабочих как наемных работников необходимо для
вопроизводства капитала.
И заметьте, я еще ничего не сказал о патриархальности или расизме. Некоторые левые утверждают, что патриархальность и расизм -
необходимые условия существования капитализма. Я думаю, необходимо различать необходимое и ПОЛЕЗНОЕ для поддержания капитализма.
Когда мы говорим о необходимости, мы говорим, что без чего-то капитализм был бы невозможен. Я не думаю, что это относится к
патриархальности и расизму. Капитал, разумеется, ИСПОЛЬЗУЕТ расизм, особенно - национальные и этнические различия для разделения
рабочего класса, его ослабления и направления его борьбы в сторону от борьбы против капитала. Но он может найти много способов
разделить и ослабить рабочих. И он может, будучи принужден, обойтись без патриархальности или расизма, так же, как он может, если
его заставить, существовать при повышении зарплаты и сокращения рабочего дня. (Как он смог обойтись без апартеида и власти белых в
ЮАР). Однако, капитализм не сможет существовать, если рабочий класс поймет, что капитал - результат эксплуатации (т.е., что
богатство, которое ему противостоит - продукт его коллективного труда) и будет готов бороться, чтобы покончить с эксплуатацией.
Ясно, что такой рабочий класс не свалится с неба - не тогда, когда капитал производит рабочих, которые считают требования капитала
самоочевидными законами природы. В таком случае, не есть ли решение проблемы - авангардная партия, которая внесет социалистическое
сознание в ряды невежественных рабочих? Но почему рабочие - сами продукт капитала - обратят какое-либо внимание на такие поучения
извне? Разве не обречены они на то, что их сочтут не имеющими значения и на изоляцию?
Однако я могу предположить, что картина не обязательно так уж безрадостна, как выглядит. Рабочие - не просто продукт капитала. Они
формируются ( и формируют себя) во всех отношениях, в которые вступают. И они изменяют себя в ходе борьбы, не только против
капитала, но и против других отношений, таких, как патриархальность или расизм. Даже если эта борьба остается в рамках
капиталистических отношений, в ходе совместной борьбы у людей вырабатывается новое самовосприятие. Они развивают новые способности,
новое понимание важности коллективной борьбы. Те, кто создают себя как революционеров в ходе своей борьбы, вступают в отношения с
капиталом как другие люди; в отличие от тех, кто не участвует в движении, они открыты для развития понимания природы капитала.
Но только ОТКРЫТЫ для такого понимания. Все эти действия, демонстрации и борьба сами по себе не могут выйти за рамки капитализма.
Поскольку эксплуатация традиционно воспринимается просто как несправедливость, и природа капитала мистифицирована, эта борьба
приводит только к требованию справедливости, честной игры ВНУТРИ капиталистических отношений, но не справедливости ЗА РАМКАМИ
капитализма. Так создается в лучшем случае тред-юнионистская или социал-демокартическия сознательность - чьи границы определяются
продолжающимися чувством зависимости от капитала, т.е. - связаны капиталистическим отношениями. Поскольку непосредственное движение
людей не выходит само за рамки капитала, сообщение о принципах природы капитализма является необходимым для прекращения его
воспроизводства.
Однако для тех, кто остается в тисках капитала, нужно больше, чем просто понять природу капитала и корни эксплуатации. Людям
необходимо верить, что лучший мир возможен. Им нужно ощущение, что существует альтернатива - за которую стоит бороться. В таком
случае, описание социалистической альтернативы (и анализ недостаточности и провалов усилий, предпринятых в 20 веке) - важнейшая
часть процесса, в ходе которого людей можно убедить покончить с капитализмом.
И постольку, поскольку мы - левые - не пытаемся активно разьяснить природу капитализма и работать всерьез над выработкой
социалистической альтернативы - мы - одна из причин, почему капитализм продолжается.
Перевод Аллы Никоновой
Оригинал опубликован на http://www.monthlyreview.org/0604lebowitz.htm
Георгий (13.07.2004 22:25:35)| От | Yu P |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 00:20:55 |
Re: (важно!!!) Майкл...
Лейбовиц честно описал поведение эгоистической части рабочео класса по отношению к своим работодателям. Остаётся описать психологию и тактику альтруистической части того же класса и можно было бы создавать новую теорию. Может кто ни будь опишет? А то ведь за марксистов просто стыдно. Маркс в своё время, хоть и с натяжкой, имел права не знать и тем более не учитывать наличие альтруизма в людях и обществе, и лелеять мечту, что, объяснив рабочим, что их грабят, те поднимутся как один и сбросят с себя эксплоататоров. Но сейчас-то 21 век. Понятие альтруизм существует в философии 150(!) лет. Может пора уже его включать в рассуждения? Страшно перестраиваться?
Георгий (13.07.2004 22:25:35)| От | miron |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 11:56:33 |
Реферат Капитала. Хоть бы Шумпетера почитал (-)
miron (14.07.2004 11:56:33)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 12:20:36 |
Re: Реферат Капитала....
Miron,
Вы очень давно грозитесь выложить в сжатой форме суть критики Маркса Шумпетером и основы концепции Шумпетера.
Если выкладывали - я это пропустил.
С уважением
PS Я очень надеюсь, что под фразой "опровержение Маркса Шумпетером" кроется несколько больше смысла, чем под "опровержением диалектики Поппером".
alex~1 (14.07.2004 12:20:36)| От | miron |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 14:48:22 |
Грозить и делать...
>Если выкладывали - я это пропустил.>
Давно уж выкладывали первую часть. Там все есть. Но это читать и думать надо. Там много страницев. Рефератиками же на 3 страницы внутреннюю парадигму не сокрушить.
>PS Я очень надеюсь, что под фразой "опровержение Маркса Шумпетером" кроется несколько больше смысла, чем под "опровержением диалектики Поппером".>
Не надейтесь. По крайней мере, его книги и статьи много посильнее Вашего рефератика и заумных писаний Губина. Я ведь не философ. Беру и сравниваю свою повседневную работу и описание этой работы у Губина и Поппера. И вижу, Поппер лучше описывает. Он мне больше будушее прогнозировать помогает, чем губинская бредятина. Так что на данном этапе Поппер мне ближе и его идеи с моими резонируют. Будут резонировать губинские, скажу, что он прав.
miron (14.07.2004 14:48:22)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 15:16:45 |
Re: Грозить и
>Давно уж выкладывали первую часть.
Это, возможно, просматривал.
> Там все есть.
И даже больше того. :)
> Но это читать и думать надо.
Да, это серьезное предупреждение. Спасибо.
> Там много страницев. Рефератиками же на 3 страницы внутреннюю парадигму не сокрушить.
Miron, разве я просил Вас крушить парадигмы, да и еще и внутренние? Я просил кратко - не на многих страницах - изложить основные моменты критики Маркса Шумпетером. Это можно сделать всегда.
>>PS Я очень надеюсь, что под фразой "опровержение Маркса Шумпетером" кроется несколько больше смысла, чем под "опровержением диалектики Поппером".>
>
>Не надейтесь. По крайней мере, его книги и статьи много посильнее Вашего рефератика и заумных писаний Губина.
Miron, не Вы ли призывали меня к научной сдержанности? Кстати, заумный - это обычно в смысле "непонятно, но дрянь". А я не писал "рефератик" - я писал критику статьи. Которая совершенно неопровержимо доказывает, что Поппер:
1) не в ладах с формальной логикой;
2) либо вообще не понимает, что такое диалектика, либо является сознательным мошенником-борзописцем.
Вы бы, как ученый, взяли бы и написали мне, почему мой "рефератик" вызвал у Вас такое брезгливое отношение и указали на ошибки. Если не будет ответа по существу, я с Вами общаться на форуме прекращу.
Вы не в первый раз с соавторами выкладываете в виде глубокомысленных концепций какую-то туфту, типа своих законов движений для каждого тела, зависящих от предыдущего положения этого тела. Скромнее надо быть, скромнее. Не надо корчить из себя Докинза с Поппером в одном лице.
>Беру и сравниваю свою повседневную работу и описание этой работы у Губина и Поппера. И вижу, Поппер лучше описывает. Он мне больше будушее прогнозировать помогает, чем губинская бредятина. Так что на данном этапе Поппер мне ближе и его идеи с моими резонируют. Будут резонировать губинские, скажу, что он прав.
При чем здесь Губин? Вы сказали, что Поппер опроверг диалектику. Я написал статью, в которой показал, что Поппер даже не способен понять, что это такое, а уже взялся опровергать. Жду аргументированных возражений на свою (а не губинскую) статью. До ее появления ответа от меня не будет.
alex~1 (14.07.2004 15:16:45)| От | miron |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 19:17:13 |
Приношу публичные извинения...
>Miron, разве я просил Вас крушить парадигмы, да и еще и внутренние? Я просил кратко - не на многих страницах - изложить основные моменты критики Маркса Шумпетером. Это можно сделать всегда.>
Постараюсь.
>Вы бы, как ученый, взяли бы и написали мне, почему мой "рефератик" вызвал у Вас такое брезгливое отношение и указали на ошибки. Если не будет ответа по существу, я с Вами общаться на форуме прекращу.>
Александр, искренне прошу извинений. Черт попутал. Суффикс "ик" был по отношению к Вашему реферату совершенно неуместен. Вы у меня вызываете искреннее уважение и Ваша угроза для меня значина. Свою критику я напишу. Только дайте время. Я собрал почти все основные высказывания Поппера. К сожалению, Ваш реферат я не скопировал. Если Дмитрий Кропотов снова даст ссылку на него, я буду очень признателен. И я постараюсь обосновать свою критику.
>Вы не в первый раз с соавторами выкладываете в виде глубокомысленных концепций какую-то туфту, типа своих законов движений для каждого тела, зависящих от предыдущего положения этого тела.>
Ну что же око за око. Теперь за Вами обоснование того, что наши выкладки туфта.
>Скромнее надо быть, скромнее. Не надо корчить из себя Докинза с Поппером в одном лице.>
Ну что же понятно, что Вы раздражены моим постом. Поэтому я Вас могу понять. А что касасется наших корчей, то действительно скромностью мы не страдаем и верим, что нам удалось решить проблему историзма. Ведь если не вешрить, то зачем писать.
>>Беру и сравниваю свою повседневную работу и описание этой работы у Губина и Поппера. И вижу, Поппер лучше описывает. Он мне больше будушее прогнозировать помогает, чем губинская бредятина. Так что на данном этапе Поппер мне ближе и его идеи с моими резонируют. Будут резонировать губинские, скажу, что он прав.
>
>При чем здесь Губин? Вы сказали, что Поппер опроверг диалектику. Я написал статью, в которой показал, что Поппер даже не способен понять, что это такое, а уже взялся опровергать. Жду аргументированных возражений на свою (а не губинскую) статью. До ее появления ответа от меня не будет.>
Ну что же дело вольное. Я принес извинения. Мне нужно время. Если Дмитрий мне поможет я сделаю быстро. Плакать как говорится не будем, хотя жаль, но я сам виноват.
miron (14.07.2004 19:17:13)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 20:38:45 |
Re: Приношу публичные
Я тоже слишком погорячился, так что прошу извинения за резкость. Спишем конфликт на общее нервную перегрузку в связи с падением напряженности магнитного поля Земли. :)
С уважением
alex~1 (14.07.2004 20:38:45)| От | miron |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 14:25:55 |
Обешанный отзыв о диалектике и Поппере
Выкладываю то, что обешал.
Рецензия на реферат Алекса.
Перед тем как критиковать критику я должен сказать, что же пишет Поппер. В своей статье Поппер описывает метод проб и ошибок, который “... можно описать следующим образом. Столкнувшись с определенной проблемой, ученый предлагает, в порядке гипотезы, некоторое решение... Если эта теория и признается наукой, то лишь условно; и самая характерная черта научного метода состоит как раз в том, что ученые не пожалеют сил для критики и проверки обсуждаемой теории. Критика и проверка идут рука об руку: теория подвергается критике с самых разных сторон, и критика позволяет выявить те моменты теории, которые могут оказаться уязвимыми. Проверка же теории достигается посредством как можно более строгого испытания этих уязвимых мест. Конечно, это опять-таки вариант метода проб и ошибок. Теории выдвигаются в качестве гипотез и тщательно проверяются. Если результат проверки свидетельствует об ошибочности теории, то теория элиминируется; метод проб и ошибок есть, в сущности, метод элиминации. Его успех зависит главным образом от выполнения трех условий, а именно: предлагаемые теории должны быть достаточно многочисленны (и оригинальны); они должны быть достаточно разнообразны; осуществляемые проверки должны быть достаточно строги.”
Поппер забыл здесь упомянуть, что наука не может постоянно менять теории и всегда есть такая, которая признается большинством ученых в данной области, парадигма по Куну. Парадигма очень консервативна и меняется только тогда когда накопится значительное число противоречий. Частота смены парадигм должна быть оптимальной иначе будет очень сложно оченивать новые результаты (если частота высока), либо затраты на науку будут расти, поскольку придется делать все больше число контрольных экспериментов, если парадигма не будет меняться).
Далее Поппер излагает свое понимание диалектики. В рамках диалектики сначала формулируется некая идея, ... «тезис». Тезис, скорее всего, вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, он, вероятно, будет небесспорен, то есть не лишен слабых мест. Противоположная ему идея (или движение) называется «антитезисом», так как она направлена против первого тезиса. Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое в каких-то отношениях выходит за рамки и тезиса, и антитезиса, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение, которое является третьим диалектическим шагом, называется синтезом.
По мнению Поппера, интерпретация в терминах метода проб и ошибок является несколько более гибкой, чем интерпретация в терминах диалектики. Мне кажется, что эти понятия почти, что равнозначны.
Поппер основную критику направляет на утверждение диалиектики, что противоречий вообще нельзя избежать, поскольку они встречаются в мире всегда и повсюду. Поппер указывает, что если мы готовы примириться с противоречиями, то критика, а вместе с нею и всякий интеллектуальный прогресс, должна прийти к концу. Критику будут встречать словами: «А почему бы и нет?», а то и восторженным «Вот они!», то есть все сведется к приветствованию замеченных противоречий, а не к стимуляции смены парадигмы. С точки зрения парадигмы, данное назначительное обстоятельство, уход от давления противоречий в рамках диалектики приводит к замедлению частоты смены парадигм.
Еще одну опасность, исходящая от диалектики, связана, по мнению Поппера (и я с ним согласен) с ее туманностью. Она трудно понимаема. А значит мешает пониманию научного метода, затрудняя развитие науки.
Поппер приводит пример использованный основоположником, Энгельсом для иллюстрации закона отрицания отрицания. «Закон синтеза на более высоком уровне... широко применяется в математике. Отрицательная величина (- а), умноженная сама на себя, становится а2, то есть отрицание отрицания завершилось в новом синтезе». Но даже если считать а тезисом, а - а антитезисом, или отрицанием, то отрицанием отрицания является, надо думать, -(-а), то есть а, представляющее собой не синтез «на более высоком уровне», а тождество с первоначальным тезисом. Иными словами, почему синтез должен достигаться только умножением антитезиса на самое себя? Почему, например, не сложением тезиса с антитезисом (что дало бы в результате 0)? Или не умножением тезиса на антитезис (что дало бы -а2, а вовсе не а2)? И в каком смысле а2 «выше», чем а или -а? (Явно не в смысле численного превосходства, поскольку если а =1/2, то а2 = 1/4. Поппер приходит к выводу, что диалектика может являться теорией, описывающей определенные типичные процессы развития, но не фундаментальной теорией, подобной логике. Возьмем экспериментальный пример. Начнем насыпать песок в кучу. Вопрос, при каком значении количества (сколько потребуется песка), чтобы оно перешло в качество, стало горой? Как при этом происходит отрицание отрицания и в чем проявляется единство и борьба противоположностей?
По мнению Поппера (и здесь я с ним тоже согласен), диалектика используется марксистами для защиты марксизма от критики. Как правило, критиков хулят за неумение понять диалектику.
Что касается логических построений Поппера, то я не могу их оценить, но, видимо, это могут сделать только математики, поскольку например, в детской энциклопедии в томе по математику логике посвяшен огромный раздел и там есть несколько логик.
Как же Алекс критикует Поппера? После достаточно туманного (для меня) введения и своих математических построений он пишет. “В выводе Поппер абсолютно прав, хотя и не сумел его доказать.”
Что же хотел сказать Алекс? Что Поппер прав или, что он не умеет пользоваться математическими логическими построениями. А может вывод давно доказан другими математиками логиками?
Далее Алекс переходит к диалектике и пишет. “Поппер демонстрирует непонимание сразу же – сравнивая диалектику с методом проб и ошибок. Это совершенно разные вещи. Метод проб и ошибок – это способ «внешнего» развития теории. Диалектика же говорит о причинах того, почему теория способна развиваться, о причинах ее «саморазвития».” Однако никакого доказательства или даже примеров, указываюших, что метод проб и ошибок это есть способ внешнего развития теории нет. Либо он не доказуем, либо автор хочет, чтобы мы все знали. Вот бы тут и дать примеры доказываюшие непонимание Поппера и позволяюшие нам понять диалектику. Кстати, я сам не вижу криминала в таком сравнении. Как же еше оценивать методы? Только сравнивая.
Далее, Алекс пишет. “Диалектика Поппером трактуется всего-навсего как способ анализа не связанных друг с другом отношением порождения противоположных утверждений и основание для выбора пути разрешения противоречия чем-то извне. Почему-то Поппер убежден, что синтез - это не новое качество, а сочетание "лучшего" из противоположных утверждений.” Вот бы тут снова дать пример, доказываюший, что Поппер неправ, и даюший нам знание о том, что же такое диалектика.
Алекс указывает. “Этот подход Поппер либо сознательно, либо по непониманию распространяет на общество. Раз общество развивается, в том числе диалектически (с точностью до понимания Поппером сути этого термина), то нужна эта сторонняя активная сила, взаимодействующая с обществом, но стоящая вне его в том смысле, что внешняя сила может принимать самостоятельные решения - в том числе такие, которые не находятся в основном "потоке развития" этого общества. Эта сила относится к обществу так же, как теоретик к теории. Отсюда и антиисторизм, и волюнтаризм Поппера.” И опять не приводится расшифровки на простых и понятных примерах, почему Поппер вдруг заболел антиисторизмом и волюнтаризмом.
Отвечая на критику Поппером марксизма Алекс пишет. “Как уже было показано, "железобетонный догматизм" - это просто горячее желание Поппера выдать то, что есть, за то, что ему хочется. Поппера даже не смущает, что диалектика (т.е. антидогматизм - в нормальном понимании) объявляется причиной догматизма марксизма. Если нельзя, но очень хочется, то можно1.”
Я с большой настойчивостью снова перечитал текст и не нашел, где же это было показано. И, конечно, последняя фраза (1) из антинаучного юмора не делает чести автору резко снижая формально научную ценность его анализа.
Заключительная фраза реферата звучит так. “В статье Поппера есть еще много чего интересного. Человек он, конечно, талантливый и в высшей степени склонный к тому, чтобы подгонять все, с чем он имеет дело, к нужному результату - довольно связно, но не гнушаясь любыми подтасовками, если процесс подгонки этого настоятельно требует.” К, сожалению, я не нашел подтасовок. Должен сказать, что я не специалист ни в философии, ни в формальной логике. Будучи ученым, я попытался исходить из описания способов доказательства, принятым в научном сообшестве. Так вот исходя из этого критерия, должен сказать, что и в том и другом тексте формальность анализа не соблюдена, но если Поппер хоть дает какие либо примеры, то Алекс просто следует предсказанию Поппера, что критика диалектики будет отвергнута на основе аргумента о том,что оппонент не знает диалектики. Однако хоть каких либо попыток или ссылок, чтобы помочь читателю понять диалектику в тексте Алекса нет.
Резюмируя, должен отметить, что для меня как человека практически занимаюшегося наукой многие утверждения Поппера ближе и более доказаны. Они согласуются с моим практическим опытом по построению новой парадигмы в области клеточной биологии. Что касается реферата Алекса, то я не нашел понятного мне опровержения утверждений Поппера. Есть только обвинения Поппера в непонимании диалектики. Хотя, в чем же ошибался Поппер, я не понял.
С уважением
miron (15.07.2004 14:25:55)| От | Дмитрий Кропотов |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 15:17:01 |
Некоторые замечания
Привет!
>Перед тем как критиковать критику я должен сказать, что же пишет Поппер. В своей статье Поппер описывает метод проб и ошибок, который “... можно описать следующим образом. Столкнувшись с определенной проблемой, ученый предлагает, в порядке гипотезы, некоторое решение... Если эта теория и признается наукой, то лишь условно; и самая характерная черта научного метода состоит как раз в том, что ученые не пожалеют сил для критики и проверки обсуждаемой теории. Критика и проверка идут рука об руку: теория подвергается критике с самых разных сторон, и критика позволяет выявить те моменты теории, которые могут оказаться уязвимыми. Проверка же теории достигается посредством как можно более строгого испытания этих уязвимых мест. Конечно, это опять-таки вариант метода проб и ошибок. Теории выдвигаются в качестве гипотез и тщательно проверяются. Если результат проверки свидетельствует об ошибочности теории, то теория элиминируется; метод проб и ошибок есть, в сущности, метод элиминации. Его успех зависит главным образом от выполнения трех условий, а именно: предлагаемые теории должны быть достаточно многочисленны (и оригинальны); они должны быть достаточно разнообразны; осуществляемые проверки должны быть достаточно строги.”
>Поппер забыл здесь упомянуть, что наука не может постоянно менять теории и всегда есть такая, которая признается большинством ученых в данной области, парадигма по Куну.
Поппер не только это забыл упомянуть, хотя ваша уверенность в существование парадигм и их какое-то особое влияние сама по себе требует доказательства.
Поппер никак не коснулся вопроса о том, как же возникает новое знание. Естественный отбор (метод проб и ошибок), за который он ратует - совсем небольшую роль играет в теории познания. Главное в теории познания - ответ на вопрос, а откуда же берутся новые теории? Совершенно неверно считать, что в каждой старой теории только исправляются небольшие ошибки и она развивается итерациями. Это ведь не так - большинство революционных теорий было прорывом, который никак нельзя было вывести из старых теорий.
Какую ошибку исправил Менделеев и какой теории, когда создавал периодическую систему?
Какую ошибку и какой теории исправил Эйнштейн, создавая СТО?
"
Более того, развитие науки, как процесс появления все новых и новых теорий в малой степени похож на эволюционное движение (в смысле дарвинисткой теории последовательного приспособления видов к окружающей среде путем незначительных мутаций и естественного отбора). В науке мы чаще наблюдаем не постепенное развитие тех или иных параметров теории (в ходе отбора лучших решений из случайного спектра), а внезапное, революционное появление новых теорий, принципиально отличных от всех имеющихся до этого. Так было и с теорией гравитации Ньютона, и с теорий относительности, с квантовой механикой, и с самой теорий Дарвина. И эти революционные скачки в науке, как и возникновение новых видов в биологии, не могут быть объяснены с позиции какого-либо отбора.
"
-посмотрите статью с критикой эпистемологии Поппера
http://www.sciteclibrary.ru/rus/catalog/pages/3989.html
>Парадигма очень консервативна и меняется только тогда когда накопится значительное число противоречий. Частота смены парадигм должна быть оптимальной иначе будет очень сложно оченивать новые результаты (если частота высока), либо затраты на науку будут расти, поскольку придется делать все больше число контрольных экспериментов, если парадигма не будет меняться).
Вы путаете научные теории с особенностями людей-ученых. Никаких парадигм в науке нет, есть парадигмы в восприятии научной картины мира людьми, причем зачастую объясняющиеся их интересами - например, теорию асептики Земмельвейса врачи всего мира непринимали по той простой причине, что она объявляла их убийцами.
Никаких накоплений противоречий здесь не было - всего лишь конфликт интересов.
>По мнению Поппера, интерпретация в терминах метода проб и ошибок является несколько более гибкой, чем интерпретация в терминах диалектики. Мне кажется, что эти понятия почти, что равнозначны.
Метод проб и ошибок - вообще высосан Поппером из пальца. Наука развивается вовсе не методом проб и ошибок. Теории могут уточняться методом проб и ошибок, но новые теории появляются не так - а через расширение круга согласованного знания и потребности такое согласование совершить.
>Поппер основную критику направляет на утверждение диалиектики, что противоречий вообще нельзя избежать, поскольку они встречаются в мире всегда и повсюду. Поппер указывает, что если мы готовы примириться с противоречиями, то критика, а вместе с нею и всякий интеллектуальный прогресс, должна прийти к концу.
Разве противоречиям есть какое-то дело до того, примирились вы с ними или нет? Попробуйте примиритесь с чувством голода - с противоречием, которое отправляет вас на поиски пищи.
>Еще одну опасность, исходящая от диалектики, связана, по мнению Поппера (и я с ним согласен) с ее туманностью. Она трудно понимаема. А значит мешает пониманию научного метода, затрудняя развитие науки.
Квантовая электродинамика тоже трудно понимаема, как и теория вероятности, к примеру. Природа не обязана быть простой - неисчерпаемая материя вовсе не должна изменяться по простым законам. Это антропоцентризм какой-то - дескать, поскольку трудно понять - значит это неверно!
>Поппер приводит пример использованный основоположником, Энгельсом для иллюстрации закона отрицания отрицания. «Закон синтеза на более высоком уровне... широко применяется в математике. Отрицательная величина (- а), умноженная сама на себя, становится а2, то есть отрицание отрицания завершилось в новом синтезе».
Но ведь Энгельс использует это чисто как аналогию, об этом надо помнить - только как иллюстрацию, со всеми ограничениями, присущими аналогии.
>Но даже если считать а тезисом, а - а антитезисом, или отрицанием, то отрицанием отрицания является, надо думать, -(-а),
Не надо думать. Энгельс серьезно мучался, чтобы в математике подобрать аналогию синтеза когда появляется a^2, а Поппер, недолго думая, тут же готов находить и аналоги остальных законов - отрицания отрицания и т.д.
В математике, например, сложно найти аналогию перехода количества в качество - как ни увеличивай число - оно останется числом. Тут надо осторожно подходить - математика, как порождение ума человека вообще является весьма отдаленным образом реальности.
>то есть а, представляющее собой не синтез «на более высоком уровне», а тождество с первоначальным тезисом.
Значит, аналогия здесь неверна - всего и делов.
>Иными словами, почему синтез должен достигаться только умножением антитезиса на самое себя?
Не только умножением, но как пример, возникновения нового качества.
В общем, Поппер сам себя запутал, пытаясь распространить не демонстрацию закона диалектики Энгельсом на примере умножения, а всего лишь аналогию на более широкий круг явлений, чем она позволяет.
>Возьмем экспериментальный пример. Начнем насыпать песок в кучу. Вопрос, при каком значении количества (сколько потребуется песка), чтобы оно перешло в качество, стало горой?
Когда это отметит наблюдающий субъект. Переход количества в качество - это субъективный переход.
Недаром Маркс во втором тезисе о Фейербахе обращал внимание на недооценку классическими философами-материалистами деятельностного подхода к материи и объектам в ней.
>Как при этом происходит отрицание отрицания и в чем проявляется единство и борьба противоположностей?
Куча не развивается, а является пассивным объектом, над которым производятся действия. Странно тогда ожидать от нее проявления законов _развития_.
>По мнению Поппера (и здесь я с ним тоже согласен), диалектика используется марксистами для защиты марксизма от критики. Как правило, критиков хулят за неумение понять диалектику.
Ну а чтож делать, если даже корифей Поппер высказывает такие детские претензии к диалектике, что хоть стой хоть падай. Поневоле заподозришь недобросовестность или полную его тупость как ученого :(
>Что касается логических построений Поппера, то я не могу их оценить, но, видимо, это могут сделать только математики, поскольку например, в детской энциклопедии в томе по математику логике посвяшен огромный раздел и там есть несколько логик.
Не только математики. Я как программист, изучавший алгебру логики и логические операции - вполне оказался в состоянии оценить шулерство Поппера. Или всеже не шулерство, а глубокое невежество?
Блин, недопустимость выкладок, которыми оперирует Поппер проходят на первом курсе любой программистской специальности - также как о недопустимости деления на нуль говорят еще в школе.
>Как же Алекс критикует Поппера? После достаточно туманного (для меня) введения и своих математических построений он пишет. “В выводе Поппер абсолютно прав, хотя и не сумел его доказать.”
>Что же хотел сказать Алекс? Что Поппер прав или, что он не умеет пользоваться математическими логическими построениями. А может вывод давно доказан другими математиками логиками?
Что Поппер прав - если выводить диалектику из аристотелевой логики - получится чушь и неопределенность. Но доказать этот вывод Поппер не сумел, так как совершил ошибку в мат.выкладках.
>С уважением
Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru
Дмитрий Кропотов (15.07.2004 15:17:01)| От | miron |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 16:25:47 |
Ответы
>ваша уверенность в существование парадигм и их какое-то особое влияние сама по себе требует доказательства.>
Рекомендую почитать Т. Куна и (ссылку дам завтра)
>Совершенно неверно считать, что в каждой старой теории только исправляются небольшие ошибки и она развивается итерациями. Это ведь не так - большинство революционных теорий было прорывом, который никак нельзя было вывести из старых теорий.>
Да, поскольку только они остались в науке. Все остальные попытки представить конкурента парадигме из истории вычеркнуты.
>Какую ошибку исправил Менделеев и какой теории, когда создавал периодическую систему?>
До него было масса попыток построить логику эелемнтов исходя из из порядкового номера, групп и тд. Не даром на Западе его авторство таблицы всегда оспаривалось (Я лично этого не поддерживаю). Все эти попытки вычеркнуты из науки и мы знаем только Менделеева. Его гениальность не в том, что он их так расположил, а в том, что он поверил в новую закономерность, подверг сомнению из за этого многие научные выводы....
>Какую ошибку и какой теории исправил Эйнштейн, создавая СТО?>
Так она ведь так окончательно и не доказана. То есть по моему она лишь одна из претендентов на новуъ парадигму, хотя из за давления на сообшество ряда ученых она стала широко популярной и приобрела черты парадигмы.
>В науке мы чаще наблюдаем не постепенное развитие тех или иных параметров теории (в ходе отбора лучших решений из случайного спектра), а внезапное, революционное появление новых теорий, принципиально отличных от всех имеющихся до этого.>
В том то и дело, что нет. Просто история науки все неполные попытки атаки на парадигму забывает. И кажется, что есть скачок. На самом деле большая часть элементов н овой парадигмы предлагается не ее создателем. Он их просто складывает в целостную модель. Но самое главное, почему мы все знаем создателей парадигм, это то, что они решались идти против главной парадигмы, до них не решались, а они решались. Почему это важно? Потому, что для того, чгтобы представить новую парадигму нужно снова переосмыслить все накопленные факты и сделать, так чтобы не было ни одного противоречия. Только тогда новая парадигма принимается. При этом часто приходится идти против так называемых установленных фактов, их перепроверять и доказывать почему они не верны. На это не все способны.
>Так было и с теорией гравитации Ньютона, и с теорий относительности, с квантовой механикой, и с самой теорий Дарвина. И эти революционные скачки в науке, как и возникновение новых видов в биологии, не могут быть объяснены с позиции какого-либо отбора.>
Так Вы тоже это голословно утверждаете. По моему так могут. Кто прав?
>-посмотрите статью с критикой эпистемологии Поппера
> http://www.sciteclibrary.ru/rus/catalog/pages/3989.html>
Спасибо, посмотрел. И не нашел убедительной. Хотя Поппера я не иделизирую.
Первый тезис статьи уже не доказан. Болдачев пишет. "Невозможно приблизится к пониманию особенностей человека, его отличий от животных оставаясь в рамках теории естественного отбора." Но ведь уже 16 лет как Докинс предложил мим.
Далее. Ни чем не доказано следуюшее положение. "Также, возникает сомнение в правомерности глобального использования принципа отбора в эпистемологии, учитывая то, что ни дарвинистская теория естественного отбора, ни опыт искусственного отбора не могут на сегодняшний день разрешить загадку возникновения новых видов." Как раз на примере собак можно показать, что многие породы уже не скрешиваются, то есть уже принадлежат к разным видам.
Далее критика вообше становится странной. Он пишет." Анализируя научное познание с позиции естественного отбора невозможно ответить и на вопрос: а почему одна теория лучше другой? Для эволюционной эпистемологии научная теория – это неизвестно откуда взявшийся черный ящик, на вход которого подается проблема, а на выходе получается ответ. Чем больше правильных ответов, тем лучше теория." Именно так, чем правильнее прогнозирование будушего, тем вернее теория. Он же использует эвристику и уходит в область культуры. Указывая на расширительное толкование Поппером термина ошибка Болдычев тем не менее использует его узкое толкование для опровержения.
На самом деле Поппер конечно не верно использует термин ошибка. Надо использовать неспособность теории объяснить все факты. Именно это заставляет ее сменить.
Автор пишет. "И появление новой теории, правильно предсказывающей результаты новых наблюдений и экспериментов, никак не связано с устранением ошибок предыдущей теории. Новая теория обычно основывается на совершенно других представлениях, гипотезах, и использует другой математический аппарат." Тут он прав. надо писаыь нестыковок старой теории. Или а несоответствия их предсказаний результатам наблюдений и экспериментов, что говорит лишь об ограниченности области применения теории.
Ну а далее начинается активное исполозование Вашего реферата, что сразу делает для меня невозможным продолжать чтение. Он пишет. "Вообще трудно серьезно относиться к положениям этого тезиса и пытаться доказывать, что положения традиционной эпистемологии, разработанные до Поппера, не полная ерунда, и имеют хоть и ограниченный, но смысл."
>Никаких парадигм в науке нет, есть парадигмы в восприятии научной картины мира людьми, причем зачастую объясняющиеся их интересами - например, теорию асептики Земмельвейса врачи всего мира непринимали по той простой причине, что она объявляла их убийцами. Никаких накоплений противоречий здесь не было - всего лишь конфликт интересов.>
Насчет людей согласен, но дело в том, что наука изложена не только в мозгах, но и на бумаге. А конфлинт интересов. Кто спорит. Именно этот случай и доказывает, что несмотря на явное соответствие истине, новая теория может долго не признаваться из за шкурных интересов.
>Теории могут уточняться методом проб и ошибок, но новые теории появляются не так - а через расширение круга согласованного знания и потребности такое согласование совершить.>
Терминология может быть разной.
>Разве противоречиям есть какое-то дело до того, примирились вы с ними или нет? Попробуйте примиритесь с чувством голода - с противоречием, которое отправляет вас на поиски пищи.>
А я думал, что мы спорим по научному.
>Это антропоцентризм какой-то - дескать, поскольку трудно понять - значит это неверно!>
Нет, просто парадигма должна работать, если она мешает работать, то она отвергается. Может быть до какого то момента, когда она снова будет полезна. ее дело помогать предсказанию будушего.
>В общем, Поппер сам себя запутал, пытаясь распространить не демонстрацию закона диалектики Энгельсом на примере умножения, а всего лишь аналогию на более широкий круг явлений, чем она позволяет.>
Лихо же Вы. Поппер может и запутал, только вот Алекс никак не распутал.
>>Возьмем экспериментальный пример. Начнем насыпать песок в кучу. Вопрос, при каком значении количества (сколько потребуется песка), чтобы оно перешло в качество, стало горой?
>Когда это отметит наблюдающий субъект. Переход количества в качество - это субъективный переход.>
То есть все дело в согласованности научным сообшеством их определений. Куча гора. Это и есть свойство парадигмы.
>>Как при этом происходит отрицание отрицания и в чем проявляется единство и борьба противоположностей?
>Куча не развивается, а является пассивным объектом, над которым производятся действия. Странно тогда ожидать от нее проявления законов _развития_.>
Другими словами, диалектика применима только к человеческим обьектам?
>Не только математики. Я как программист, изучавший алгебру логики и логические операции - вполне оказался в состоянии оценить шулерство Поппера. Или всеже не шулерство, а глубокое невежество?>
Я этот вопрос оценить не могу.
>Что Поппер прав - если выводить диалектику из аристотелевой логики - получится чушь и неопределенность. Но доказать этот вывод Поппер не сумел, так как совершил ошибку в мат.выкладках.>
Опять не могу оценить, правильность Ваших или Алексовских выкладок.
>>С уважением
>Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru
Взаимно
alex~1 (14.07.2004 15:16:45)| От | Дмитрий Кропотов |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 16:49:29 |
Горячие финские парни
Привет!
Прежде чем прекращать взаимное общение,
прошу также принять во внимание интерес других участников форума, которые (например я :) _очень_ заинтересованы в продолжении дискуссии и общения между Мироном и Алексом-1
Внесу свой вклад - изложу кратко - чтобы Мирону легче было начать критику - как я понял статью Алекса-1 о методах опровержения диалектики Поппером.
Она, по большому счету содержит всего два пункта:
1.Поппер строит свою критику на отождествлении операций аристотелевой логики (тезис И не-тезис = не-тезис, тезис ИЛИ не-тезис = тезис) с операцией диалектической логики (тезис и анти-тезис=синтез) никак не обосновывая правомерность такого отождествления. В статье Библера (цитировал Игорь С.) из Вопросов философии 1995,N1 указывается, что в СССР была целая дискуссия по правомерности представления диалектической логики через аристотелеву и общее мнение было - такое отождествление неправомерно. И действительно - в аристотелевой логике ни при какой операции с тезисом и не-тезисом (не говоря уж о том, что тезис и не-тезис совсем не то что тезис и анти-тезис) не получается новое качество, синтез - а снова тот же тезис или не-тезис.
2.Поппер, когда совершает математические преобразования в надежде доказать бесплодность диалектической логики (выведенной им из аристотелевой - при имитации операции снятия через логические операции И, ИЛИ) допускает известный и недобросовестный прием, который разоблачал еще Перельман в своих книжках "Занимательная математика". Прием этот - намеренное введение неопределенности - как в известных фокусах с доказательством 2x2=5 через включение в пример неопределенности в виде деления на нуль.
Примерно то же делает Поппер с логическими выкладками, на что указал Алекс-1.
Поскольку Поппер весьма известный специалист как раз в области логики - такая ошибка не могла бы им быть допущена иначе, чем намеренно. А если и ненамеренно - это еще штришок не в его пользу.
Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru
Дмитрий Кропотов (14.07.2004 16:49:29)| От | Durga |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 23:02:53 |
Re: Горячие финские...
Я прозевал, не могли бы дать ссылку?
Durga (14.07.2004 23:02:53)| От | Дмитрий Кропотов |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 06:45:26 |
Статья Поппера Что такое диалектика и ее критика Алексом~1 в копилке
Привет!
>Я прозевал, не могли бы дать ссылку?
Поппер. Что такое диалектика
http://www.vif2ne.ru/nvz/forum/files/Dim/Popper._CHto_takoe_dialektika.doc
Алекс~1.Критика статьи Поппера
http://www.vif2ne.ru/nvz/forum/files/Dim/Kritika_Poppera_Aleksom.doc
Статья Алекса~1 дополнена моими соображениями, возможно, автор с ними не согласится - следует это иметь ввиду при чтении.
Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru
Дмитрий Кропотов (15.07.2004 06:45:26)| От | Yu P |
| К | |
| Дата | 18.07.2004 18:31:43 |
Re: Статья Поппера...
Извините, вклиниваюсь, но как крайне заинтересованный читатель. Я не философ, и законы интересуют меня как «пользователя». И как «пользователю», мне стала понятна одна «вещь»: не важно, как авторы законов "шли" к конкретным формулировкам, так как после опубликования эти законы начинают жить своей особой жизнью, и каждый «пользователь» имеет право давать свою интерпретацию, применять на практике, сопоставляя степень их соответствия с жизнью, с практикой (естественно, уважая труд предшественников).
Мне кажется, критику Поппера надо вести с позиций, которых он сам не скрывает. Он хочет «опустить» диалектику до уровня сложной, заумной, но всё-таки элементарной Логики. При этом главным приёмом является интерпретация «противоположности» как «противоречия», которое, в принципе, всегда может быть разрешимо. Это был бы достойный уровень гегелевской диалектики, которая, по существу, и является узакониванием здравого смысла с некоторыми заумностями, без которых в жизни легко можно обойтись. Скорее всего, именно по этому кроме профессионалов ею мало, кто интересуется.
Критики Поппера пытаются сохранить элементарные ростки новой, образно говоря, высшей диалектики. Эти «ростки» стали одним из источников учения, повлиявшего на всю историю 20 в. Однако марксистская диалектика не смогла порвать «пуповину» с гегелевской и по этому сохранила основные противоречия той. В этом положении марксистскую диалектику защитить трудно. Лучше это сделать, имея другую точку отсчёта - высшую диалектику. Высшую диалектику можно представить из сложения хотя бы двух условий. Первое, это принять рекомендацию Ленина о «ядре» диалектики. Т.е., принять закон о противоположностях в качестве главного, самого «весомого» закона. Ведь в нём, образно говоря, заключена вся «энергетика» Природы ("единство и борьба" в переводе на естественно-научный язык означает силовое взаимодействие, напр., между массами; остальные законы больше похожи на качественные; к тому же они или очевидны, или их, пожалуй, можно получить и логическим способом из "главного"). Второе, это интерпретировать противоположности как в принципе неразрешимые противоречия, как несводимые друг к другу, неуничтожимые, и одновременно неотделимые друг от друга части единого целого (т.е., применить закон к самому себе). Если сразу возникнет мысль, что при этом условии заведомо не будет решений, то на мой взгляд она будет ошибочной. Просто "синтез" надо будет интерпретировать как синтез двух зависимо-независимых начал (те же "единство и борьба"). Иными словами, решение должно быть двойное, а не как у Поппера или у Гегеля. Это сложно, стоит ли упрощать Природу ради того, что бы был прав Поппер?
При таком «контрасте» очевидней были бы достоинства и недостатки каждого из подходов. К тому же станет ясно, кто больше заинтересован в настоящей (высшей!) диалектике. Понятней стала бы и роли Маркса-Энгельса и роль Ленина в отношении Философии. Честно говоря, я не стал бы мешать Попперу.
Yu P (18.07.2004 18:31:43)| От | miron |
| К | |
| Дата | 19.07.2004 11:17:23 |
Так как же все таки надо критиковать Поппера?
>Высшую диалектику можно представить из сложения хотя бы двух условий. Первое, это принять рекомендацию Ленина о «ядре» диалектики. Т.е., принять закон о противоположностях в качестве главного, самого «весомого» закона. Ведь в нём, образно говоря, заключена вся «энергетика» Природы ("единство и борьба" в переводе на естественно-научный язык означает силовое взаимодействие, напр., между массами; остальные законы больше похожи на качественные; к тому же они или очевидны, или их, пожалуй, можно получить и логическим способом из "главного"). Второе, это интерпретировать противоположности как в принципе неразрешимые противоречия, как несводимые друг к другу, неуничтожимые, и одновременно неотделимые друг от друга части единого целого (т.е., применить закон к самому себе).>
Может все таки дадите пример использования высшей диалектики. А то я никак не пойму как ей пользоваться в исследованиях природы. Теорией парадигмы могу, а диалектикой нет. Видимо тупой я очень.
>Честно говоря, я не стал бы мешать Попперу.>
Не понял.
miron (19.07.2004 11:17:23)| От | Yu P |
| К | |
| Дата | 20.07.2004 13:29:21 |
Re: Так как...
>Так как же все таки надо критиковать Поппера?
Поппера, как защитника додиалектических правил мышления, надо критиковать только за логические ошибки, если таковые имеются. Кстати, "пространство" для применения додиалектических правил достаточно большое.
А вот гегелевскую диалектику (даже в марксовой интерпретации) надо критиковать за, с одной стороны, претензии на глобальность решаемых противоречий, а с другой - внутреннюю противоречивость самих законов, применение которых к глобальным социальным процессам не приводит пока к уменьшению глобальных трагедий.
>
>Может все таки дадите пример использования высшей диалектики.
По отношению к Философии - это рекомендация Ленина "ядре" диалектики. По отношеню к "социалке" - это нереализованный проект НЭП+кооперация. Т.е., НЭП был, а уравновешивания частника коллективным собственником - нет.В Китае тоже пока нет сильного коллективного собственника. Его роль играет КПК и власть, но это не ненадёжно.
>А то я никак не пойму как ей пользоваться в исследованиях природы. Теорией парадигмы могу, а диалектикой нет.
Отдаю должное вашей иронии. Моя самоуверенность порождается желанием написать кратко. На самом деле её гораздо меньше.
Диалектика это та же теория вероятности только для бесконечно сложных процессов, когда противоположности проявляются со 100% вероятностью. Поэтому диалектику надо применять, начиная с парадигмы: она уже должна быть раздвоена, на каждом промежуточном этопе могут проявться самые неожиданные эффекты из другой парадигмы, конечный результат скорее всего может быть двойственен. Если встречаетесь с давнишней не решённой до сих пор важной проблемой, можете быть уверены, что корни её лежат в неверии в диалектику, в боязни раздвоить парадигму ( и не только в этом). Пример: способ записи и передачи информации на генетическом уровне. Или необычность форм (и неслучайность их) галактик.
>>Честно говоря, я не стал бы мешать Попперу.>
>
>Не понял.
Это от моего личного восхичения диалектикой. У Поппера же додиалектические правила. К тому же она ему совершенно не нравится. Я великодушно желаю ему успеха, и мы с ним можем друг другу не мешать. У диалектики другая область применения: в "социалке" - уровень всего человечества, уровень преимущественно крупных самодостаточных государств; в науке - это фундаментальные теории, проблемы.
Дмитрий Кропотов (14.07.2004 16:49:29)| От | miron |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 19:22:13 |
Спасибо за отзывы и помошь
>Прежде чем прекращать взаимное общение,
>прошу также принять во внимание интерес других участников форума, которые (например я :) _очень_ заинтересованы в продолжении дискуссии и общения между Мироном и Алексом-1>
Я уюе извинился.
И действительно - в аристотелевой логике ни при какой операции с тезисом и не-тезисом (не говоря уж о том, что тезис и не-тезис совсем не то что тезис и анти-тезис) не получается новое качество, синтез - а снова тот же тезис или не-тезис.>
Я поитаю математическую энциклопедию.
>2.Поппер, когда совершает математические преобразования в надежде доказать бесплодность диалектической логики (выведенной им из аристотелевой - при имитации операции снятия через логические операции И, ИЛИ) допускает известный и недобросовестный прием, который разоблачал еще Перельман в своих книжках "Занимательная математика". Прием этот - намеренное введение неопределенности - как в известных фокусах с доказательством 2x2=5 через включение в пример неопределенности в виде деления на нуль.
>Примерно то же делает Поппер с логическими выкладками, на что указал Алекс-1.
>Поскольку Поппер весьма известный специалист как раз в области логики - такая ошибка не могла бы им быть допущена иначе, чем намеренно. А если и ненамеренно - это еще штришок не в его пользу.>
Для меня важна была не эта часть Поппера, а его обоснование противоречия между теорией меняюшихся парадигм и диалектикой. Остальное меня не трогало, поскольку я не математик.
Кстати, есть ли у Вас Конституции?
С уважением.
miron (14.07.2004 19:22:13)| От | Дмитрий Кропотов |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 10:24:15 |
Ссылки
Привет!
>Для меня важна была не эта часть Поппера, а его обоснование противоречия между теорией меняюшихся парадигм и диалектикой. Остальное меня не трогало, поскольку я не математик.
Ну Поппер-то претендовал на строгое опровержение диалектики, надеялся показать что не существует никакого синтеза, а получается всегда неопределенность :)
>Кстати, есть ли у Вас Конституции?
Мирон - пользуйтесь поисковиком www.gg.ru
Набираете строки Конституция СССР 1977 и получаете тучу ссылок, например:
http://www.google.ru/url?sa=U&start=1&q= http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1977.htm&e=7627
так же для Конституция России
http://www.google.ru/url?sa=U&start=1&q= http://www.constitution.ru/&e=7627
>С уважением.
Дмитрий Кропотов, www.avn-chel.nm.ru
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 13.07.2004 22:25:22 |
Судьба честного интеллектуала (отрывок из книги Ноама Хомского <Понимая власть>) (*+)
http://www.left.ru/2004/10/chomsky109.html
Лефт.ру __________________________________________________________________________
Судьба честного интеллектуала
(отрывок из книги Ноама Хомского <?Понимая власть>)
Это на самом деле трагическая история. Многие ли из вас знают про Джоан Петерс, точнее про книгу Джоан Петерс? Был такой бестселлер
несколько лет назад (в 1984 году), он выдержал примерно 10 изданий, написанный женщиной по имени Джоан Петерс - или по крайней мере
подписывавшейся Джоан Петерс - под названием <?С незапамятных времен>. Это была большая, ученого вида книга, со множеством
примечаний, ставившая целью показать, что все палестинцы являются недавними иммигрантами (на заселенные евреями земли бывшей
Палестины в годы британского мандата с 1920 по 1948 гг.). И она была очень популярна - на неё вышли буквально сотни восторженных
рецензий, и не одной критической: <?Вашингтон Пост>, <?Нью-Йорк Таймс>, все просто сходили от неё с ума. Ведь это была книга,
доказывавшая, что на самом деле не было никаких палестинцев! И конечно, подразумевалось, что если Израиль выкинет их всех, в этом не
будет ничего аморального, так как они всего лишь недавние иммигранты, приехавшие в отстраиваемую евреями страну. Книга изобиловала
разного рода демографическими анализами, и важный профессор демографии из Чикагского университета (Филип М. Хаузер) удостоверил их.
Она стала интеллектуальным хитом года: Сол Беллоу,Барбара Тухман, все в один голос говорили что она великолепна, почти как
шоколадный пирог.
И вот один Принстонский аспирант, парень по имени Норман Финкельштейн, принялся читать эту книгу. Его интересовала история сионизма,
и по мере чтения книги его немного удивили некоторые её положения. Он был очень добросовестный студент, и он начал проверять
источники - и выяснилось, что всё написанное в книге было сплошным надувательством, она была полной фальшивкой: вероятно она была
составлена каким-нибудь разведывательным агенством, или что-то в этом роде. Финкельштейн написал коротенькую статью с самыми
начальными находками, размером страниц в 25, и разослал её, думаю, человек 30, интересовавшимся проблемой, исследователям в данной
области и тому подобное, спрашивая при этом: <?Вот что я обнаружил в книге, как Вы думаете, стоит ли продолжать копать?>.
Он получил один ответ, от меня. Я сказал ему, - <?Слушай, я думаю тема интересная, но,> - предостерег я его, - <?если ты продолжишь
копать, у тебя могут возникнуть проблемы, потому что ты собираешься выставить американское интеллектуальное сообщество в качестве
банды мошенников, и ему это вряд ли понравится, и оно может тебя уничтожить>. И я добавил: <?Если ты хочешь это сделать, продолжай,
но знай на что ты идешь. Это важная тема, это имеет большое значение, когда ты уничтожаешь моральную основу для изгнания населения -
пояляются основания для реальных опасений, это дело касается множества человеческих жизней. Но оно касается и твоей жизни, потому
что если ты продолжишь это дело, твоя карьера может быть разрушена>.
Что ж, он мне не поверил. Мы стали очень близкими друзьями после этого, раньше я его не знал. Он продолжил писать статью и начал
предлагать её в журналы. Ничего: они даже не удостоили его ответа. Мне наконец удалось тиснуть отрывок статьи в ,
крошечном левом издании выходящим в Илинойсе, где некоторые из вас возможно его видели. В остальном ничего, никакой реакции. А тем
временем его профессора - Принстон, серьёзное место - перестали с ним разговаривать: ему не назначали встреч для обсуждения его
диссертации, не читали его работ, он вынужден был прервать учебу.
Со временем он пришел в отчаяние и спросил меня, что делать. Я дал ему, как мне казалось, хороший совет, который, как потом
выяснилось, был плохим советом: я предложил ему перейти на другой факультет, где я знал нескольких людей, и где думал к нему хотя бы
отнесутся порядочно. Это оказалось не так. Он перешел, и когда пришло время писать диплом, некому было его читать, он не смог
созвать их на защиту. В конце концов, из замешательства, они присвоили ему доктора - случайно он оказался блестящим студентом - но
ему даже не дали письмо, подтверждающее, что он окончил Принстонский университет. Конечно, иногда попадаются студенты, которым вам
бы не хотелось давать хорошие рекомендательные письма, потому что вы действительно думаете, что они их недостойны - но все же что-то
вы можете написать, такие дела всегда как-то решаются...
Этот парень был достоен, но он буквально не мог получить ни одного рекомендательного письма. Теперь он живет в маленькой квартире
где-то в Нью-Йорке, и работает на пол-ставки социальным работником, с трудными подростками. Очень многообещающий исследователь -
если бы он делал то, что ему говорили, был бы сейчас профессором в одном из крупных университетов. Вместо этого он занимается с
трудными детьми и получает за это тысяч двадцать в год. Это лучше, чем расстрел, это верно, - да, это намного лучше чем расстрел. Но
такова техника контроля.
Но позвольте мне продолжить историю с Джоан Петерс. Финкельштейн оказался настойчивым: он взял на лето отпуск , засел в Нью-Йоркской
публичной библиотеке и перелопатил каждую ссылку в книге - он осоставил такой список ее мошенничеств, что вы не поверите.
Нью-Йоркская интеллектуальная среда- это тесный круг, и в конце концов всем стало ясно, что книга - жульническая, и что это выплывет
наружу рано или поздно. Единственным из изданий, которому хватило ума прореагировать интеллигентно был -
они знали, что речь идет о подделке, но редактор не хотел обижать своих друзей, поэтому он вообще не давал рецензии. Это был
единственный журнал, не давший рецензии.
Тем временем Финкельштейна вызвали крупнейшие профессора в данной области и стали уговаривать: <?Прекрати свою кампанию, если ты
прекратишь, мы о тебе позаботимся, устроим тебя на работу> - и тому подобное. Но он продолжал делать своё дело. Всякий раз, когда
появлялась хвалебная рецензия на книгу Джоан Петерс, он писал редактору письмо, которое не публиковалось; он делал то, что было в
его силах. Мы спрашивали издателей, будут ли они отвечать на что-нибудь из посланного, они говорили, что не будут - и были правы.
Почему они должны отвечать? Всё было схвачено, ни одного критического слова не было сказано в США на эту тему. Но затем они сделали
техническую ошибку: они позволили книге выйти в Англии, где контролировать интеллектуалов не так просто.
Как только я услышал, что книга Джоан Петерс готовится выйти в Англии, я немедленно послал копии работы Финкельштейна нескольким
английским исследователям и журналистам, интересующимся Ближним Востоком - это подготовило их. Едва книга появилась, она была
разнесена в пух и прах. Все главные издания, , , , все вышли с рецензией,
утверждающей, что книга не достигает даже уровня чепухи, идиотизма. Многие критики использовали работу Финкельштейна безо всякого
упоминания - но самыми добрыми словами о книге Джоан Петерс были <?смехотворная> и <?нелепая>.
Люди читали британские обзоры - если вы часть американского интеллектуального класса, вы читаете и
- и возникло некоторое замешательство. Вы начинаете получать реакцию задним числом: <?Ну, смотри, я на самом деле не
говорил, что книга хорошая, я всего лишь сказал, что тема интересная> - и тому подобное. В этот момент вступил в
дело, и поступил так, как обычно в таких случаях поступает. Знаете, это своего рода рутина, которую вы делаете постоянно - если
книгу разнесли в пух и прах в Англии или если книгу превознесли в Англии - вы должны реагировать. А если эта книга об Израиле - есть
стандартный способ это сделать: нужно заказать рецензию израильскому исследователю. Это называется прикрыть свою задницу - потому
что, что бы ни написал израильский исследователь, вы в безопасности: никто не обвинит вас ни в антисемитизме, ни в чем подобном.
И вот, после того, как книга Петерс была разнесена в пух и прах в Англии, поручил её по настоящему хорошему
человеку, ведущему израильскому специалисту по палестинскому национализму (Иегошуа Порат), сведущему в данном предмете. И он написал
рецензию, которую они не опубликовали - прошел почти год и ничего не было напечатано; никто точно не знает, что там происходило, но
вы можете догадаться, что было оказано огромное давление не публиковать. В конце концов даже в <?Нью-Йорк Таймс> написали, что
рецензия не была опубликована, так что потом какая-то её версия появилась в печати. Она была критическая, в ней говорилось что книга
глупая, и всё такое, но она срезала углы, парень не сказал того, что знал.
В действительности, израильские рецензии были очень критические: реакция израильской прессы была, что она надеется, что книга не
дойдет до широкого читателя, так как это в конечном счете навредит евреям - рано или поздно она будет разоблачена и будет выглядеть
как обман и мошенничество, и это плохо отразится на Израиле. Я должен сказать, что они недооценили интеллектуальный истэблишмент США
Как бы то ни было, этот истэблишмент понял, что книга Петерс была недоразумением, и она вроде бы как исчезла - никто более о ней не
говорит. То есть, она все ещё лежит на газетных стеллажах в аэропортах, но самые умные и блестящие знают, что им больше не следует о
ней говорить: она была разоблачена так же, как и они были разоблачены.
То что случилось с Финкельштейном, может случиться и с вами, если вы честный критик - можно привести ещё немало подобных случаев.
(Финкельштейну удалось опубликовать с тех пор несколько книг в независимых издательствах - редактор книги Хомского).
В университетах и других учреждениях можно встретить иногда диссидентов - они могут выжить в той или иной форме, особенно, если
получат поддержку интеллектуального сообщества. Но если они становятся чересчур буйными и строптивыми - или, знаете, слишком
эффективными - вполне вероятно, что их выбросят. Обычно, если это не происходит с ними в молодости, их выпалывают на последующих
этапах жизненного пути. Поэтому, тот кто делает карьеру в учреждениях, и способен в них оставаться, тот уже усвоил правильный образ
мыслей: быть покорным для него не проблема, он уже покорный, и именно поэтому преуспевает. Таким образом система идеологического
контроля увековечивает себя в школах - так в основном она работает, я полагаю.
Послесловие переводчика:
Остается добавить, что герой этой истории, столь красноречиво характеризующей нравы американского интеллектуального истеблишмента,
Норман Финкельштейн, остается диссидентом о по сей день, правда социальной работой уже не занимается - преподает политологию в
Нью-Йоркском университете.Теперь с его творчеством может познакомиться и российский читатель. В 2002 году в издательстве <?Русский
вестник> вышла его самая известная книга - <?Индустрия Холокоста>, правда, почему-то в переводе с немецкого.
Георгий (13.07.2004 22:25:22)| От | Павел |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 11:45:45 |
Книга Нормана Финкельштейна есть здесь (ссылка внутри)
> Судьба честного интеллектуала
>(отрывок из книги Ноама Хомского <?Понимая власть>)
>Норман Финкельштейн, остается диссидентом о по сей день, правда социальной работой уже не занимается - преподает политологию в
>Нью-Йоркском университете.Теперь с его творчеством может познакомиться и российский читатель. В 2002 году в издательстве <?Русский
>вестник> вышла его самая известная книга - <?Индустрия Холокоста>, правда, почему-то в переводе с немецкого.
а вот и книжечка
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 11.07.2004 16:38:39 |
"Что день грядущий нам готовит? Мне лично боязно. Уж такое громадьё планов вокруг:" (*+)
МЫСЛИ ВСМЯТКУ
Валерий БУРТ
Удав, герой известного мультфильма <38 попугаев>, говорил: <?У меня есть мысль, и я её думаю>. У российских начальников,
соответственно их высокому рангу, как правило, созревает не одна умная мысль, а десятки. И они их тащат, волокут, несут - непременно
в жизнь.
Некоторые благодаря своим неожиданным идеям просто воспаряют. Например, накануне юбилея полёта Юрия Гагарина один очень инициативный
губернатор объявил, что отправит в космос лучшего министра местного правительства. Представляю, с каким трепетом ждали горемычные,
что их шеф вот-вот запоёт: <?Поехали!> и взмахнёт рукой, повелевая скинуть цивильные костюмы и облачиться в скафандр космонавта.
Слава Богу, пронесло, но, говорят, при слове <?Байконур> у тамошних министров и нынче случаются обмороки.
Кстати, об одежде. Тот же губернатор - он саратовский - несколько лет назад издал рескрипт, повелевающий надевать подчинённым на
службу непременно однотонные костюмы и обязательно скромных тонов. Платформа на ботинках, независимо от политической, запрещалась, а
одобрялась кожаная подошва с каблуком. Чёрная лакированная обувь могла быть употребима мужчинами лишь в сочетании с фраком (!),
смокингом (!) - к торжествам или к событиям печальным - отправляясь на похороны. Дамам же надлежало при любых обстоятельствах забыть
о коротких юбках и облегающих платьях.
Буквально на днях по скользкой тропе нравственности бодро проследовал другой губернатор - Калининградской области, призвавший
отказаться дам от мини-юбок и блузок с глубоким вырезом. Запрет для женщин, оказывается, продиктован заботой о мужчинах - последние
якобы теряют ясную голову, завидя обнажённые ноги и ещё кое-что, продуктивно служить уже не могут, а хотят только продуктивно
отдыхать.
Ещё один губернатор - рязанский, - решив озаботиться укреплением здоровья детей, своим приказом утвердил физкультуру в качестве
выпускного экзамена в школах вверенного ему региона. Злые языки утверждают, что у областного начальника, кстати, в недалёком прошлом
главного авиадесантника России, есть желание заменить алгебру на прыжки с парашютом, а вместо русского языка начать преподавание
боевых искусств...
Верно в народе говорят: есть такая профессия - родину зачищать. Что избранные на высокий пост господа успешно воплощают в жизнь.
Благодаря таким, как они, в конце концов <?и на Марсе будут яблони цвести>. Но сначала, в качестве подготовительных мероприятий ими
намечено переименовать Волгоград в Сталинград, перенести столицу из Москвы в Новосибирск или на Камчатку. И кое-что уточнить:
например, впредь называть город Владимир исключительно Владимиром Владимировичем.
Но не говорите мне, уважаемые читатели, про напрасные старания, суету, отсутствие конструктивного подхода! А вдруг хоть одна из
потока светлых идей доплывёт по Москве-реке до самого Кремля и будет замечена из окошка главным его обитателем? Представили, что
ждёт тогда инициативного автора? То-то же:
Тревожит, однако, что не все светлые мысли доходят до широких масс. В связи с этим хочу предложить создать Всероссийский банк
оригинальных идей и его директором назначить господина Манилова. Человек он проверенный и в народе уважаемый.
Обращаясь к кандидатуре Манилова, мы тем самым отдадим должное традиции замечательных российских инициатив, берущих начало из
глубины веков, от самодвижущейся печи, изобретённой простым крестьянином Емельяном, чья фамилия, к сожалению, не сохранилась. Тому
же гению мы обязаны выведением ценнейших пород говорящих рыб (щук). Развитию прогресса в России в немалой степени способствовало
появление учёных котов и превращающихся в царевен лягушек. Заметным явлением стало повсеместное украшение дубов златыми цепями.
Кстати, этот обычай сейчас возрождается.
Можно вспомнить и новшества, которые в своё время произвели подлинную научно-техническую революцию в России: сапоги-скороходы,
скатерть-самобранка, шапка-невидимка. Возможно, настало время возвратиться к этим ценным разработкам и наладить массовое
производство упомянутых моделей.
Насколько мне известно, подобные смелые инициативы уже обсуждаются на местах, и, вероятно, в ближайшее время мы узнаем о начале их
реализации. К примеру, у ярославского губернатора появилось желание отыскать на дне Волги памятник Александру II работы известного
скульптора Опекушина. Он подвергся утоплению в 1918 году пришедшими к власти большевиками.
Разумеется, сделать это будет нелегко, учитывая размеры великой русской реки. Однако губернатор настроен оптимистически - уже
закуплено соответствующее гидрооборудование, и скоро к делу приступят водолазы. В общем, ежели вам прикажут: <?Выдь на Волгу!> и
спросят: <?Чей стон раздаётся?>, медлить с ответом не придётся.
Как известно, и раньше в России не было недостатка в начальственных инициативах. Но тогда <?своё суждение иметь> дозволялось лишь
фигурам внушительным, которые помещались на большие портреты в золочёных рамах. Народ как мог воплощал светлые идеи, но год от года
уставал всё больше и в конце концов это занятие бросил.
Однако хорошие традиции не умирают. Нынче, когда в регионах одна власть подпирает другую и оглядывается на третью, от обилия
замечательных предложений приятно кружится голова. За это, кстати, многие обожают свою Родину и брезгливо отвергают заграничные
красоты, убивая наповал простым доводом: <?Там скучно>. И впрямь: Рейн и Луару поворачивать вспять иноземцы не хотят, под
Вестминстерским аббатством подземные гаражи строить не надумали. И никому не приходит в голову сносить Колизей, чтобы на его месте
воздвигнуть многоэтажный жилой комплекс.
Странные они люди, без тараканов в голове и без мыслей всмятку. Не чета нашим энергичным начальникам.
Что день грядущий нам готовит? Мне лично боязно. Уж такое громадьё планов вокруг:
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 11.07.2004 16:37:53 |
Похоже, наши бывшие граждане приезжают в Россию отдохнуть от строгостей заграничной жизни (*+)
ОЧЕРК НРАВОВ
ДОМОЙ, РАССЛАБИТЬСЯ
Похоже, наши бывшие граждане приезжают в Россию отдохнуть от строгостей заграничной жизни
ТОСКА ЗАОКЕАНСКАЯ
Вы знаете, кто мог бы спасти современную Россию? Берия! Да, да, тот самый - Лаврентий Павлович! Это мне сказал один американец.
Точнее, новый американец, из бывших наших граждан. Я два часа распинался перед немногочисленной аудиторией в культурном центре
студенческого городка Пало-Альто, недалеко от Сан-Франциско, живописуя жизнь нынешней России, её перспективы и проблемы в
послеельцинский период, строя прогнозы относительно возрождения экономики страны, когда вдруг поднялась рука и пожилой слушатель, с
характерной лысиной на макушке, язвительно меня спросил:
- Так вы не знаете, выходит, кто спасёт Россию?
Я честно признался: не знаю. Зал зароптал, чем вызвал злорадное торжество у говорившего:
- Видите, им не нравится то, что я скажу. Но я всё равно скажу: России нужен новый Берия. Без него вы пропадёте!
Скажи кто-нибудь подобное в России, я бы только отмахнулся: слышали, проходили это: А тут слегка опешил: о Берии тосковал гражданин
Америки. Но он не себе назначал его в правители, а нам, живущим в России. И это было так дико, так неожиданно. Мне-то казалось, по
крайней мере до этой поездки по Америке, что вкусившие демократии и свободы наши бывшие граждане навсегда утратили тоску по старым
временам. Ан нет! Тоскуют, да ещё как! Неспроста же существует в городах Америки целая сеть магазинов с надписью <?Русская еда>, где
действительно вы можете купить всё то, что изобилует нынче в российских продмагах. А в центре Лос-Анджелеса, в трёх шагах от
Голливуда, я случайно обнаружил под пальмой до боли родной киоск, на котором по-русски было, как и полагается, написано: <?Овощи.
Фрукты>.
То, что наши бывшие граждане успешно перелицовывают Америку под свою психологию, написано уже немало. Простой пример: мой знакомый
повёз меня показывать ночной Сан-Франциско и долго не мог найти место на парковке. Я показал ему на прогал между машинами, но он
сказал, что это место для парковки инвалидов. Я только открыл рот: <?А нельзя ли:>, чтобы спросить: а нельзя ли что-нибудь придумать,
чтобы поставить машину на это место, как он тут же ответил: наши уже придумали, как это делать. Они на ксероксе откатали таблички с
инвалидным знаком и стали парковаться на льготных местах. Деликатные американцы сняли их скрытой камерой и без особого возмущения
поведали по местному телевидению ошарашенным американцам, что эти наглецы - бывшие иностранцы и они ещё не привыкли к строгим
правилам страны пребывания: Таким примерам - несть числа. Но вот тоска по Берии, по сталинским лагерям?
МЭМ С БУТЫЛКОЙ ПИВА
Хотя всякому кулику своё болото, каким бы оно ни было, всё равно будет дорого. С удивлением и смехом наблюдаю за теми нашими
гражданами, которые наездом или надолго возвращаются на родину из-за границы. И ну поливать тех же американцев (юморист Михаил
Задорнов не в счёт, ибо он за границей не жил, а только выезжал, как и большинство россиян, да и работа у него такая - чем бы не
тешиться, лишь бы бабки платили). Тем самым как бы вымаливая себе некое прощение у здесь живущих. Я попытался суммировать их
высказывания, и получилась довольно неприглядная жизнь людей на Западе и вполне весёлая и жизнерадостная у нас, в России.
Что же так нравится этим нашим, но уже всё-таки не нашим гражданам на бывшей своей Родине? А всё: и наша грязь в городах, и наш
беспорядок, и наша неприязнь к дисциплине и порядку, и даже непомерное пьянство: А ещё им нравится здесь вести себя вполне адекватно
обстановке - разнузданно и без правил.
Одна заезжая кинодива по пути из Лос-Анджелеса на Гавайи зарулила в родные пенаты и дала откровенное интервью местной газетке. Что
ей не понравилось у нас? Не понравилось, когда ей хамят в магазине (от этого уж точно отвыкаешь на Западе), когда её окликают по
половому признаку <?Эй, женщина!> (в то время, когда у них там, в свободном обществе, её величают вежливо <?мэм>), когда её обзывают
алкоголичкой (пусть попробует кто-нибудь там её заподозрить хоть в чём-нибудь без каких-либо на то оснований!): Зато она балдела от
счастья, что могла безо всякого стеснения <?пить недорогое пиво высокого качества прямо здесь, на скамейке в Летнем саду!>. Да и
правильно - чего стесняться! У нас хоть где пей и хоть что - никто ни возмущаться, ни штрафами грозить не будет. Это у них там, в
Америке, <?пить можно (вновь цитирую прибалдевшую от счастья на милой Родине кинозвезду) только дома или в баре. Или поставив бутылку
в бумажный пакетик>. А здесь? Здесь, восторгается мадам, простите, заезжая мэм, <?полная свобода и жуткий пофигизм>. Хоть упейся -
никто тебя ни в чём не упрекнёт. Но это - опять же - всё для нас с вами. А мэм заехала, повосхищалась, простите, надулась пива на
скамейке прямо в Летнем саду Питера и покатила жить образцово и дисциплинированно в <?ненавистной> ей Америке.
Показное жлобство вообще характерная черта в психологии бывших наших граждан. Мы приземлялись в аэропорту Лос-Анджелеса посреди ночи
и, пока самолёт заходил на посадку, внизу нас встречал огромный ковёр из золотых огней и таких же жёлтых рек, текущих по
магистралям. <?Словно солнце разлили по земле>, - нашёл определение этой красоте мой сосед по самолёту. Наверно, подобные же чувства
прекрасного испытали и многие наши попутчики. <?Надо же, как красиво!> - восторженно воскликнула пожилая женщина. И услышала циничное
от своего соседа, явно бывшего нашего гражданина: <?Что тут красивого? Деревня - она и есть деревня>. Бабуля поперхнулась сначала,
потом робко вымолвила: <?Ну и оставались бы тогда дома, в России!> Здоровяк скучающим взором глянул в иллюминатор, где буйствовала
почти неземная красота, бросил без энтузиазма: <?Оставался бы, если бы не дела в Америке>.
Ну прямо родственник какой-то той утончённой душе из голливудского киномира, что за милую душу квасила в общественном месте заодно с
российскими бомжами! А роднит-то их одно - хамское отношение к своей бывшей Родине и лицемерное смирение на Родине новой. Потому что
там общество не позволяет отдельным её гражданам хамить, мусорить где попало, дуть пиво в общественных местах или метро, разделять
людей лишь по половому признаку: И много чего ещё не позволяет то общество.
Зато наше - сплошное <?Гуляй, Вася!>. Вот и балдеют истосковавшиеся по нашей <?свободе> бывшие соотечественники! Да так, что моя
коллега по <?Литературной газете>, замечательный журналист Капитолина Кожевникова, перебравшаяся на постоянное место жительства в
США, в русскоязычной газете кинулась защищать американские порядки от нападок бывших эмигрантов, по каким-то причинам вернувшихся в
Россию. Пришлось от души посмеяться над её заступничеством: уж кто-кто, а Америка точно в подобной защите не нуждается. Скорее, нас
и нашу страну надо защищать от такого вот хамского к ней отношения.
ТАКАЯ БОЛЕЗНЬ
Тут как-то довелось на самолёте Москва-Лондон лететь с одной молодой дамой, лишь недавно перебравшейся на туманный Альбион. Сначала
она живописала мне все прелести жизни на Западе: и - ах! - какая чистота везде, и какие англичане культурные и вежливые, и как
здорово обслуживают в магазинах: Потом заговорили о бывшей её Родине. И тут она меня ошарашила признанием: <?Если бы вы знали, как я
люблю Россию!> - <?Это за что же?> - спросил я её, изумлённый, тем более после длинного панегирика родине новой. Ответ ни за что не
предугадаете!
Оказывается, любит она Россию только за то, что - цитирую дословно - <?любого русского чиновника можно подкупить бутылкой шампанского
и тортом, а вот английскому хоть миллион предлагай - ни за что не купится!>. Она знала, что говорила, ибо прилетала в Москву
улаживать какие-то бюрократические формальности.
А недавно на побывку, на бывшую свою Родину приехала одна моя знакомая, которая покинула её ещё во времена СССР, в самом начале
перестройки. Меня поразили и объём, и количество чемоданов, с которыми она прибыла в гости в основном для осмотра культурных и
исторических мест Москвы и Питера. Как выяснилось, в чемоданах была упакована в большом количестве еда (попкорн!) и чуть ли не ящик
минеральной воды! С минеральной водой было всё понятно: забугорная всегда кажется слаще отечественной. Но вот пресловутый попкорн?
Сколько же было удивления, когда дама обнаружила его в изобилии в наших магазинах! Газет они там, на Западе, что ли, не читают? Или
телевизор не смотрят?
Вам не обидно, что на нас наши же бывшие граждане смотрят свысока, словно мы и не цивилизованные люди вовсе, а какие-то папуасы,
перед носом которых стоит бусами потрясти - и мы растаяли? Кто-то скажет: ну не суди их строго! Домой ведь приехали, расслабиться
хочется, опять же - ностальгия. Да нет, тут что-то другое.
Вот признался же бывший российский человек, известнейший певец Борис Рубашкин, чуть ли не с детства живущий на Западе: <?А
ностальгия - это такая болезнь, которую можно вылечить в течение получаса, стоит только приехать в аэропорт: и выехать на улицу.
Когда я вижу эту грязь, людей, которые роются в помойках, чтобы найти себе еду, ностальгия исчезает бесследно>.
Так что не в ностальгии тут дело:
Анатолий СТРОЕВ
Георгий (11.07.2004 16:37:53)| От | Баювар |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 00:57:23 |
Из прикольчиков, пожалуй, два.
>
>ОЧЕРК НРАВОВ
>ДОМОЙ, РАССЛАБИТЬСЯ
>Похоже, наши бывшие граждане приезжают в Россию отдохнуть от строгостей заграничной жизни
Ну это вряд ли. Что я сам, что приезжанты, с коими, ессно, общаюсь (в как у вас?) такой фигней не занимаемся. В-первых, жутко плотный график: есть дела деловые типа паспортов-приватизаций, а кроме того, оставленных друзей-подруг, с которыми пообщаться хочется -- физически не получается.
Из прикольчиков, пожалуй, два.
Позволить себе того, чего раньше по деньгам не мог. Ага, в ростовском супермаркете без предупреждения -- свою карточку. Кстати, принципиально не завожу сверх одной дебетовой "ЕС-Маэстро". Там ребята тоже не промахи: мягкий юмор оценили, очень тихо позвонили, прислали спеца, тот быстро и без слов дал ОК, а мне ни одного вопроса не задали: эка невидаль -- карточка Фольксбанка, какой-то деревней баварской выданная! Кстати, всем приезжантам рекомендуется пользоваться карточкой: сразу по разумному максимуму брать деньги в банкомате, а наличными только мелкие нестыковки компенсировать. Выгоднее, чем обменники.
Второй -- ровно наоборот: жесткое навязывание западнизмов. Ну там в сапожищах в парадный зал ресторана: хочу посмотреть меню, обычно оно в витринке у входа висит и с улицы видно, а у вас почему-то нет. Или вот еще: заходим в лавчонку, здороваемся, дожидаемся ответа. Потом уже -- дела покупательские: икры большую банку... баклажанной.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 11.07.2004 16:31:12 |
10-летие краха 1994 года. "В сущности, советский человек расстался со своей полулегальной валютой так же беспечно, как жил" (*+)
ЗА СРОКОМ ДАВНОСТИ
Нынешним летом - юбилей финансового краха 1994 года, когда в стране почти одновременно обвалились МММ, <?Чара>, <?Тибет>:
Даже теперь, по прошествии времени, трудно сказать, сколько и на какую сумму пострадало тогда людей, вряд ли мы когда-нибудь узнаем,
куда эти деньги делись и кто за теми пирамидами стоял, но события десятилетней давности памятны многим, ибо беда пришла если не в
каждый дом, то через один. Разъярённые толпы на Варшавке, интеллигентные очереди на Маяковке, фантастические байки о счастливчиках,
которые в последний момент успели продать акции или забрать вклады, и душераздирающие истории о несчастных, кто всё своё движимое и
недвижимое имущество вложил в акции; инициативные группы обманутых вкладчиков и клятвенные обещания, что все получат всё до
копейки, - так живописно начинался наш национальный капитализм, по сравнению с которым померкла даже ваучерная забава Чубайса, и
обозначился подлинный масштаб российского мошенничества.
Потом, когда не получившие ни шиша граждане свободной России заговорили об ответственности власти, та сквозь зубы ответила, что это
был урок глупому населению, и посоветовала повнимательнее смотреть <?Поле чудес>. Хамство скушали, и социального взрыва не произошло.
Поток людского возмущения направился в форме исковых заявлений в таганские, тверские и краснопресненские суды, где всё заглохло, и
только дьявол всласть нахохотался над обманутыми людьми, совками, как их тогда ещё называли.
В сущности, советский человек расстался со своей полулегальной валютой так же беспечно, как жил, и то, что произошло десять лет
назад, не стало национальной трагедией, хотя в другой стране страшно помыслить, что могло бы быть... А тут ни беспощадного русского
бунта, ни бескровной июльской революции. И Ельцина два года спустя избрали президентом Федерации, не спросив у дедушки, какого чёрта
на подведомственном ему государственном телевидении шёл с утра до ночи обман трудящихся, и если не он сам, то уж его советники точно
знали, чем всё закончится.
Ему простили. И когда кричали <?Банду Ельцина под суд!>, то хотели наказать вовсе не за Мавроди и КО, притом что удар по кошельку в
народных массах считается серьёзным аргументом.
Терять деньги всегда обидно. Терять и понимать, что сам раззява и лох - обидно вдвойне. Но, вспоминая потери десятилетней давности,
не испытываешь сегодня особенной горечи. И не потому, что мы извлекли урок и сделались умнее. Просто это тот самый случай, когда все
такими были, а на миру и смерть красна. Через эту авантюру страна должна была пройти, и она прошла.
Вообще поразительным было последнее десятилетие минувшего века - эпоха, породившая олигархов, магнатов, юных генералов, фаворитов и
любимцев, десятилетие, своим авантюризмом, падениями и взлётами чем-то напоминающее XVIII век, только без той славы русского оружия,
служения Отечеству, которую приносили Орловы и Потёмкин.
Наверное, это и есть самое обидное в нашем сюжете. Пусть бы грабили, пусть бы обманывали и наживались, только был бы от этого хоть
какой-то толк не только им, но и всей стране. Но народный энтузиазм и людские жертвы были принесены с такой низкой отдачей, что тут
кроется главная потеря и насмешка девяностых годов. Если судить <?банду Ельцина>, то не за её деяния, а за историческое ничто -
преступление, не предусматривающее специального наказания.
И Путин сегодня потому не тянет ни на Александра, ни на Николая Павловичей, каким его некогда пытались изобразить то в <?Куклах>, то
в либеральной прессе, что родословную и харизму ему подпортил передавший власть секретарь свердловского обкома, выше этого потолка
так и не скакнувший.
История не повторяется, а стремительно несётся, и, наверное, нигде так быстро, как в России. Но одно с началом XIX века роднит нас
наверняка: не честный Штольц, но вечный шулер Павел Иванович Чичиков, не отставая от прогресса, скитается по Русской земле, пугая
брусничным сюртуком абитуриентов на вступительных экзаменах, а с ними и всю державу. Павел Иванович сегодня - президентский чиновник
с дрожащим голосом, политический деятель, банкир, вышибала, которого невозможно ухватить, и он всё равно вывернется и умчится.
И снова всё кончится первым томом <?Мёртвых душ>, а второй так и не будет написан, и честного капиталиста, капиталиста-бюргера,
русская жизнь так и не породила. <?От трудов праведных не наживёшь палат каменных> - за десять лет мы имели возможность в том
убедиться сполна.
Сказать, что времена финансовых пирамид и грандиозных надувательств миновали? Уже несколько лет страна сидит, как на акциях МММ, на
нефтедолларах. И никакой уверенности, что эти деньги используются не только в целях личного обогащения отдельных предприимчивых
граждан, но и для блага всего государства, нет. Пирамида это или не пирамида, но то, что рано или поздно цены на нефть упадут и мы
шлёпнемся вместе с ними, - несомненно, и что тогда? Скорее всего, опять ничего, для народного возмущения нужна идея, овладевающая
массами, а таковой пока не предвидится.
Срок давности финансовых преступлений в России формально исчисляется десятью годами, а фактически стремится к нулю, вчерашние тайные
лохотронщики давно стали респектабельными господами, кроме тех, кто слишком уж зарвался и засветился. С теми, кто прикрывал или кого
прикрывал Мавроди, всё в порядке. Подобно тому, как 40 лет назад знаком времени были хрущёвские пятиэтажки, памятником нашей эпохи
станут элитные посёлки в Подмосковье.
По земному счёту ничего дурного в них нет, эти особняки не придётся ломать и перестраивать, но как смотрятся с неба людские дела и о
чём плачется сегодня ангелу Чубайса, читают ли господа олигархи на ночь не только покаянное письмо Михаила Ходорковского, но и
евангельскую притчу о безымянном богаче и нищем Лазаре?.. Вопросы, на которые нет ответа.
И всё же до тех пор, пока не деньги - наша главная национальная ценность и мы умеем переносить потери так же легко, как и летом
1994-го, у нас есть шанс.
Алексей ВАРЛАМОВ
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 11.07.2004 16:31:10 |
И. Бестужев-Лада: "Нездоровое потомство - зачем нам оно?" (*+)
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ
ДЕМОГРАФИЯ: ВОЙНА ИЛИ БЕДА?
В статье <?Планирование небытия> (<?ЛГ>, ? 24, 23.06.04) авторы ополчились против пресловутого <?планирования семьи> и считают, что за
этим импортным словосочетанием скрывается нечто роде тайного мероприятия по сживанию русских со света. В статье, на мой взгляд,
много правды, сущей правды, но не всей правды.
Игорь БЕСТУЖЕВ-ЛАДА, академик РАО, председатель президиума
Педагогического общества России
НЕ ПО РАЗУМУ, А ПО ИНСТИНКТУ
Русских действительно многие в мире не любят и, как умеют, им пакостят. Однако помимо русофобов есть, как известно, и русофилы, тоже
объясняющие своё отношение к русским. Важно понять, что главный враг русских - не американцы и даже не Басаев со всеми террористами
скопом, а мы - сами себе, так сказать, на началах самообслуживания.
Если бы наши беды шли только от происков и интриг разных супостатов, мы бы их (беды) в два счёта руками развели. Но в том-то и дело,
что большинство наших бедствий сваливается на нас не только из-за козней врагов и даже не по глупости начальства, а как кара Божия
за наши грехи тяжкие. Сваливается не только на нас, но и на многие другие - практически на все - народы мира, в том числе и на вроде
бы сегодня благополучные.
<?Планирование семьи> - это не один из пресловутых <?жидомасонских заговоров>, а всемирное общественное движение, имеющее рациональную
основу. Дело в том, что подавляющее большинство землян размножаются, аки птички небесные - не по разуму, а по инстинкту. Так и
должно было быть все сорок тысяч лет истории существ, хвастливо назвавших себя <?человеками разумными> (без достаточных на то
оснований). Потому что хоть десять детей роди, хоть двадцать - большинство выкосят болезни, голод, войны. И в конечном счёте двух
родителей всё равно заменят в следующем поколении двое-трое, так что род людской не переводится, а растёт.
Но во второй половине прошлого века медицина (точнее, санитария и гигиена) резко уменьшила детскую смертность, и число людей на
Земле разом скакнуло с одного миллиарда до шести, а в ближайшие десятилетия к ним добавятся ещё два-три. И если бы не <?зелёная
революция> 60-х гг. ХХ в., позволившая упятерить-ушестерить урожаи - пасть бы пяти миллиардам из шести голодной смертью.
Но надеяться на ещё одно такое же чудо - просто самоубийство. Поэтому умные люди предлагают: прежде чем заводить детей, подумайте,
прокормите ли вы их и зачем вам двадцать, которых и не упомнишь, когда достаточно трёх-четырёх, а где народу навалом, а с питанием -
туго, и вовсе одного-двух.
По-английски это называется <?планирование семьи>. А мы, как попугаи, буквально перевели это словосочетание на русский и стали
твердить его, когда ситуация в нашей стране радикально изменилась: мы больше не размножаемся, а начинаем вырождаться и вымирать (в
отличие от Средней Азии, где население в ближайшие двадцать лет удвоится, и на московских улицах оттуда появятся уже не сотни, а
миллионы нищих). Почему? По очень сложному комплексу причин - тех же самых, по которым начинают вырождаться и вымирать <?белые
американцы> (восполняемые иммигрантами) и <?туземные> (не пришлые из Азии и Африки) европейцы.
Желающие познакомиться с этим комплексом (носящим мудрёное учёное имя <?депопуляция> - буквально: выморочность) поосновательнее могут
почитать недавно выпущенную издательством <?ЭКСМО-Алгоритм> книгу <?Почему вымирают русские. Последний шанс> (М., 2004). Там
высказались на этот счёт первейшие в нашей стране авторитеты - демографы, социологи, статистики, медики. Кому недосуг - в двух
словах поясним суть нагрянувшей на нас беды.
МЕЖДУ КОШМАРОМ И УЖАСОМ
В деревне (сто лет назад сельский образ жизни вели даже жители малых и окраин крупных городов - 99% населения Земли) человек без
семьи назывался бобылём и являлся как бы недочеловеком. Незамужняя молодая женщина презрительно именовалась <?старой девой> -
приживалкой в чужой семье. Мужчина, не поторопившийся с женитьбой, получал задолго до звания <?бобыля> оскорбительную кличку холостяк
(буквально: кастрированный баран, в отличие от мерина - кастрированного жеребца и от борова - кастрированного хряка).
Ныне у нас поголовье таких <?баранов> исчисляется миллионами. Появились даже особы, гордо именующие себя <?холостячками>. Бездетная
женщина выглядела, как горбатая. И даже однодетная - как одноногая. Поневоле поторопишься жениться, выйти замуж за кого придётся и
обзаводиться детьми, как все.
С другой стороны, ребёнок (с трёх до десяти лет), как только выходил из младенческого возраста, становился первейшим помощником
родителя. Отрок (по-нынешнему подросток, он же тинейджер) становился не просто помощником, а, по сути, заместителем родителя по
работе с малышнёй. Женился, вышла замуж - ты вернейший союзник во всех случаях жизни. А под старость - <?живая пенсия> (другой не
было). И трудно было позавидовать одиноким старику-старухе без подросших детей.
В городе (а ныне многие даже на селе ведут, по существу, городской образ жизни) холостяку и холостячке не в пример легче, чем
семейным. Никто их не третирует как недочеловеков. Ребёнок - не помощник, а обуза, ломающая карьеру матери и очень осложняющая жизнь
отцу. Подросток - не <?родительский зам>, а нечто среднее между кошмаром и ужасом. Сошёлся с другой - чужой на всю жизнь. А пенсия -
вроде бы <?своя>, государственная (хотя на деле целиком зависит от следующего поколения). Кому такое понравится?
И вот несколько лет назад демографы сделали научное открытие: при переходе от сельского к городскому образу жизни люди массами
теряют потребность в семье и детях. Город, как чёрная дыра, высасывает людей с поверхности Земли. Напомним, сегодня большинство
молодёжи на Западе (и в России) даже на третьем десятке лет живёт в лучшем случае в конкубинате (гражданском браке), а многие вообще
ведут себя в отношениях с противоположным полом, как пудель, потерявший хозяина. Перспективы? Сначала нашествие тех, кто <?мы сами не
здешние>. А потом и их засосёт чёрная дыра.
<?САМИ НЕ ЗДЕШНИЕ>
Сравните две уличные сценки.
Типичная азиатская семья: впереди - джигит животом вперёд, за ним, согнувшись под мешком, его старуха, за ней - их выводок, мал мала
меньше. Будьте уверены: большинство из этого выводка не умрёт в детстве, как раньше, а один женится и останется в отчем доме на
смену родителям, другие отправятся на заработки в выморочные города и веси на севере.
Типичная западная (а теперь и русская) семья: впереди - единственное ненаглядное чадо в коляске, за ним - счастливые родители, за
ними - четверо бабушек и дедушек, восемь прабабушек и прадедушек (правда, некоторых Господь уже прибрал), за ними - целый взвод
неженатых дядьёв и незамужних тёток. Теперь закройте на минуточку глаза и представьте это же семейство двадцать и сорок лет спустя.
Представили? Накидывайте на себя простыню и ползите в сторону ближайшего кладбища. Ибо это как раз тот случай, когда живые
позавидуют мёртвым.
Неужели такой жалкий и глупый конец неизбежен?
Конечно, нет! Классики марксизма учили нас, что незаменимых людей и неразрешимых проблем не бывает. А кто постарше, знает, что нет
таких крепостей, которых нельзя взять.
Дело в том, что львиная доля в воспроизводстве поколений всегда и везде приходилась на полностью здоровых женщин, каждая из которых
<?выдавала> десяток, а то и больше крепышей, составлявших костяк следующего поколения. Им помогали <?практически здоровые>, у которых
детей было поменьше и не таких крепышей. А в совокупности получалось нормальное воспроизводство поколений. Хронически больных были
считанные проценты, ибо болезни быстро отправляли хилых в лучший мир.
<?Полностью здоровых> всегда было меньшинство, но весомое - десятки процентов. Теперь осталось пять процентов (это относится также к
мужьям и потомству), и они из года в год тают, как снег под солнцем. <?Практически здоровых> теперь уже не большинство, а максимум
четверть-треть. Остальные - <?хроники>, искусственно поддерживаемые медициной, и ждать от них здорового потомства может только
гуманист-максималист. А нездоровое - зачем нам оно, когда инвалидов и пенсионеров скоро будет больше, чем не относящихся к этим,
достойным сочувствия категориям?
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ РОДИТЕЛИ?
Словом, образно говоря, полностью здоровых мам и пап, способных подарить обществу по полдюжине крепышей и хоть немного
стабилизировать положение, у нас осталось меньше, чем депутатов, генералов, министров, различных председателей и секретарей, вместе
взятых. Разум подсказывает: а что, если дать им возможность выучиться на <?профессионального родителя>, статус и уровень жизни
которого был бы выше депутатского?
Но ведь мы же в ближайшей чайной ложке утопим нахалку, которая гордо входит в свой коттедж <?на всё готовое> только потому, что за
ней тянется хвост из пяти-шести будущих гренадеров!
Значит, надо менять социальную психологию, или, как теперь говорят, менталитет народа. Создавать самый настоящий Культ Здоровья и
Семьи. Начиная со школы, где перестать словоблудить о <?сексуальном просвещении> против <?полового воспитания>, а переходить к
педагогическим технологиям этического образования молодёжи. И начать утверждать социальный статус Матери и Отца семейства, который
должен быть выше статуса поп-звезды, помноженного на статус академика и генерала.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 11.07.2004 16:30:27 |
"Два мира - страна одна". Москвичи и провинциалы (*+)
ДВА МИРА - СТРАНА ОДНА
<?Мегаполисы и провинции в современной России: образы и реальность> - по такой теме Институт комплексных социальных исследований
Российской академии наук в сотрудничестве с российским представительством Фонда им. Фридриха Эберта провёл социологическое
исследование.
О его результатах - разговор с руководителем проекта директором ИКСИ РАН доктором философских наук Михаилом ГОРШКОВЫМ.
- Михаил Константинович, вы изучали отличия в представлениях о жизненном успехе у жителей столиц и провинциалов. В чём они?
- В целом представления россиян о жизненном успехе очень близки независимо от того, где они проживают. В семёрке лидирующих позиций,
свидетельствующих об успехе, есть лишь одно качественное различие. Жители столиц отмечают яркие жизненные впечатления, провинциалы
указывают возможность жить не хуже других.
Подчеркну, что представление о возможности жить не хуже других как важном слагаемом жизненного успеха зависит не от специфики
ценностных ориентаций российской провинции, а от доли бедного населения в социальной структуре того или иного региона и города. Чем
выше эта доля, тем чаще встречается в ответах эта позиция. Как провинциалы, так и жители столиц успех в жизни прежде всего связывают
с наличием семьи, детей, надёжных друзей и интересной работы, с уважением окружающих и возможностью быть самому себе хозяином, а
также с честно прожитой жизнью.
- Сколь различны возможности самореализации жителей столиц и остальных городов России?
- До сих пор проживание в Москве уже само по себе для большинства россиян является символом успеха. Логичным продолжением таких
представлений выступает убеждение большинства сограждан, что в мегаполисах, прежде всего в Москве, значительно проще получить
хорошую работу. По оценке россиян, имеющих знакомых, которые переехали в Москву, 72,6% пошли на этот шаг именно с целью найти
хорошую работу. В то же время для большой провинции он составил всего около 50%, а среди переехавших в малую провинцию - около
трети.
Наплыв приезжих затронул не только столицы. Динамичные миграционные потоки характерны и для провинциальной России, что опровергает
миф о жёсткой привязанности российского населения к месту постоянного проживания, мешающей развитию рынка труда. Во всяком случае,
каждый седьмой-восьмой представитель большой и малой провинций приехал на своё нынешнее место жительства и работы за последние
десять лет. То есть это произошло уже в годы реформ.
Ограничителем здесь выступает не столько отсутствие готовности россиян к смене места жительства ради получения хорошей работы,
сколько негарантированное наличие этой работы во всех типах поселений.
А интересная работа, безусловно, принадлежит к числу базовых составляющих жизненного успеха в представлениях большинства россиян. Её
назвали в ответах на вопрос о том, как они видят слагаемые жизненного успеха, больше половины респондентов. Жители Москвы и
Санкт-Петербурга уверены в том, что у них есть больше возможностей найти работу по специальности, получить хорошее образование,
заняться бизнесом и даже встретить любимого человека. И жители провинции приписывают мегаполисам гораздо больше возможностей в
различных сферах жизни, оставляя за провинцией (с чем согласны и жители мегаполисов) преимущество всего в двух областях - в
воспитании хороших детей и решении жилищной проблемы.
- Для получения хорошей работы и решения иных проблем наши сограждане готовы идти на серьёзные перемены в жизни. Однако многие ли
добиваются поставленных целей?
- Картина получилась весьма пёстрой. Для части мигрантов те цели, ради которых они перебрались в мегаполисы, оказались достигнутыми.
Но часть эта, как видим, совсем небольшая. Стоит обратить внимание и на ещё одну характерную деталь. Чем меньше был город, из
которого переехали мигранты первого поколения в мегаполисы, тем меньше оказывается эта часть мигрантов. У мигрантов из сёл она
близка к нулю.
В общем, мегаполисы, конечно, предоставляют мигрантам относительно большие шансы, чем их прежнее место жительства, но
воспользоваться ими в полной мере удаётся немногим. В этой связи надо признать: как мегаполисы, так и провинции в настоящее время
дают для большинства населения достаточно близкие возможности достижения успеха в жизни.
Причём возможности эти не слишком велики, а вот ожидания людей, наоборот, явно завышены. Иначе трудно объяснить, почему даже в
мегаполисах 46,9% жителей старше 50 лет, т.е. те, кто в основном уже достигли пика своих возможностей во всех областях, считают, что
они добились значительно меньше того, на что были способны. А ещё около 5% считают себя просто неудачниками.
- В массовом сознании укоренены образы высококультурных жителей столиц, выгодно отличающихся от якобы безразличных к культурной
жизни провинциалов...
- Но это не так! Наше исследование убедительно доказывает, что ничего подобного в реальности нет! Да, в столичных регионах более
развитая инфраструктура и больше возможностей в сфере досуга и отдыха. Эти широкие возможности бьют в глаза, впечатляют
провинциальных жителей, что, впрочем, происходит по отношению к любым другим столицам мира. Однако мы специально изучали формы
проведения досуга жителями мегаполисов и провинции. И что оказалось?
Театры, концерты, кино назвали 30,9% жителей Москвы и Санкт-Петербурга, что почти не отличается от показателей большой провинции
(28,5%). Данные по малой провинции существенно ниже - 15,3%. Зато телевизор и радио как форма проведения досуга одинаково популярна
во всех городах России. Об этом заявили примерно три четверти опрошенных.
А вот по чтению газет и журналов провинция явно опережает мегаполисы. Их читают 51,2% жителей мегаполисов, 66% жителей большой
провинции и 64,3% жителей малой провинции. Провинциалы ничуть не меньше столичных жителей интересуются и такими сторонами
современной реальности, как Интернет, мода, дизайн.
В то же время провинциалы больше привержены к традиционным формам советской культуры. Это особенно ярко заметно по любви к сериалам
и современной российской кинопродукции, а также к массовым развлекательным и музыкальным телепередачам.
В провинции отчётливее проявляет себя ностальгия по старым добрым советским временам. И советскую эстраду, и советское кино в
провинции ценят выше, чем в мегаполисах. И чем меньше населённый пункт, тем более ярко это проявляется. А если говорить о такой
форме проведения свободного времени, как посещение ночных клубов и дискотек, то в любом из типов поселений молодёжь находит равные
возможности подобного досуга.
- Так что - в сфере досуга проблема мегаполисов и провинции полностью отсутствует?
- Нет, здесь эта проблема всё-таки существует, хотя она и не является такой острой, как прежде считалось. С другой стороны,
очевидно, что в столицах даже тем их жителям, чьи запросы не слишком-то обширны, удаётся потреблять различные развлекательные
услуги. Видимо, предложение таково, что пройти мимо него не просто.
В общении с друзьями - наиболее распространённой и общедоступной форме проведения свободного времени - у малообеспеченных жителей
мегаполисов наблюдается превышение неудовлетворительных оценок по сравнению с провинциалами. На данный факт, как правило, мало
обращают внимание. А он свидетельствует, что риск оказаться исключённым из привычного круга общения и образа жизни по причине
хронических материальных трудностей на сегодняшний день явно выше в столицах, чем в провинции.
Результаты исследования не подтверждают и распространённые суждения о меньшей религиозности населения мегаполисов в сравнении с
провинцией. Православная группа в составе жителей мегаполисов демонстрирует в сравнении с единоверцами провинциальных городов
больший удельный вес как национальной, так и религиозной самоидентификации.
Можно констатировать и более высокий уровень предпочтения российских традиций и образа жизни в сравнении с западными, а также
больший интерес к религиозным занятиям в свободное время, чем у провинциальных приверженцев православия.
А это значит, что Москва и Санкт-Петербург в сравнении с провинциальными городами в большей мере сохранили религиозно-культурный
потенциал, и суждения о столичных городах как абсолютно чуждых ценностям провинциальной России, основанным на
национально-религиозных традициях, не соответствуют действительности.
- Михаил Константинович, какова была выборка опрашиваемых?
- Формирование выборки - ключевой вопрос. У социологов есть выражение <?скошенная выборка> - <?скосив> её, социолог автоматически
искажает общественное мнение. В данном исследовании при разработке модели выборки мы учитывали, что в 2003 году в России
насчитывалось 1098 городов с общей численностью населения 105080,9 тысяч человек. 936 городов имеют население менее ста тысяч. Их мы
именуем <?малой провинцией>. Соответственно города с населением свыше ста тысяч отнесены к категории <?большой провинции>.
Мегаполисы представлены Москвой и Санкт-Петербургом. В них проживает 12,3% городского населения страны. В используемой модели
выборки для общей представительности данных по населению российских городов в целом была сохранена пропорциональность по типам
городов.
Беседовал Олег ОРЕХОВ
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 21:18:46 |
Слова и вещи: агрессивный конформизм и прочие напасти (*+)
Русский Журнал / Колонки / Не в фокусе
Слова и вещи: агрессивный конформизм и прочие напасти
Сергей Ромашко
Дата публикации: 8 Июля 2004
Слова интересны своими отношениями с жизнью. Отношения эти, как уже достаточно давно было выяснено, бывают непростыми, и слова могут
что-то прояснять в окружающей нас действительности, а могут и затемнять, уводить от понимания вещей. Они могут отставать от
происходящих изменений и мешать осознанию нового - поэтому просветители в свое время так много сил уделяли ключевым словам, наивно
полагая, что когда-нибудь язык станет совсем ясным и адекватным реальности, - но чаще всего слова так или иначе отражают сдвиги в
жизненном укладе, хотя отражения эти не всегда оказываются прямыми и четкими, напоминая то замутненное, то искривленное зеркало.
Вот, скажем, в какой-то момент обычным спекулянтам присвоили гордое звание "инвесторов". Так и стращают правительства: не примете
такого-то решения - завтра инвесторы уйдут, прихватив денежки. Это что же за инвесторы такие, что вот так вот "уйти" могут? Поэтому
и "инвестиций" разного рода стало много - хотя на самом деле значительную часть их надо просто называть иначе. Не повезло Джорджу
Соросу: к нему так и прилипла кличка "биржевого спекулянта", хотя в наши дни его финансовые операции - вещь совершенно обычная.
Больше того, его все больше обходят молодые и зубастые, и все чаще в памяти всплывает киплинговское "Акела промахнулся". А сам он
все больше призывает к цивилизованности отношений, но это, как и звание филантропа, помогает ему только отчасти, потому что вызывает
опять-таки критическую реакцию, как у Славоя Жижека, который считает, что честнее было бы не пытаться "поправить дело" с помощью
благотворительности и душеспасительных бесед, что, впрочем, тоже спорно (на самом деле, если оставить в стороне глобальные проблемы
капитала в современном мире, благотворительная деятельность Сороса в России как конкретный факт - явление замечательное, и то, что
мы так и не собрались спокойно и с достоинством поблагодарить его за это, говорит, к сожалению, не в нашу пользу). Правда, какие-то
"спекулянты" на биржах все же еще остались. Но этого почетного титула удостоены совсем уж отмороженные, которые, извините за
выражение, "вкладывают" деньги то ли на полчаса, то ли на полдня.
Более основательные инвесторы в число своих заслуг постоянно записывают то, что они "создают рабочие места". Но вернее было бы
сказать: им приходится иногда создавать рабочие места, потому что без этого не обойтись. На самом деле их основная забота -
сокращение рабочих мест. Именно эта операция оценивается партнерами по бизнесу как положительная. Только что одна из крупных
европейских компаний заявила, что предполагает уволить несколько тысяч сотрудников. На бирже, как сообщили СМИ, это тут же нашло
"позитивный отклик" (тех самых "инвесторов", а может быть, даже и "спекулянтов"). Впрочем, говорить о сокращении рабочих мест сейчас
не принято. Это называется теперь иначе: "сокращать издержки". Издержки - это мы с вами. Такое у нас теперь почетное звание. То есть
если со званием "товара" на "рынке труда" еще как-то начинаешь свыкаться - в конце концов, можно тешить себя мыслью, что ты товар не
какой попало, а почтенный и не массовый, что-нибудь вроде ящичка дорогих сигар, - то считать себя издержками (от которых до отбросов
не так и далеко) совсем уже не хочется.
А как насчет того, чтобы выйти на "рынок образовательных услуг"? Образование в наши дни вообще больная тема, и Русский Журнал
справедливо старается следить за драмой, разыгрывающейся в этой сфере. Пока обратим внимание только на один момент во всем этом
клубке проблем: а все ли виды отношений между людьми могут строиться по модели "оказания услуг", то есть сервиса?
Любопытная вещь произошла со словом "агрессивный". Оно как-то неожиданно приобрело позитивный смысл. То есть если речь идет о том,
что какая-то компания проводит на рынке "агрессивную политику", то это хорошо, это похвала и рекомендация все тем же "инвесторам".
Из жаргона международного бизнеса такое употребление перекинулось на другие сферы общения. На прошедшем чемпионате Европы по футболу
команды хвалили за "агрессивную игру". Политики обещают проводить "агрессивное расследование" случаев коррупции. Наконец, для выхода
из начавшегося банковского кризиса (чтоб его!) правительству и банкирам предлагают действовать "агрессивно". На протяжении
двадцатого века (какими бы ужасами этот век отмечен ни был) обвинение в "агрессии" и "агрессивности" стояло среди самых страшных.
Даже самые отъявленные негодяи и агрессоры его боялись и стремились устроить все так, чтобы хотя бы формально, для вида можно было
обвинить в агрессии противоположную сторону, а себя представить жертвой агрессии. И происшедшая в последнее время утрата этого
понятийного стопора - достаточно тревожный симптом, поскольку затрагивает, судя по всему, взгляд на мир вообще. То есть еще раз
получает поддержку дремучий принцип "кто смел, тот и съел".
Не так давно по телевидению вдруг повторили фильм Бертолуччи "Конформист". Пока я смотрел его, в голове все время вертелась мысль:
как же изменилась жизнь и взгляды на нее. В шестидесятые и семидесятые годы (причем в разных политических системах)
противопоставление нонконформизма и конформизма играло важнейшую роль. Тогда трудно было представить себе, что вскоре придет время,
когда стремление бежать вместе со всеми будут не просто поощрять на всех уровнях общественного устройства (а тех, кто не бежит,
будут считать идиотом без всяких вариантов), больше того - этому будут на все лады обучать, полагая, что такова и есть настоящая
доблесть. Как же объяснить в наше время, что вмещалось тогда в слово "конформист"?
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 08.07.2004 21:25:37 |
"Сталин, разрушив собственную семью, в массовом порядке отправил женщин на галерные работы" (*+)
http://www.izvestia.ru/comment/article183939
ЛОРЕНА БОББИТ И ИРИНА АРОЯН
Или как возродить мужское достоинство
На этой неделе в Ростове-на-Дону открылся судебный процесс по иску Ирины Ароян к Филиппу Киркорову о защите чести и достоинства. Это
историческое, судьбоносное событие, оно обещает перевернуть веками сложившиеся устои. И символично, что ростовский процесс совпал с
5-летием знаменитого американского дела, когда Лорена Боббит в знак протеста кухонным тесаком отхватила у супруга Джона мужское
достоинство. То, что у Филиппа Киркорова и Джона Боббита разное мужское достоинство, - это уже их проблемы. Но, надо сказать, врачи
Джону достоинство вернули. Как его вернуть Филиппу, неизвестно. Врачи бессильны.
Вставшая на западный путь Россия повторяет опыт феминизированной Америки. Киркорову, если разобраться, следует рукоплескать. Он, сам
того не ведая, приложил руку к своему самому важному ремейку и, может быть, сделал самое важное дело в жизни. Киркоров переключил
общественный интерес с политических дрязг и скандалов на проблемы частной жизни маленького человека. Известно, что, когда вектор
интересов поворачивает в эту сторону, общество выздоравливает.
Вся русская литература вышла из гоголевской "Шинели". Так и для общества защита чести Ирины Ароян значит не меньше, чем судьба
состояния Михаила Ходорковского. Потому что в конечном счете общество состоит из миллионов Ароян и из единиц миллионеров. Совсем
недавно мы удивлялись мелочности судебных исков в Америке, злорадно полагая, что янки "заелись" и не видят проблем, которые - по
нашему масштабу - делают жизнь пряной, значительной. Теперь и мы подросли до нужного масштаба - дело Киркорова-Ароян стало важнее,
страшно подумать, раскола коммунистической партии.
Помнится, в Америке вскоре после дела Боббитов состоялся первый в истории поединок между мужчиной и женщиной, в котором сошлись
профессиональный боксер Луи Чоу и "Тигрица" Маргарет Макгрегор, которая начала свой путь в единоборствах с того, что поколачивала
мужа. В Сиэтле до того, как рухнуть на ринг, несчастный мистер Чоу сполна ответил на все обиды, нанесенные мисс Макгрегор ее мужем.
Каждый апперкот и каждый ее свинг можно было считать ответом на многовековое унижение женщин. С тех пор как Лорена Боббит и мисс
Тигрица постояли за себя, в Америке у мужчин охоту унижать женщин отбило. Отголоском тех историй служит фильм "Убить Билла-2", с
которым вечно рефлексирующий Тарантино очень запоздал. Зато в России как раз к сроку - залы ломятся. Билл - это почти Филя.
Отношения мужчины и женщины являются движущей силой истории. Об этом еще Пушкин, наше всё, писал. По уважению мужчины к женщине
определяется степень цивилизованности не только мужчины - всего общества. По степени независимости женщины можно определить
политические доминанты власти. Весь ХХ век в России унижали женщин. Сталин, разрушив собственную семью, в массовом порядке отправил
женщин на галерные работы. Позднее "исконно русские" писатели объявляли аэробику бесовским культом. Государство установило для детей
нищенские пособия, и здравоохранение становится все менее доступным. Каждый год население России снижается в среднем на 1 миллион
человек. Женщины не хотят рожать детей. Знакомый священник рассказывал мне, что в его приходе на 100 отпеваний приходится 3
крещения...
Когда в начале ХХ века Дмитрий Мережковский писал о грядущем нашествии хама, он не предполагал, что это будет не нашествие, а
оккупация. Хамство - понятие не бытовое, а социальное, это знак общественной жизни. Подмечено, что главная отличительная особенность
русского человека - конфликтность, склонность к грубой силе во всех ее проявлениях. И сегодня уже не интеллектуальным перформансом,
а вполне рациональной акцией кажется памятник ушедшей русской интеллигенции, который только что открыт у Музея Сахарова. Внутренняя
чистоплотность, непримиримость к любой гнусности - и той, что показывает власть, и той, что всплывает в нас самих, - главное
качество интеллигента, который потому лишен самодовольства и оказывается постоянно в оппозиции власти.
Жириновский на потеху публике глумится над приличиями, оскорбляет женщин - без всякого для себя риска. И сегодня, как в случае с
Киркоровым, некоторые предпочитают брезгливо не замечать "шариковских" выходок, проявляют малодушное великодушие под тем предлогом,
что шоу-бизнес - это субкультура со своей этикой и лексикой. То есть наши звезды просто мыслят так, как говорят водопроводчики.
Может быть, с дела Киркорова-Ароян начнется отступление въевшегося в Россию хамства и возвращение терпимости и уважения друг к
другу?
Это все-таки не так радикально, как поступок Лорены Боббит.
СЕРГЕЙ ЛЕСКОВ
Георгий (08.07.2004 21:25:37)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 10:13:26 |
Re: "Сталин, разрушив...
Даже не стыдно признаться, что полностью в этом дурном конфликте на стороне Киркорова и тех, кто его защищает.
Я, правда, не знаю толком, что там собственно, произошло, но все равно.
Укрепился в своем мнении, прочитав мнение интеллигентщины (в основном, в ее отстойнике - в Новой Газете).
Никогда не думал, что буду хоть почему-то испытывать симпатию к Киркорову!
alex~1 (09.07.2004 10:13:26)| От | self |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 12:40:49 |
"его стихи не читал, но осуждаю"? так завещал Маркс?
>Даже не стыдно признаться, что полностью в этом дурном конфликте на стороне Киркорова и тех, кто его защищает.
>Я, правда, не знаю толком, что там собственно, произошло, но все равно.
>Укрепился в своем мнении, прочитав мнение интеллигентщины (в основном, в ее отстойнике - в Новой Газете).
вран моего врага - мой друг?
"и эти люди запрещают мне ковыряться в носу" (с) Воистину, чудны дела твои, Господи! Что ни день, то открытие....
self (09.07.2004 12:40:49)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 14:01:38 |
Да, self, забыл спросить.
Если для победы идей солидаризма и спасения традиционной России потребуется хамски и неуважительно вести себя по отношению к журналисткам, проституткам и либералкам-активистскам - готовы ли к этому солидаристы морально?
alex~1 (09.07.2004 14:01:38)| От | self |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 10:04:00 |
ну, что вы, Алекс
...зачем неуважительно?
>Если для победы идей солидаризма и спасения традиционной России потребуется хамски и неуважительно вести себя по отношению к журналисткам, проституткам и либералкам-активистскам - готовы ли к этому солидаристы морально?
мы очень вежливо рассреляем сутенёров и растлителей, а журналистов, проституток и прочих либерастов не менее вежливо пригласим на общественно полезные работы. Рецидивистов - на лесопосадки.
self (12.07.2004 10:04:00)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 12:08:57 |
Self, Вы не ответили.
Мне не интересно, как именно Вы будете расстреливать перечисленные Вами категории ельцепутов/рыссиян/ совков). Мне интересен Ваш ответ на заданный мной вопрос - больше ничего. Может, все-таки ответите?
alex~1 (12.07.2004 12:08:57)| От | self |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 21:22:33 |
отвечаю
alex~1 пишет в сообщении:118323@kmf...
> Мне не интересно, как именно Вы будете расстреливать перечисленные Вами
категории ельцепутов/рыссиян/ совков). Мне интересен Ваш ответ на заданный
мной вопрос - больше ничего. Может, все-таки ответите?
вопрос:
> Если для победы идей солидаризма и спасения традиционной России
потребуется хамски и неуважительно вести себя по отношению к журналисткам,
проституткам и либералкам-активистскам - готовы ли к этому солидаристы
морально?
ответ:
за всех солидаристов-традиционалистов не отвечу, могу сказать тока за себя.
Легко. Гораздо труднее общаться с этой шатией-братией вежливо и у тем более
уважительно. Я ведь немножечко расист. В качестве ответной, зеркальной меры.
self (12.07.2004 21:22:33)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 13.07.2004 11:31:44 |
Re: отвечаю
Т.е., упрекая марксистов в моем лице в хамстве по отношению к журношлюшкам, вы считаете такое поведение приемлимым для себя. Следует ли их этого, что марксисты в ваших глазах находятся на более высоком нравственном уровне (раз к ним предъявляются более высокие моральные требования)?
alex~1 (13.07.2004 11:31:44)| От | self |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 14:55:56 |
из этого следует, что...
>Т.е., упрекая марксистов в моем лице в хамстве по отношению к журношлюшкам, вы считаете такое поведение приемлимым для себя. Следует ли их этого, что марксисты в ваших глазах находятся на более высоком нравственном уровне (раз к ним предъявляются более высокие моральные требования)?
...марксисты, в лице Алекса-1 в частности, не могут разобраться в простейших вещах. Причём тут журналисты, хамы, проститутки, марксисты? "Обвинение", которое было Вам предъявлено, состояло в том, что человек, не разобравшись в сути, принимает ту или иную сторону, например, по принципу "враг моего врага мой друг (соратник, попутчик и пр.)" (предлог значения не имеет), хотя разобраться труда стоило значительно меньше, чем знакомиться с откликами на само событие. Это не трудовая теория стоимости или третий том Капитала, это просто короткая бесосновательная оскорбительная реплика.
Но ведь Алекс не захотел не только разобраться в предмете спора, но и захотел понять суть "претензий", предъявленных ему по поводу его реплики. Почему? Остаётся загадкой.
alex~1 (09.07.2004 14:01:38)| От | Игорь |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 15:09:33 |
Отвечаю
>Если для победы идей солидаризма и спасения традиционной России потребуется хамски и неуважительно вести себя по отношению к журналисткам, проституткам и либералкам-активистскам - готовы ли к этому солидаристы морально?
По отношению к проституткам во всех обличьях вести себя неуважительно солидаристы морально готовы всегда, а не только ради победы идей солидаризма.
Игорь (09.07.2004 15:09:33)| От | Almar |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 12:39:35 |
это весьма недальновидное обобщение
>По отношению к проституткам во всех обличьях вести себя неуважительно солидаристы морально готовы всегда, а не только ради победы идей солидаризма.
что значит во всех обличьях? Если речь идет о политических проститутках, то это понятно. Но если вы сюда замешиваете и обычных проституток, то мне очень интересно было бы послушать на каком основании вы имеете право выссказывать к ним неуважение. Они ведь как и вы, и я продают за деньги свой труд, не воруют. Конечно проституция дискредитирует такое понятие как любовь, но ведь и патриархальная семья его также дискрекдитирует. Недаром по марксизму "буржуазный брак - есть лишь узаконенная форма проституции".
Almar (14.07.2004 12:39:35)| От | Игорь |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 16:41:26 |
Re: это весьма...
>>По отношению к проституткам во всех обличьях вести себя неуважительно солидаристы морально готовы всегда, а не только ради победы идей солидаризма.
>
>что значит во всех обличьях? Если речь идет о политических проститутках, то это понятно. Но если вы сюда замешиваете и обычных проституток, то мне очень интересно было бы послушать на каком основании вы имеете право выссказывать к ним неуважение.
По морально-этическим соображениям.
> Они ведь как и вы, и я продают за деньги свой труд, не воруют.
Все дело в том, что это за труд. Киллеры тоже продают свой труд и не воруют. Наркодельцы также.
>Конечно проституция дискредитирует такое понятие как любовь, но ведь и патриархальная семья его также дискрекдитирует.
Первый раз слышу, что патриархальная семья дискредитирует такое понятие, как любовь.
> Недаром по марксизму "буржуазный брак - есть лишь узаконенная форма проституции".
"Буржуазный брак" - понятие фиктивное. На Западе люди тоже любят друг друга. Вообще в отношения мужчины и женщины с позиций материалистической философии лезть не следует.
Игорь (14.07.2004 16:41:26)| От | Almar |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 14:46:41 |
Re: это весьма...
>> Они ведь как и вы, и я продают за деньги свой труд, не воруют.
>Все дело в том, что это за труд. Киллеры тоже продают свой труд и не воруют. Наркодельцы также.
думаю, всем понятно, что аналогия эта натянута
>>Конечно проституция дискредитирует такое понятие как любовь, но ведь и патриархальная семья его также дискрекдитирует.
>Первый раз слышу, что патриархальная семья дискредитирует такое понятие, как любовь.
когда молодую девушку насильно выдают замуж для того, чтобы укрепить семейную частную собственность - это разве не дискредитирует любовь?
>> Недаром по марксизму "буржуазный брак - есть лишь узаконенная форма проституции".
>"Буржуазный брак" - понятие фиктивное. На Западе люди тоже любят друг друга.
не отрицаю, что люди сопротивляются экономическому диктату
>Вообще в отношения мужчины и женщины с позиций материалистической философии лезть не следует.
проблема в том, что она сама в эти отношения лезет, хотим мы того или нет
Игорь (14.07.2004 16:41:26)| От | SITR |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 13:22:03 |
И всё равно не имеете права.
>>что значит во всех обличьях? Если речь идет о политических проститутках, то это понятно. Но если вы сюда замешиваете и обычных проституток, то мне очень интересно было бы послушать на каком основании вы имеете право выссказывать к ним неуважение.
>
> По морально-этическим соображениям.
Ну-ну... "Отверженных" читали?
SITR (15.07.2004 13:22:03)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 15.07.2004 15:20:03 |
Читали. И что? Это - подлог, причем грубый.
>>>что значит во всех обличьях? Если речь идет о политических проститутках, то это понятно. Но если вы сюда замешиваете и обычных проституток, то мне очень интересно было бы послушать на каком основании вы имеете право выссказывать к ним неуважение.
>>
>> По морально-этическим соображениям.
>
>Ну-ну... "Отверженных" читали?
Вы еще "Преступление и наказание" вспомните.
Фантина и Соня Мармеладова ценны как личности (или показаны ценными личностями), а не как проститутки. Они великолепно знали, что занятие, которым они занимаются - дурно, и страдали от этого. Они вынуждены были поступать таким образом.
Отношение же к проституткам С ЦЕЛОМ как к РОДУ РАБОТЫ (которая, якобы, такая же, как и любая другая) не имеет к этому никакого отношения.
Моральность же брака связана со взаимными обязательствами. Если некто вступил с кем-то другим в брак и не желает нести ответственность, связанную с этим, то данный КОНКРЕТНЫЙ брак - аморален.
(А зло принудительного брака исторично. Причем история в данном случае не едина для всех, а связана с развитием именно данной человеческой общности.)
Игорь (09.07.2004 15:09:33)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 12:10:19 |
Re: Отвечаю
Так как же он смеет меня этим попрекать!
Барклай-де-Толли из фильма "Кутузов".
Игорь (09.07.2004 15:09:33)| От | Баювар |
| К | |
| Дата | 12.07.2004 01:16:23 |
Вот именно -- "во всех обличьях".
>По отношению к проституткам во всех обличьях вести себя неуважительно солидаристы морально готовы всегда, а не только ради победы идей солидаризма.
Вот именно -- "во всех обличьях". Так сказать, расширительное толкование. По всей видимости, применимое ко всем, кто ходит на работу только из-за получаемой зарплаты. Так?
Баювар (12.07.2004 01:16:23)| От | Игорь |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 16:45:06 |
Нет не ко всем, кто ходит на работу только из-за зарплаты
а только к тем, кто настаивает на том, что по другому и быть не может и не должно.
>>По отношению к проституткам во всех обличьях вести себя неуважительно солидаристы морально готовы всегда, а не только ради победы идей солидаризма.
>
>Вот именно -- "во всех обличьях". Так сказать, расширительное толкование. По всей видимости, применимое ко всем, кто ходит на работу только из-за получаемой зарплаты. Так?
Нет не так.
self (09.07.2004 12:40:49)| От | alex~1 |
| К | |
| Дата | 09.07.2004 13:08:20 |
Re: "его стихи...
Ну что же, отвечать, так отвечать. А то вы, солидаристы, обижаетесь.
1) Не все, что я делаю, мне завещал Маркс. Странно, но правда.
2) Вариант "его стихал не читал, но горячо одобряю" встречается никак не реже, чем описанный Вами.
3) Что там ляпнула журналисточка и что ответил Киркоров я, действительно, в деталях не знаю. Зато знаю реакцию многих известных людей (и приличных, и не очень) на эту ситуацию. Так вот, это тоже важная и даже в чем-то достоверная информация. Призывают к "уважению к женщине" ПО ЭТОМУ ПОВОДУ только и почти исключительно (из тех, кого я читал и слышал) самая подлая, хамская и отмороженная интеллигентщина. А, например, Кобзон и Розенбаум - люди, которые отнюдь не являются образцами глупости, хамства и неуважения - поддержали Киркорова. Значит, было за что.
А журналисточку поддержали совсем другие. Читайте "Новую Газету".
4) Враг моего врага - мой союзник (пусть даже в чем-то) - это очень здравая и полезная мысль. А что, солидаристы ее отвергают?
5) У меня - что поделаешь - явная реакция на это тотальное визгливое улюлюканье. Правда, обычно оно поднимается по другому поводу.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 06.07.2004 12:57:38 |
"Наш современник". Человек в информационном обществе (*+)
http://www.nashsovr.aihs.net/p.php?y=2004&n=5&id=6
Ирина ВАСИЛЕНКО,
доктор политических наук, профессор
Человек
в информационном обществе
Вы - продукт нашей эпохи. Или нет. Это слишком легко - всё валить на эпоху. Вы - просто продукт. Поскольку глобализация больше не
учитывает отдельных людей, вам пришлось стать продуктом, чтобы общество интересовалось вами. Реклама превращает людей в йогурты -
скоропортящиеся (то есть смертные), зомбированные Зрелищем, - иными словами, нацеленные на уничтожение себе подобных.
Фридерик Бегбедер
Добро пожаловать в прекрасный новый мир!
Писатели и художники во все времена первыми ощущали наступление кризиса на новом витке цивилизации. Оноре де Бальзак и Виктор Гюго
увидели судороги феодальной эпохи и наступление рыночного общества, Олдос Хаксли и Роберт Оруэлл предвосхитили закат буржуазной
демократии и торжество тоталитаризма. В самом начале информационной эры появился роман Фридерика Бегбедера "99 франков" о кризисе
виртуального общества, стремительно деградирующего под воздействием рекламы. Роман, выполненный в жанре острой сатиры на рекламный
бизнес, разоблачает безумный и полный превратностей мир, в котором все продается и покупается, - мир, где правит Его Величество
Реклама, а человек - такой же товар, как и все остальное.
Бегбедер нарисовал яркий художественный портрет виртуального общества, в котором любую критику глотают не поперхнувшись, наглость
всячески приветствуется, донос оплачивается, поношения заказываются теми, кого поносят. В этом мире собираются учредить Нобелевскую
премию за Лучшую в мире провокацию: бунт входит в правила игры. Прежние диктатуры боялись свободы слова, искореняли инакомыслие,
сажали писателей, сжигали вольнолюбивые книги. Достославные времена мерзких аутодафе позволяли отделить агнцев от козлищ; но
рекламный тоталитаризм - вещь куда более тонкая.
Чтобы обратить человечество в рабство, реклама избрала путь въедливого, умелого внушения: "Это первая в истории система господства
человека над человеком, против которой бессильна даже свобода. Более того, она - эта система - сделала из свободы свое оружие, и это
самая гениальная ее находка. Любая критика только льстит ей, любой памфлет только усиливает иллюзию ее слащавой терпимости. Она
подчиняет вас в высшей степени элегантно. Все дозволено, никто тебя не тронет, пока ты миришься с этим бардаком"*.
Главная тайна информационного общества проста и уродлива - производители рекламы стали тайными Повелителями Виртуального Мира:
реклама везде, от нее невозможно укрыться, она запрещает скучать, она мешает думать. Она заставляет каждого мечтать о вещах, которых
у него никогда не будет: о вечно лазурных небесах, о неизменно соблазнительных красотках, об идеальном счастье, подкрашенном с
помощью яркой компьютерной графики. Терроризм, именуемый "новинкой", помогает продавать пустоту. Для того чтобы зародить в душе
человека жажду приобретательства, надо возбудить в его душе зависть, горечь, алчность - это оружие рекламы.
Сегодня производители рекламы определяют, что есть Истина, что есть Красота и что есть Добро. И чем смелее они играют с человеческим
подсознанием, тем безропотнее им покоряется послушный потребитель: "М-м-м, до чего ж это приятно - влезать к вам в мозги! До чего
сладко владеть вашим правым полушарием! Ваши желания больше вам не принадлежат - я навязываю вам свои собственные. Я запрещаю вам
желать, как Бог на душу положит. Ваши желания должны быть результатом многомиллиардных инвестиций в евровалюте. Это я решаю, чего вы
захотите завтра"*.
С этим почти невозможно бороться. Нельзя одолеть противника, который вездесущ, виртуален и нечувствителен к ударам. Но на дне этого
мира зреет протест: главное - НЕ участвовать! Молодежь сжигает чужие автомобили, и это происходит не потому, что она не может купить
себе такие же - она их сжигает именно для того, чтобы не хотеть покупать автомобили.
Когда-то на заре мануфактурной эпохи рабочие разбивали первые машины, которые лишали их работы, - это было движение луддитов. Однако
это движение так ничем и не завершилось, этот наивный протест лопнул в новом индустриальном обществе под грудой других проблем, как
воздушный шарик. "Новые луддиты", протестующие против виртуального общества, в котором "всем внушают желания, которые нас удручают",
также обречены на провал.
Решение проблемы не может состоять в разрушении или в бегстве от виртуального мира. Прежде всего надо понять: что в действительности
произошло с человеком под воздействием виртуальной реальности.
Виртуальный мир и распад идентичности
Энтони Гидденс и Зигмунд Бауман принадлежат к числу пессимистов. Они утверждают, что мы живем в эпоху кризиса идентичности:
виртуальный мир средств массовой информации разрушает "связь времен", навязывая человеку сенсации сегодняшнего дня, заставляя забыть
о прошлом и не думать о будущем. Человек информационного общества погружается в виртуальную реальность, словно в наркотическую
нирвану: он бежит от скуки повседневности к экрану телевизора или монитору компьютера, набирая номер телефона или погружаясь в
Интернет, забываясь в видеоиграх или листая картинки модных журналов.
Человек перестал участвовать в реальной жизни и эмоционально живет как бы в другом измерении - ведь тот, кто смотрит на телеэкран,
или участвует в интерактивных опросах, или звонит по сотовому телефону, или играет в компьютерные игры, ушел в иной мир. Это особое
состояние, отличное от жизни и от смерти - состояние виртуального Зазеркалья: "Интересно было бы подсчитать, сколько часов в день мы
отсутствуем в реальной действительности и сколько времени пребываем в Зазеркалье, - размышляет Ф. Бегбедер. - Ручаюсь, что все
измерительные приборы зафиксируют наше отсутствие ("Абонент недоступен в данный момент!") и нам трудненько будет разубедить их.
Люди, критикующие индустрию развлечений, имеют дома телевизоры. Люди, осуждающие общество потребления, имеют карточки "Visa".
Ситуация необратима. Она не меняется со времен Паскаля: человек продолжает спасаться от страха смерти в развлечениях. Просто оно,
развлечение, стало таким всемогущим, что заменило самого Бога".
На смену миру индустриальной эпохи, сконструированному из прочных долговременных объектов, приходят дешевые изделия, спланированные
для краткосрочного использования. Приобщая человека к наркотику под названием "новинка", информационное общество искусственно
стимулирует спрос: каждая следующая новинка обращает предыдущую в бросовое старье. "Приготовься хотеть!" - вот самый яркий рекламный
плакат потребительского общества и одновременно - самый откровенный из всех. В таком мире и сам человек убежден: разные идентичности
можно при необходимости принимать и сбрасывать, как при смене наряда*.
Ключевым словом в отношении человеческой идентичности в эпоху постмодерна З. Бауман считает "вторичное использование". Когда-то
материальным носителем модерна была фотобумага: желтые страницы распухавших семейных альбомов отражали медленное приращение
необратимых и неизгладимых событий становления идентичности. В информационном обществе носителем постмодерна стала видеокассета с
магнитной лентой, записи на которой можно стирать и перезаписывать. Кассета не рассчитана на то, чтобы хранить что-нибудь вечно -
она несет в себе идею трансформации: любое событие в мире достойно внимания лишь до тех пор, пока не попадется на глаза следующая
достопримечательность. Если в новые времена главной заботой в связи с идентичностью была забота о долговечности, то сегодня
заботятся о том, как уклониться от обязанностей. Если модерн строился из бетона и стали, то постмодерн из вырожденной органики -
пластмассы**.
Понятие "идентичность" отражает определенную проблему самосознания человека, поскольку об идентичности вспоминают тогда, когда нет
уверенности в своей принадлежности: человек не может или не знает, как убедить окружающих в том, что свое место в обществе он
занимает по праву. Однако информационная революция перевернула перспективу: впервые для человека стало актуальной не идентификация с
группой, государством или обществом, а стремление уйти от общественных связей. Ведь "идентичность" означает прежде всего
принадлежность к определенному человеческому сообществу.
Человек перестал стремиться к самоутверждению в политической сфере - и общество пока не оценило катастрофическую опасность такого
выбора. Помните, еще Аристотель предупреждал: человек вне политики - либо животное, либо божество. Так что же в действительности
произошло с человеком?
З. Бауман исследовал особые жизненные стратегии информационного общества, направленные на то, чтобы "избавиться" от всякой
идентичности. Он описал четыре основных антропологических типа нашего времени - "бродягу", "фланера", "игрока" и "туриста".
Ни один из этих типажей не является изобретением информационного общества - все они были хорошо известны задолго до наступления
постмодерна. Но прежде игроки, бродяги и фланеры были маргиналами традиционного и индустриального миров, они существовали где-то на
обочине цивилизации, их презирали как бездумных "прожигателей жизни" или клеймили как "люмпенов". Сегодня эти антропологические
стратегии находятся в центре информационного общества, они поистине превратились в стиль жизни. И если человек - это стиль, то мы
имеем возможность через эти жизненные стратегии оценить современного человека и задуматься: так как вместе с понятием "идентичность"
человек утрачивает и качество политичности, в какой роли он востребован в современном обществе?
Фланер, бродяга, турист и игрок: кто следующий?
Поэты и художники считают символом современного города фланера.
Фланер боится ответственности реальной жизни и реальных поступков и потому воспринимает жизнь как кинематограф - не всерьез. Он
играет с реальностью, словно с виртуальным полотном: создает для себя полностью приватный, безопасный, замкнутый и защищенный от
вторжений мир одинокой монады, где физическое присутствие посторонних не скрывает и не нарушает их психическую недосягаемость***.
Мы все встречали таких "фланеров" на вечерних проспектах крупных городов, в ночных клубах и кафе: на их лицах маска безмятежной
отрешенности, часто их уши плотно закрыты наушниками, - они погружены в виртуальный мир музыки, чтобы еще сильнее отрешиться от
реальности. Стремление избежать идентичности прочитывается в их безликой универсальной одежде, в бессодержательном
времяпрепровождении в развлекательных заведениях.
Несколько другой антропологический тип представляет собой "бродяга" - человек "без определенного места жительства", жупел
современной цивилизации, ночной кошмар подземных переходов и конечных станций метро. Мегаполисы становятся центрами притяжения
бродяг по чисто экономическим причинам: там можно немного подработать и получить столько, сколько в маленьком городе на тяжелой
работе не получишь и за месяц.
Более высокое положение в современном обществе занимает "турист" - достаточно обеспеченный человек, который сознательно и
систематически ищет приключений, новых переживаний, хочет погружения в незнакомую, экзотическую атмосферу. Как правило, большую
часть своего времени он должен работать, но душой принадлежит миру туристических грез: он вынужденно соглашается на ежедневный
нудный труд, чтобы хотя бы на краткий миг недельного отпуска претворить в жизнь манящие картинки ярких туристических проспектов -
отпуск на Антилах, или в Кении, или в Таиланде, а может быть, в Аквитании.
Туристский мир целиком и полностью структурируется по эстетическим критериям. То, что турист готов купить и за что он платит, можно
определить как право не скучать и свободу от всего, кроме эстетического измерения. Туристские фирмы, планирующие поездки, обязаны
продемонстрировать, насколько сенегальские, сейшельские, кенийские, тайские пейзажи в действительности похожи на их рекламные
проспекты: "Лазурь, лазурь, лазурь... у них уже передозировка лазури...".
В отличие от бродяги у туриста есть дом, что входит в "предохранительную упаковку" как место, где можно отдохнуть от походов и
приключений. Безмятежность домашнего уюта гонит туриста искать новых неизведанных радостей, но домашний тыл превращает поиск
приключений в безопасное, невинное занятие. В современной России туристический бизнес переживает невиданный бум: некоторые мировые
курорты специально ориентируются на туристов из России, учитывая, как легко и охотно тратят нувориши свои капиталы.
Принципиально другую жизненную стратегию выбирает "игрок"- человек, которого привлекает напряженный мир риска, азарта и охоты. Цель
игры - победа, и потому игра не оставляет места ни жалости, ни сочувствию, ни состраданию, ни взаимопомощи. В чем-то игра похожа на
войну, но это война, которая не оставляет ран. Игра освобождает от угрызений совести. Отличительная черта взрослых людей эпохи
постмодерна - желание полностью отдаться игре, как это делают дети*.
Мир сегодняшнего российского бизнеса - это мир азартных "игроков", где часто ставкой является человеческая жизнь, где заказные
убийства стали печальной повседневностью. Игра без правил - самый опасный вид игры, в ней нет компромиссов, победитель здесь
получает всё - но остальные всё теряют. Такая игра грозит перерасти в гражданскую войну и расколоть общество.
Политическая неполноценность всех четырех стратегий состоит в том, что "фланер", "бродяга", "игрок" и "турист" бегут от общества, от
человеческих обязательств и связей в мир игры, развлечений, зрелищ и случайных отношений. Стремительно утрачивая свои политические
качества, человек информационного общества превращается в потребителя "хлеба и зрелищ".
Homo consommatus - человек потребляющий
Основная антропологическая проблема современного общества состоит в том, что у него сегодня нет концепции гражданина, на смену ей
пришла концепция человека-потребителя. Подобно жителям Телемского аббатства у Франсуа Рабле, человек потребительского общества видит
свой единственный "долг" в ведении приятной жизни. Как отмечает Жан-Франсуа Лиотар, "мир превратился в склад потенциально интересных
объектов, и задача состоит в том, чтобы выжать из них как можно больше занимательного"*.
Согласно вездесущей статистике, на среднего жителя Запада ежедневно обрушивается 4 000 рекламных объявлений. Гигантские рекламы
красуются на стенах домов и автобусных остановках, на крышах и на асфальте, на такси и грузовиках, в метро и даже за городом. Тишина
также оказалась на грани исчезновения: невозможно спастись от включенных транзисторов и телевизоров, магнитофонов и телефонов. Все
средства массовой информации призывают человека к одному - к активному потреблению.
"Человек вошел в пещеру Платона. Греческий философ описывал людей, прикованных к скале и созерцающих тени реальности на стенах
темницы. Пещера Платона нашла свое воплощение в нашей действительности - теперь она зовется телевидением... это походило на
реальность, имело цвет реальности, но не было настоящей реальностью. ЛОГОС на сырых стенах нашей пещеры уступил место ЛОГОТИПУ.
Человечеству понадобилось две тысячи лет, чтобы дойти до этого"**.
Исчезновение Гражданина и замена его Потребителем в антропологическом смысле представляет собой настоящую катастрофу. Гражданин как
человек политический был связан с миром сильными эмоциональными связями: он стремился к человеческому общению, видел себя частью
какой-то группы или коллектива, идентифицировал себя с ними, обрастал корнями, и общество предлагало ему определенную систему
координат, которая помогала выжить в самых сложных ситуациях.
Человек потребляющий решает проблему экзистенциальных потребностей принципиально по-другому: он вступает в отношения исключительно с
самим собой и с неодушевленными предметами потребления, проявляя крайний нарциссизм. В результате он сам для себя становится целым
миром и любит целый мир в себе самом: общество его больше не интересует. Но современная психология доказала, что нарциссизм как
психологическая установка весьма опасен: в экстремальном варианте он ведет к деструктивному желанию уничтожить всех остальных людей.
Как заметил Эрих Фромм, "если никто, кроме меня, не существует, то нечего бояться других и мне не нужно вступать с ними в отношения.
Разрушая мир, я спасаюсь от угрозы быть уничтоженным''***.
Человек потребляющий отворачивается от живого мира - от людей, от природы, от идей - и все свое внимание устремляет на мир
искусственный - на предметы, вещи, машины, механизмы, автоматы. Для такого человека мир превращен в объект купли-продажи, в
совокупность артефактов. Его лицо неизменно обращено к экрану - он хочет созерцать не живой мир, а сверкающие автоматические
конструкции из стекла и алюминия.
Такого человека психологи называют "моноцеребральным" - человеком одного измерения. И сегодня это измерение - виртуальное. Для
моноцеребральной личности характерна определенная форма нарциссизма, при которой все нацелено на достижение успеха. И вершина
успеха - попасть на экран: стать звездой. Любимая песня современных подростков имеет только одну строчку припева: "Круто, ты попал
на TV, ты звезда, ты звезда!". Моноцеребральная личность настолько сильно вписана в современную автоматизированную систему, что
механизмы также становятся объектом ее нарциссизма: современный человек обожает свои машины не меньше, чем самого себя.
Эрих Фромм одним из первых поставил диагноз, назвав подобного человека аутистом - больной личностью больного мира. Отличительные
черты аутизма - неразличение живой и неживой материи, отсутствие привязанности (любви) к другим людям, использование языка не для
общения, а для манипуляции, а также преимущественный интерес не к людям, а к машинам и механизмам. Если патологические процессы
распространяются на все общество, то они теряют индивидуальный характер: тогда вся культура настраивается на этот тип патологии и
находит пути и средства для ее удовлетворения*.
Однако помимо психологического, есть и политическое измерение этой общественной патологии: распад гражданского общества, утрата
социально-политических связей, отсутствие интереса к политике и деструктивные формы протеста. Не случайно во всех развитых странах
мира сегодня в среднем на выборы приходит около 53% избирателей. Особенно велико число аполитичных среди молодежи. Культ потребления
разрушает гражданские качества современного человека - и это грозит подорвать политические основы современного общества.
Индивидуализация как политический феномен
Распад идентичности, рост нарциссизма и культ потребления привели к становлению нового социально-политического феномена -
индивидуализированного бесклассового общества. Однако, оказавшись "по ту сторону классов и слоев", современный человек не обрел
социального равенства, как когда-то ему обещал Карл Маркс: напротив, неравенство в предельно индивидуализированном сообществе только
усилилось и приобрело новые формы. Но если раньше мы могли говорить об обнищании классов (например, пролетариата и крестьянства), то
теперь каждый в одиночку противостоит грозным факторам безработицы и инфляции.
По данным немецкого Федерального ведомства занятости, каждый третий трудоспособный немец в течение 10 лет по меньшей мере один раз
испытал на себе, что значит быть безработным. Ни одна квалификация или профессиональная группа не гарантирует сегодня от риска
безработицы. Новая индивидуализированная бедность растет в современном обществе, при этом неравенство не устраняется, а только
переносится в область индивидуализации социальных рисков. Сами общественные кризисы кажутся теперь индивидуальными. Многие
политические аналитики именно здесь усматривают корни современной "войны психозов" и массовых самоубийств в высокоразвитых странах.
Одновременно сильно возрастает значение ориентации на индивидуальный успех - при забвении всех общественных обязательств.
Исследования социологов свидетельствуют, что для современного человека главным становится развитие личных способностей,
самоосуществление, высокий уровень личных доходов и идея о том, что "нужно постоянно двигаться вперед". В поисках самоосуществления
люди меняют профессии (невиданная прежде популярность "второго высшего образования"), разрушают браки и вступают в кратковременные
связи (распад традиционной семьи и рост нерегистрируемых гражданских браков), увлекаются нетрадиционной медициной, йогой, переходят
из одной психотерапевтической группы в другую (психоаналитика стала самой модной профессией).
Все это ставит под сомнение прежние политические концепты: классы, партии, идеологии как формы институализации политической
активности современного человека. Развитие индивидуализирующего процесса сопровождается похоронным звоном по всем прежним
политическим институтам. Как отмечает Ульрих Бек, в современных западных демократиях партийные центры теряются в догадках по поводу
растущей доли "переменных избирателей", которые на каждых выборах голосуют по-новому: из-за них политические перспективы становятся
непредсказуемыми. Если всего несколько десятилетий назад такой "кочующий электорат" оценивался круглым счетом в 10%, то в начале XXI
века его доля составляет уже 40%**. Политические аналитики единодушны в диагнозе: переменные избиратели с его ртутной текучестью
станут на выборах решающей силой.
Это означает полную переориентацию политической борьбы: партии уже не могут опираться на постоянный электорат и вынуждены всеми
доступными силами перевербовывать гражданина. Растет пропасть между индивидуализированными притязаниями населения и их
представительством в спектре политических партий. Отсюда рост влияния прежде периферийных политических сил: движений гражданских
инициатив и общественных организаций -женских, молодежных, движений ветеранов и пенсионеров, жителей городских районов и даже
кварталов. Все это позволило Ульриху Беку выдвинуть идею "размывания границ политики" в информационном обществе.
Человек политический и политика не исчезают в современном мире: они реализуют свою активность в новых формах. Что же толкает
индивидуалиста и потребителя на путь политического участия?
Общество риска как политический феномен
Обескураживающим парадоксом современного потребительского общества, ориентированного на предельный гедонизм обывателя, стал
невиданный прежде рост рисков - социальных, экологических, экономических, политических. Риски в информационном обществе - это
большой бизнес. Они являются следствием все возрастающих запросов потребителей, которые невозможно удовлетворить. Круг замкнулся:
потребительское общество с помощью информационных технологий раздувает потребности, потребности превращаются в "бездонную бочку",
генерируя безудержный рост производства, что приводит к непредсказуемым экономическим, экологическим, социальным и политическим
последствиям.
Современные риски, как правило, не поддаются чувственному восприятию и выражаются в физических и химических формулах - в содержании
ядов в пище, радиоактивной опасности, токсинах, заражении воды и воздуха. В целом все эти риски являются побочными продуктами
высоких технологий и с их дальнейшим совершенствованием будут только усиливаться. В результате социально признанные риски, как это
стало, например, с экологической проблематикой, несут в себе своеобразный политический детонатор: на первый взгляд совершенно
аполитичные проблемы (например, умирание лесов, потепление климата) становятся актуальной политикой.
Без всякой доли преувеличения можно утверждать: все надвигающиеся неполитические катастрофы в современном обществе имеют ярко
выраженный политический потенциал. С этой точки зрения самым важным политическим центром власти общества риска является МЧС -
Министерство по чрезвычайным ситуациям. Уже сегодня С. Шойгу - глава МЧС - одна из самых известных фигур партии власти в современной
России.
Цивилизационные риски - вот что способно по-настоящему встряхнуть современного обывателя и привести его вновь на тропу политики. Для
преодоления проблемных зон своей жизни люди вынуждены объединяться в общественные и политические коалиции. Сегодня они уже не несут
никакого классового характера: коалиции возникают и распадаются по ситуационным и тематическим признакам. Борьба с шумом жителей
квартала вблизи аэродрома или борьба потребителей за качество определенных товаров на рынке (протест против ввоза "ножек Буша")
может объединить представителей разных специальностей, социальных слоев и политических партий. Новые конфликты информационного
общества взрывают старые политические схемы конфликтологов и заставляют искать нетрадиционные политические решения.
Глобализация современных экологических и политических рисков предопределяет глобализацию общественных движений экологистов и
антиглобалистов, которые изначально развиваются как транснациональные. Вместе с тем существует целый ряд устойчивых конфликтных
линий, которые имеют цивилизационную специфику: это проблемы расы, цвета кожи, этнической принадлежности (иностранные рабочие),
конфессиональные конфликты. Все эти движения становятся центрами субполитики, и тем самым политика утрачивает центральное место в
обществе, где принимаются решения и формируются контуры будущего развития.
С большой долей иронии У. Бек заметил: экология, экономика и наука не могут больше притворяться, что не вмешиваются в политическую
жизнь - они своими средствами вершат политику. И в этом нет ничего неприличного, ничего такого, что стоило бы утаивать и прятать*.
Пора признать, что политика никогда уже не сможет вернуть себе монопольный статус в решении всех общественных проблем. Но при этом
существует важнейшее отличие политики и центров субполитического влияния: в то время как экологисты, экономисты, религиозные деятели
и эксперты в частных науках могут спорить и отстаивать отдельные интересы, политика обязана говорить об общественном консенсусе и
выступать верховным арбитром нации.
"Гоббсова проблема" информационного общества
Современное информационное общество образовано множеством изолированных индивидов, обуреваемых страхом и неуверенностью в завтрашнем
дне. Возникает закономерный вопрос: каким образом возможны порядок и стабильность в таком предельно индивидуализированном социуме,
где каждый преследует только личную выгоду?
Когда-то на заре Нового времени эту проблему в философии политики поставил Томас Гоббс. Его концепция "общественного договора"
исходит из того, что изолированные индивиды, каждый из которых вел "войну всех против всех", вынуждены были под страхом
самоуничтожения заключить договор. Основой их солидарности стал страх за свою жизнь: именно страх выступил источником договора об
общественном мире. Так родилось политическое решение проблемы - страх был перенесен внутрь государственной конструкции: отныне
только государство стало обладать правом на легитимное насилие против тех, кто нарушает общественный порядок.
В современном мире все риски носят транснациональный характер, провоцируя тем самым транснациональный характер политических
конфликтов и транснациональное поле политической борьбы, где современный индивидуалист вновь ведет войну "всех против всех".
Терроризм, миграционные потоки, наркотрафик, экологические проблемы - все эти конфликты имеют глобальный характер и не могут быть
решены только национальными правительствами. Однако международные организации - ООН, ЮНЕСКО, ОБСЕ - оказались не готовыми предложить
конструктивные решения глобальных проблем, расписавшись в своей беспомощности остановить новые глобальные конфликты.
В этих условиях возник опасный разрыв между неэффективной системой международного права и эффективным лозунгом "прав человека",
который был превращен в новый боевой клич силовой международной политики. Носители прав человека - это изолированные индивиды,
независимо от их социальной и национальной принадлежности. Носители международного права - конкретные государства, и почти в каждом
из них есть какие-то меньшинства, способные заявить о том, что с ними обращаются не должным образом.
Сегодня вопрос о новом глобальном "общественном договоре" - это вопрос войны и мира. Нормы международного права должны вновь стать
эффективным инструментом международной политики. Однако нельзя забывать, что стандарты и ценности имеют специфический характер в
разных культурах, и поэтому всякие попытки сформулировать права человека исходя из морального кодекса только одной культуры и
распространить их на все человечество недопустимы.
До сих пор в основе Декларации прав человека лежат постулаты одной лишь западной цивилизации. Неудивительно, что в незападных
странах эта Декларация все чаще характеризуется как "империализм прав человека". Современное международное право должно уйти,
наконец, от жестких технологий навязывания единых универсальных норм и правил политической игры и освоить новые - понимания и
интерпретации ценностей разных политических культур.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 05.07.2004 22:45:09 |
Тоже интересно. Дискуссия о гомосексуалистах (*+) %-)))
http://www.livejournal.com/users/pioneer_lj/425825.html
Про Это
По наводке rms1 прочитал дискуссию о пидорасах.
><?Ещё одна опасность мужеложства заключается в том, что педерастия, будучи спровоцированной, способна в свою очередь провоцировать
возникновение иных психических отклонений (садизма, либерально-демократических убеждений и т.п.), опасность которых для общества в
целом трудно преувеличить. Кроме того, по не ясным до конца причинам, мужеложники являются группой риска по ряду тяжёлых
соматических заболеваний (СПИДА и т.д.),:>
Посмотрел исходную дискуссию. Нельзя сказать, что тов. babulka призвала поступить с пидорами, как Господь поступил с Содом&Гоморра.
Она довольно мягко указала, что всякому безобразию должны быть свои границы. И вот интеллигенция сказала свое фэ такой отсталости:
><?осуждение не прибавит в вас добра любви уважения и счастья>
><?я, например, считаю нормой бисексуализм, а остальное - отклонением от нормы и спешу заверить вас, что у моей нормы есть будущее,
дайте ей только немного времени>
><?а мне вот, если честно, очень жаль ваших (возможно будующих) детей ...>
><?мы такие же нормальные люди, как и вы.
>и мы хотим иметь такие же гражданские права, как и вы.
>мы имеем право на регистрацию брака. мы имеем право на рождение детей и усыновление общего ребенка вторым партнером. >мы имеем
право на налоговые льготы, которые при имущественных спорах гарантированы людям, состоящим в браке.
>и мы хотим, чтобы это было зафиксировано в законах всех цивилизованных стран.
>и рано или поздно так оно и будет, что бы там лично вы по этому поводу ни думали>.
Что там будет рано или поздно, вопрос философский и дискуссионный (кто доживёт, увидит), однако каким образом пидорасы собираются
рождать детей, мне принципиально непонятно.
><?Отчего вам плохо живётся, если кому-то другому хорошо?!>
><?Н-да.. Слушаю и удивляюсь... Вроде взрослый человек(жаль, что только по возрасту)эта БАБУЛЬКА, а такую, извините за выражение,
чухню развела - стыд один!
>Вот ВЫ говорите, что "все что не норма, то дерьмо и извращение", а можно спросить почему???? Хотя, нет, ответ уже знаю...Типа,
норма, это НОРМАЛЬНО, чтобы как все. А почему??? почему КАК ВСЕ???? Вы росли в стаде или инкубаторе????? Если человек
индивидуальность, то пусть будет таким каким есть, а НЕ КАК ВСЕ. Бараны ходят стадом, а орлы парят в одиночку!!!!!!
Стадность-прикрытие своей неполноценности и зажатости. Может детство у вас трудное было?? Строгие предки, которые втемяшивали вам,
что надо быть как все, чтобы НИКТО И НИКОГДА НА ВАС ПАЛЬЦЕМ. Сочувствую!!!! Но теперь-то пора менять взгляды!!! Или уже слабо, как в
пословице: старого коня - новым трюкам увы не научишь????>
><?Я горжусь НЕ ТЕМ, что я - лесбиянка, но я ГОРЖУСЬ тем, что я не побоялась сказать это в лицу обществу таких же как ВЫ.
>По простому - обществу гомофобов. Кстати, бытует мнение, что гомофобы на самом деле - латентные гомосексуалы.)>
><?Дети должны знать этот мир во всем его многообразии. Не надо учить детей противопоставлять одних людей другим, надо учить детей
принятию. Посещение ребенком гейпарада должно быть безоценочно. Только навешивание ярлыков, негативных или позитивных, может быть во
вред. У каждого человека должна быть свобода выбора и свое собственное отношение ко всему, что окружает его в жизни. Гомосексуалом
невозможно стать, и воспитать гомосексуала невозможно. Гомосекуалисты есть и это факт, человек определяет для себя какой он
(понимает о себе), а не делает выбор быть ему гомо или гетеро. Принципы морали здесь не при чем, никакого ущемления личности другого
со стороны геев не происходит. Вы нетерпимы к тому, что вас вообще никоим образом не касается, с какой стати, интересно? А ваша
забота о сохранении человеческой цивилизации (сведенная к популяции), вообще смешна. Развивайтесь интеллектуально, живите в
достатке, рожайте детей, желательно в любви... и вы сделаете для человечества гораздо больше, чем сейчас, упражняясь в бессмысленном
словоблудии. С уважением, хоть это и не просто...>
><?Понятно, говорить с вами бесполезно. Единственное чего я, наверное, никогда не пойму. Так это того кто вам дал право за других
решать, как им жить. Кто сказал, что вы можете говорить о том, чего не знаете? Это уже действительно попахивает фашизмом. Почему мы
не заставляем вас делать то, чего вы не хотите. И кто сказал, что не стесняться своей любви означает выпячивание ее? С какой стати
мы должны встречаться под покровом ночи и оставлять вам, типа правильным, солнечный свет. Кто сказал, что вы - истина в последней
инстанции. Все. На этом диалог закончен>.
><?и старо, и глупо.
>в тексте налицо нарушения индуктивного мышления, и просто ксенофобные тенденции, не свойственные адекватному человеку>.
><?Так что gay pride - это способ заявить большинству, что нас много. Не боимся. Чувство, вот, собственного достоинства имеем>.
Судя по комментариям, многовато пидоров в ЖЖ:
Меня всегда <?удивляет> (пишу в кавычках, поскольку интеллигенция меня уже вряд ли чем меня удивит) желание интеллигентов объяснится
в любви к <?геям>, уверить всех и самих себя в первую очередь, что педерастия знак высокой избранности и духовной свободы. Так и
чувствуешь, что рассказывая о своей любви к геям, интеллигент трепещет всем тельцем от ощущения своей прогрессивности и сладкого
презрения к реакционным обывателям (быдлу). Забавно, даже вроде бы брезгливые чистоплотные интеллигентные женщины умиляются особости
пидорасов. ...
Вообще говоря, я уверен, что настоящих биологических гомосексуалистов довольно мало (просто мизерное количество). Остальные -
интеллигентские пидорасы, которые сменили ориентацию из биологической потребности сделать гадость ближнему. Большинство наших
пидорасов правильнее судить не за половые извращения, а за хулиганство. И хотя мнение об интеллигентских <?пидрастии> и <?либерализме>
на первый взгляд кажется эпатажным, тем не менее, оно имеет основания, в том смысле, что интеллигент подается в либералы и/или
пидорасы по одинаковым основаниям.
><: могут ли кичащиеся своей готовностью умереть за Родину <?патриоты> подставить задницу в знак протеста против Путинского
либерального режима? Либералы, как видим, в знак протеста против тоталитаризма, чисто из бунтарства, задницу подставят без раздумий.
Отсосут у правозащитника чисто из протеста против тоталитарных запретов. А <?патриоты> слабы. Вот тут военная тайна и кроется,
источник всех либеральных, демократических и социалистических побед последнего столетия. Отсюда всё>.
Что до моего скромного мнения, то меня гомосексуалисты не беспокоят. Однако пропаганду этого образа жизни следует непреклонно
пресекать. Если не поможет, то и сажать.
Нашлась христианская точка зрения на предмет, довольно умеренная:
><: Сексуальные действия между лицами одного пола преступлением против Бога, бессмертия человека и нарушением базирующейся на
христианской религиозности конвенциональной общественной этики.
Гомосексуалы являются лицами, нуждающимися в особой предельно тактичной и трепетной заботы со стороны остального человеческого
сообщества, призванной возрастить в них осознание особенностей их этического существования как в человеческом сообществе, так и в
религиозном плане, и таким образом открыть им способность участия в Пасхальном бытии Христа при сознаваемости и приемлемости ими
своих особенностей в качестве особого Божьего дара, призывающего их к целомудрию>.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 03.07.2004 20:52:14 |
Определение фашизма - образчик (*+)
Фашизм, фашизм... Надоело!
Определений можно напридумать сколько угодно. Однако желательно, чтобы они отражали не интересы антинародного, компрадорского и
коррумпированного режима, а были научно адекватными тому явлению, которое стало известным под этим зловещим именем. Исчерпывающий
анализ фашизма был сделан в докладе Георгия Димитрова на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году.
Фашизм - это террористическая диктатура монополистической буржуазии, опирающаяся на отчаявшиеся массы мелкой буржуазии,
деклассированных элементов и люмпенов. В фашизме главное - это крупномасштабное террористическое подавление трудящихся масс,
использующее как объект апелляции и как таран широкие слои мелкой буржуазии, взбесившиеся (и провокационно в том подогреваемые) от
трудностей и страха перед будущим в определенные периоды кризисов буржуазного строя. Все остальное - вождизм, расизм, агрессивность
по отношению к другим странам и т.д. - вещи не обязательные, привходящие, не принципиальные. Хотя они и естественны для фашизма, но
не вполне обязательны, а зависят от реальных условий и могут существовать и вне его. Поэтому сами по себе они еще не определяют
фашизм как особый способ диктатуры буржуазии. Но совершенно обязательной - вне зависимости от конкретных условий - чертой фашизма
является антикоммунизм по самой направленности террора против трудящихся. Таким образом, фашизм - целиком порождение буржуазии.
С другой стороны, нынешние власти породили и порождают условия, которые создают реальную опасность для будущего и самой жизни
миллионов людей. Очевиден геноцид против русского и всего советского народа. Таким образом, есть объективные причины для
национально-освободительной борьбы всего советского народа против сил, рядящихся в тогу приверженцев общечеловеческих интересов. А в
условиях искусственно организованного режимом снижения роли научных знаний (кроме чисто технической информатики и бухгалтерии) и
санкционированной властями массовой пропаганды невежества, религиозности и прочей чертовщины многие оказываются не в состоянии
разобраться в причинах тягот и методах выхода из общенациональной катастрофы и усматривают спасение в чуждых коммунистам методах,
например, в шовинизме, национализме и расизме. Но антинародный и антипатриотический режим имеет наглость огульно называть патриотов
фашистами, а национально-освободительную борьбу - проявлением фашизма. Сами они фашисты. А за то, что эта борьба не всегда имеет
вполне корректные формы, надо благодарить то же самое правительство, а не коммунистов.
Во всяком случае, фашизм - это разновидность диктатуры буржуазии и всегда имеет антикоммунистическую направленность.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 03.07.2004 20:52:10 |
Борьба либералов против интернет-эктремистов - как это выглядит на практике (*+)
О ситуации в российском интернете и возможностях решения существующих проблем.
Опубликовано 23.06.2004
Совместное заявление Информационно-аналитического центра "Сова", Европейского Университета в СПб, Международной лиги прав человека и
Центра "Демос" на конференции ОБСЕ в Париже 16-17 июня 2004
=====================
В России количество сайтов, в той или иной форме распространяющих этническую, расовую и религиозную ненависть и рознь (hate speech,
язык вражды), увеличивается год от года. Сайты эти многообразны по своей политической ориентации, конфессиональной принадлежности,
степени радикализма своих текстов и лозунгов, интеллектуальности наполнения.
Соответственно, этот сектор русского Интернета все лучше удовлетворяет интерес не только тех пользователей, кто сам разделяет такие
взгляды, но и тех, кто просто интересуется затрагиваемыми на хейт-сайтах темами.
В России не существует специального законодательного регулирования интернета, хотя сейчас подобные законопроекты как раз готовятся в
парламенте. Отсутствие специальных норм чаще всего понимается как отсутствие запретов, хотя общие запреты на hate speech
распространяются на любое публичное высказывание.
Поэтому ликвидация сайтов, распространяющих hate speech, производится не систематически и не в силу закона, а эпизодически и
решениями хостинг-провайдеров - по доброй воле или по настоятельной просьбе правоохранительных органов. Это делается со временем все
чаще, но новые сайты возникают или возрождаются еще чаще.
Отсутствие систематического давления на такие сайты позволяет им размещаться на российских серверах. Из около 190 зарегистрированных
Центром "СОВА" на начало июня 2004 г. сайтов около 80% расположены в России и менее 20% в США и Канаде, причем в этой оценке доля
российского хостинга кажется скорее заниженной.
Такая ситуация воспринимается антифашистской общественностью как аномальная, но до сих пор общественное противодействие сводилось к
эпизодическим, и от этого малоэффективным, усилиям по информированию хостинг-провайдеров или к хакерским атакам.
Нет сомнений, что государство могло бы более эффективно ограничить распространение hate speech в Интернете.
Но в России и в других государствах, где слабы демократические институты и традиции, существует большой риск злоупотребления
государством любыми полученными репрессивными возможностями, особенно в том, что относится к свободе слова. Поэтому нам
представляется, что не следует наделять государство новыми функциями контроля и репрессии, а следует побуждать его к более
эффективному использованию уже существующих средств.
Применительно к Интернету вполне могут действовать разработанные в России нормы. Во-первых, это регулирование СМИ - для тех сайтов,
которые сами регистрируются как СМИ. Во-вторых, это уголовное наказание за пропаганду ненависти. В-третьих, административные санкции
за пропаганду нацистской символики и некоторые другие действия. Пока ни одна из этих норм в России к Интернету не применялась, рано
говорить, что они недостаточны.
Но более активную деятельность должна вести и общественность. При планировании такой деятельности следует исходить из следующих
соображений:
- невозможно без недопустимого утеснения свободы слова исключить для пропагандистов ненависти возможность создавать свои сайты;
- невозможно при тех же условиях исключить возможность для заинтересованного пользователя найти эти сайты;
- но можно систематическим давлением создавать сложности для создателей таких сайтов, заставлять их переносить сайты с места на
место;
- и можно уменьшить вероятность попадания на хейт-сайт обычного пользователя, просто заинтересовавшегося тем или иным вопросом из
области истории, этнологии, религии и т.д.
Для достижения этих целей необходимо развернуть систематическую деятельность в следующих направлениях:
- отслеживание хейт-сайтов;
- контакты с хостинг-провайдерами с целью удаления этих сайтов;
- создание специальной дискуссионной среды, включающей хостинг-провайдеров, по проблеме ненависти в интернете, с целью морального
стимулирования последних на отсечение недопустимого контента;
- работа с организациями, поддерживающими каталоги и поисковые системы, с целью разработки методов оттеснения хейт-сайтов с первых
мест в выдаче этих систем и предоставления пользователю по его запросу разнообразных ресурсов, не включающих hate speech. (См.
"Кампания социальной рекламы против экстремизма и ксенофобии").
Эти действия должны предприниматься быстро, поскольку проблема hate speech в русском Интернете становится все более острой, но и
осторожно, поскольку не следует создавать дополнительных угроз свободе слова.
==========
ПОСЛЕДНИЕ ДОКУМЕНТЫ
Условно правые
28.03.2003 20:06 (обновлено 24.06.2004 16:45)
В этот раздел мы включаем русских националистов, православных фундаменталистов, политизированных русских неоязычников, скинхедов и
политизированных футбольных фанатов далее...
Условно левые
28.03.2003 17:45 (обновлено 27.03.2004 11:16)
В эту части реестра мы включаем коммунистов и анархистов разных течений далее...
Индивидуальные проекты
28.03.2003 20:07 (обновлено 06.06.2004 15:42)
Этот раздел условно включает именно индивидуальные сайты, хотя отличить их от коллективных не всегда, конечно, возможно. далее...
Прочие
28.03.2003 20:09 (обновлено 06.06.2004 15:52)
В этот раздел реестра включены национал-большевики, исламские фундаменталисты, политико-культурные радикалы при всей смутности этой
категории) и т.д. далее...
================
Верховский Александр Маркович
Краткая биографическая справка
--------------------------------------------------------------------------------
Родился 11 февраля 1962 г. в г.Москве. В 1969-1979 гг. учился в математической школе N444, в 1979-1984 гг. - в Московском институте
нефтехимической и газовой промышленности по специальности "прикладная математика".
По окончании института, с 1984 по 1988 гг. работал программистом в СКБ НПО "Нефтехимавтоматика", в 1988-1989 гг. - в ПО
"Автоматика", в 1989 г. - в НПО "Терм".
С 1983 г. участвовал в организованном распространении "самиздата".
В начале 1988 года вступил в демократическую и правозащитную организацию "Гражданское достоинство", принимал участие в
демократическом движении. С июня 1988 г. по февраль 1989 г. - соредактор бюллетеня "Гражданское достоинство". Членство в организации
фактически прекратил в июне 1989 г. С ноября 1989 г. - член политического дискуссионного клуба "Московская трибуна".
В апреле 1989 г. стал соучредителем и главным редактором самиздатской газеты "Панорама". Газета регулярно выходила до начала 1991
года.
В 1991 г. на базе редакции была создана одноименная политологическая информационно-экспертная группа. Ныне эта группа существует как
Информационно- исследовательский центр "Панорама". Верховский являлся вице-президентом ИИЦ.
В 1992 - 1993 гг. участвовал в проектировании компьютерных баз данных "Панорамы" - "Лабиринт" и "Просопограф" (в этом случае
выступал и как программист). Занимался темой новой политики в Центральной Азии.
C 1994 года занимается преимущественно темой политического экстремизма в России и смежными вопросами.
С 1997 года - также и взаимосвязью религии и политики.
В участвовал в проекте, посвященном hate speech в российских СМИ, выступил соавтором и составителем сборника "Язык
мой... Проблема этнической и религиозной нетерпимости в российских СМИ". Проект продолжается в 2003-04 гг. в центре "СОВА".
С 1998 г. занимался поддержанием сервера "Панорамы", в преимущественно - разделом "Национализм, экстремизм и
ксенофобия" .
С октября 2002 г. - директор Информационно-аналитического центра "Сова".
Основные проекты центра: Религия в светском обществе, Новый консерватизм в России, проекты, посвященные проблемам ксенофобии и
национализма.
Основные публикации:
"Средняя Азия и Казахстан. Политический спектр.", 1992 г. (две версии)
Справочник "Ислам и политическая борьба в странах СНГ", 1992 г. (под редакцией)
"Тема Центральной Азии в российском обществе. Исследования экспертов, публикации прессы, заявления политиков.", 1994 г.
(индивидуальный грант Фонда Макартуров)
"Владимир Жириновский и Либерально-демократическая партия России", 1994 г.
"Политический экстремизм в России" (в соавторстве; лично написаны почти вся обзорно-аналитическая часть, часть справочного материала
и статья "Новая оппозиция"), 1996 (грант National Endowment for Democracy). См. на сервере "Панорамы" в разделе "Национализм,
экстремизм и ксенофобия" или здесь.
"Национал-патриотические организации в России. История, идеология, экстремистские тенденции" (в соавторстве; лично написан анализ
идеологии), 1996 г. См. на сервере "Панорамы" в разделе "Национализм, экстремизм и ксенофобия" или здесь.
"Левые в России. От умеренных до экстремистов", 1997 (под редакцией). См. на сервере "Панорамы" в разделе "Национализм, экстремизм и
ксенофобия".
"Национал-патриотические организации. Краткие справки. Документы и тексты." (в соавторстве), 1997 (грант Henry M. Jackson
Foundation)
"Национализм и ксенофобия в российском обществе" (в соавторстве; лично написаны глава "Религиозная ксенофобия" и обзор литературы во
"Введении"), 1998 (грант Henry M. Jackson Foundation). См. на сервере "Панорамы" в разделе "Национализм, экстремизм и ксенофобия"
или здесь.
"Религиозный фактор в политике и идеологии национальных движений. Россия и Казахстан. 1989-1997" (финансировался The Research
Support Scheme (RSS) of the Open Society Institute / Higher Education Support Programme (OSI/HESP) ; grant No 646/1997). Проект
писался группой под руководством Верховского. Собственные главы частично выставлены на сервере "Панорамы".
"Политическая ксенофобия. Радикальные группы. Представления политиков. Роль Церкви" (в соавторстве; лично написана часть "Церковь в
политике и политика в Церкви"), 1999 (грант Henry M. Jackson Foundation). См. на сервере "Панорамы" в разделе "Национализм,
экстремизм и ксенофобия" или здесь.
Радикальные националисты в России в начале 2000 года - доклад, представленный в Университете Калифорнии в Дэвисе 23 февраля 2000 г.
как Ultra-nationalists in Russia at the beginning of the year 2000. В переработанном виде опубликован в журнале "Nationalities
Papers", vol.28, no.4, December 2000.
Обзоры по теме Extremism and xenophobia in electoral campaigns in 1999 and 2000 (проект финансировался Henry M. Jackson Foundation).
Включены в сборник "Национал-патриоты, Церковь и Путин. Парламентская и президентская кампании 1999-2000 гг.", выпущенный
"Панорамой" в декабре 2000 г. на русском и английском языках:
Итоги парламентских выборов 1999 года для радикальных национал-патриотов. Одномандатные округа (январь 2000). Есть английский
перевод.
Религиозный фактор в парламентской кампании 1999 г. (апрель 2000). Есть английский перевод.
Религиозный фактор в президентской кампании и в формировании идеологии нового правления (июль 2000). Есть английский перевод.
Заключительные соображения по проекту "Антилиберальные тенденции в избирательных кампаниях 1999-2000 гг." - участие в дискуссии
(октябрь 2000). Есть английский перевод.
Доклад Role of the Russian Orthodox Church in Nationalist, Xenophobic and Anti-Western Tendencies in Contemporary Russia - формат
Word (4 октября 2001)
Доклад Православие в русском национал-радикальном движении - формат Word (16 ноября 2001) (в рамках проекта на грант Фонда
Макартуров)
"Государственная политика по отношению к национал-радикальным объединениям", 2002 (январь) - формат Word, упаковано WinZip
(Сокращенная версия с дополнениями опубликована также: Раздел 1. Нормативная база // Национализм, ксенофобия и нетерпимость в
современной России. М., Московская Хельсинкская группа, 2002) (Грант Европейского Союза)
Доклад State Policy Toward Religious Associations, First of All the Russian Orthodox Church, in the First Years of Vladimir Putin's
Presidency - формат PDF (опубликован 1-11 марта 2002)
Доклад Radical Orthodox Anti-Globalism in 1999-2002 - формат Word (10 апреля 2002) (в рамках проекта на грант Фонда Макартуров)
Место ксенофобии в политике государства // Национализм, ксенофобия и нетерпимость в современной России. М., Московская Хельсинкская
группа, 2002 - пока в Сети отсутствует.
Религиозная ксенофобия: межконфессиональный и внутриконфессиональный аспекты // Национализм, ксенофобия и нетерпимость в современной
России. М., Московская Хельсинкская группа, 2002 - пока в Сети отсутствует.
Государство против радикального национализма. Что делать и чего не делать. М., ИИЦ <?Панорама>, 2002 (август). (Грант Европейского
Союза)
Беспокойное соседство: Русская Православная Церковь и путинское государство, Исламофобия после 11 сентября // Россия Путина.
Пристрастный взгляд. М., Центр "Панорама", 2003 (март). (Грант National Endowment for Democracy.)
Полгода противодействия. Краткий обзор применения и неприменения закона "О противодействии экстремистской деятельности" //
Российский бюллетень по правам человека. 2003. N17
Политическое православие: русские православные националисты и фундаменталисты, 1995-2001 гг., М.: СОВА, 2003. 316 c.
Текст книги пока отсутствует в Сети. Краткое описание, фрагменты, отклики - см. здесь.
В - постоянный автор газеты "Русская мысль".
Публиковался в альманахе "Диа-Логос", в журналах "Nationalities Papers", "Religion in Eastern Europe", "Religion, State & Society",
"Новое время", "Российский монитор", "Посев", "Страна и мир", "Transforming Russia: voices from within", "Досье на цензуру",
"Еженедельный журнал", "Неприкосновенный запас", "Pro et Contra", "Oost-Europa Verkenninhen" (Amsterdam), газетах "Панорама",
"Независимая газета", "Общая газета", "НГ-Религии", "Le Panorama", интернет-изданиях Полит.Ру, Грани.Ру, Соборность, Общество.Ру,
Религия и СМИ, Русский журнал, reports on RFE/RL's site, Research and Analytical Supplement to Johnson's Russia List, Russia and
Eurasia Review (The Jamestown Foundation).
В 2002 году - член Правления программного блока "Общественный договор" московского Института "Открытое общество"
Включен в биографические справочники:
"Кто есть кто в России", М., РАУ-Корпорация, начиная с 1996
"Лица России", М., РАУ-Корпорация, 1999
"Кто есть кто в России на рубеже тысячелетия" (серия "Известные русские"), М., Астрея, 1999
Персоналии в архиве Национальной службы новостей - см.
А также в какие-то два справочника - политологов вообще и специалистов по Средней Азии, но названий я их не помню.
Координаты:
Адрес для писем: Moscow, 121019, G-19, P.O.B. 236;
Тел./факс: (095) 290-48-10
E-mail: [email protected]
WWW:
Георгий (03.07.2004 20:52:10)| От | Almar |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 12:55:00 |
так это не либерализм, а тоталитаризм
Странно, что только один сайт из наших туда попал (kara-murza.ru). Плохо работают - халтурщики.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 03.07.2004 20:51:58 |
"народ не может забывать, что бандиты и политики - е г о бандиты, политики и проч. Это он их породил..." (*+)
О недипломатическом иммунитете
Дата публикации: 1 Июля 2004
Сергей РОМАШКО
На этот вопрос я снова наткнулся, случайно слушая на кухне радиопередачу о грузино-абхазском конфликте. Ведущий, как и полагается у
нас, явно не думал заранее, во что ввязывается (российский человек вообще фатально глух к этническим проблемам, глух искренне, а
кроме этого - еще и неспособен вникнуть в них хотя бы по долгу службы), и теперь пытался свести непримиримую дискуссию к некоторому
хотя бы внешне умиротворенному состоянию с помощью призывов в духе "ребята, давайте жить дружно". И тут - уже в который раз -
промелькнула спасительная формула: "народ ни в чем не виноват". То есть организовывали погромы, убивали, жгли и грабили некие
"бандиты", а народ тут ни при чем. Эта спасительная формула имеет несколько разновидностей: "у преступности нет национальности" -
"народ не отвечает за своих политиков" - "народ к этому не имеет никакого отношения" - "это все политики, а мы честно делали свое
дело" и т.д.
Относительно того, что кто-то не виноват, ничего не знал или не имеет национальности - сомнительно. Если не полный дебил, то знал
(пусть и не все, но всего никто никогда не знает, главное - знать необходимое, без этого в жизни никак). И национальность имеет
(недаром, скажем, "мафия" - слово итальянское). Но тут интересно слово народ, так удачно укладывающееся в эту спасительную формулу.
Слово древнее и в своих истоках тотальное, всеохватное. Тем более удивительным может показаться, что эта тотальность оказывается
такой неуловимой, ни к чему не причастной. Хотя чего же удивляться: толпа тоже тотальна и без рук, без ног может натворить многое, а
вот попробуй разобраться, кто сделал, - рассыплется, растворится и концов не сыскать. Потому что без лица - безлична. История слова
и понятия еще нуждается в серьезном изучении, но здесь важно заметить, что это древнее по происхождению слово в девятнадцатом веке
оказалось вовлеченным в развернувшийся тогда процесс строительства идеологических конструкций (причем по всему спектру - от
уваровской формулы до народничества) и именно в силу своей дремучести стало таким жутковато-фатальным (подобно проснувшейся
рептилии) и в то же самое время неуловимым. Удивительными свойствами этой идеологемы еще в 70-е годы занимался Дмитрий Александрович
Пригов, подметивший и безответственность народа ("но сам он ни за что не отвечает"), и его неуловимость ("народ по сути
неопределяем"):
А кто народ - не то чтобы народ
Но он народа выраженье
Что не укажешь точно - вот народ
Но скажешь точно: есть народ. И точка.
И в двадцатом веке идеологема народа связывалась с самыми мрачными проявлениями социально политических эксцессов. В отличие от нее,
гражданское общество - понятие вполне определенное и даже юридически оформленное: статус гражданина фиксируется известным образом и
предполагает права и обязанности в некоторых условиях. Граждане не могут рассосаться, как напаскудившая толпа, - а если могут, то
это уже кризис гражданского общества, и нечто похожее мы сейчас, к сожалению, наблюдаем в разных странах, где оно существовало
долгое время.
У нас, правда, и гражданин оказался скорее идеологемой, чем реальностью (если не считать, конечно, "гражданин, пройдемте"), также не
поддающейся определению и обитающей неизвестно где. Поэтому и установить отношения гражданина с народом не представляется возможным:
обе эти сущности неуловимые и эмпирической проверке не подлежащие.
Но если отбросить магические свойства идеологем, позволяющие производить разного рода иллюзионистские трюки, то окажется, что люди,
образующие общество (то есть народ, граждане, население и проч. - при всех вариациях можно найти обозначение этой реальности),
безусловно, несут ответственность за то, что это общество порождает. То есть речь не идет о том, чтобы народы судить и наказывать
(это, в частности, одна из фундаментальных проблем международного права: нет субъекта для многих действий), а о том, что эти самые
народы не могут считать себя находящимися вообще вне зоны ответственности за события, в которые они вовлечены или которые
осуществляются от их лица. Потому что действуют, конечно, бандиты, политики и прочая сволота, но народ не может забывать, что они -
ЕГО бандиты, политики и проч. Это он их породил, допустил, не справился с ними и вовремя не призвал к ответу. И если общество со
своей сволочью справиться не может или не хочет, не нужно удивляться, что в один прекрасный день могут прийти другие, чтобы это
сделать. И пострадают при этом, к сожалению, не только бандиты, но и все прочие люди (и иногда - больше бандитов). И за все придется
расплатиться: экономической разрухой, социальными катастрофами, этническими конфликтами, утратой территорий, влияния, престижа и
многими другими малоприятными вещами. И будет обидно и больно, и многое будет несправедливо, а все равно это плата за сделанное -
или не сделанное, и ничего уже теперь не попишешь.
Такие вот мысли появляются, когда поднимаешься по лестнице столетнего дома на набережной Фонтанки (адрес, разумеется, не важен,
город и место могли бы быть другими), лестнице, построенной с размахом и вкусом, но загаженной и заплеванной, с иссеченными (не
казацкими шашками и не комиссарскими маузерами) когда-то изящными каменными ступенями, с выбитыми в литой чугунной ограде деталями
(надо постараться), и только поднявшись, понимаешь, почему входная дверь была нараспашку: лампочка-то в вестибюле разбита, и при
закрытой двери внутри был бы полный мрак. Боюсь, отвечать за это нам долго еще придется.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 23:41:07 |
Рецензия на книги о русских старожилах Сибири и городских бедных (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=850
Неприезжие русские
Ревекка Фрумкина
Николай Вахтин, Евгений Головко, Петер Швайтцер. Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания. М.:
Новое издательство, 2004. 292 с.
Книга эта, с какой стороны ни посмотри, не совсем обычна для нашей книгоиздательской практики. Элегантный томик ярко-алого цвета; на
обложке - поясное изображение женщины в платочке, которое даже далекий от истории искусства читатель распознает как образец русского
авангарда (это фрагмент картины Н. Суетина). Под стать обложке изысканный макет, так что при формате покетбука книжка как бы
подарочная. К тому же она и написана прозрачным языком, как чтение <?для всех>. Однако это не что иное, как научный труд, причем без
тех забавных историй и <?вкусных> описаний одежды, жилья или нравов, сама экзотичность которых в работах этнографов нередко служит
приманкой для широкого читателя.
Более того. Авторы предупреждают, что не стоит искать в этой книге ни описания культуры русских старожилов Сибири (поскольку это
особая тема), ни подробной истории колонизации Сибири русскими, в результате которой эти самые старожилы и поныне живут на
Индигирке, Колыме, Анадыре и в иных местах (соответствующих исторических трудов и так предостаточно). Тогда о чем же нам
рассказывают почти на трехстах страницах - и рассказывают захватывающе интересно?
Скажем для начала несколько слов об авторах, а потом - о предмете книги. Николай Борисович Вахтин, доктор филологических наук,
ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге, лингвист и этнолог, автор известных книг о языках и культуре народов Севера.
Евгений Васильевич Головко, социолингвист, также специалист по языкам Севера, направленно изучавший проблемы идентичности так
называемого русского старожильческого населения Сибири и Дальнего Востока. Наконец, Петер Швайтцер, антрополог и историк, профессор
университетов Аляски (Фербенкс) и Вены, более десяти лет участвовавший вместе с русскими коллегами в полевых исследованиях в Сибири.
Книга посвящена лишь одному аспекту культуры сибирских старожилов, а именно их культурной и этнической самоидентификации. Старожилы
Сибири и Дальнего Востока - потомки русских переселенцев XVII-XIX веков, казаков, крестьян, мещан и вообще ссыльных. Книгу
предваряет краткий очерк истории колонизации Сибири - однако это не фактография, а размышления о целях завоевания Сибири и методах,
которыми оно велось. Русские пришли в Сибирь прежде всего за мехами - данная модель колонизации напоминает французскую,
реализованную некогда в Канаде.
За триста лет пришлое русское население значительно смешалось с коренным, хотя власти отнюдь не поощряли женитьбы русских на
женщинах из коренного населения. Причина была чисто экономическая: с крещеных не полагалось брать ясак - подать, уплачиваемую
пушниной. Коренное население - <?инородцы> - тщательно учитывалось именно с целью сбора ясака; это были чукчи, юкагиры, эвены и
другие народности. Однако до наших дней сохранились русскоговорящие культурные общности, не причисляющие себя ни к современным
русским, которых они называют приезжими, ни к коренному населению. Это и есть потомки первых колонистов, старожильческие группы,
составившие предмет описания данного труда. Каждая из них считает себя как бы самостоятельным народом.
Для детального исследования авторы книги выбрали три старожильческих поселения - Русское Устье на Индигирке, поселок Походск на
Колыме и поселок Марково на Анадыре. Участниками многочисленных экспедиций и отдельными исследователями Севера были собраны обширные
материалы об этих поселениях и довольно солидная статистика. Между жителями поселков издавна существовали экономические, брачные и
просто личные связи, так что, несмотря на географическую удаленность, эти населенные пункты в известном смысле образуют единую
территорию. Истории старожильческих групп посвящена первая глава книги.
Вторая глава называется <?Кто они?>. Авторы сопоставляют то, как в разное время представители власти классифицировали старожильческие
группы, что писали об этом ученые и кем себя считают сами старожилы.
Царская администрация записывала одних поселенцев крестьянами, других, живших в поселках покрупнее, - мещанами, третьи оставались
казаками (сейчас не каждый помнит, что казачество - это сословие, а не национальность). Переписи, проводившиеся при советской
власти, имели свою особенность - понятие сословия было упразднено, зато появилась категория <?коренной национальности>. К ней
относились те многочисленные <?малые народы Севера>, которым, согласно политике советской власти, предоставлялись разнообразные права
и льготы - обучение в интернате, преимущества при поступлении в вузы, до 1946 года они не подлежали призыву в армию и т. д.
Возможность получения привилегий представителями <?коренных национальностей> добавила немалую путаницу при определении этнической
принадлежности жителей. Власть навешивала ярлыки по-своему, а жители руководствовались совсем другими соображениями, подчас очень
своеобразными: ведь то, как человек определяет себя сам, вовсе не обязательно совпадает с тем, как определяют его соседи, а тем
более власти, от которых русские старожилы именно из-за своей <?русскости> никаких привилегий ждать не могли.
Русские строители и геологоразведчики, появившиеся на Колыме, Анадыре и Индигирке сравнительно недавно, для старожильческого
населения остаются <?приезжими русскими>. Для приезжих русских старожилы тоже <?не свои>, тем более что фенотип старожила в целом
имеет мало общего со стандартным представлением о <?славянской внешности>.
Как подтверждается многочисленными интервью, помещенными в книге, причисление жителя к той или иной национальности в советское время
производилось по формальному признаку, пресловутому <?пятому пункту>. Вопрос интервьюера о национальной принадлежности воспринимался
русскими старожилами как вопрос о паспортных данных, которые не имели, по мнению этих людей, никакого отношения к их человеческой
личности, к ее сути. В результате многие информанты как бы примирялись с <?двойной> этничностью. Я - марковец, но поскольку в
паспорте власти меня записали русским, вы тоже можете так считать, но я-то знаю, кто я на самом деле.
Существенно, что самоидентификация русских старожилов часто основывается на фактах из семейного прошлого информантов и на рассказах
старшего поколения о тех далеких временах, которых сам информант помнить не может. Мы - местнорусские, потому что еще в детстве дед
велел вести себя за столом так-то и так-то, потому что мать тоже ходила в кофте и платке, а не в меховой одежде, потому что наши
родители похоронены на здешнем кладбище, а иконки мы хранили на полочке, дед лошадей держал и т. п.
Маркерами этнических границ являются, таким образом, прежде всего культурные признаки (об этом - третья глава книги). При их
описании авторы опираются на теорию норвежского исследователя Фредрика Барта, который на материале самых разных этнических групп
раскрыл культурные механизмы, формирующие этноидентификацию. При этом принципиальную роль играет то, каков <?вес> декларируемых
сходств и отличий с точки зрения самих информантов.
Четвертая глава описывает жизнь старожильческих поселков после 1917 года. Все те же безумные манипуляции власти с людьми-винтиками,
которых можно согнать в колхоз, а можно в рамках кампании по <?укрупнению> сселить в одно место, как в гетто; одних как <?кулаков>
можно лишить рыболовных сетей (!), имущества и дома, а других, записав в <?коренные народности Севера>, задешево
облагодетельствовать.
В 1938 году в Русское Устье пришел приказ населению заняться оленеводством. У потомственных рыбаков, не имевших понятия об
оленеводстве, появление оленя вызывало лишь одно желание: поскорее его убить. Так однажды перестреляли целое стадо домашних оленей,
переплывавших реку. Замечательны воспоминания информантов о коллективизации, когда несколько родственных семей решали, кому жениться
на беднячке и объявить себя бедняком, чтобы избежать раскулачивания.
Судьбы старожильческого населения после 1917 года мало отличаются от судеб жителей остальной России - та же жестокость властей, те
же чудовищные социальные эксперименты. Разве что ссылать русских старожилов приходилось на юг - юг Сибири, потому что севернее были
только льдины. Жизнь стала несколько легче в последние годы, поскольку бессилие и равнодушие государства, по крайней мере, развязало
руки наиболее закаленным и трудолюбивым из поселян.
Вообще же описанный в книге феномен самоидентификации старожильческого населения представляет интерес, далеко выходящий за рамки
изучения особенностей именно данных конкретных культурных общностей.
Национальная самоидентификация - факт культурный, а не биологический. Она обретается как артефакт в процессе усвоения и присвоения
той или иной национальной культуры и поддерживается, пока эта культура жива в самосознании ее представителей, - не важно, происходит
это на уровне быта, ритуала или высокого искусства. Сибирские старожилы, участвующие в местном языческом ритуале <?кормления реки>,
хранят иконы и считают себя русскоустьинцами, марковцами и походчанами - значит, они таковыми и являются.
Мне представляется, что ценность обсуждаемой книги - не только в ее конкретике, но и в том, что она побуждает к обобщениям на более
широком этническом материале - русском, латышском, татарском, еврейском и т. п. Именно так можно понять феномен изобретения
идентичности. Раскрыть значимость <?изобретенной традиции> (читайте Хобсбаума!) можно только путем продолжительных полевых
наблюдений.
Многие и притом разнонаправленные процессы изобретения и переизобретения традиций совершаются и у нас на глазах. Татары, укорененные
в русской культуре, еще не так давно не интересовались, есть ли вообще в Москве мечеть. Применительно к некоторым из них можно
сказать, что именно теперь они обретают <?мусульманскую> идентичность, не отменяющую, однако же, идентичность русскую. Этнические
армяне, живущие в столице чуть ли не два века, нарекают детей именами своих знаменитых предков, хотя армянский язык не знают и
притом нередко обладают прямо-таки рязанской внешностью.
Что уж говорить о питерских и московских евреях! По мнению моего учителя А. А. Реформатского, самый чистый, самый образцовый русский
язык во всем Институте русского языка Академии наук СССР был у его друга и коллеги профессора Абрама Борисовича Шапиро. В 1927 году
Л. Я. Гинзбург, заметив, что <?нельзя шутить культурой>, писала: <...Я, человек русского языка, русских вкусов и русской культуры и,
смею думать, абсолютной преданности русской культуре, именую себя в анкетах еврейкой - все это не заботясь о тонкостях различия
между расой, национальностью, гражданством и вероисповеданием>[1].
В 60-70-е годы мы с мужем часто навещали в Риге подругу его школьных лет. Женщина редкой доброты, она едва знала латышский язык, что
не мешало ей быть в самых лучших отношениях со всеми соседями-латышами, которые примерно на том же уровне объяснялись по-русски. Я
вспомнила о ней в связи с протестами русского населения против введения латышского языка в школах как основного языка обучения. Как
известно, президент Латвии заявила, что проблемой является именно многочисленность русскоговорящих в Латвии - их примерно 30
процентов. Вот если бы их было девять процентов - то в порядке вещей было бы объявить их меньшинством и наделить соответствующими
правами.
В Латвии русскоговорящие школьники - это уже внуки нашей знакомой, т. е. третье или - в крайнем случае - второе поколение местных
жителей. Составляя вместе со своими родителями и дедами 30 процентов населения, они отныне вообще не смогут обойти вопрос своей
этнической идентификации. Это ли не самый верный способ понизить уровень толерантности в обществе?
Сверхценный смысл этноидентичность обретает из-за отсутствия иной почвы под ногами, нежели та, к которой нас отсылает формула <?кровь
и почва>. Самое время напомнить об этом.
[1] Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 393.
==========
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=852
Наши <?Отверженные> - кто они?
Ревекка Фрумкина
Наталья Тихонова. Феномен городской бедности в современной России. М.: Летний сад, 2003. 408 с.
Можно ли назвать бедной семью российских горожан, где есть холодильник, цветной телевизор, стиральная машина, домик на <?шести
сотках> и даже старенький автомобиль с прицепом? Оказывается, можно - и притом именно бедной и даже почти нищей, а не просто
малообеспеченной. Потому что в огромном числе случаев это имущество было нажито до реформ начала 90-х, а с тех пор в обычной семье
подрастали дети, болели старики, люди теряли сбережения и работу, мелкий бизнес терпел крах, останавливались градообразующие
предприятия, ветшало жилье, обучение становилось платным, а лекарства недоступно дорогими.
Бедность в России была всегда, как, впрочем, она была и есть в любой стране мира. Но кто эти бедные? По данным Госкомстата за
последние десять лет к бедным в России следует отнести примерно 30 миллионов человек. Это примерно каждый пятый из нас. Однако если
бедных так много, то подобная группа не может быть однородна, даже если рассматривать только городских жителей.
Поэтому так важно понять, кого следует считать бедным и какая вообще бывает бедность в нынешней пореформенной России. Книга
известного социолога Н. Е. Тихоновой позволяет получить ответы на некоторые из этих вопросов. Хотя перед нами научный труд,
выполненный по всем правилам (таблицы, ссылки, подробное описание методик), одновременно это очень живой и внятный текст,
ориентированный на всех, кто хочет знать больше о нас самих.
В книге три основных раздела и приложение, куда вынесены описания использованных автором способов построения индексов и прочий
научный инструментарий. Первый раздел посвящен бедности в условиях современного российского города и анализу феномена так называемой
<?социальной эксклюзии>. Тема второго раздела - гендерные особенности российской бедности и описание женских стратегий выживания.
Третий раздел - <?Городская бедность в лицах и судьбах> - содержит 14 семейных историй, записанных в Москве и в Воронеже со слов как
<?новых> бедных, так и <?старых> бедных. По моим впечатлениям, едва ли найдется читатель, которого эти невыдуманные рассказы оставят
равнодушным. Мне они показались много более содержательными, чем потуги современных беллетристов рассказать <?историю наших
бедствий>.
Сужение предмета исследования до изучения бедности именно и только в российских городах оправдано тем, что городская и сельская
бедность в России - это принципиально разные виды испытываемых нашими согражданами лишений. На селе - хорошая экология, относительно
нормальное питание при отсутствии <?живых> денег и невозможности реализации потребностей в досуге. В городе - плохая экология,
экономия прежде всего на питании при наличии <?живых> денег, пусть в заведомо недостаточном количестве.
Малообеспеченность, бедность, нищета - понятия в российских условиях столь же относительные, как <?нормальная> обеспеченность, тем
более что в высшей степени относительным является и понятие богатства. Вот уж поистине <?у одних щи жидки, а у других - жемчуг
мелок>. К тому же российские регионы резко отличаются по всем возможным параметрам, связанным с доходами, ценами и рынком труда.
Так, в Воронеже в начале 2002 года среднемесячный душевой доход в 2 500 рублей позволял жить, ни в чем существенном себе не
отказывая, тогда как в Москве на ту же сумму не удалось бы свести концы с концами.
Тем самым для России особенно важно то, что современная социология предпочитает оценивать бедность в рамках относительного подхода,
т. е. не по численно измеряемым доходам, а по реальным лишениям (видам депривации), которые испытывает данное домохозяйство.
Официальный прожиточный минимум, как показано Н. Е. Тихоновой, населением вообще не рассматривается в качестве скольконибудь
содержательного показателя. Видимо, он им и не является. По данным ВЦИОМ, реальная черта бедности в полтора раза ниже уровня
прожиточного минимума, причем обычно величина <?нормального> (с точки зрения граждан) дохода превосходит прожиточный минимум
настолько же, насколько прожиточный минимум превосходит бедность.
Итак, что такое бедность с точки зрения ее субъектов?
Прежде всего, это невозможность нормально питаться, покупать одежду и обувь даже при острой необходимости, недоступность платного
медицинского обслуживания и невозможность дать детям образование. <?Бедность - это когда все деньги идут на физиологическое
выживание> - типичный ответ, полученный в открытом интервью. При этом наличие в семье несовершеннолетних детей резко увеличивает
шанс стать бедным, а респонденты с высшим образованием намного острее переживают лишение доступа к привычным для них атрибутам
культурной жизни - таким как подписка на журналы, покупка книг, посещение театра.
Стоит отметить, что если наличие в семье цветного телевизора и тому подобных дорогостоящих предметов домашнего имущества еще ни о
чем не говорит, то отсутствие телевизора несомненно свидетельствует о глубокой нищете. Вместе с тем в России продолжает оставаться
весомым фактором включенность семьи в неформальные социальные сети, обеспечивающие взаимопомощь куда более эффективно, чем
государственная социальная политика. Люди систематически передают знакомым уже не новые, но исправные холодильники, телевизоры,
компьютеры, не говоря уже о детских вещах и поношенной, но еще пригодной для использования одежде.
Интересно отметить, что хотя безвозмездная передача имущества практикуется очень широко, но касается она в большей мере семей
малообеспеченных, нежели бедных и нищих. Причина в том, что по мере понижения уровня жизни домохозяйства постепенно меняется и его
круг общения. Бедные постепенно начинают общаться преимущественно с такими же бедными, как они сами.
По данным, приводимым Н. Е. Тихоновой, российская бедность мало похожа на бедность европейскую. В Европе быть бедным или вращаться в
среде откровенно бедных - стыдно; в России - <?бедность не порок, а несчастье>.
В России в качестве причин бедности наряду с длительной безработицей респонденты называют <?невыплаты зарплаты и задержки пенсий> -
последнего в Европе по понятным причинам нет. Если в России в семье с двумя работающими и одним иждивенцем один из работавших ушел
на пенсию, то семья уже переходит в разряд малообеспеченных. В такой семье отказываются от услуг парикмахерской и химчистки, чинят
одежду сами, пока она совершенно не развалится, но при этом постоянно ощущают хрупкость своего положения и необходимость суровой
экономии на всем, включая лекарства, фрукты, междугородние звонки родственникам и подарки друг другу.
Особый интерес представляет предложенный Н. Е. Тихоновой анализ феномена социальной эксклюзии, основанный на многолетних
исследованиях, проведенных в России совместно с западными социологами, где комбинировались опросы и свободные интервью. Автор
учитывал также и данные изучения социальной эксклюзии в рамках общеевропейского проекта
.
Сам феномен социальной эксклюзии изучается западными социологами уже лет тридцать, но, по существу, Н. Е. Тихонова - первая, кто
пытается сделать это понятие инструментальным для изучения российской реальности. Автор отмечает, что довольно трудно подобрать для
данного концепта хороший русский перевод: видимо, можно было бы говорить об <?отверженных> в том смысле, в каком это слово
употребляется в общеизвестном русском переводе романа Гюго.
Социальная эксклюзия - не состояние, а процесс сползания в безвыходность, бесперспективную бедность, сопровождающийся разрывом
социальных связей. Это сравнительно новый для России феномен. Но ведь современные российские <?бедные> - причем как <?старые>, так и
<?новые> - существенно отличаются от прежних, <?советских> бедных хотя бы потому, что массовая безработица, <?обнуление> сбережений,
разорение мелкого бизнеса и крайне низкие зарплаты бюджетников - все это новые для России факторы.
Разработанные автором шкалы, включавшие сугубо психологические, а не только экономические характеристики, оказались эффективным
инструментом дифференциации <?бедных> от <?отверженных>. Можно быть бедным, но нельзя оставаться им сколь угодно долго, поскольку
тогда сползание в <?отверженность> почти неизбежно - прежде всего из-за истощения психологического ресурса.
Если нет ощущения, что <?дела в целом удаются>, если за год наблюдений положение в данном домохозяйстве не изменилось к лучшему, если
люди постоянно чувствуют невозможность повлиять на происходящее и склонны считать себя жертвами несправед
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 23:40:53 |
Леонид Поляков: "аутентичными консерваторами в России являются (пока) Егор Гайдар, Анатолий Чубайс и Сергей Кириенко" (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=848
Пять парадоксов российского консерватизма
Леонид Поляков
Нереальная возможность или невозможная реальность?
В вековом споре о том, что является ключом к пониманию России, постоянно повторяется одна и та же методологическая ошибка. Россию
пытаются идентифицировать то как аутентично православную цивилизацию, то как некое воплощение коммунистической левизны, то как
амальгаму <?европейской> и <?азиатской> цивилизаций. Основной недостаток всех этих попыток заключается в том, что они представляют
собой процедуру наложения на исторический субъект - <?Россию> - содержательных и при этом импортированных определений. Процедура
основывается на презумпции отсутствия имманентной содержательности определяемого субъекта. Ошибка процедуры дает некорректный
результат: познание России действительно превратилось в <?бесконечный тупик>[1], в котором толкутся и сталкиваются все те же
взаимоисключающие версии.
Выход из тупика очевиден - коль скоро в него ведет <?содержательность> как таковая, то стоит попробовать иной путь. Не импортировать
идентифицирующие определения, а проследить, как идентичность складывается изнутри. Но при этом действуя, опять-таки, не посредством
содержательных определений, а пытаясь найти некий формообразующий механизм, своего рода алгоритм воспроизводства России в
историческом процессе.
В этом поиске необходимо ввести временные ограничения. Я не готов строить дискурс о <?тысячелетней России> и искать ее универсальную
трансисторическую (<?предвечную>) идентичность. Мне представляется, что о российской идентичности можно рассуждать с некоторой
основательностью только на материале новой истории, т. е. анализируя период с начала XVII века - время выхода из прежней автаркии,
активной вестернизации и, как следствие, всесторонней модернизации. В этом процессе можно a priori предположить наличие <?сил
сопротивления>, которые находят новое воплощение на каждом очередном этапе модернизационного процесса. Не важно, как они назывались.
Важно то, что именно в этих силах сопротивления рельефнее всего и выявлялась искомая российская идентичность. И опять: здесь важно
не конкретное проявление сопротивления модернизации в данный момент, а сопротивление как таковое. Как бессодержательная форма,
готовая принять все, что удерживает идентичность. Как нечто самовоспроизводящееся и потому образующее константу российской
идентичности.
На мой взгляд, консерватизм как общие скобки для <?сил сопротивления> и есть ключ к пониманию России: ее исторической судьбы, ее
способа движения в истории и, как это ни парадоксально, - ее будущего. От консерватизма обычно менее всего ожидают забот о будущем.
Но, на мой взгляд, - и это вводный парадокс - будущее России сегодня определяется тем, каким будет российский консерватизм. И
насколько эффективно этот консерватизм, сложившийся партийно, осмысленный идеологически, действительно заработает в политическом
процессе в ближайшем будущем.
Этот парадокс служит естественным введением в тему, поскольку сам объект размышления представляет собой набор парадоксов.
Парадоксальность, т. е. <?возлесмыслие> российского консерватизма, предполагает нечто, воплощающее аутентичный смысл. Действительно,
в ходе анализа в качестве такой <?аутентичности> мне придется привлекать в определенном смысле <?образцовый> западноевропейский
консерватизм.
===================================
1
При взгляде на российский консерватизм в длительной исторической ретроспективе (начиная, скажем, с Карамзина и по сегодняшний день)
легко заметить, что консерватизм в России - это традиционно устремленность к власти. Разумеется, всякая политическая сила потому и
политическая, что предметом ее действий и целью ее деятельности является власть. Но этот общетеоретический принцип в применении к
российским консерваторам обычно прочитывается следующим образом: быть как можно ближе к власти[2]. Казалось бы, это настолько
нормально и настолько по-британски, что невольно вспоминается Бенджамин Дизраэли и его знаменитое определение партии тори
(британских консерваторов) как <?партии, естественным образом правящей>. Однако применительно к России это определение Дизраэли
оказывается неработающим.
Дизраэли имел в виду всю традицию неписаной Британской конституции. А в этой традиции партия, которая старше тех устоев
(институтов), которые она защищает и поддерживает, оказывается первее, ближе к первоначалу - к принципу правления. То есть ее
претензия на власть оказывается <?естественнее>. Скажем, современники Дизраэли и его оппоненты (уже не классические виги эпохи
Эдмунда Бёрка, а их наследники, <?новые виги>), британские либералы XIX века, были менее <?естественной> партией власти, потому что
это была партия реформ.
На мой взгляд, эта игра, эта динамика понятий и это смысловое богатство термина <?естественная партия власти> по отношению к
российским консерваторам не применимы в силу следующего обстоятельства. В России с середины XVII века[3] начинает действовать очень
своеобразный механизм, характерный для подавляющего большинства стран и регионов, за исключением Великобритании и Соединенных Штатов
Америки. Особенность его в том, что главным действующим лицом модернизации, т. е. тотальной социальной, экономической, политической
и религиозной реформ является по большей части, а в российском случае можно сказать исключительно - <?власть>.
Поэтому первый парадокс нашего консерватизма заключается в следующем. Российские консерваторы, будучи особым, <?интимным> образом
приближены к власти или стараясь <?интимным> образом приблизиться к ней всегда и при любых обстоятельствах[4], на самом деле
выступали апологетами реформистской и даже в некоторых случаях радикал-революционной власти.
Знаменитое герценовское определение Петра Великого - <?революционер на троне> - приложимо практически ко всем российским императорам.
Петровское время может показаться исключительным и нетипичным. Но если приглядеться повнимательнее даже к самым благополучным и
спокойным временам российской истории, например периоду правления императрицы Екатерины Великой, нельзя не поразиться грандиозности
институциональных реформ, которые она предлагала и довольно настойчиво пыталась проводить в жизнь. Я имею в виду даже не молодую
Екатерину, которая в 1760-е годы только еще осваивалась после убийства собственного мужа императора Петра III, должна была тратить
много усилий, дабы вознаградить тех, кто стал на ее сторону, и российское дворянство в целом. Если внимательно присмотеться к
деяниям <?поздней> Екатерины - 80-х или даже 90-х годов, то и здесь мы видим, как активно и последовательно вводился новый
институциональный дизайн, или порядок устройства. Не власти (от этого Екатерина, в общем-то, достаточно мудро оберегала свой трон,
поэтому-то А. Н. Радищеву и досталось ее определение - <?бунтовщик хуже Пугачева>), а всего социума. Знаменитая реформа городского
устроения, введение различных разрядов горожан и т. д. и т. п. То есть весь русский быт, вся русская жизнь - и сельская, и
городская - подвергались основательному реформированию, даже более радикальному (эффективному или нет - другой вопрос), нежели в
любое послепетровское царствование. Впрочем, радикализм реформ во времена самодержавия Романовых проявлялся в самом факте
постоянного реформирования.
В России этот феномен радикально реформирующей власти - явление постоянное. Совсем недавно, во времена <?перестройки>, с легкой руки
Натана Эйдельмана, стали говорить о <?революциях сверху>. Это и есть реальность российской модернизации: власть как перводвигатель и
постоянный движитель. Она не первотолчок - в европейском, так сказать, <?деистическом> смысле. В российском случае торжествует
буквально и последовательно <?креационистская> логика: власть воспринимается как <?видимая> рука Бога и Царя, которая действует
беспрерывно и повсюду.
Кульминация этого политического <?креационизма> наблюдается в царствование Николая I. Тогда вообще ничто не могло двинуться без
разрешения императора. Каралось не инакомыслие, каралось само помышление о действии, независимом от государя. Инакомыслия как
такового не было. В этом смысле методологически неточно рассматривать Николаевскую эпоху как аналог наших страшных тридцатых годов.
Николай утверждал свое исключительное право на действие, на любые реформы, Сталин же уничтожал конкурентов, предлагавших иные (в
пределе - альтернативные, как было в случае Троцкого) проекты развития страны.
Для Николая не существовало принципа инакомыслия как такового. Он готов был принять все с одним ограничением - нельзя было
предлагать то, что покушалось на принцип самодержавия, будь то конституция или заговор. Это очень важный момент в первом парадоксе,
открывающем целую анфиладу парадоксов, связанных с российским консерватизмом. Российские консерваторы уповают на власть, пребывающую
в беспрерывном реформировании, и интуитивно оказываются правы в этом выборе. Ибо получается, что именно такая власть в России и
есть - парадоксальным образом - единственный стабильный институт.
Из этого понимания и родилась знаменитая карамзинская записка 1811 года <?О древней и новой России:>. В ней выражена основная идея
русского консервативного мировоззрения - не трогать ни в коем случае саму власть в той форме, в которой она исторически сложилась,
т. е. в форме неограниченной монархии. Характерно, что это предупреждение обращено напрямую к самому самодержцу, в котором Карамзин
усматривает мудрую силу, способную если не <?обустраивать>, то, во всяком случае, <?оберегать> Россию.
Эта традиция российского консерватизма полагаться на самодержавную и, в то же время, реформаторскую власть есть то, что в принципе
невозможно для консерватора на Западе. Отчасти потому, что сама природа западной власти иная. Отчасти по иным причинам.
Сравнительное исследование на эту тему имело бы самостоятельную ценность, но в рамках этой статьи мне хотелось бы обосновать
релевантность наблюдений относительно российского консерватизма, сделанных в XIX веке, по отношению к нашему, постсоветскому
времени.
Наша страна переживает превращение в нечто современное - с иной культурой, экономикой, государством, обществом. Модернизация,
начавшаяся 350 лет назад, продолжается и самим фактом своего продолжения превращает нашу историю последних трех веков в относительно
гомогенное явление. Эта гомогенность должна распространяться и на консервативную <?традицию>[5] в России. Вспомним, что происходило с
нашими так называемыми консерваторами последнего десятилетия истекшего XX века. В 1993 году создается <?Российская партия единства и
согласия> во главе с одним из ельцинских фаворитов, вице-премьером Сергеем Шахраем. Эта партия позиционирует себя как
консервативная[6] и с нуля набирает около семи процентов голосов избирателей. Через два года Шахрай теряет свои позиции <?при дворе>
и после выборов 1995 года партия ПРЕС исчезает с российской политической сцены.
Но тогда же, в 1995 году, возник <?Наш дом - Россия>, на этот раз уже во главе с премьер-министром Виктором Черномырдиным, с
очередной консервативной платформой. Чем все кончилось в 1999 году - тоже известно. Ни НДР, ни Виктора Черномырдина как лидера
российского консерватизма, ни Владимира Рыжкова как главного идеолога российского консерватизма: Зато организовалось <?Единство>, в
программе которого в разделе <?Политический манифест> прямо провозглашается: <?Мы - за стабильность, консерватизм, за поступательное,
эволюционное развитие>.
Эта эстафета <?партий власти> последнего десятилетия ясно и четко иллюстрирует самую фундаментальную особенность российского
консерватизма - его первый парадокс: консерваторы постоянно тяготеют к власти, которая непрерывно Россию реформирует, ибо всякая
остановка на пути реформаторства, модернизации (т. е. обновления) не просто останавливает страну, но отбрасывает ее назад. Россия
уже почти четыре века как бы <?соревнуется> с Западом, ее элита постоянно сопоставляет свою страну со странами <?передовыми>,
<?развитыми>, <?прогрессивными>, <?цивилизованными> (набор определений можно продолжить). Прессинг перемен неотступен, и бремя перемен
вынуждена брать на себя власть.
Консерватизм в России не может повторять западный путь, поскольку механизм модернизации Запада иной. Ведь это не Запад
<?ориентализировался>, а весь евразийский континент вестернизировался, и продолжается это до сих пор. Западный консерватизм
(британский в особенности) всегда успевал перекрыть дорогу чересчур радикальным проектам реформ, становясь либо <?правящей партией>,
либо <?оппозицией Ее Величества>, способной, по крайней мере, основательно смягчить любой радикализм. Российский консерватизм,
пытаясь работать в жанре <?сил сопротивления> радикальным (и не очень) переменам, был вынужден поддерживать власть, являвшуюся
источником всяких перемен.
==============================
2
Из этого вытекает второй парадокс российского консерватизма, для лучшего понимания которого стоит вернуться в XVI век. До начала
модернизации существовало единое самосознание Московской Руси - все верили и думали, можно сказать, одинаково. Самосознание в
Московской Руси выстраивалось в противостоянии католической <?латинской ереси> на фоне упадка Византии и торжества наступающего
ислама. И никак иначе, кроме как самосознание богоспасаемого царства, или третьего Рима, московское самосознание сложиться не могло.
Это было нормально, естественно и правильно. Было бы дико, неестественно и неправильно, если бы люди, видящие, что все вокруг гибнет
и покоряется иноверцам и что лишь православная Москва живет и процветает, - чтобы эти люди не были преданы своей вере, которая
спасает и охраняет их.
Но после раскола, после покушения на сакральную суть Московской Руси - ее церковные ритуалы, российский консерватизм неизбежно
оказывался в тени консерватизма западного. Говоря о консерватизме применительно к той ситуации, я не имею в виду
раскольников-старообрядцев. Случай тотального ухода и тотального протеста русских раскольников во главе с протопопом Аввакумом
представляет собой одну из разновидностей контркультурных движений, ориентированных на полный разрыв с государством и властью. Но в
сохраняемой, сохранившейся России тот консерватизм, который только и мог появиться, обязательно выступал в тени консерватизма
западного. Я не буду вдаваться в споры о том, как следует понимать консерватизм. Как некую вечную мыслительную и практическую
установку, которую можно найти везде - от Конфуция и Будды до майя, ацтеков и сегодняшней России. Или как специфическое
новоевропейское явление, вызванное событиями французской революции 1789 года.
Я лишь отмечу, что расцвет европейского консерватизма пришелся на постреволюционную эпоху - конец XVIII, начало и вторую половину
XIX веков. В это время (в 1790 году) Эдмунд Бёрк пишет свою знаменитую книгу <?Размышления о революции во Франции>, а затем (в
1796-1797 годах) - незаконченный цикл <?Писем о мире с цареубийцами>. В это же время появляются работы Жозефа де Местра (подданного
Савойского княжества, посланника королевства Сардинии в Петербурге). Конец XVIII века - это утверждение американской версии
консерватизма, зафиксированной в сборнике , а затем и в самой Конституции Соединенных Штатов. Каково же
отличие западного консерватизма от российского и что парадоксального здесь можно найти?
Европейский консерватизм - это достаточно ясный ответ на то, что часть европейского общества сотворила с традиционной европейской
властью (так называемым <?старым режимом>). Ответ определенных социальных групп, которые выделяет Карл Манхейм в своем эссе
<?Консервативная мысль>. Это - феодальная знать, крестьянские слои, часть горожан, ранее принадлежавших традиционному цеховому
корпоративному устройству и потерявшихся в новом мире. Каждая из этих групп в консерватизме находит интеллектуальный, политический,
идеологический и психологический ответ на деяния нового политического актора - третьего сословия. Эдмунд Бёрк дал этим группам свое
название - средние классы. Это не тот middle class, который сегодня существует в Америке, и не тот <?средний класс>, об отсутствии
которого столь много говорят сегодня в России, - это именно средние классы, иначе говоря, различные общественные группы, стоящие
между <?знатью> и <?чернью>.
Социальные слои и группы, пострадавшие в результате действий третьего сословия, или средних классов, и сформулировали, по мнению
Манхейма, свой ответ в виде консерватизма. Динамика этого процесса такова: средние классы атакуют власть, захватывают ее или
модифицируют, или формулируют свои претензии в отношении власти. А другая часть общества борется с этими группами за свое право быть
у власти или за свое право на определенный образ власти. Борьба между социальными группами по поводу образа власти и типа власти -
вот ситуация, в которой расцветает европейский консерватизм. Ее можно описать как игру (борьбу) общественных сил, из которой, как
конечный результат, рождается власть.
В России же все происходит совершенно иначе. Не часть общества атакует власть, захватывает ее и превращает в инструмент реализации
собственных интересов, соотносимых с интересами других общественных групп, а власть сама избирает участки общества, в которые
вторгается, модифицирует, реформирует, а иногда и просто уничтожает. Примером может служить длительная, бессмысленная, бесплодная и
вредная борьба самодержавия с расколом. Говоря выразительным современным жаргоном, российская власть только и делает, что
периодически <?наезжает> на определенную часть общества либо на общество в целом. Что же выпадает на долю российских консерваторов в
этой ситуации? Увы, они должны поддерживать власть в ее реформаторской <?войне> с <?обществом>. Кажется, именно к этому в конце концов
пришел Пушкин, назвавший правительство (не николаевское, но вообще российское) <?единственным европейцем в России>.
Таким образом, получается второй парадокс. Консерваторы, интимно связанные с властью, для которых <?государственничество> должно бы
быть имманентным способом самоопределения, в России оказываются апологетами государства, в своей основе противоположного западному.
Европейское государство - это пространство, на котором представлены различные корпоративные интересы, за которое борются различные
социальные группы. Публичное пространство - вот что такое европейское государство. И в рамках этой публичной борьбы за власть
европейский консерватор оказывается <?естественным> консерватором в том смысле, что он всегда за медленное, спокойное, органичное
реформирование[7].
В России же государство выстраивает себя не как публичное пространство, в котором представлены все общественные интересы, а как
некий уникальный институт, введенный императором Петром Великим, - институт бюрократии. Система управления <?обществом> посредством
российской бюрократии (а если правильно переводить - столоначальничества) и представляла собой русское государство. Конечно, ничего
российско-самобытного в институте бюрократии нет. Это - западное изобретение, взятое Петром из практики управления королевством
Швеция. Но, при наличии собственной бюрократии, европейские консерваторы в лице Гегеля выработали свой ответ на деяния третьего
сословия и на идеал республики. Согласно Гегелю, конституционная монархия, т. е. представительное правление, есть идеальная форма
государства. А государство есть торжество нравственной идеи на земле. Значит, нравственная идея на земле должна являться в форме
конституционной монархии. И это точный консервативный ответ на французскую революцию: провозглашение идеала представительного
правления с монархом во главе.
Но как этот идеал государственного устройства мог быть внедрен в российский контекст? Российское государство не строилось как
публичное пространство, и поэтому в нем не представительствовали сословия и корпорации для того, чтобы выразить свои интересы и
добиваться от государя их сбалансирования. Эта сбалансированность вообще может быть лишь временной - сегодня одна партия у власти,
завтра другая. Поэтому власть нуждается в двухпартийной (как минимум) системе. А российское государство строится как
представительство себя, своей собственной (самодержавной) власти, в лице корпуса столоначальников, перед народом.
Строго говоря, исторически у нас было, есть и остается представительное правление. Чиновники представляют власть перед народом. Не
представительный орган, как это устроено в Европе, представляет народ перед высшей властью короля (или президента), а чиновники от
имени верховной власти, прикрываясь ее авторитетом, представительствуют эту власть перед народом. Тогда и возникает вопрос: а что же
в этой ситуации делать российскому консерватору, если он до конца и полностью не отожествляет себя с чиновничеством? Если такого
отождествления не происходит, то российский консерватор парадоксальным образом превращается в диссидента.
Вся трагедия российского консерватизма XIX и начала XX века выражается в его беспрерывном девиантном поведении. Консерваторы
превращались в инакомыслящих, потому что основное недовольство российских консерваторов направлялось именно на неэффективную или
чересчур <?реформаторскую> бюрократию. Ведь Карамзин свою вышеупомянутую <?Записку> написал против М. М. Сперанского - высшего
чиновника при Александре, секретаря Государственного совета, проект которого Сперанский разработал и воплотил в жизнь в 1810 году.
Уже этот пример красноречив: Карамзин, отец-основатель российского консерватизма, бьет в самое сердце власти! И успешно. Он добился
того, что Сперанский попал в опалу, хотя и избежал более сурового наказания. Карьера бюрократа-реформатора при Александре I
оказалась сломанной, а вместе с ней не состоялась и та позитивная реформа российского чиновничества, которую планировал осуществить
Сперанский.
И весь XIX век прошел в этой контрпродуктивной борьбе. Государство в лице чиновников пыталось реформировать общество, а русские
консерваторы в лице своих самых выдающихся представителей (таких как Константин Леонтьев, Федор Достоевский, Лев Тихомиров) пытались
одновременно и встать на сторону <?власти> против <?либералов>, и обличить эту же самую власть за ее оторванность от русской жизни.
Читая русских консерваторов, мы обнаруживаем одно и то же: беспрерывное сожаление по поводу либо нерусской политики русских
чиновников, либо вообще их непонимания, что такое Россия. Либо указания на вредоносные последствия самого существования
чиновничества как <?стены>, отделяющей государя от народа.
Вот в этом и заключается парадокс. Западноевропейский консерватор - это естественный, так сказать, государственник лишь потому, что
может существовать только в государстве. Только через государство, в этом публичном пространстве он представляет свои интересы и
умело отстаивает их, оказываясь у власти чаще (например, в Британии), чем остальные партии. Ибо государство - его стихия. А что
делать русскому консерватору, который в этой ситуации модернизирующего, реформирующего и атакующего общество государства вынужден
проклинать государственную систему, стержень которой - чиновничий аппарат?!
Этот трагизм российского консерватизма великолепно выразил Александр Герцен еще в 1867 году. Он написал тогда: <?Нельзя говорить
серьезно о консерватизме в России. Даже самое слово это не существовало до освобождения крестьян. Мы можем стоять, не трогаясь с
места, подобно святому столпнику, или же пятиться назад подобно раку, но мы не можем быть консерваторами, ибо нам нечего хранить.
Разностильное здание, без архитектора, без единства, без корней, без принципов, разнородное и полное противоречий. Гражданский
лагерь, военная канцелярия, осадное положение в мирное время, смесь реакции и революции, готовая и продолжаться долго и назавтра же
превратиться в развалины>[8].
=======================================
3
Третий парадокс, характеризующий российский консерватизм, следует из первых двух. Здесь необходимо обратиться к знаменитому
определению консерватизма как <?институциональной идеологии>[9]. Институты, говоря по-русски, есть некие установления, договоры,
договоренности и оформляющие эти договоренности учреждения - набор правил, иерархия тех, кто эти правила соблюдает и защищает. Можно
сказать так: институты - это способы взаимодействия людей, освоенные ими самими. Знаменитый пример - не нужно прокладывать
асфальтовые дорожки в парке, пока вы не увидите, как люди ходят ближайшим и удобным для них путем.
Консерватизм и есть идеология, функция которой защищать эти естественно, органично, путем свободного взаимодействия людей
сложившиеся институты. То есть, говоря бытовым языком, защищать удобства человеческой жизни. Это естественное, органичное вырастание
институтов есть предпосылка возникновения консервативной идеологии, без чего никакого консерватизма в принципе не может быть.
Карамзин дает самый краткий и самый консервативный ответ на вопрос, почему нужно защищать институты. Потому что они существуют
давно. Хорош порядок не потому, что он хорош умозрительно и кто-то постоянно доказывает это, а потому, что никто не сомневается в
нем.
Кстати, в русском слове <?порядок> заложена некая предыстория свободного выбора и соглашения. Ведь договор по-русски еще обозначался
словом <?ряд> (отсюда и <?рядиться>, т. е. разговаривать, обсуждать). Это не руссоистский умозрительный договор, заключенный между
абстрактными - свободными и наделенными благой человеческой природой - людьми, а некий <?ряд> о чем-то конкретном: жить вот так,
ходить этим путем, и не более того. Тайная сила порядка и крепость институтов в том и состоит, что так заведено, так положено, так
принято и никем это не подвергается сомнению. Единственная легитимность, т. е. общепринятость, бесспорность существующего - это его
давность. И более - с точки зрения консерватора - ничего.
Но если это так, то возникает вопрос, о какой давности существующего, о какой институциональной основе консерватизма в России можно
говорить, если мы знаем, что задача власти здесь - беспрерывное изменение? Причем чем глубже, тем лучше, чем тотальнее, тем
эффективнее. Институты не успевают складываться, институты есть то, что проектируется и внедряется каждый раз заново, это
придумываемое и учреждаемое <?властью> нечто, называющееся <?учреждением>, т. е. корпус чиновников. При таком раскладе русский
консерватизм как институциональная идеология, защищающая русскую общественную жизнь, сложившуюся так, как ей удобно, - принципиально
невозможен.
В этом третьем парадоксе содержится указание на тесную связь проблемы российского консерватизма и проблемы будущего. Сравним нашу
ситуацию с западной. Запад имеет отлаженный и понятный механизм формирования консервативной идеологии, консервативной партии и не
нуждается в том, чтобы под новые выборы создавать новый НДР. Напрашивается вывод, что основой стабильности Запада и секретом его
силы по отношению к остальным культурам является именно это: Запад - единственная культура, которая сумела внутри себя выработать
консерватизм как постоянно действующую силу. Сила Запада в том, что он консервативен. И тогда другие политические идеологии, которые
подвергают существующий порядок сомнению (степень сомнения важна, именно она создает либерализм, социализм, фашизм, коммунизм,
анархизм), можно понять как временные отходы от консервативной установки на удержание порядка. Все это можно описать и как
реализацию свободы, заложенной в западном типе политии, как жизнеобеспечивающую флуктуацию - освобождение нового пространства для
новых политических масс.
Так происходит естественная демократизация общества. Не государства, не чиновничества, а именно общества. Например, движение
суфражисток, борющихся за право голоса для женщин. Появляется новый контингент имеющих право участвовать в выборах власти, и именно
это называется демократией. Запад демократизируется постепенно, как бы допуская мутацию своих устоев (институтов). И такие
<?допуски> - либерализация, социализация и в каком-то смысле даже анархизация - есть просто контролируемые флуктуации исходного
консервативного ядра.
Для большей наглядности можно использовать такую метафору. Всякий организм болеет, даже сам по себе рост можно рассматривать как
болезнь. Но и здоровый, уже выросший организм болеет. Либерализм, социализм и анархизм для Запада - это просто некие простуды. Запад
консервативным был, есть и будет, пока он Запад. Он просто периодически <?чихает>. Но когда Запад <?чихает> либерализмом, социализмом
и анархизмом, весь остальной мир загибается от революционной <?чахотки>, потому что у него нет консервативного иммунитета. Либерализм
воспринимают всерьез, как последнее прозрение в сущность человеческого сообщества. Социализм - как <?руководство к действию>. А
коммунизм (он же анархизм) - как обещание <?рая на земле>. Чего только стоит беспрерывная квазиинтеллектуальная толкотня вокруг
понятия <?гражданское общество> как некой альтернативы власти и государству?[10]
Это, на мой взгляд, и есть третий парадокс. Консерватизм в России как институциональная идеология, как идеология, нацеленная на
охранение устоев, - невозможен. Власть, ориентированная на постоянное пересоздание <?устоев> (или, как в царствование последнего
государя из династии Романовых, - на охранение фантомов), можно сказать, <?обесточивает> российский консерватизм, лишает его
творческой (ибо сохранение требует большего творчества, нежели <?социальное изобретательство>) энергетики. И даже - социальной почвы.
Это обстоятельство проницательно отметил еще в 1912 году С. Н. Булгаков. Наблюдая выборы в Государственную думу в одной из
российских губерний, он писал: <?Величайшее несчастье русской политической жизни, что в ней нет и не может образоваться подлинного
(<?английского>) консерватизма: таким мог бы сделаться настоящий, не каучуковый, но идейный октябризм, и явный провал октябризма,
которому многие теперь радуются, есть ясный симптом, что для октябризма еще недозрела наша политическая культура, которая
предъявляет спрос только или на сервильность, или слепой революционизм>[11].
======================================
4
Теперь можно перейти к четвертому парадоксу. И здесь важно припомнить тонкое различение, которое проводит Манхейм между
консерватизмом и традиционализмом. При этом существенно то, что без традиционализма консерватизм невозможен. Нет фатальной
предопределенности превращения традиционализма (даже на Западе) в консервативную политическую идеологию, но этот латентный
традиционализм как условие превращения должен присутствовать в самой социальной ткани.
Исследуем с этой точки зрения традиционализм в русском модернизирующемся социуме. Традиционализм означает веру в то, что основой
бытия является мой <?малый мир>, мое маленькое пространство, моя семья, мой дом, моя улица, - то, что по-английски называется
"neighborhood", а по-русски <?соседство>, <?ближайшая округа>. Этот маленький мир, который создается моим трудом, который есть моя
собственность, в британском варианте выступает как <?моя крепость>.
У нас в России есть понятие <?малой родины>. Вот эта малая родина и есть питательная почва для традиционализма. Но в нашем российском
политическом пространстве она постоянно подвергается нашествию различных тотальных мегапроектов. Ведь власть в России (до сих пор не
ставшая тем публичным пространством, где договариваются общественные, а не исключительно частные интересы) постоянно вынуждена
оправдывать себя в глазах общества с помощью различных <?великих починов> (например, <?Москва - третий Рим> - в XV-XVI веках). Не
случайно Петр Великий играл с идеей <?Москва - первый Рим> (только настоящий Рим, не католический), а через 150 лет после этого
Константин Леонтьев развивал теорию <?Москва - второй Рим> (т. е. Византия). Вообще все подобные <?тотальные> замыслы - <?русская
идея>, панславизм Данилевского, евразийство - те же мегапроекты, которым вынужден подчиняться мой маленький мир.
И если мне - простому человеку - скажут: твой огород стоит на пути создания славянского братства, то я, наверное, первый отвечу - да
гори он огнем! Или если мне скажут: твоя деревня (как у Распутина) мешает прогрессу, вот сейчас мы будем строить плотину, она даст
много <?лампочек Ильича>, но деревню придется затопить. <?Ну, так и слава Богу> - таковым окажется самый типичный (а не распутинский)
ответ.
Парадокс четвертый, на мой взгляд, состоит в следующем: западный консерватизм имеет питательный <?гумус>, почву в виде
традиционализма - защищенности частного, приватного пространства, которое западный человек никому не отдаст. В крайнем случае,
продаст за хорошие деньги. Ему скажут: здесь должна пройти дорога. Он ответит: хорошо, миллион долларов - и я вам этот участок
продаю. Но за этот миллион долларов он купит себе то, что он хочет, т. е. опять устроит свой малый мир. Его бульдозером никто не
свернет.
В нашей ситуации мы имеем нечто другое. То, что можно обозначить как <?нетрадиционалистский традиционализм>, т. е. готовность всегда
отказаться от своего мира ради чьего-то другого. Интеллигентский вариант этого отношения превосходно передает знаменитая скульптура
Паоло Трубецкого <?Не от мира сего>, а бытовой мещанский - блестяще обрисован в романе Федора Сологуба <?Мелкий бес>. Ардалион
Борисович Передонов есть совершенное воплощение этой пустоты на месте своего <?малого мира>. Его жизнь вся целиком в быту, а
реально - <?без быта>. Чужой дом, в котором кроме <?недотыкомки> больше ничего и нет. Этот нетрадиционалистский традиционализм
перекрывает все пути роста русскому консерватизму как политическому движению, как идеологии, как философии политики. Ему просто
нечем питаться: наверху беспрерывно <?проектирующая> власть, а внизу - безбытность. В такой ситуации не мог не сложиться <?Апофеоз
беспочвенности> Льва Шестова.
Уже через год после большевистского октябрьского переворота это вполне осознал Николай Бердяев. Никогда не причислявший себя к
консерваторам, он, тем не менее, написал: <?Несчастна судьба той страны, в которой нет здорового консерватизма, заложенного в самом
народе (т. е. того самого <?традиционализма>. - Л. П.), нет верности, нет связи с предками. Несчастлив удел народа, который не любит
своей истории и хочет начать ее с начала. Так несчастлива судьба нашей страны и нашего народа. Если консерватизм существует лишь у
власти, оторванной от народа и противоположной народу, в самом же народе его нет, то все развитие народа делается болезненным>[12].
============================================
5
И последний, пятый парадокс, заключающийся в самом вопросе: возможны ли были настоящие консерваторы в радикально менявшейся в 90-е
годы ХХ века России? На мой взгляд, такая возможность действительно реализовалась. Но если это не три издания <?партии власти>, то
кто они?
На статус действительных российских консерваторов минувшей декады есть три претендента. Один - это КПРФ. Интерпретацию российских
коммунистов как консерваторов еще в 1995 году выдвинул и изобретательно аргументировал Б. Г. Капустин в докладе <?Левый консерватизм
КПРФ и его роль в современной политике>[13]. Есть еще один претендент. Это Александр Дугин, плодовитый автор, определяющий себя как
<?традиционалиста>, <?евразийца> и <?консервативного революционера>.
По моему мнению, настоящими консерваторами в 90-е годы в России оказались именно те, кто задумал и осуществил радикальную
декоммунизацию и десоветизацию. В 1991 году Россия вышла из СССР географически, а в 1993 году политически, отменив реставрированный
Михаилом Горбачевым раннебольшевистский институт - <?Съезд народных депутатов>, венчавший всю многоуровневую систему <?Советов>. Этих
людей сначала восторженно, а затем ругательно называли (и называют даже сейчас) <?демократами>. Сами себя они, как правило,
идентифицируют в качестве <?либералов>. Но реально, т. е. функционально, в политическом пространстве они действовали именно как
консерваторы. Наверное, это прозвучит как самый парадоксальный парадокс, но аутентичными консерваторами в России являются (пока)
Егор Гайдар, Анатолий Чубайс и Сергей Кириенко, олицетворяющие собой российское реформаторство. В пользу моего тезиса я приведу
только три самых серьезных аргумента.
Во-первых, только эти люди и связанные с ними политические группы (независимо от их самоопределения) на самом деле защищали и
защищают те институты, которые сложились в результате самодеятельности народа за последние 10 лет. Последние 10 лет государство
фактически бросило свой народ. Слово <?бросило> здесь имеет по крайней мере два смысла. Государство многократно <?кидало> свой <?народ>
(не важно, так это или нет, важно, что сам <?народ> поголовно в этом убежден) и государство бросило свой <?народ> почти <?на произвол
судьбы> (опять же единственный критерий - точка зрения самого <?народа>). В итоге российские реформаторы, убрав <?советское
государство>, создали уникальную ситуацию.
Оказалось, что последние 10 лет российской модернизации - это чуть ли не единственное время, когда народ делал все, что хотел. И
выбирал кого хотел. И при этом не устраивал революцию. <?Народ> повел себя консервативно в основном потому, что <?власть> начала
возвращать то, что делает любого человека консервативным - свободу и собственность. Два дара - право свободно уехать из страны и
право на бесплатную приватизацию жилья - действительно совершили <?консервативную революцию>, но совершенно не в веймарско-дугинском
смысле. В россиянах именно благодаря деятельности ненавистных <?реформаторов> во главе с самым ненавистным Борисом Ельциным стал
зарождаться протоконсервативный традиционализм. На фоне зияющей пустоты, оставленной рухнувшими ценностями советско-имперского
гигантизма, постепенно начала обозначаться ценность <?своего>, т. е. <?малого мира>. Постсоветские россияне все меньше ощущают себя
<?сиротами империи> и все больше стараются обживать свой собственный <?мир>. Обустраивая себя, свои квартиры и дачи (а с принятием
Земельного кодекса дачные участки превратились в полноценную частную собственность), они как раз и <?обустраивают Россию>. Во многом
не так, как мечталось в 1990 году <?вермонтскому отшельнику> Александру Солженицыну. Но зато так, как умеют.
Во-вторых. Российские реформаторы сознательно провозгласили (и старательно этому принципу следуют) лимитирование государства. Тезис
о маленьком, ограниченном государстве - это фирменный знак команды Гайдара с ноября 1991 года. Такой курс был избран сознательно и
проводился (в тех случаях, когда реформаторы действительно могли что-то решать) последовательно. Это значит, что только эта группа
политических деятелей, возможно, понимает, что <?тайная> сила Запада заключается именно в его консерватизме. То есть в устроении
государства как площадки соревнующихся корпоративных интересов, как публичного пространства, а не как корпорации чиновников, которые
монополизируют право на самодеятельность народа своими регистрирующими, лицензирующими, контролирующими и всеми прочими <?органами>.
А отсюда - третий аргумент. Что означает <350 лет российской модернизации>? 350 лет российской модернизации - с Алексея Михайловича
до Владимира Владимировича - означают только одно: что мы, россияне, отчасти насильственно, отчасти бессознательно или неохотно, все
же получили свою современную историю. Мы - европейцы. Новая и, тем более, новейшая история есть только у Европы и у тех стран,
которые пошли по ее пути. Потому что модернизация проходила как вестернизация и как европеизация. И никак иначе она не могла
происходить. Вот этот эмпирический факт, что мы - европейцы, и означает, что никакой иной живой, развивающейся традиции у нас в
России просто-напросто нет. И быть консерватором в России значит воспринять наш <?европеизм> как исторический факт, если угодно - как
судьбу и единственно надежную традицию. Тогда нет нужды мучиться неразрешимым вопросом, как нам вычеркнуть 70 лет <?коммунистической
тирании>. Или, наоборот, как соединить царскую и советскую России. Для настоящего консерватора нет вопроса о прошлом как
экспериментальной (пусть хотя бы только ментальной) площадке. Оно неотменяемо есть, и вопрос лишь в том, как в сегодняшнем настоящем
обеспечить спонтанное и органичное развитие страны в будущее. Наверное - не за счет отмены 350 лет российской европеизации.
Вообще нет ничего парадоксального в том, что в российском обществе, столь долго существовавшем без аутентичного консерватизма,
осознание консервативного смысла реформаторства 90-х годов крайне затруднено. Особенно учитывая то обстоятельство, что некоторые
прозвища реформаторов (например, <?необольшевики>), данные их оппонентами в полемическом задоре, сделались устойчивыми клише. Но
самый удивительный парадокс заключается в том, что <?консервативная волна>, поднятая в 70-е британскими тори, усиленная в 80-е
американскими <?неоконсерваторами>, в 90-е накрыла рубежи советской империи, освободив простор для российского консерватизма. Этот
последний обязан числить своими родителями Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана. И эта пара кажется более естественной, нежели Карл
Маркс и Фридрих Энгельс.
=========================================
[1] Эта метафора Дмитрия Галковского представляется мне предельно точным прозаическим эквивалентом поэтической формулы - <?умом
Россию не понять:>.
[2] Сегодняшнее наше, неслыханное никогда и нигде до 1993 года, определение <?партия власти>, на мой взгляд, предельно точно выражает
эту основную интенцию российского консерватизма.
[3] На мой взгляд, именно с середины XVII века начинается российская модернизация, т. е. превращение архаичной Руси, Московской Руси
в современную культуру, или цивилизацию, или в современное государство - медленный, шедший более трех с половиной веков, процесс.
Подробнее см.: Поляков Л. В. Путь России в Современность: модернизация как деархаизация. М.: ИФРАН, 1988.
[4] И даже выступая безоговорочными апологетами принципиально неограниченной самодержавной власти, как это было в случае с
Карамзиным.
[5] Беру это слово в кавычки, поскольку, по справедливому замечанию С. Хантингтона, у консерватизма как политической идеологии
парадоксальным образом нет собственной традиции.
[6] Политолог Вячеслав Никонов опубликовал тогда первый манифест российских консерваторов.
[7] Ср. знаменитое положение Э. Бёрка: <?То государство не имеет средств к сохранению, которое не имеет средств к изменению>.
[8] Герцен А. И. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1986. С. 523.
[9] См: Samuel P. Huntington. Conservatism as an Ideology // The American Political Science Review. 1957. ? 51.
[10] Подробнее см.: Поляков Л. В. Парадокс гражданского общества в России // Кто и куда стремится вести Россию?.. М.: МВШСЭН, 2001.
С. 139-145.
[11] Булгаков С. Н. На выборах. Из дневника (1912 г.). С. Н. Булгаков. Христианский социализм. Новосибирск, 1992. С. 196.
[12] Бердяев Н. Философия неравенства. М.: ИМА-ПРЕСС, 1990. С. 122.
[13] См.: Капустин Б. Г. Идеология и политика в посткоммунистической России. М.: УРСС, 2000.
Георгий (01.07.2004 23:40:53)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 03.07.2004 22:20:22 |
У кого есть соображения по этому поводу? (*+) (-)
Георгий (03.07.2004 22:20:22)| От | self |
| К | |
| Дата | 04.07.2004 18:30:13 |
интельское словоблудие...
...в стиле поц-модернизма, где ни чего не стоит поставить всё с ног на
голову, обозвать белое чёрным и гордиться найденным "свежим
решением"-пародоксом.
они любят корчить из себя умников, но они способны только запомнить, но не
понять. Вот запомненым и эвилибрируют - это их занятие.
Георгий пишет в сообщении:117760@kmf...
>
>
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 23:40:05 |
Р. Ганжа. Наброски к критике государственного разума (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=838
Наброски к критике государственного разума
Роман Ганжа
Существует ли государство? Ответ, казалось бы, очевиден, если речь идет об элементах объема общего понятия <?государство>.
Представьте, сколь безрассудно и самонадеянно было бы отрицать существование такого, например, объекта, как <?Россия>, несмотря на то
что это идеальный объект. С другой стороны, вопрос может касаться существования Государства с большой буквы и звучать так:
<?Пребывают ли так называемые "государства" именно в форме Государства? Существуют ли они государственным образом? И если нет, то как
можно говорить о Государстве вообще?> Именно этот вопрос будет нас занимать. И раз уж мы вторглись в область Прописных Букв,
позвольте заметить, что ближайшим соседом Государства здесь будет Грамматика.
Как показывает Бенедикт Андерсон, несущей конструкцией старых династических монархий была неупорядоченная, <?ризоматическая> сеть
династических браков, вербализуемая в громоздкой, антиграмматической конструкции титульного обозначения, а также <?сложная система
многоярусных внебрачных сожительств>[1]. Истоком королевского статуса было смешение родов. Напротив, новые европейские национальные
государства строились на обособлении родных языков в форме словарей и грамматик. Да и сама Грамматика - это разделение частей речи с
целью их последующего упорядоченного соединения. Разумеется, грамматики разных языков отличаются по содержанию, но все они имеют
форму Грамматики, которая в этом смысле не просто одна из наук, но состояние (habitus) ума, принцип действия, распространяемый на
все сущее, так как мы можем создать грамматически законченное высказывание о любом сущем, в том числе о состояниях ума или о звуках
языка. Унифицирующий и дисциплинирующий характер Грамматики - следствие ее визуализации на страницах книги. Маршалл Маклюэн
утверждает:
Вывод о необходимости <?пользоваться совершенно одинаковым языком> - естественное следствие визуального опыта восприятия языка в
печатном виде. :Потребность в гомогенизации всех сфер жизни ясно обнаруживает нацеленность на то, чтобы привести всю культуру в
соответствие с потенциалом печатной технологии. :Если печать превратила национальные языки в средства массовой коммуникации, то
последние, в свою очередь, стали средством централизованного государственного управления обществом в такой мере, какая была
недостижима даже для римлян с их папирусом, алфавитом и мощеными дорогами[2].
Формой европейской цивилизации эпохи национальных государств стала печатная технология, которая наряду с централизацией и
гомогенизацией создала также индивидуализм и оппозицию правительству. При этом чем сильнее Государство уподоблялось Грамматике, чем
больше в нем было <?порядка>, чем определеннее становились его границы, тем уязвимее для всяческих нарушений оно делалось. Подобно
тому как в бесписьменном обществе невозможно совершить грамматическую ошибку, в <?дограмматическом>, <?холодном> государстве
невозможно подорвать основы или поставить под сомнение легитимность власти. Это Государство, которое совпадает со своим бытием.
<?Грамматизация> Государства проходит в два этапа. Сперва реализуется <?семантическая> модель. Бытие Государства утрачивает
непосредственный, безусловный характер. Теперь оно нуждается в символических подтверждениях, в зримых знаках верховной власти, от
короны, герба и изображения государевой персоны на монетах до крестов на дорогах и клейм на телах преступников. Главной заботой
Государства становится все более проблематичное поддержание однозначной связи между знаком и Идеей, исключение любой многозначности
и двусмысленности. Эта модель в какойто момент начинает вытесняться <?синтаксической>. Поскольку внутренняя связность и единство
Государства более не могут обеспечиваться чисто знаковыми средствами, возникает потребность в новых техниках организации,
расстановки, управления (regimen) и исправления. Создается сеть административных и дисциплинарных учреждений, призванных следить за
правильным соединением объектов управления, а также за тем, чтобы исключенные объекты не могли соединяться с <?нормальными> по общим
правилам. Если раньше исключения представляли собой произвольное нарушение установленного порядка, то теперь сам порядок стал
нуждаться в исключениях как в своем необходимом условии. Таким образом, существование государств как инстанций, осуществляющих
эффективный контроль, напрямую зависит от утраты Государством бытия.
Эта псевдоисторицистская схема[3] очерчивает главную сюжетную линию нашего повествования: от бытия Государства к существованию
государств в модусе исчезновения и отсутствия.
Эпоха бытия
Клиффорд Гирц в книге <?Негара> исследует <?театральное государство> (<?государство-театр>), существовавшее в XIX веке на острове Бали.
Это государство исполняется (или: порождается, бытийствует) в ритуальных церемониях и театрализованных инсценировках мифологических
сюжетов. Но это не <?театр> в европейском смысле: тут нет никакой <?реальной> политики, которая в игровой (фигуральной, гротескной,
гиперболизированной:) манере преподносится безучастному зрителю. Смысл ритуала в том, чтобы вписать систему распределения должностей
и расстановку политических сил в сакральный, мифологический порядок. <?Речь идет не о том, чтобы понять политику метафорически, как
игру: а показать, что политика есть поэтика и словесная игра, вне которой не существует ничего. <:> Инсценировка власти - это не
бесплатное приложение или обманчивая фантасмагория, но сама истина, поскольку она: устанавливает социальную иерархию>[4]. Балийское
государство не реализует <?семантическую модель>, здесь не различаются профанный порядок знаков и сакральный порядок идей, здесь все
элементы и участники церемонии являются воплощением универсального принципа (<?линга>, <?шакти>), а не просто указывают на него. Сила,
энергия и бытие не сосредоточены в одном привилегированном месте, из которого они бы затем распределялись малыми дозами. <?Огромное
количество значений, заключенных в образах, переполняет балийцев, тем более что им не надо расшифровывать символические системы: Эти
облеченные в визуальную форму церемоний значения напоминают части текста, читателями которого являются сами балийцы, одновременно
оставаясь как бы его частями>[5].
Итак, мы вполне способны вообразить <?дограмматическое>, <?холодное> (в смысле <?включающее>) Государство/Бытие как инсценировку,
театральную постановку особого рода, уличный перформанс, массовое театрализованное действо, Gesamtkunstwerk[6], в конце концов. Это,
как ни странно, вплотную подводит нас к Платону. Платоновское Государство суть локус бытия, которое <?есть> (а философская установка,
начиная с Парменида, выражается формулой <?бытие есть>) эйдос, зрелище, ментальная инсценировка идеального политического тела, так же
относящегося к реальной политической практике, как бытие <?относится> к становлению. Политика в воображении философа суть регресс,
деградация, распад изначального единства, исчервление и изъязвление бытия. Противоположную позицию, как показывает Барбара Кассен,
занимают софисты:
В высшей степени политический характер софистики - это, в сущности, дело логоса и логологии. Появление политики как таковой, как
особой инстанции, не подчиненной никакой другой, более детерминирующей инстанции, - это попросту важнейший эффект критической
позиции по отношению к онтологии, к дискурсу <?Бытия>, произносимому элеатами, и к дискурсу <?Природы>, исходящему из уст
ионийцев. :Матрица политики софистов - это Трактат о небытии. :В конечном счете бытие, как доказывает весь проведенный Горгием
анализ: есть не более чем эффект речи[7].
<?Софистический> полис - феномен перформанса, нарративного исполнения. Это очень шумное место, в котором homonoia - согласие умов -
достигается через логос и суть homologia - согласие о словах. Государство философов, напротив, место беззвучное. Коммуникация здесь
осуществляется мгновенно и, так сказать, телепатически. Если кто-то прищемил палец, значит все Государство прищемило палец. Полис
<:создает бытие посредством множества видимостей: [полис - ] это пространство видимостей>[8]. Но ведь и Государство, если
разобраться, - это бытие, укрывшееся от <?реальности> в пространстве видимостей, в ментальном театре философа Платона, который делает
его героем своего повествования. Государство, в конце концов, - это выдуманная Платоном фантазия Сократа, которую тот случайно
выболтал приятелям на веселой пирушке. Государство/Бытие, таким образом, инсценируется дважды: сначала как предмет застольной
беседы, затем как герой и сюжет записанного в молчании диалога. Можно сказать, что Платон во всех подробностях описал процесс
порождения Бытия через речь, <?диалогически>. Как если бы в <?реальном>, интерактивно исполняемом в стихии диалога государстве, бытие
которого не дано априорно, но суть эффект публичной речи, однажды появился не слишком разговорчивый философ с записной книжкой,
перенес весь процесс порождения бытия на бумагу, а потом выключил звук и предъявил свои записи в доказательство исключительного
права философов на производство этого <?универсального продукта>. Философ Фалес изобрел монополию, - правда, он успел поработать лишь
с оливковым маслом. Философы Парменид и Платон шагнули дальше, запатентовав метод изготовления бытия в форме философского трактата.
От бытия к существованию в модусе исчезновения и отсутствия
Начиная с Платона Государство становится преимущественно литературным, сконструированным объектом, оно утрачивает характер прямого и
непосредственного общения (Аристотель, для которого множество людей становится полисом тогда, когда имеет место общение между ними с
целью достижения самодовлеющего существования, предстает скорее как теоретик <?софистического полиса>). Разница между
государством-театром, описанным Гирцем, и Государством Платона - это разница между массовым карнавальным шествием и постановкой
классического балета в Большом театре, между гулом языков на базарной площади и отвечающим литературному канону сочинением философа,
историка, географа или путешественника, между Gesamtkunstwerk и <?традиционным> произведением искусства. Начиная с Платона
<?реальности> катастрофически не хватает бытия. Каждое из <?реально существующих> государств, согласно Платону, представляет собой
множество государств, ни одно из которых не обладает подлинным единством. Единство же Государства/Бытия - это единство чистой
визуальной формы, обособившейся от <?реального>, акустического пространства греческого полиса. Это чистая, детерриториализованная
Идея, лишенная материи, в <?реальном> мире на нее пока не указывает ничто, кроме сочинений Платона. Она отчаянно нуждается в как
можно более многочисленных и, главное, единообразных, <?серийных> ретерриториализациях: в бумаге, в простой и понятной системе
письма, в ровных рядах букв, в дорогах, по которым зашагают стройные армейские колонны и по которым повезут бумагу. Основополагающее
свойство всех этих новых, главным образом римских институций, воплощающих государственную Идею, в том, что сами по себе они всего
лишь <?вместилища>, онтологически вторичные по сравнению с оплодотворяющим Истоком. Только представьте, что выйдет, если дороги,
которые созданы для того, чтобы вести в Рим, вдруг обретут автономное, самодовлеющее бытие? Они обрастут массой ответвлений, на них
заведутся разбойники или, чего доброго, повстанцы, которые в конце концов завалят их деревьями. Так что же такое Рим? Послушаем Элия
Аристида в изложении Барбары Кассен:
Рим - это мир, ибо Рим - <?как снег>: в какой бы части его мы ни оказались, нет ничего, что препятствовало бы с тем же точно успехом
ощутить себя в его центре: О нем нельзя сказать, как о других городах: <?он - здесь>: ибо нет у него, словно у моря, положенных ему
пределов: Рим - это бытие. В лице Рима сфера Парменида материализуется в виде всей земли: нет больше границ, нет городских стен,
точнее, стены окружают отныне не город, но власть, империю, и это не камень, но люди, римские легионы, стоящие на краю света. <:>
Однако: этот мир всего лишь <?вычищенный двор>: для которого вся земля <?словно сад увеселений>: Ойкумена, обитаемый мир, в таких
обстоятельствах сокращается настолько, что она становится как один oikos, один дом: даже как один двор или сад. Рим - это мир, но
сам мир уменьшается до ничтожных размеров[9].
Как вычищенный двор, весь обитаемый мир, точностью исполнения превосходя хор, произносит один звук. Монодийное единство, которое
Аристотель ставит Платону в упрек в своей <?Политике>, тоталитарно разрастается до мировых масштабов. Дело в том, говорит Аристид,
что весь хор запевает одну ноту и держит ее; в мире все свершается по одному мановению руки, как если бы достаточно было просто
<?защипнуть струну>; это безмолвный мир безграничных единообразных пространств, по которым в строгом порядке циркулируют лишенные
всякой двусмысленности знаки имперской власти, гигантская белая страница, заполненная правильными шеренгами черных букв.
<?Политическая фантастика> Элия Аристида в заостренной форме акцентирует сказочный, утопический, идеальный характер Государства.
Именно радикальный разрыв между шумной, сложной <?реальностью> и однородным, гладким, немым, как лист бумаги, бытием делает возможным
преодоление формы греческого полиса. Если полис жестко ограничивается городскими стенами, то для новых государств, построенных по
<?семантическому>, римскому образцу, территория утрачивает государствообразующую роль. Для дереализованного Государства/Бытия не суть
важно, будет оно размером с пол-Европы или с городской квартал, как Ватикан. Так или иначе, отныне Государство пребывает в своем
материальном субстрате лишь фигуральным образом, в виде указующих знаков, от разрушения которых оно нисколько не умаляется. Глава
такого <?семантического> Государства, если можно так выразиться, ставит на Платона, в полной уверенности, что Идеи вечны и
неуничтожимы. И, разумеется, проигрывает, потому что забывает о форме бытия Идей: о бумаге. С тех пор как бытие производится не в
стихии коллективного политического перформанса, а, так сказать, за письменным столом, оно становится заложником создателей
исторических и юридических фикций. Отношение материального знака к Идее утрачивает характер однозначности и естественности.
Существование Государства как <?империи знаков> лишается последних оснований и гарантий.
Новая ситуация возникает в XVI веке. С одной стороны, в многочисленных <?зерцалах государей> и в самом знаменитом из них,
принадлежащем перу Макиавелли, складывается образ правителя как суверена. Суверенный государь не просто <?первый среди равных>, это
исключительная, трансцендентная фигура, его власть не укоренена в естественном порядке вещей, она зиждется на фикции непрерывного
творения: государь непрекращающимся усилием воли создает для себя государство и удерживает его в своих руках. Государство - это не
сочетание подданных с территорией их проживания, но отношение к ним государя, постоянно находящееся под угрозой. С другой стороны, в
антимакиавеллиевской литературе формируется принципиально иной подход, фокусирующий внимание на <?искусстве управления>. Если
Государь исключителен в своем суверенитете, то управленцами являются многие люди (в частности, отцы семейства), а практики
управления имманентны государству. Если основанием суверенитета является территория, то управление осуществляется над людьми и
вещами. Если цель суверенитета зациклена на самой себе и имеет в виду безусловное подчинение закону, то правительство ставит самые
разнообразные цели, используя для их достижения различные тактики. При этом конечная цель правительства заключена в самих вещах.
Искусство управлять <?не должно искать обоснований в трансцендентальных законах, в космологической модели или в некоем философском
или моральном идеале, оно должно вывести принципы своей рациональности в особенной реальности государства>[10]. Другими словами,
управление - это комплекс <?медиальных> (в том смысле, что административные и дисциплинарные институты - это особые <?медиа>,
функциональные расширения правящей инстанции) практик, интегрированных в социальный мир. Развитие этих практик сдерживалось
институтами суверенитета вплоть до конца XVIII века. С той поры идет постепенное <?оправительствование> государства, благодаря
которому государство (<?всего лишь сложносоставная реалия, мифологизированная абстракция>[11]) до сих пор <?существует>.
Отметим, что юридическая модель суверенитета занимает промежуточное положение между <?семантикой> и <?синтаксисом>. Знаки верховной
власти, преходящие свидетельства истины и бытия, теперь обретают собственную реальность в виде системы возрожденного римского права.
<?Реальная> политика, прежде видевшая себя в отражении литературной фикции, отныне ставится на твердую основу легитимности.
Суверенный субъект этой новой, юридически оформленной политики - тиран и узурпатор; фундамент его господства - небытие Государства.
Ведь если Государство есть, если оно перманентно воспроизводится в стихии коллективной речи, значит ему не нужны дополнительные
символические или юридические подпорки. Но вот если оно по самой своей природе отсутствует, если его границы зыбки и неопределенны,
а населяющие его люди не сознают своей принадлежности к чему-то единому, самое время спрятать эту гнетущую пустоту за пышным фасадом
самопровозглашенной монаршей власти, которая, казалось бы, точно так же разыгрывается и инсценируется, как и совпадающее с самим
собой в своем бытии <?театральное государство>. Разница в том, что абсолютная монархия - это слишком искусственная, слишком условная,
слишком камерная (для узкого круга, для <?общества>) постановка, пока еще не способная эффективно тушить очаги массового порождения
бытия, контролировать и осваивать пространства солидарности и спонтанного возмущения. Действенный и рациональный контроль,
реализуемый в <?синтаксической> модели административного управления и дисциплинарной, нормализующей власти, имеет своей главной целью
недопущение спонтанного порождения бытия. Современное (либеральное, правовое, административное) государство лишено бытия, оно
отсутствует, точнее, существует в режиме непорождения бытия, оно формирует <?реальность> как пустой, пустынный мир, мир без бытия,
это стерильная, пустая оболочка, грандиозная фикция, великая иллюзия, Матрица, завладевшая нашими телами. И это не новость, а
набившее оскомину общее место. Все это <?знают>. Вот лишь несколько примеров:
Следует, конечно, быть номиналистом: власть - это не некий институт или структура, не какая-то определенная сила, которой некто был
бы наделен: это имя, которое дают сложной стратегической ситуации в данном обществе (Фуко).
:Понятие <?государство> имеет смысл только как удобный, но в этом отношении и очень опасный стенографический символ для обозначения
тех пространств объективных отношений власти: которые могут принимать форму более или менее устойчивых сетей: и которые проявляются
в исключительно разнообразных взаимодействиях, находящихся в спектре от открытого конфликта до более или менее скрытого сговора
(Бурдье).
Реальность начинается там, где кончается государство и его терминология. Обычное понятие <?ложь> больше не подходит к существующим в
странах восточного блока[12] состояниям незавершенной шизоидной диффузии реальности. Ведь каждый знает, что связь между <?словами> и
<?вещами> нарушена, но из-за недостатка контролирующих это дискуссий такое нарушение утверждает себя, превращаясь в новую норму
(Слотердайк).
К инсценированной утопии
Социальные теоретики, как видно из приведенных цитат, с легкостью объявляют Государство стенографическим символом,
мифологизированной абстракцией и симптомом шизоидной диффузии реальности. Однако что стоит за этой легкостью? Не выполняют ли они
тем самым политическую программу саморазрушения Государства, самоустранения Бытия из <?реальности>, программу, выгодную <?реальным>
политикам, заинтересованным в пресечении любых попыток массового политического творчества? Конститутивное применение идеи
Государства признается незаконным, но лишь на словах, а на деле табуируется как раз нормативное использование этой идеи в познании и
реализация ее в праксисе. Платон полагал, что будущий правитель государства должен непременно обратиться к искусству счета, но не
ради купли-продажи, а для военных целей, <:чтобы облегчить самой душе ее обращение от становления к истинному бытию>[13]. С тех
самых пор диалектический метод образует сердцевину военной стратегии: надо знать бытие, то, что есть поистине, чтобы уметь его
эффективно уничтожать. Атомная бомба, как мы знаем от Хайдеггера, взорвалась еще в поэме Парменида. Сегодняшние науки, имеющие дело
с абстрактно всеобщими предметами, выходящими за рамки возможного опыта, возникли как продолжение административных и дисциплинарных
практик, тактик и стратегий. Экономика, география, демография, этнография, сравнительная политология - это все <?чистые> науки, не
допускающие на страницы своих учебников бытие, спонтанно порождаемое в стихии коллективного перформанса. И несмотря на то, что
Государство объявляется несуществующим, диалектические идеи <?государственного разума> по-прежнему продолжают формировать образ
абстрактной, вечной, неуничтожимой, децентрализованной целостности, равномерно распределенной в пустом, функциональном пространстве
<?опыта>. Любой <?продвинутый интеллектуал> знает, что Государство - это ширма, скрывающая реальные отношения власти, ее микрофизику и
биополитику. Но это знание, которое не приближает к бытию. Опыт реальной власти - это грязный и отвратительный опыт, опыт
канцелярской рутины, опыт бесконечных унылых коридоров, опыт саморазрушения, опыт небытия.
Государство может и должно служить регулятивной идеей реального политического праксиса. Но не фиктивное, безжизненное государство,
маскирующее омерзительную пустоту дисциплинарной власти, а массовое, стихийное, революционное, театрализованное Государство/Бытие,
коллективный перформанс, инсценированная утопия.
[1] Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: КАНОН-пресс-Ц, 2001. С. 43-44.
[2] Маклюэн М. Галактика Гутенберга. Киев: Ника-Центр, 2003. С. 342-346.
[3] Если для историцизма характерна натурализация истории и фетишизация детерминизма, то мы в нашем псевдоисторицистском рассуждении
предлагаем стадиальную схему вполне, казалось бы, в духе спекулятивной философии истории, однако в отличие от последней очищенную от
<?реализма> и <?объективизма>. Следуя за Маклюэном, мы указываем на связь письменности и алфавита с <?семантической> моделью
Государства и печатной технологии - с <?синтаксической> моделью. Но мы ничего не говорим о характере и законах этой связи. В
дальнейшем изложении мы практически не будем обращаться к <?реальным> государствам <?реальной> истории. Речь пойдет о том, каким
образом идея Государства существует в философском повествовании и в каких формах она может быть реализована на практике, о том, как
именно философ смотрит <?за> исторически существующие государства и воображает идеальное Государство. Различие <?дограмматической>,
<?семантической> и <?синтаксической> моделей - это различие в степени <?проявления> Государства в реальном опыте - сперва (но <?сперва>
не в истории, а в нарративе) наиболее полно, потом (т. е. ближе к концу рассказа) - все меньше и меньше, вплоть до полного
исчезновения. Таким образом, эти три модели - не стадии <?реальной> истории, последовательно сменяющие друг друга, но, скорее, модусы
философского в'идения, установки, выбор между которыми - это политический выбор, совершаемый здесь и сейчас.
[4] Кола Д. Политическая социология. М.: Весь мир; ИНФРА-М, 2001. С. 341-342.
[5] Там же. С. 343.
[6] Ключевое понятие эстетики Рихарда Вагнера не имеет общепринятого перевода на русский язык, используются варианты:
<?синтетическое>, <?тотальное>, <?всеобщее>, <?всеобъемлющее> произведение искусства.
[7] Кассен Б. Эффект софистики. М.: Московский философский фонд; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 73.
[8] Кассен Б. Указ. соч. С. 129.
[9] Кассен Б. Указ. соч. С. 88.
[10] Фуко М. Правительственность (идея государственного интереса и ее генезис) // Логос. 2003. ? 4-5 (39). С. 15.
[11] Фуко М. Указ. соч. С. 21.
[12] Цитируемая <?Критика цинического разума> вышла в 1983 году. Думаю, сегодня вместо <?в странах восточного блока> можно смело
читать <?в современных государствах>. - Р. Г.
[13] Платон. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 3. М.: Мысль, 1994. С. 308.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 22:43:18 |
Радио "Свобода". Круглый стол с А. Стреляным. Инквизиция по-русски: Сталин, Иван Грозный... (*+)
http://www.svoboda.org/programs/RYTT/2001/RYTT.060301.asp
[03-06-01]
Россия как цивилизация
Автор Елена Ольшанская
Ведущий Анатолий Стреляный
"Инквизиция по-русски"
Андрей БОГДАНОВ, доктор исторических наук, Интитут российской истории РАН
Андрей ЮРГАНОВ, доктор исторических наук, РГГУ
Дмитрий ХАРИТОНОВИЧ, историк, Институт всеобщей истории РАН
Ольга ЕЛИСЕЕВА, писатель, историк
Глеб ЕЛИСЕЕВ, религиовед
Людмила САРАСКИНА, писатель, историк
Анатолий Стреляный:
"Убивайте всех без разбору - Господь отделит своих". Инквизиция - значит следствие. В Средние века - религиозный суд для тех, кто
отклонялся от церковных правил. Еретика лишали должности и имущества, его дом разрушали. Не явившиеся на суд считались виновными,
явившихся тотчас заключали в тюрьму, где содержали на хлебе и воде. Тюремные расходы должны были нести сами заключенные. Аутодафе -
торжественное чтение приговоров испанской инквизиции, собирало толпы. Присутствие при казни считалось богоугодным. Если осужденные
каялись, то их перед сожжением удавливали, в противном случае сжигали живыми. В России не было церковной инквизиции ни при князьях,
ни при царях. Нечто подобное возникло только при советской власти. Это был ленинско-сталинский суд, каравший за неверие в коммунизм
или за неправильную веру.
Инквизиция возникла в Европе в конце 12-го века. Это было связано с широким распространением того, что называлось ересью, особенно в
южной Франции.
Дмитрий Харитонович:
Принцип инквизиции - установить сам факт. Ибо предполагалось, что ни один еретик не должен был уйти от должного наказания, но равно,
ни один невиновный не должен пострадать. Отсюда принципиальное новшество именно инквизиции. Установление не "прав или неправ", а,
что называется, "было или не было" - некое уклонение, отклонение. Разумеется, методы следствия, действительно, на наш сегодняшний
взгляд, являлись более чем жестокими, в частности, применение пытки. Но при этом, опять же в отличие от многих других форм судебного
процесса, все, включая и характер применения пытки, правила применения пытки и так далее, было очень жестко регламентировано. Перед
началом допроса ставился следователями инквизиции вопрос: не знает ли допрашиваемый кого-то из знакомых ему людей, из его соседей,
окружения и так далее, который мог бы его оклеветать. Если таковые имена назывались, соответственно, сравнивалось это с именем того,
кто подал донос, и в этом случае - нет, это не значит, что человек освобождался от подозрения, но под определенное сомнение
ставилось и данное обвинение. После чего проводилось соответствующим образом следствие и инквизиционный трибунал выносил приговор -
от порицания, ношения позорящей одежды (желтые кресты, которые нашивались на одежду, знак еретика), иногда это было определенное
поражение в правах, заключение, вплоть до пожизненного. Или, в крайних, исключительных случаях, как известно, смертная казнь.
Анатолий Стреляный:
Доносчиков и свидетелей обвиняемому не открывали, имена их не вносились в судебные протоколы. С 1243-го года свидетелями могли быть
не только обычные граждане, но убийцы, клятвопреступники и даже еретики. Если их свидетельства не были достаточно убедительны, то
приступали к пытке подозреваемого, которая могла закончиться его смертью.
Дмитрий Харитонович:
Постепенно, к 13-14-м векам любое оскорбление Бога, а не только ересь, начинают включаться в инквизиционный процесс. Например, в
частности, любые дела о половых извращениях, то, что именовалось содомия, но означало далеко не только гомосексуализм, а гораздо
более широкий круг неподобающих действий, как это назывались тогда, "нечестивые преступления", то есть, преступления против Природы,
которая есть любимая дочь Бога, и, тем самым, преступление против Бога. С 15-го века очень осторожно ведьмовские процессы, хотя в
основном пик, как известно, преследований ведьм приходится уже на 16-й век. И хотя там используются методы именно инквизиционные,
но, как правило, ведьмовские дела переходили в руки светских судов, светских магистратов. Там пытка применялась чрезвычайно широко,
шире, чем в иных других. Среди прочего, потому, что предполагалось, что пытается не столько сам человек, сколько дьявол, овладевший
этим человеком. Боль нужна для того, чтобы из человеческого тела изгнать дьявола.
Андрей Богданов:
"В России такого института, как инквизиция, не было в принципе. Церковь у нас не только не занималась пытками, но и практически
никогда не инициировала процессы, связанные с расследованием какого-то религиозного инакомыслия". То есть, это кажется странным. А
как же новгородские еретики, которых сожгли на костре? Как же Феодосий Косой или Артемий Троицкий в 16-м веке, которые вынуждены
были бежать, будучи осужденными за свои прегрешения? Как же Сильвестр Медведев в 17-м веке, который в результате религиозного спора
был казнен на Лобном месте, как Степан Разин? Судила и вела эти процессы с пытками светская власть. Другое дело, что в России были
политические процессы по своей злодейской сущности и форме, не только не уступающие инквизиции, но даже, как мы всегда можем с
гордостью сказать, и превосходящие все, что могли выдумать наши коллеги и оппоненты на Западе.
Глеб Елисеев:
В православной доктрине существует понятие так называемой симфонии властей, четкое разделение того, чем занимается власть светская и
чем занимается власть церковная. Так вот, церковная власть никогда не должна была, не имела права брать на себя функции власти
карательной, преследующей, вообще каких-либо юридических функций помимо того, что касалось канонического права, то есть, того, каким
образом, скажем, следует обеспечивать жизнь верующих, каким образом живет церковная община внутри себя. Вот разница между
католическим и православным подходом, разница, которая в новое время стала откровенно заметна. Она прослеживается больше всего в
разном понимании того, что такое анафема. В традиции католической анафема - это действительно реальное церковное проклятие, которое
возлагается на бывшего члена церкви. И за наложением анафемы вполне может последовать обращение к светским властям с требованием,
чтобы против этого человека возбуждены были какие-то гонения. В православной церкви анафема - это именно отлучение, это не более чем
знак, свидетельствующий о том, что взгляды такого-то и такого-то не православны. В свое время были попытки у нас введения
инквизиции, то есть не то, что попытки были введения инквизиции, существовала симпатия к самому этому органу. Симпатия была связана
с достаточно сложным моментом в истории православия, с моментом деятельности так называемой новгородско-московской ереси, или, как
называли ее в дореволюционной литературе, ереси жидовствующих. Ересь, возникшая под явным влиянием реформационных процессов,
предреформационных еще, вернее, процессов, шедших в Западной Европе, характеризовалась отрицанием веры в троичность Бога, отрицанием
обрядности, отрицанием почитания икон. И в городах, где было наиболее сильное западное влияние, в первую очередь в Пскове и в
Новогороде, она получила довольно большое количество приверженцев. Вот тогда архиепископ Новгородский Геннадий выступил с
несколькими посланиями, где весьма сочувственно отзывался о западноевропейской практике инквизиции и говорил о том, что неплохо бы и
нам что-то такое ввести. Но, по сути дела, то, что призывы Геннадия привели в конце концов к реальному истреблению лидеров еретиков
(процесс 1505-го года) и сожжению их руководителей, это был исключительный факт в истории русской православной церкви.
Андрей Юрганов:
Человек средневековый верил в то, что очень скоро наступит второе пришествие Христа, и мир завершит свое земное существование.
Человек в это верил, веками верил, ждал эти даты, когда это наступит, когда это произойдет. Соответственно, и менялась его оценка
настоящего, будущего, прошлого, собственной жизни.
Дмитрий Харитонович:
1492-й год это семитысячный год от сотворения мира. А поскольку, по Писанию, для Господа тысяча лет как один день, то, значит,
создан мир был за неделю, просуществовал неделю, значит, он вот-вот должен кончиться. 1492-й год это - изгнание мавров из Испании,
то есть, как бы освобождение, во всяком случае, западно-христианского, католического мира. 1492-й год - это год открытия Америки. А
в чем смысл, как понималось, земной истории? Идите и научите все народы, - сказал Господь. До сих пор это было невозможно, потому
что не все народы были известны, теперь Америка открыта, народы все известны, значит, мы их обратим в христианство, и смысл земной
истории закончится.
Андрей Юрганов:
В 1648-м году была опубликована книга "О вере", которую благословила русская церковь, и в которой в 30-й главе говорилось буквально,
что в 1666-м году произойдет второе пришествие Христа, зло будет наконец побеждено и так далее. Буквально описывались все эти
события будущего. 666 - это число Антихриста, ясно, что Антихрист придет. Трудно сейчас, конечно, объяснить всю специфику
средневекового миросозерцания, но, поверьте, что главным признаком, и в это свято верил средневековый человек, считалось наступление
беззакония. А поскольку в беззаконие всегда верится, то считалось, что 1666-й год принесет с собою всякое зло, зло умножится, явится
Антихрист, наступит последняя схватка со злом, и вот после этого явится Христос, который вступит в эту последнюю схватку. Когда эти
ожидания прошли, когда ничего не наступило, вот тогда началось очень тяжелое, очень медленное отрезвление.
Дмитрий Харитонович:
Замечательный французский историк показал, что как раз 15-17 века - это не только эпоха Возрождения, раннего Просвещения и так
далее, то есть, как мы привыкли считать, эпоха светлых, радостных надежд, это еще эпоха великих страхов. Потому что, не забудем, что
именно в эту эпоху, что называется, выковывалась цивилизация Нового времени, а значит уже тем самым разрушалась традиционная
цивилизация Средних веков, да и в определенном смысле, может быть, даже гораздо более древних времен. А любой слом цивилизации, как
правило, за исключением относительно узкого круга элиты, в этих переменах активно заинтересованного, воспринимается как некий страх,
как распад привычного мира. Перед человеком открыты все пути. Мы знаем, действительно, самые невероятные карьеры, когда благодаря
хорошему почерку, истинно римскому почерку, сын сапожника Томмазо Перитончелли становится Папой Николаем Пятым. Мы знаем, что
внебрачный сын трактирной служанки и священника Эразм Роттердамский является князем наук. Опять-таки внебрачный сын нотариуса
Леонардо да Винчи - великим ученым, художником и так далее. Все так, действительно. Карьера возможна и вне Италии, когда брадобрей
Олливье Ленем становится первым советником, скажем, короля Франции Людовика Одиннадцатого. Но когда перед человеком открыты пути,
это значит, что он должен выбирать. А ведь это означает и возможность проиграть в этом самом выборе. Ариосто писал, что он не хочет
жениться, потому что тогда бы он не мог бы стать священником, и не хочет принимать сан, потому что он тогда не мог бы жениться. Вы
понимаете, возможность выбора для него была важнее самого акта выбора. Ариосто шутил, но вот реальная судьба великого Рафаэля: папа
предлагал ему кардинальскую шляпу, кардинал Бибиена предлагал ему свою племянницу с колоссальным приданым. Он хотел выбрать сразу
все, но смог это сделать только в смерти, в буквальном смысле слова. Он принял на смертном одре постриг и объявил Катарину Бибиена
по завещанию своей женой перед Богом, тем самым, она получала юридические права вдовы, право допускало такие вещи.
Анатолий Стреляный:
В Европе начались массовые процессы над колдунами и ведьмами. Между 1550-м и 1650-м только в Германии устроили более тридцати тысяч
таких судов. На теле обвиняемых выбривали волосы и врачи с помощью игл искали места, не чувствительные к боли - это значило, что к
этим местам прикасался дьявол. Женщин взвешивали. Способность ведьм летать предполагала меньший вес. Часто почин исходил от
крестьян. Община собирала деньги на судебное разбирательство, на оплату чиновников и палача. После казни обычно устраивался банкет.
Эти расходы, пишет историк, были высоки и не всегда покрывались имуществом жертв.
Дмитрий Харитонович:
Образованные люди прекрасно понимали, что волшебство бывает только в сказках, что никаких волшебниц быть просто не может.
Следовательно, ведьма не есть более или менее безобидное существо, а чудеса или видимость чудес она может творить только в связи
своей с дьяволом. Она - пособница дьявола. Вот, собственно говоря, причина преследования ведьм. Ведь не забудем, что описания всяких
шабашей, встречающиеся в знменитом "Молоте ведьм", почти не отличаются от подобных описаний в "Пособии для исповедников" еще 11-го
века. Но там вера в это осуждается, глупые женщины только в это верят, как настаивает епископ, образованный епископ. Тогда как потом
осуждается именно неверие, потому что само неверие уже является знаком того, что это некая связь с дьяволом. Так что само по себе
распространение образования еще ничего не гарантирует.
Андрей Богданов:
Вся Европа была покрыта кострами. Причем, подчеркиваю, что это уже не Средние века. Настоящие зверства инквизиции на Западе начались
именно, когда хлынуло Просвещение. Причем, уже была Реформация в Германии, которая должна была, казалось бы, сбросить это иго
духовное, подкрепленное инквизиционными возможностями, когда тебя могут схватить, на дыбу, пытать и сжечь. Оказывается, реформаторы
жгут ничуть не меньше традиционной инквизиции. У них это уже не называется инквизицией, это другие учреждения. Но жгут даже в
Швейцарии. Швейцария - самая свободная страна, республика, и вся Швейцария в кострах. Процессы над ведьмами они опубликованы.
Собственно, самое страшное в них это то, как уничтожение противника пытались изобразить в виде какого-то разумного предприятия,
спора и дознания.
Анатолий Стреляный:
31-го октября 1517-го года невысокий человек в одежде монаха ордена августинцев прибил к двери дворцовой церкви в саксонском городе
Виттенберге большой лист бумаги. Монах был профессором местного университета, звали его Мартин Лютер. Текст содержал 95 тезисов,
направленных против индульгенции. Индульгенции - удостоверения о прощении грехов, продавались за деньги от имени папы. Лютер назвал
это безнравственным. Римский папа Лев Х поначалу объявил тезисы бредом немецкого монаха, упившегося пивом, но религиозная война
разгоралась и привела к разделению церквей.
Дмитрий Харитонович:
Разорвался "нешвенный хитон", единая Церковь предстала уже в виде нескольких - это тоже проблема выбора. Перед человеком встала
совершенно четкая и ясная проблема, что нужно определиться. Да, конечно, огромное количество людей выбирало по традиции, потому что
в данном регионе их правитель выбрал именно эту веру, а не другую, я готов со всем этим согласиться. И все равно проблема выбора, а
это могла быть еще и проблема спасения, то есть опять-таки выбора между адом и раем. Вот вам увеличение страхов, и отсюда желание, я
прошу прощения за современный термин, желание в любом смысле твердой руки, руки, которая заставит тебя пойти по правильному пути.
Еще у Блаженного Августина это известное выражение из Евангелия от Луки - "заставь войти".
Анатолий Стреляный:
Вот как описывает современник публичную казнь Жерара Балтасара, испанского фанатика, убившего принца Вильгельма Оранского за его
союз с протестантами. "В первый день приговоренного привели на площадь, где был приготовлен чан с кипящей водой, куда опустили руку,
нанесшую удар. На следующий день эту руку отсекли, она упала к ногам преступника, и он ее отбросил ногой так, что рука упала с
эшафота на землю. На третий день ему терзали железными крюками сосцы и переднюю часть руки. На четвертый день так же пытали сзади,
от оставшейся руки до ляжек. В последующие восемнадцать суток этого человека продолжали мучить без перерыва. Наконец его колесовали
и били дубиной. Но еще шесть часов после этого он был жив и просил воды, которой ему не дали. Тогда стали уговаривать лейтенанта
закончить это дело и задушить преступника, дабы он не впал в смертный грех отчаяния и не погубил этим свою душу". Это было в 1584-м
году.
Андрей Богданов:
Просвещенный князь Василий Васильевич Голицын, который знал кучу языков, свободно на них читал, писал, общался с иностранцами,
обнаружив вдруг, что в Россию приехали коммунисты с Запада, даже не подумал обратиться к православной церкви с соответствующим
вопросом, насколько они, собственного говоря, ортодоксальны. Нет, князь Голицын собрал консилиум из польского ксендза, католика,
лютеранского патера и священника кальвинистского, и вот они втроем установили, что Квирин Кульман, Кондратий Нортерман и иные им
сочувствующие не принадлежат ни к одной ветви ортодоксальной христианской церкви, а являются представителями опасного религиозного
направления, которое подразумевает отмену всякой власти, общность имуществ. И тогда именно князь Голицын, мотивируя приговор вот
этой консультацией священников, но не православных, повелевает сжечь их всех на костре и останавливает продвижение коммунизма из
Западной Европы к нам почти на двести лет.
Дмитрий Харитонович:
Я полагаю, что это были менониты, от голландского священника Мена Симмонса. Это некая ветвь анабаптистов, знаменитых в 16-м веке,
возникших в эпоху религиозных войн, в первую очередь в Германии. Из представления о равенстве всех душ перед Богом, опять-таки
жестко поставленного Лютером, они вывели положение о равенстве всех людей. Здесь были, безусловно, эсхатологические идеи, идея
возможности достижения тысячелетнего Царства Божьего здесь и сейчас и притом силою. А ведь в этом царстве не будет понятия твое и
мое, в этом смысле, они действительно были коммунистами, отрицая любую собственность, причем, обязательную для всех, а не для
определенного узкого круга людей монашеского состояния, нет, для всех, вплоть до (это особенно любили повторять полемизировавшие с
ними их противники, обожали именно на этом заострять внимание), вплоть до общности жен.
Анатолий Стреляный:
Менониты, так неудачно приехавшие в Россию в конце 17-го века, считали, что свет придет с Востока. Эта секта существует и сегодня,
но коммунистические идеи давно не проповедует.
В 1717-м году в связи с бегством царевича Алексея за границу, Петр Первый создает специальный орган политического дознания - Тайную
канцелярию.
Ольга Елисеева:
Пушкин когда-то в "Борисе Годунове" очень важную вещь проговорил: "Чем мы сильны? Не польскою подмогой, а мнением, да, мнением
народным". Так вот, мнением народным Тайная канцелярия была чрезвычайно сильна. Тайная канцелярия работала по тем делам, которые
подпадали под принцип "слово и дело государево". Он известен с конца 16-го века и он означал, что любой человек, которому известны
какие-то факты, касающиеся злоумышления на государеву особу, ее здоровье, жизнь близких членов царской фамилии и так далее, вот он
имел право в любом публичном месте выкрикнуть все, что он знает. Он получал за это иногда плату, иногда оказывался, как это часто
бывает в любой инквизиционной практике, иногда он оказывался свидетелем, а потом и подельником, бывали такие случаи. Тайная
канцелярия имела очень узкий круг сотрудников. Нам сейчас это сложно понять, мы привыкли к огромным ведомствам, надзирающим за
гражданами. Так вот эта Тайная канцелярия, действовавшая фактически в течение полувека, в ней было в разное время не более тридцати
сотрудников, как вы понимаете, по всей стране. То есть, их держали в двух-трех крупных городах, не более того. Там накопилось не
очень много дел, порядка нескольких сотен, двух-трех сотен дел. То есть, масштабы деятельности этого учреждения совершенно не
соответствовали тому влиянию, которое оно оказывало на умонастроение общества. Сам факт существования тайной полиции, которая могла
надзирать буквально за всеми сферами жизни человека того времени, с одной стороны, пугал обывателя, с другой стороны, создавал для
него ощущение собственной безопасности. То есть, никому не хотелось попасть в Тайную канцелярию, но и отказаться от подобного рода
учреждения общество было в этот момент еще не готово. И перелом произошел именно в царствование Елизаветы Петровны, когда
императрица поклялась никого не карать смертью в ночь своего переворота, и в течение двадцати лет исполняла это обещание. Мы
недооцениваем, какую колоссальную воспитательную роль на общество того времени оказало само пребывание России в условиях отказа от
смертной казни. В условиях, когда жизнь, имущество подданного были гарантированны, он чувствовал себя более или менее спокойным, что
его не схватят, не поволокут никуда и не отнимут то, что он накопил. Вот пребывание в состоянии покоя и безопасности повлияло на
русское дворянское общество очень странным образом. Уже к концу царствования Елизаветы Петровны отношение к Тайной канцелярии резко
изменилось. Вместо "органа защиты" остались только страх и отвращение.
Андрей Богданов:
Инициативным документом всех наших следственных дел по поводу инакомыслия был донос. Мало сказать, что это неувядаемый жанр.
Юридически именно с доноса начиналось любое дело. Кто писал доносы? Практически всегда без исключения их писали те люди, которые
находились на одном уровне грамотности и способности мыслить, то есть коллеги. Интереснейшая картина наблюдалась у нас в конце 17-го
века. Времена просвещенного царя Федора Алексеевича. В Москве появляются десятки просветителей, глубочайше образованных людей,
причем, на самом высоком европейском уровне, учившиеся за границей или учившиеся по книгам в России. Возникает проект основания
университета, причем автономного. Преподаватели этого университета уже тоже есть в России. Через двадцать лет, где-то к 1700-му
году, к первым годам самостоятельного правления Петра, все без исключения эти просвещенные люди или казнены или сосланы. Что
произошло? Не только церковная, но и светская власть не инициировала ни одного дела, по которому все они пострадали. Все дела были
заведены на основании доносов наших первых интеллигентов друг на друга. И когда Петр задумался о том, что все-таки Россию необходимо
просвещать, он оказался вынужден приглашать специалистов из-за рубежа, потому что свои истребили друг друга начисто. Это мне
напоминает некоторые события в государственных учреждениях и в научных институтах советского времени. Большевики, естественно,
писали друг на друга. НКВД, затем МВД сажали друг друга и всех остальных. Среди историков все до единого академики, если не сидели,
то, по крайней мере, высылались за 101-й километр.
Анатолий Стреляный:
"Дорогая мама. Мне 15 лет и я собираюсь вступить в комсомол. Я должна знать, виновата ты или нет? Я все думаю, как ты могла предать
нашу советскую власть? Ведь нам было так хорошо. А, может быть, ты не виновата? Тогда я не вступлю в комсомол и никогда за тебя не
прощу. А если ты виновата, то я больше не буду тебе писать, потому что я люблю нашу власть, и врагов буду ненавидеть, и тебя буду
ненавидеть". Мать ответила:"Я виновата, вступай в комсомол. Это в последний раз я тебе пишу. Будь счастлива". Великий инквизитор,
персонаж поэмы, сочиненной Иваном Карамазовым, молодым героем Достоевского, говорит вновь сошедшему на землю Христу: "Нет заботы
беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться, и чтобы непременно
все вместе". А тот, кто захочет, чтобы пред ним преклонились, должен, по словам Великого инквизитора, иметь в распоряжении три
вещи - чудо, тайну и авторитет.
Людмила Сараскина:
Для Достоевского вопрос социализма - это не рабочий вопрос, это не вопрос средств собственности, управления собственности,
распределения собственности, это вопрос сведения неба на землю. И те социалисты, которые придут в Россию управлять государством, они
прежде всего скажут не о плановом хозяйстве, не о социалистическом распределении и о социалистическом труде, не о социалистической
собственности и о прочих чисто экономических терминах, а они скажут, прежде всего, что "мы вместо Христа". Вот был Христос, было его
создание, было его устройство, была его модель мира, теперь мы пришли, теперь Бога больше нет, пришли мы. И вот мы вместо Христа.
Вот это - идея и модель русского социализма.
Андрей Богданов:
Сергей Михайлович Соловьев в дневнике своем писал, что с ужасом читает о том, как народ в фольклоре относится к Ивану Грозному. Ведь
это был страшный убийца. И в фольклоре отражена эта его черта. И вместе с тем народ выражает восхищение. Но не это испугало Сергея
Михайловича, а то, что он сам в себе, как он написал, почувствовал такое же отношение к Ивану Грозному, что он тоже временами им
восхищается. После Соловьева похвалить Ивана Грозного среди образованных людей было практически невозможно. Но прошло совсем немного
времени, и во второй половине 19-го века у нас появляются высокообразованные люди, которые начинают хвалить Ивана Грозного. К концу
19-го началу 20-го века миф об Иване Грозном в исторической литературе, даже в научной, уже создан. Сталин ничего тут не придумал,
он опирался на труды дореволюционных историков. А исследования моих коллег в институте Российской истории показывают, как в
советское время из низов идут требования - больше репрессировать. Если вы сейчас дадите возможность писать и немедленно сажать,
уверяю вас, картина будет не менее страшна, чем в 30-е годы.
Анатолий Стреляный:
"Трагедия русского большевизма, - заметил Николай Бердяев, - разыгрывается не в дневной атмосфере Нового времени, а в ночной стихии
нового Средневековья. Коммунизм требует сакрального общества, сакральной культуры". "Суд должен не устранить террор, - писал Ленин в
1922-м году, - обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без
прикрас".
Андрей Богданов:
Террор - это ужас, это не просто убийства. Всех не перестреляешь. Хотя опричники пытались. Иван Грозный даже проводил рейд на Тверь,
Торжок, Новгород, потом Ивангород, дошел до Пскова, когда пытался истреблять все население поголовно. В 1570-м году опричники шли
татарским загоном, с тем, чтобы никого не пропустить. Но, учитывая, что население наше все равно разбегалось и пряталось, сжигали
(зимой дело было), прежде всего уничтожая запасы зерна, убивали весь скот, даже кошек и собак, с тем, чтобы те, кто спрятался,
все-таки погибли от голода. Опричнина устрашила население настолько, что удавалось его грабить с помощью налогов, очень серьезно
разорять, снижать рождаемость. Вы понимаете, чтобы люди отдавали последнее и после этого умирали, надо очень сильно устрашить. Потом
сам состав опричнины, она же не была одинакова, он менялся раза четыре, по крайней мере, когда начисто вырезались прежние подручные.
Но мы знаем это и по 20-му веку. Почему, собственно говоря, царство Ивана Грозного начинается колоссальными победами, завоеванием
Казани, Астрахани, почти уже подготовлено завоевание Сибири и Крыма. А кончается великим разорением государства, когда какие-то
ничтожные шайки литовцев и казаков грабят вплоть до Вологды и Устюга Великого. Кстати, православная церковь значительно смелее
выступала против опричнины. И у нас два митрополита было казнено.
Глеб Елисеев:
Я не вижу никаких перспектив повторения чего-либо подобного, как в сталинские времена. То, что происходило в 30-е годы, это было
достаточно грубо. И я не могу прогнозировать, во всяком случае, не хочу прогнозировать обращение в какую-либо форму Средневековья,
превращения во что-то подобное исламской республике Иран, где уже шли процессы бурной европеизации, где шах делал достаточно много
для своего народа, действительно, в прямом смысле, много делал. Реформы шаха приносили благоденствие широким массам. Рабочие,
например, были вполне довольны, по сравнению с тем, с чем они столкнулись после того, как Хомейни укрепил свою власть. Тем не менее,
возмущение, недовольство этим процессом нагнеталось, и в результате получилась исламская революция, которая действительно отбросила
Иран на несколько столетий назад. В отношении России это непрогнозируемо, благодаря тому, что в первую очередь у нас нет основы, нет
того слоя, который мог бы обеспечить это возвращение к Средневековью. У нас в стране нет крестьянства. Это слой в наибольшей степени
укрепленный в природе, слой, в значительной степени зависимый от влияния, от воздействия природной жизни. От него идет любовь к
лидеру, массовые действия, неорганизованные восстания, которые приходится усмирять жесткой государственной властью, в результате
чего получается диктатура. Любая диктатура - это ответ на неконтролируемый разгул масс. У нас почти нет сопротивления рыночным
реформам, которые проводились при Ельцине, которые проводятся, несмотря ни на что, сейчас. Горожанин - это рационалистически
мыслящий человек. Это человек, который привык рассчитывать свои действия. Привык к тому, что, если он неправильно повернет кран, то
вода зальет его квартиру. Что если он сунет два пальца в розетку, его убьет электричеством. Соответственно, он привыкает к тому, что
если он выйдет на улицу, начнет все громить, то придет городовой и даст ему по голове дубинкой.
Андрей Богданов:
Россию каждый раз власти приходилось завоевывать. Вещий Олег пришел и установил дань. Но уже князю Игорю, сыну Рюрика, воспитаннику
Вещего Олега, пришлось за данью ходить в военные походы и, как вы помните, это плохо кончилось, его поймали древляне и за жадность
разорвали между двух деревьев. И тогда княгиня Ольга установила места сбора дани, размеры ее конкретные. Но, странное дело, внуку
ее, Владимиру Святому, опять приходится ходить и завоевывать. И потом мы видим раз за разом - наиболее выдающиеся князья, а, как
известно, самый выдающийся тот, кто больше завоевал, и особенно наубивал, они опять завоевывают. У нас Юрий Долгорукий завоевывал,
потом Дмитрий Донской. Казалось бы, Дмитрий Донской объединил Русь, разбил Мамая, а через три года Москва сожжена, и несколько
поколений еще московских князей продолжают завоевывать страну. Иван Третий у нас завоевывает Россию, Василий Третий у нас
завоевывает Россию. Иван Третий уже якобы называется царем, а Василий Третий все еще великий князь Московский. Сын Василия Третьего
Иван Четвертый Грозный опять завоевывает страну. И к концу 17-го века все уже абсолютно сложилось. Хотя, конечно, помните, после
Смутного времени Михаил и за ним Алексей укрепляют наконец новое государство, государство Романовых, великую Россию, к которой
прибавляются Малая и Белая. Федор Алексеевич превращает Россию и закрепляет в чине венчания своего на царство, в империю. Через 25
лет Петр Первый подчеркивает, что он - первый, принимает титул Отца Отечества, Императора и так далее, фактически заново завоевывает
страну. Опять колоссальные жертвы. 20-й век, казалось бы, мы о нем теперь уже все знаем. Гражданская война, большевики завоевали
власть, она уже утвердилась, у нас идет новая экономическая политика, потом коллективизация и так далее. И самые страшные репрессии
обрушиваются на страну в 1937 году, когда, казалось бы, власти лично Иосифа Виссарионовича и его команды уже ничто не угрожает. Тут
он понимает, что страну надо завоевать. Опять колоссальная война, опять колоссальные жертвы. Ну что ж, такая особенность. Сил власти
в России никогда не доставало для того, чтобы достаточно эффективно править, не ударяясь в террор. Ведь террор - это, на самом деле,
жест отчаяния. Если у вас есть достаточно сил для того, чтобы держать народ в повиновении, вам не нужно всех убивать. Если у вас
таких сил еще нет, и вы даже не можете вырезать, собственно говоря, население, вы должны его запугать.
--------------------------------------------------------------------------------
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 22:40:35 |
"Отеч. записки". М. Афанасьев. Невыносимая слабость государства. Русский раскол на "советских" и "несоветских" (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=822
Невыносимая слабость государства
Михаил Афанасьев
[*]
Русский порядок
Под <?русским порядком> обычно понимают сильное государство, которое управляется авторитарными методами и предельно стесняет
общество. Но если вдуматься, такой порядок подразумевает как раз слабость государства - этой невыносимой слабостью он пропитан и
одухотворен. Лучшее подтверждение тому - разброд и шатания <?переходного периода> конца ХХ - начала ХХI века. Новый порядок, какой
складывался при Ельцине и сложился при Путине, оказался куда более традиционным, чем можно было бы ожидать поначалу. Но традиционным
не в смысле каких-то политических учреждений, не в смысле какого-то конкретного институционального наследства. Скорее нужно вести
речь об этнических константах, адаптационно-деятельностных стереотипах, которые переносятся на новые институты и воспроизводятся в
изменившихся социальных обстоятельствах[1].
Исторические периоды, подобные последнему десятилетию прошлого века, в России называют <?смутным временем>. Смутное время - это
состояние ослабленности государства, когда его граждане воюют друг с другом, причем и те, кого вынесло наверх, и те, кто остался
внизу, горько сетуют на эту слабость. Тотальный кризис государственных и социальных структур, начавшийся после развала СССР, в
сочетании с аномией и апатией населения породил острый социальнополитический конфликт. Присмотримся к характеру этого конфликта и к
тому способу преодоления кризиса, который сегодня нашло российское общество.
В постсоветском - иначе говоря, постноменклатурном[2] - обществе существует лишь один принципиальный разлом: оно распалось на тех,
кто идентифицирует себя с советским строем, и тех, кто с ним окончательно и бесповоротно простился[3].
Поэтому КПРФ, политически представляющая первую часть населения (гораздо более однородную, чем вторая), является единственной
массовой партией в России.
Социальную базу КПРФ можно определить как госклиентелу. Как и положено классической партии, КПРФ выражает интересы социального слоя,
который она представляет, в соответствующей идеологии, которая сводится к триаде: <?госсобственность, госбезопасность,
гособеспечение>. В отличие от партий-наследниц в других посткоммунистических странах, КПРФ не эволюционирует в
социал-демократическом направлении. Объясняется это не только идеологическим догматизмом партии и характером выражаемых ею интересов
госклиентелы, но и социальной психологией той части россиян, которая желает оставаться <?советским народом>. Мы наблюдаем, по сути,
некую вариацию <?русского раскола>. В соответствии со стереотипами национального поведения новое государство подвергается тотальному
мировоззренческому отрицанию. Такое мироощущение предполагает отнюдь не стремление приспособиться к изменившимся условиям, улучшить
свой имущественный и социальный статус, но упорное - <?до конца> - противостояние <?царю Антихристу> и его слугам.
Важнейшим политическим институтом новой России стал всенародно избираемый и облеченный мощной властью президент. Беспроблемное и
быстрое утверждение института президента в постсоветском обществе нетрудно объяснить свойственным россиянам <?государьственным>
адаптационно-деятельностным стереотипом. При этом речь идет не о механическом переносе и простом воспроизведении старого, но об акте
исторического синтеза, который доказывает способность россиян к государственному творчеству.
Соглашаясь с тем, что России нужен <?сильный> президент, нельзя не заметить, что причина этого заключается как раз в том, что он
политически и символически скрепляет плохо организованный, атомизированный социум. Ключевая политическая проблема России - не то,
что государственная интеграция, идентификация и коммуникация осуществляются посредством института <?сильного президента>, а то, что
иные институциональные скрепы общества крайне слабы. Важно чувствовать глубокую противоречивость и драматизм этой национальной
константы. Важно понимать и продуктивно осмыслять и необходимость, и недостаточность идеи <?сильного (народного) государя> для
национального развития, их неразрывную связь друг с другом.
Действительно, оборотной стороной этой идеи является восприятие государства как <?дела государева>, а не как своего и общего, т. е.
гражданского дела. Общим делом российское государство становится лишь в те моменты, когда нужно спасать Отечество. Обычно же
население России занято исключительно своими частными делами, применяясь к установленным свыше правилам и обстоятельствам (в
дореволюционной России существовали так называемые <?мирские>, общинные дела, но после коллективизации и индустриализации о них не
может быть речи). Преодоление обстоятельств и правил - ядро российского образа жизни.
Неудивительно, что и российские власти, устанавливающие правила, и российский народ, обходящий правила, всегда мечтают о
<?государственном порядке>. Обнаруживая всякий раз отсутствие <?настоящего> государственного порядка, власти и народ обвиняют друг
друга. Все убеждены, что русский порядок - это прежде всего и главным образом государственный порядок. Такова наша навязчивая идея,
обретшая силу практической иллюзии, ставшая настоящим мифом. Чтобы понять мифическую природу этого концепта, нужно перейти от
<?макросоциологии> к анализу обычных практик социального взаимодействия.
Аномия и <?связи>
Определение <?постсоветское общество>, которым мы пользовались в 90-е годы, обозначало продукт разложения номенклатурно
организованного социума в отсутствие альтернативных форм общественной самоорганизации - иного содержания у этого понятия не было.
Именно слабость общественной самоорганизации, бедность социального капитала россиян обусловили особую глубину и тяжесть
постсоветской аномии. Они же стали главной помехой на пути к новой институционализации. Россияне, правда, довольно быстро привыкают
действовать в новой институциональной среде. Однако в терпимости населения к новым учреждениям слишком много отчуждения и
безразличия, чтобы считать это привыкание формой подлинной социальной укорененности. Слабость же общественного участия и контроля
извращает саму сущность демократических институтов и неизбежно ведет к их деградации.
Как убедительно показали социологи, <?человек постсоветский> отнюдь не является носителем традиционного общинного сознания или
социалистического коллективизма. Обычно это рассчитывающий только на себя и своих ближних индивидуалист, не свободный, впрочем, от
государственно-патерналистского комплекса [4]. Зададимся вопросом: каким образом россияне, не имея привычки и стремления к
общественной деятельности, достигают желаемых социальных результатов?
Абсолютное большинство соотечественников полагает, что лучший способ добиться чего-либо в жизни - это личные связи. По данным РОМИР,
в 90-х годах число респондентов, ориентированных главным образом на личные связи, выросло с 74 до 84 процентов[5]. Здесь важны и
порядок цифр, и тенденция - они прямо указывают на существование социальной нормы, которую, пользуясь выражением М. Мосса, можно
назвать тотальным социальным фактом. Речь идет о глубоко укорененном, устойчиво воспроизводимом в массовых практиках неофициальном
институте, который признается значительно более эффективным, нежели институты официальные[6].
Актуализация частных связей, обеспечивающих в эпохи институциональных кризисов и трансформаций солидарность и взаимовыгодную
деятельность партнеров, - явление закономерное, хорошо описанное в исторической, антропологической, социологической и
политологической литературе. Мы знаем, что в известных условиях такие связи могут подменять и даже подминать институты
родоплеменного порядка, полисно-гражданской или имперской государственности. Классический пример - сеньориальные и вассальные
отношения в эпоху европейского феодализма.
В институциональном контексте модернизированных и модернизирующихся обществ личные связи обычно утрачивают сакральную санкцию и
становятся неформальными, а нередко и <?теневыми>. Как и вся жизнь общества, они испытывают воздействие растущего отчуждения
индивида. Коммерциализация социальных отношений и ослабление идеологического обоснования делают их все более необязательными,
подвижными, неустойчивыми, личный обмен деятельностью в значительной мере трансформируется в куплю-продажу услуг. Некогда сакральное
дарение превращается во взятку, ритуальная <?почесть> - в тривиальный подкуп.
Однако растущую непрочность личных связей и изменчивость порождаемых ими социальных сетей не следует принимать за отмирание данного
типа отношений как устойчивой <?матрицы> социальных взаимодействий. Кроме того, неформальные персональные связи, при всей их
коммерциализации и монетаризации, никогда не сводятся к платным услугам и подкупу как таковым[7], поскольку не просто обеспечивают
контрагентов необходимыми и желаемыми ресурсами, но также - и это главное - удовлетворяют их потребность в доверии[8]. Дефицит
доверия ощущается в сложноорганизованном обществе всегда, а при институциональных кризисах особенно остро. Поэтому не стоит
рассматривать личные связи как некое маргинальное явление - они являются ответом на сущностное противоречие общественной жизни,
попыткой преодолеть или компенсировать социальное отчуждение.
Неформальные персональные связи могут быть родственными (порождаемые ими социальные сети в литературе называют парентелой),
дружескими (они порождают так называемые амикальные группы) или союзническими (на их основе возникают всевозможные <?политические
альянсы>). Однако в современном обществе чаще всего такие связи не предполагают родственных или дружеских отношений между партнерами
и определяются только разными ресурсами власти и влияния, которыми те обладают. Иначе говоря, эти связи воспроизводят хорошо
знакомые роли патрона и клиента. Они противоречиво соединяют в себе солидарность и личную зависимость, стремление к установлению
доверительных, квазиродственных отношений и обмен ресурсами, нужными для повышения или подтверждения социального статуса.
Следует подчеркнуть, что клиентарные отношения могут формировать обширные социальные сети, иерархически организуя социальное
пространство. Так, в модернизирующихся политиях Востока за современным институциональным дизайном проглядывают традиционные
пирамидально выстроенные патронаты[9]. В российском обществе основными игроками на поле властных отношений выступают более подвижные
и не столь долговечные акторы - это персонально ориентированные <?команды>, которые всегда ищут покровителей (<?крышу>) и периодически
их меняют. Таким образом, персональные вертикальные и горизонтальные связи вполне могут обеспечить масштабную инфраструктуру для
властных взаимодействий и обмена ресурсами.
Проблема вовсе не в непреодолимой локальности (чисто технически она как раз преодолима), но в самой логике подобных отношений.
Включение в клиентарные группировки отнюдь не ведет к социализации эгоистического индивида, не преодолевает столь характерный для
россиян <?нелиберальный>, <?потребительский>, <?агрессивный> индивидуализм. Обретаемая в клиентарных отношениях первобытная
микрогрупповая солидарность замешана на деспотизме и потестарности - такая солидарность, активно противопоставленная гражданским
отношениям и институтам, не укрепляет, а разрушает цивилизацию.
Российский патронат - порождение переходного периода
Анализ стандартных практик социального взаимодействия позволяет уточнить характеристику господствующего слоя современного
российского общества. Истинно концептуальное его определение не может ограничиваться метафорами (<?неономенклатура>, <?кланы>,
<?картели>) или тавтологиями (элита, господствующий класс), но должно выражать конкретно-историческое и конкретносоциологическое
содержание асимметричных отношений власти, которые всегда связывают носителей разных потенциалов социальной мощи. Говоря точнее, оно
должно учитывать характер присвоения, владения и обмена ресурсами, а также средств господства, реализованных в официальных и/или
неофициальных институтах, обычных практиках власти. Речь, конечно, идет не о всей совокупности присутствующих в обществе властных
отношений, а о наиболее типичных отношениях. При этом имеются в виду как отношения между управляющими и управляемыми, так и
отношения внутри господствующего слоя, которые этот слой определенным образом структурируют и организуют.
Именно поэтому форма господства и господствующий слой в России переходного периода были определены мною как постноменклатурный
патронат. Это определение отражает генезис и развитие актуального типа господства, которое представляет собой результат приватизации
социального могущества распавшейся номенклатуры, по-прежнему синкретически соединяющего политическую и экономическую власть. Кроме
того, оно указывает на патерналистский, <?семейный>, неформальный характер господства, устойчиво воспроизводимый в практике отношений
управляющих и управляемых. Наконец, наше определение характеризует наиболее действенные средства господства и обмена ресурсами -
патрон-клиентные связи, частные союзы защиты и поддержки (<?команды> и <?крыши>). В условиях институциональной неопределенности личные
связи и клиентарно организованные социальные сети восполняют <?дефицит государства>. В то же время они подрывают официальные
публичные институты, лишая их гражданского правового содержания.
Предложенная концепция пригодна как для конкретного анализа кадровой политики и структурных преобразований в послесоветской России,
так и для обобщенной характеристики главных тенденций современного национального развития. С ее помощью можно раскрыть реальное
общественно-политическое содержание <?переходного периода>. Это содержание определяют приватизация (если рассматривать логику
отношений) и локализация (если рассматривать политическое пространство) социальной мощи распавшейся номенклатуры при заимствовании и
адаптации современного институционального дизайна и коммуникативных технологий[10].
Россия действительно совершила важнейший социальный переход, однако совсем не тот, о котором говорили специалисты по
демократическому транзиту. Уже тот факт, что общественно-политическую ситуацию <?постъельцинской> (<?путинской>) эпохи можно в
зависимости от желания - и с равным успехом - описывать либо как окончательное снятие угрозы коммунистической реставрации, либо как
крах демократизации, показывает, что <?переходно-возвратная> парадигма анализа не соответствует реальному содержанию социального
процесса.
В стране произошла консолидация определенного властного режима и, шире, определенного социального порядка. Как в господствующем
слое, так и в обществе в целом <?сформировалось вполне определенное понимание законов вертикальной мобильности: путь наверх
невозможен без нужных связей и денег, при том что деньги часто являются производной от связей>[11]. В своих повседневных
взаимодействиях россияне руководствуются именно этим <?пониманием> и этими <?законами>. Как явствует из приведенных выше
социологических данных, доля сограждан, ориентирующихся в своем социальном поведении главным образом на <?связи>, составляет
абсолютное большинство, причем за десятилетие экономических и политических реформ эта доля отнюдь не уменьшилась, а увеличилась.
Российский правящий слой, сложившийся в послесоветское время на основе приватизации административной и природной ренты,
адаптировался к современному институциональному дизайну и перекроил его <?под себя>. Существующие институциональные рамки
обеспечивают, с одной стороны, дозированную степень конкурентности и открытости, а с другой - постоянное воспроизводство и
определяющее значение личных связей, теневых согласований и клиентарных сетей. За годы переходного периода произошло значительное
омоложение господствующего слоя, а также консолидация поколений <?номенклатурщиков> и <?новых русских>. Стабилизировав свою власть и
социальные роли, российские правители остановили волну институциональных преобразований.
Передача президентской власти прошла согласно патримониальной традиции и обошлась без сколько-нибудь энергичной дискуссии об
организации власти и общественной жизни. В то время как позиция КПРФ утрачивала былую идеологическую однозначность, отечественный
истеблишмент формировал все более консервативную и реставрационную политическую повестку дня: выборы президента на Совете Федерации,
возврат к назначению губернаторов, отмена местного самоуправления и т. п. Официальный преемник Б. Н. Ельцина В. В. Путин,
назначенный премьер-министром за полгода до досрочных президентских выборов, не высказывался сколь-либо ясно по институциональным
вопросам, а главным лозунгом своей предвыборной кампании сделал укрепление государственного порядка. В обществе, уставшем жить <?без
государства>, этого оказалось достаточно для убедительной победы на выборах.
Патронат при Путине
Путин, которого несла к власти высокая волна рейтинга, получил гигантскую фору: ему не нужно было долго договариваться с
региональной элитой и ее задабривать. Кроме того, бывший советский чекист и петербургский чиновник Владимир Путин не был выходцем из
высшей региональной номенклатуры, как другие лидеры страны в последние полвека - от Хрущева до Ельцина. Не связанный с региональным
начальством ни узами корпоративной солидарности, ни политическими <?кондициями>, Путин в то же время хорошо запомнил впечатляющие
демонстрации политической силы сенаторов в той ситуации, когда он был слаб и зависим. Неудивительно, что первые действия нового
хозяина Кремля оказались больше похожими на атаку в политической войне за ельцинское наследство, чем на выверенную государственную
реформу.
Указ Президента РФ ? 849 от 13 мая 2000 года <?О полномочном представителе Президента Российской Федерации в федеральном округе> был
принят без какого бы то ни было предварительного обсуждения в политических и экспертных кругах. Парадоксально, но в указе нет ответа
на вопрос: что такое федеральный округ? Неясно, каков статус этой территориальной единицы, какие именно федеральные функции -
контрольные, правоохранительные, военные, судебные, управленческие - она должна реализовать. Округа фактически были введены только
для того, чтобы обозначить зоны ответственности семи президентских полпредов, распределить не вполне ясно формализуемую власть.
Само отнесение регионов к тому или иному федеральному округу невольно заставляет вспомнить слово <?волюнтаризм>, так как идет вразрез
с историческими традициями и сложившимися экономическими связями. Астраханские, волгоградские, пермские и тюменские власти, ссылаясь
на историко-культурные, экономические и управленческие реалии, обращались к Путину с просьбами <?вернуть> их области соответственно в
Поволжье, на Урал и в Западную Сибирь, однако просьбы эти остались без ответа.
Первоочередным политическим поручением президента Путина своим представителям стало выявление и устранение противоречий между
региональными нормативными актами и федеральной конституцией и законами. На деле основную работу по приведению регионального
законодательства в соответствие с федеральным выполняли органы министерства юстиции и прокуратуры. Полпреды же осуществляли общий
политический контроль, одергивали наиболее упрямых региональных лидеров и докладывали президенту о результатах.
Пожалуй, самым заметным последствием введения федеральных округов стала перестройка структуры федеральных органов власти: в первую
очередь прокуратуры, а затем таможни, налоговой полиции, министерства юстиции и министерства внутренних дел. Были учреждены (наряду
с существующим центральным аппаратом и региональными структурами) семь окружных управлений и семь должностей заместителей
руководителя соответствующего федерального органа. О своей <?окружной реформе> заявила даже Счетная палата, хотя это орган не
исполнительной власти, а парламентского контроля.
Важной политической задачей полпредов и целью ведомственных реорганизаций было восстановление контроля над территориальными
структурами федеральных органов власти, прежде всего силовых ведомств, которые за годы ельцинского правления были приручены
региональными руководителями и <?вросли> в региональные элиты. Жесткое центральное подчинение правоохранительных органов было
установлено поправками к Закону о милиции и Закону о прокуратуре. Но эти поправки были приняты уже после назначения полпредов и
реорганизации силовых ведомств. К тому же в российской бюрократической традиции близкое местонахождение и персональное присутствие
начальника играют далеко не последнюю роль.
Лояльность руководителей силовых территориальных структур, по-видимому, обеспечена. А вот эффективность работы этих органов
аппаратные нововведения явно не повысили. Между тем полпреды президента должны были не только обуздать криминал и коррупцию: им
поручались и планирование экономического развития, и подготовка предложений для комиссии Д. Н. Козака по разграничению полномочий
разных уровней власти, и контроль за использованием в регионах федеральных субсидий и дотаций. Полпреды и их команды действительно
пытались превратить округа чуть ли не в новые совнархозы, однако эти попытки были блокированы правительством и руководством
президентской администрации. К концу первой путинской четырехлетки бюрократическая искусственность и неэффективность института
окружных полпредов (или полпредских округов) стали очевидны. Девальвации этого института способствовал и сам президент, использовав
пост полпреда в Северо-Западном ФО как пересадочную площадку для продвижения В. И. Матвиенко в кресло петербургского губернатора, а
затем для трудоустройства отставного министра.
Одновременно с введением федеральных округов Путин осуществил реформу Совета Федерации. Модель <?Президент + выборная Государственная
дума + палата регионального начальства> была формулой правления Б. Н. Ельцина. <?Непредсказуемый> Ельцин последовательно выдерживал
неформальный договор с региональной элитой, пережившей при первом президенте высший взлет своего могущества. Вряд ли кто из
российских сенаторов, готовившихся делить ельцинское наследство, предполагал, что сам ельцинский сенат окажется атрибутом
<?переходного периода>. Тем не менее Путин на удивление легко лишил региональных лидеров сенаторского статуса (в том числе
парламентского иммунитета). Теперь обеспечена такая послушность членов палаты, что она вообще перестала быть институтом
представительства и согласования региональных интересов и, соответственно, утратила самостоятельную роль, предназначенную ей в
системе конституционного разделения власти.
Третьим китом федеративной реформы Путина стало законодательное закрепление ответственности органов государственной власти регионов
и органов местного самоуправления перед федеральным центром. Президент наделен правом отмены актов органов исполнительной власти
субъектов Федерации, противоречащих Конституции и федеральным законам. Предусмотрена возможность роспуска региональной легислатуры
законом федерального парламента, возможность временного отстранения и отрешения от должности главы субъекта Федерации президентом
России. Установлена ответственность представительных органов местного самоуправления и глав муниципальных образований за издание
нормативных правовых актов, противоречащих конституции, федеральному и региональному законодательству. Если данный акт не отменен
своевременно и повлек вред, установленный судом, то местный представительный орган может быть распущен, а глава муниципального
образования может быть отрешен от должности решением высшего должностного лица субъекта Федерации либо президентом России.
Что касается <?законов Козака> о разграничении компетенции федеральных, региональных и местных органов власти, то они призваны
завершить упорядочение российской власти, осуществив полную бюрократическую опись государственных полномочий. Впрочем, реальная мера
самостоятельности того или иного уровня власти определяется не столько формальным перечнем полномочий, сколько бюджетно-финансовой
базой их деятельности, а определять эту базу (и эту меру) теперь практически монопольно может Администрация Президента РФ.
Уверенно идя по пути централизации власти, Путин сам определил границы и условия президентского вмешательства в дела регионального
начальства. Второго президента, как и первого, не слишком волнуют антидемократические тенденции в регионах и противоправные действия
их руководителей, если последние демонстрируют свою лояльность федеральному руководству. По разным причинам многие региональные
лидеры подвергались давлению со стороны президентской администрации, но лишь единицы, причем не самые сильные и авторитетные, были
целенаправленно устранены со своих постов. Во всех остальных случаях региональным лидерам достаточно было учесть интересы тех или
иных близких президенту групп и подтвердить личную лояльность, чтобы обвинения - в политической неблагонадежности или в коррупции -
были сняты. При этом норма закона, устанавливающая, что главы регионов могут избираться на свой пост не более двух раз подряд,
превратилась в предмет весьма некрасивых политических манипуляций, позволивших почти всем нынешним главам регионов ее обойти.
Укрощение <?региональных баронов> было главной, но не единственной целью войны за верховенство центра. Путин обещал <?удалить
олигархов от власти> и подтвердил это намерение жесткими действиями в отношении двух знаковых, наиболее политизированных фигур
бывшей <?семибанкирщины> - Владимира Гусинского и Бориса Березовского. К ЛУКойлу, группе <?Интеррос> и некоторым другим корпорациям
был также продемонстрирован интерес со стороны прокуратуры и Счетной палаты, но в дальнейшем вопросы были сняты. Перед новым циклом
парламентских и президентских выборов Путин сокрушил амбициозный проект Михаила Ходорковского по формированию крупнейшей в России
частной корпорации (<?ЮКОС-Сибнефть>) и крупнейшей лоббистской сети, конкурирующей с президентской администрацией.
<?Антиолигархические> действия власти отличаются рядом особенностей: они носят сугубо избирательный характер; их официальная
мотивация явно расходится с реальной; они не переходят в институциональную политику по разграничению публичной власти и частного
бизнеса, по ограничению лоббизма, корпоративной <?приватизации> регионов и т. п. явлений; в своих действиях власть не останавливается
перед нарушением правовых принципов и процедур, в том числе перед давлением на суд; спецоперации с участием силовых структур и
подключением близких к власти бизнес-групп направлены на отнятие и переподчинение бизнеса неугодных <?олигархов>.
Таким образом, Путин радикально усилил позиции верховной власти в торге элитных группировок, а российский патронат полностью
подстроился под президента. Политическим оформлением нового абсолютизма стало формирование фактически однопартийной Государственной
думы и окончательное превращение российского парламента в привычные <?кремлевские палаты>. Декларативные <?демократия>, <?федерализм>,
<?многопартийность> окончательно сошли с политической повестки дня. <?Президентская вертикаль> - таков сегодняшний политический пароль
российского патроната, который должен выучить каждый, кто делает серьезные ставки в политической и экономической игре.
Стало ли государство сильнее?
Маятниковые колебания между централизацией и локализацией власти вполне традиционны для русского порядка - они хорошо описаны еще в
<?Боярской думе> В. О. Ключевского. Интересно, что историк обнаруживает внутреннюю связь этих явлений и описывает локализацию
власти - т. е. частное присвоение ресурсов и частное употребление государственной власти - в централизованной системе московского
самодержавия. Одно без другого не обходится.
Ни боярские вольности, ни кремлевский абсолютизм сами по себе не связаны с формированием гражданского общества и развитием правовой
государственности. Существенным отличием сегодняшнего цикла российской истории, однако, является наличие демократических институтов,
частью заимствованных, частью выработанных Россией в конце ХХ века. Исходя из этого, можно определить критерий для оценки реальной
общественной пользы от провозглашенного <?укрепления государства>. Вопрос должен быть поставлен так: способствуют ли предпринимаемые
политические действия укреплению публичных институтов и развитию их общественного содержания?
За два года президент Путин достиг впечатляющих результатов: переформирован Совет Федерации; законодательно закреплен порядок
федерального вмешательства в деятельность региональных и местных властей, определена их ответственность; региональное
законодательство приводится в соответствие с федеральным; взяты под контроль центра расположенные в регионах структуры федеральных
органов власти; изменена в пользу федерального центра схема бюджетного процесса.
Вместе с тем производимые изменения далеко не всегда полезны для общества, а в некоторой, притом существенной своей части несут
вред. Происходит это прежде всего из-за идеологической и психологической зацикленности - и самого Путина, и значительной части
политической элиты - на усилении власти президента. Такое усиление стало едва ли не единственной целью преобразований. В угоду ему
приносятся общественная польза и эффективность преобразуемых или создаваемых публичных институтов.
Так, утративший самостоятельную роль Совет Федерации превратился в сугубо декоративный, фиктивный политический институт, а новый
порядок делегирования в <?верхнюю палату> обернулся неприкрытой торговлей сенаторскими мандатами и разгулом дикого партикулярного
лоббизма. Лишь для того, чтобы затруднить коммунистам проведение предвыборной агитационной кампании, парламентское большинство с
подачи президентской администрации законодательно запретило проведение в стране референдумов в год парламентских и в год
президентских выборов, т. е. по два года из каждых четырех лет. Под усыпляющие разговоры о создании <?цивилизованной партийной
системы> был принят закон о партиях, гигантски расширивший возможности государственного регулирования деятельности политических
партий и одновременно повысивший <?взяткоемкость> этого процесса. В результате победы <?Единой России> на парламентских выборах в
декабре 2003 года Государственная дума сразу стала неким подобием Верховного Совета - псевдопредставительным органом, выстроенным по
иерархическому принципу и голосующим по команде сверху.
От имени президента в Федеральное собрание не раз вносились законодательные предложения, нарушающие дух и букву Конституции[12]. Эти
предложения не прошли в прежней Государственной думе, но сам факт их внесения в парламент весьма симптоматичен. Его нельзя было бы
игнорировать и в обычных условиях, а на фоне значительного усиления власти президента Путина и часто звучащих предложений внести
изменения в Конституцию России он выглядит особенно тревожным.
Проблема не сводится к нарушению баланса политических сил, чем грешат все победители (к тому же конкуренты Путина, будь то
<?региональные бароны> или <?олигархи>, отнюдь не олицетворяют демократические и правовые начала). Беда не в том, что Путин <?слишком>
укрепляет государство, а в том, что его понимание государственной власти глубоко несовременно и представляет собой рецидив
патриархального господства в постиндустриальную эпоху. Учреждаемые ныне политические порядки - не творческий синтез старого и
нового, а дурная копия далеко не лучших исторических образцов. Ни <?птенцов гнезда Петрова>, ни <?заседания Государственного совета> -
сплошной Салтыков-Щедрин. Во что превратился реформированный Совет Федерации - общеизвестно. Зачем вместо проведения
административной реформы строить новые уровни бюрократической пирамиды - неясно. А чем завершится борьба с коррупцией посредством
двух правительственных комиссий - очевидно.
Хуже всего то, что президентская администрация активно и <?профессионально> манипулирует правовыми нормами и демократическими
институтами - теми самыми <?общими правилами>, упрочение которых было главным предвыборным обещанием Путина. В привычной для
российской власти <?игре с правилами> путинская администрация достигла циничного совершенства. Ручное управление парламентом,
использование суда и прокуратуры в политических кампаниях и расправах, жонглирование законодательными нормами, ставшие привычными
административные злоупотребления на выборах - такая политическая и административная практика вне зависимости от сиюминутного
политического эффекта наносит огромный вред российскому обществу. Она воспроизводит, манифестирует и закрепляет традиционный код
российской власти, точно выраженный в народной пословице: <?Закон что дышло - куда повернут, туда и вышло>. Подобная политика
исключает саму возможность кристаллизации публичных институтов, поскольку подрывает их основу - общественное доверие.
Таким образом, публичные институты при Путине отнюдь не окрепли, многие же, наоборот, деградировали. Именно поэтому в последние годы
мы наблюдаем не просто централизацию власти, а куда более глубокую социальную трансформацию, точнее - деформацию. Один за другим
исчезают субъекты политического процесса, который все больше напоминает театр теней. С одной стороны, убраны либо <?стерилизованы>
крупные фигуры вроде известных медиамагнатов и бывших претендентов на президентский пост; низведены до роли марионеток институты,
которые никак нельзя отнести к исполнительной ветви власти, - палаты Федерального собрания, центральные судебные инстанции,
федеральные телеканалы; возвысившаяся в 90-е годы региональная элита распущена по вотчинам. За редкими исключениями все бывшие тузы
остаются <?в игре>, продолжают быть уважаемыми и активными членами господствующего слоя, но если кто-то из них забудется и возомнит
себя действительным субъектом российской политики, то будет примерно наказан. С другой стороны, конкурирующие группировки
<?старокремлевских>, <?новопитерских>, <?белодомовских> верховников, могущество и влияние которых сегодня общепризнано и даже
мифологизировано, также не выступают в роли субъектов публичной политики. Эти группировки не похожи даже на аристократические партии
доиндустриальных обществ, поскольку вообще лишены публичной идентичности и, понятное дело, публичной ответственности.
Новый кремлевский абсолютизм не отменил феодальных правил и не создал более эффективной (не для себя, а для общества) бюрократии.
Административный восторг, с которым российский правящий класс, вскормленный на административной ренте, воспринял <?укрепление
государства>, является лучшим свидетельством того, что это <?укрепление> вполне соответствует его интересам и закоренелым
привычкам[13]. <?Новый курс> Путина не затрагивает существующей начальственной организации социальной жизни в России, но означает
лишь расширенное воспроизводство российского начальства. Возведение <?президентской вертикали> стало для российского патроната
колоссальным строительным подрядом, который открывает перед столичными и провинциальными верховниками самые широкие возможности:
новые должности, бурный карьерный рост, большие ставки и сверхприбыли.
Путинский курс не только не лечит, но даже не затрагивает главных дисфункций российского государственного организма - паразитарный
бюрократизм, сращивание власти с олигархическим капиталом, клиентелизм и коррупцию. Исцелять эти хронические российские недуги
административной централизацией - то же, что тушить пожар керосином. Частное присвоение ресурсов публичной власти для получения
административной ренты сегодня стало открыто артикулируемой нормой поведения правящих и главным критерием его успешности. То, что
привнесло правление Путина - иерархически выстроенный патронат, более жесткий и циничный стиль публичной политики, некоторое
омоложение <?верхов>, замена одних <?авторитетов> и <?связей> другими, - далеко не тождественно действительному усилению государства.
Для такого усиления нужна не только и не столько <?президентская вертикаль>, сколько радикальная административная реформа.
Начальственная организация российской жизни по природе своей является механизмом социального торможения. Неудивительно, что для
социального ускорения в России почти всегда требовались чрезвычайные меры, следствием которых обычно становились однобокие и
малопродуктивные рывки, не переходившие в устойчивое развитие. Ведь для устойчивого развития нужны не публичные порки, а публичные
институты, в том числе важнейший из них - неразорительное для общества, эффективное государство. Решение триединой задачи -
экономического роста, победы над бедностью и победы над коррупцией - решение, которого ожидает от президента (и теперь только от
него) российское общество, достижимо лишь на основе реформы государственного управления. Именно поэтому проведение подлинной
административной реформы или отказ от нее имеют для страны значение исторического выбора. Насущная альтернатива второго срока
второго президентства проста и груба: либо радикальная реформа государственного управления, либо новый застой. Владимиру Путину
досталась поистине царская доля: выбрать между любовью российского начальства и любовью российского народа.
====================================================
[*] Часть представленной работы была сделана в рамках проекта <?Управление в России: система принятия государственных решений>,
проводившегося Институтом права и публичной политики при поддержке Корпорации Карнеги в Нью-Йорке.
[1] См. об этом: Лурье С. В. Историческая этнология. М., 1997.
[2] Под <?номенклатурой> Михаил Восленский понимал правящий класс советской эпохи, а в работах Марата Чешкова это понятие
используется для определения особой социальной организации, альтернативной государству-нации и обеспечивающей индустриализацию и
квазимодернизацию.
[3] Безусловно, разлад в общество вносит и его этническая разнородность. Межэтническая напряженность, спровоцировавшая распад СССР,
продолжает ощущаться и в Российской Федерации. Как и на всем постсоветском пространстве, в России конца 80-х - начала 90-х годов
получило развитие <?этническое предпринимательство>, имеющее, в частности, прямое отношение к чеченскому конфликту. Однако в целом
российское общество достаточно гомогенно и в этническом, и в культурном аспекте. Межэтнические трения обрели в России форму
политического противостояния только на Северном Кавказе.
[4] См.: Левада Ю. и др. Советский простой человек: Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М., 1993; публикации И. Клямкина и его
коллег в журнале <?Полис> за 1994-1996 годы об исследованиях ментальности в постсоветском обществе; Дилигенский Г. Что мы знаем о
демократии и гражданском обществе? // Pro et Contra. 1997. Т. 2. ? 4; Курильски-Ожвэн Ш. Правовое государство и гражданин:
сравнительный анализ индивидуальных представлений во Франции, России и Венгрии // Конституционное право: Восточноевропейское
обозрение. 1997. ? 3 (20) - ? 4 (21).
[5] Данные центра <?Российское общественное мнение и изучение рынка> приведены по: Мельвиль А. Политические ценности и ориентации и
политические институты // Россия политическая / Под общ. ред. Л. Шевцовой. М.: Московский центр Карнеги, 1998. C. 149.
[6] Афанасьев М. Н. Клиентелизм и российская государственность. М.: Московский общественный научный фонд, 1997; изд. 2-е, доп. М.,
2000.
[7] Так, исследуя трансакционные издержки российских предпринимателей, Вадим Радаев пришел к выводу, что взятка, будучи примитивной
формой разовых взаимодействий, с укреплением доверия перерастает в более устойчивые связи, которые не поддаются числовой оценке и
представляют собой целую палитру отношений от взаимного обмена информацией и услугами до установления властного контроля. См.:
Радаев В. В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических
технологий, 1998. Ч. I.
[8] Eisenstadt S. N., Roniger L. Patrons, clients аnd friends: Interpersonal relations and the structure of trust in society.
Cambridge, 1984.
[9] См., напр.: Зубов А. Б. Парламентская демократия и политическая традиция Востока. М., 1990.
[10] Взаимодействие клиентарных связей и современных коммуникативных технологий на выборах рассмотрено мною в специальной работе:
Афанасьев М. Политические партии в российских регионах // Pro et Contra. 2000. Т. 5. ? 4. С. 164-183.
[11] Авраамова Е. Влияние социально-экономических факторов на формирование политического сознания // Российское общество:
становление демократических ценностей? / Под ред. М. Макфола и А. Рябова. М.: Московский центр Карнеги, 1999. С. 23.
[12] Показательны, например, некоторые положения, содержавшиеся в законопроектах <?Об укреплении вертикали власти>, внесенных в
Государственную думу в 2000 году. В законопроекте по организации власти в субъектах Федерации предлагалось дать президенту право
временно отстранять глав регионов от должности на основании лишь возбужденного прокуратурой уголовного дела - до всякого суда. В
законопроекте по организации местного самоуправления предлагалось закрепить за федеральным центром <?регулирование особенностей
организации местного самоуправления> во всех городах с численностью населения свыше 50 тысяч человек. Предложенная норма прямо
нарушала российскую конституцию, относящую к вопросам ведения Федерации лишь определение общих принципов организации местного
самоуправления, в рамках которых организация местного самоуправления определяется законами субъектов Федерации и муниципальными
уставами. Кроме того, <?регулирование особенностей> - это вообще не предмет федерального закона. Другими словами, президент предложил
предоставить ему практически неограниченные возможности посредством указов <?об особенностях> решать вопрос о власти во всех значимых
российских городах.
[13] Как свидетельствуют социологи Л. Д. Гудков и Б. В. Дубин, устройство и практика сегодняшних официальных организаций
воспроизводят хорошо известный с советских времен <?нормативно-принудительный сценарий>, который заставляет российского обывателя
воспринимать любую ситуацию как особенную - опасную, трудную, пограничную - и, соответственно, платить за <?избавление> от подобной
угрозы. Поэтому отношения <?своих> и выстраиваемые на их основе социальные сети (<?связи>, <?блат>) являются не просто дополнительными
и компенсаторными, но имманентно присущими социальному порядку, который в России традиционно организуется сверху - через
функционирование управленческих ведомств и практику власти распорядительных клик. См.: Гудков Л., Дубин Б. <?Нужные знакомства>:
особенности социальной организации в условиях институциональных дефицитов [ http://www.polit.ru/documents/490769.html].
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 01.07.2004 22:38:40 |
Б. Гай Питерс. Глобализация, управление и его институты (*+)
http://www.strana-oz.ru/?numid=17&article=808
Глобализация, управление и его институты
Б. Гай Питерс
[*]
Это название было предложено мне организаторами конференции, наверное, решившими разом отдать дань всем наиболее модным терминам[1].
Совместить анализ трех таких терминов в одной работе - задача не из легких, и существуют различные пути ее решения. Можно говорить и
о роли глобальных институтов в управлении, и об управлении этими глобальными институтами, и о множестве других вещей. Я выбрал вот
какой угол зрения: управление рассматривается мною как зависимая переменная, а глобализация - как независимая. В такую систему
управленческие институты встраиваются как переменная опосредующая. При этом свою цель как ученого-социолога, выступающего перед
достаточно широкой аудиторией, я вижу не в применении к данным категориям количественных методов анализа, а всего лишь в их
системном осмыслении и столь же системном изложении (King, Keohane, Verba 1994).
Введение
С пятидесятых годов прошлого века и до наших дней американские политологи склонны не придавать большого значения Государству и его
институтам, а скорее подчеркивать роль отдельных игроков на политической сцене (Almond 1988). Сначала правил бал бихевиоризм (Erlau
1996) с его упором на особенности индивидуального поведения, вне зависимости от того, какие факторы - социальные, психологические
или политические (в привычном смысле этого слова) - это поведение определяют. Позже сторонники теории разумного выбора и присущего
этому направлению индивидуального методологического подхода (Green, Shapiro 1994) стремились свести к минимуму рассуждения о
государстве как едином целом. Согласно этому взгляду, побудительные мотивы происходящих процессов кроются не столько в социальной
или психологической, сколько в экономической сфере (пусть и понятой достаточно широко), но главным действующим лицом так или иначе
остается индивид. Теория разумного выбора предлагает также свою трактовку формирования политических и общественных институтов (см.
Peters 1998, гл. 3).
В восьмидесятые годы европейские политологи отводили более значимое место феномену государственных институтов (March, Olsen 1984,
1989) и, в какой-то мере, самой идее государства в прежнем ее виде (наиболее ярким примером можно считать работу Milward 1992). Но в
девяностые они стали снова преуменьшать роль государства, причем претендентов на то, чтобы заместить его в качестве управляющей силы
общества, в их работах зримо прибавилось. Теперь за это право состязаются: мировой рынок, надгосударственные органы и учреждения,
местные органы управления, разветвленные сетевые структуры (общественные и частные). В ширящемся потоке исследований на эти темы все
яснее прослеживается общая убежденность: да, обществом можно управлять, но источником такого управления не обязательно должны быть
привычные государственные институты.
Тем не менее я помещаю в центр рассмотрения проблем управления понятие государства. Такой взгляд не очень распространен и уж точно
нисколько не популярен среди современных политологов (см. Rhodes 1997; Weller, Bakvis, Rhodes 1997), но я продолжаю считать его
наилучшим. Как ни старомоден, казалось бы, этот подход, он вовсе не отрицает ни изменений, которые претерпели некоторые аспекты
управления, ни влияния, оказываемого на этот процесс многими из перечисленных новых источников формирования политики. Вместе с тем я
постараюсь показать, во-первых, что государству и государственному правительству по-прежнему отводится существенная, если не
ведущая, роль в управлении и, во-вторых, что при всей значимости влияния различных новых структур, местных органов управления,
глобального окружения вызванные этими процессами изменения вовсе не так велики, как порой представляется. Наконец, в-третьих, я
постараюсь доказать, что гораздо продуктивнее анализировать любые формы управления исходя из идеи государства, а не вглядываясь в
туманную даль, где маячат глобальные структуры, организации и рынки.
Такой <?государственный> подход хорош хотя бы потому, что лучше помогает исследователю выяснить, так ли бесповоротно государство
утратило рычаги управления, как это часто утверждают. Механизм, возможно, и разболтался, но если мы откажемся от его пристального
анализа и будем просто исходить из того, что существенные изменения общественно-политической системы повлекли за собой радикальную
перестройку управления, то никогда не узнаем, до какой степени он расшатан. Такой взгляд на проблемы управления по сути аналогичен
известному тезису, согласно которому исследование практической реализации какой-то политики должно непременно исходить из
особенностей ее формирования (Lane 1983; Hogwood, Gunn 1984: 207-208). Точно так же мы вряд ли сможем оценить, успешны ли методы
управления, без осознания их целей, а осознать эти цели можно только в том случае, если мы обнаружим некий задающий их центр.
Подобный подход тем более необходим, что новые претенденты на власть, возникающие в рамках интеллектуального состязания, о котором
сказано выше, выглядят в сравнении с традиционным государством куда более аморфными и размытыми, и выяснить, на что направлены
исходящие от них управленческие решения, - гораздо более трудная задача.
Управление
Чтобы хоть как-то продвинуться в понимании того, что происходит с управлением в современном обществе, необходимо убедиться, что мы
ясно представляем суть соответствующего понятия. На самом деле термин <?управление> возник довольно давно, но в последнее время он
обрел новую жизнь и получил немало разных истолкований (Rhodes 1997: 46-52). Одной из наиболее очевидных новаций стало то, что им
теперь описываются и новые формы общественной жизни, которые сводят к минимуму вмешательство структур, именуемых государственными.
Действительно, если принять за аксиому, что управление может осуществляться где угодно, но только не в рамках традиционного
государства, то ролью государства можно до некоторой степени пренебречь. Таково, например, определение управления в работе Р. Роудса
(Rhodes 1997: 15), предполагающее, что государство потеряло способность управлять и что ныне источником управления становятся
саморегулирующиеся сети различных организаций. Схожее утверждение содержится и в другом исследовании (Kooiman 1993a: 6, см. также
1998), где доказывается, что в современную эпоху управление приобрело межорганизационный характер и что его лучше всего
характеризуют понятия <?совместного менеджмента, совместного руководства и совместного администрирования>, подразумевающие различные
формы взаимодействия в целях поддержания порядка внутри сложных, разнообразных и зачастую весьма разобщенных политических структур,
ассоциирующихся с традиционными методами управления. В другой своей работе тот же автор дает следующее определение управления:
Модель или структура, возникающая в общественно-политическом устройстве как <?общий> результат или следствие перекрещивающихся усилий
всех действующих лиц, вовлеченных в общественно-политический процесс. Эту модель нельзя сводить к одному источнику или к
деятельности каких-либо групп (Kooiman 1993b: 258).
В своем разборе понятия <?управление> я буду отталкиваться от этимологического значения самого этого слова. При таком подходе
<?управление> (governance) предполагает <?вождение> (steering), иными словами, использование определенного механизма(ов) для того,
чтобы направить общество по нужной дороге. Отсюда следует, что обществу для успешного преодоления трудностей, с которыми оно
сталкивается на своем пути, необходим некий общий направляющий центр. Повторю еще раз, что эта идея вовсе не отменяет обоснованности
различных попыток децентрализовать определенные сферы жизнедеятельности общества (Crozier, Troza 1992) или внедрить некоторые формы
общественного самоуправления (Greer 1994; Hogwood 1994). Я хотел бы всего лишь показать, что все эти усилия не могут полностью
отменить <?направляющую> роль государства и его правительства. Некоторые голландские исследователи (Kickert 1997; Bovens 1990)
попытались продемонстрировать, что государственное управление становится все более <?дистанционным>. Пусть так, но оно при этом все
равно остается управлением, если правительство сохраняет за собой способность руководить, направлять, влиять на происходящее в
экономике и обществе, вовсе не обязательно полностью их контролируя (см. также Lundquist 1987).
В политологии такой <?государственнический> подход существует уже много лет. Разумеется, в эпоху расцвета традиционной
государственности подобный взгляд на управление казался абсолютно естественным и неизбежным. Не так давно о государстве <?вспомнили>
и современные ученые (Evans, Rueschmeyer, Skocpol 1985; Nordlinger 1981; Peters 1997), утверждая, что правительство необходимо
именно для того, чтобы предлагать обществу определенное направление движения. В исследованиях такого рода может покоробить лишь
чересчур сильный акцент на принципе единоначалия; более того, встречались рассуждения о том, что эффективное государство должно быть
независимо от различных общественных сил включая, по-видимому, и пресловутые <?сети> общественных и частных организаций, поскольку
они могут попытаться поставить государство под свой контроль. В том же ключе выдержана и работа Дрора (Dror 1986), где автор,
размышляя о принятии политических решений в критических и неблагоприятных ситуациях, вводит понятие <?центрального управленческого
разума> и настаивает на том, что успех правительства определяется его способностью осуществлять централизованное руководство. Ричард
Роуз (Rose 1978) тоже подчеркивал эту направляющую роль, говоря о влиянии государства на выбор обществом пути развития[2]. Все эти
ученые признавали, что исследователю стоит понимать под управлением централизованное целеполагание, если он не хочет свести описание
данного процесса к простой констатации фактов.
Можно возразить: хорошо, идея <?направляющей роли> могла быть продуктивной в прошлом, но сохраняет ли она свою значимость для
исследования современного общества? Некоторые критики традиционного подхода к проблемам управления тоже пользуются схожей
терминологией, но она получает совершенно иное наполнение (Kickert 1997; Reichard 1997). Представление о направляющей силе
приобретает в их работах слишком общий характер и уже не подразумевает правительство, находящееся в центре выработки управленческих
решений. От того, как мы понимаем направляющую роль, зависит решение множества конкретных вопросов. Однако вопросы эти не удастся
решить, если не попытаться обнаружить непосредственные проявления того, как осуществляется подобное руководство, и просто сбросить
эту идею со счетов как пережиток прошлого. Если функции государства изменились столь решительным образом, как об этом принято
говорить, то политические последствия можно с бoльшим успехом предсказывать, принимая за точку отсчета не государство, а какой-либо
альтернативный источник управления (или несколько таких источников). Как утверждал один из главных апологетов идеи <?нового
управления> Роудс (по крайней мере, в той части своих исследований, которая касалась реализации управленческих решений), утрату
государством контроля следует рассматривать скорее как гипотетическую возможность, а не как данность (см. также Saward 1997).
Я исхожу из того, что в настоящее время последовательная политика и централизованное руководство куда более важны для управления
(если для него вообще что-нибудь важно), чем в сравнительно недавнем прошлом (Peters 1997). Тому есть несколько причин. Прежде
всего, из-за ограниченности ресурсов государства главной задачей любого современного правительства становится выработка приоритетов
(Peters, Savoie 1996). Эта нехватка ресурсов в какой-то мере обусловлена скептическим отношением общества к государству и, как
следствие, нежеланием платить больше налогов (Nye, Zelikow, King 1997). Любая непоследовательность в руководстве (которая так мила
некоторым передовым специалистам по управлению) способна такой скепсис только усугубить[3]. Наконец, возросшая значимость мировых
рынков делает особенно важным проведение последовательной политики в государственном секторе экономики. Международная конкуренция
заставляет правительственные структуры, которые в иной ситуации взаимодействовали бы друг с другом лишь от случая к случаю,
вырабатывать согласованную программу действий. Если мировые рынки столь существенны для страны, ее руководство должно постараться
представить набор взаимосвязанных предложений в этой области.
Как я уже говорил, мне представляется наилучшим с логической точки зрения тот способ рассуждения, который признает государство
по-прежнему значимым, если не ведущим, игроком на управленческом поле, по крайней мере в сфере целеполагания. Такой подход хорош
хотя бы тем, что позволяет выстроить гораздо более упорядоченную прогностическую систему, чем та, которую могут предложить поборники
альтернативных концепций управления. Те из них, кто считают источником управления надгосударственные образования, еще способны
высказать сколько-нибудь обоснованные прогнозы, но всем иным подходам недостает четко заданного направления анализа, а только в этом
случае исследователь оказывается в силах обрисовать возможные варианты дальнейшего развития. Разумеется, <?государственники> зачастую
сильно преувеличивают способность государства единолично осуществлять процесс управления, но все равно проще исходить из более
жесткого правила и обнаруживать возможные исключения, нежели заявить, что правил нет вообще, а потом пытаться вычленить из этого
хаоса некую модель. Концепция <?рассредоточенного управления> (Pacquet 1993) не оставляет почти никакого пространства для конкретных
суждений о том, как осуществляется и насколько успешным оказывается сам процесс управления.
Принять за точку отсчета привычные представления об управлении кажется особенно полезным, если учесть, что авторы большинства
альтернативных политологических концепций оказываются неспособными к четкому прогнозированию. Так, например, некоторые приверженцы
идей глобализации (Schmidt 1998; Berger, Dore 1996), похоже, склоняются к теории конвергенции: глобальные факторы настолько сужают
поле возможных действий для правительств, что последние начинают тяготеть к некоему политическому и институциональному изоморфизму,
ибо для них это единственный способ хоть как-то сопротивляться внешнему давлению[4]. В других рассуждениях о воздействии
глобализации этот процесс оказывается не предвестником заката традиционного государства, а толчком к его преображению, результатом
которого могут стать, напротив, значительные расхождения в устройстве и политике различных государств, т. е. дивергенция (Ostry
1997; Schmidt 1998). Впрочем, реальные факты говорят не в пользу представлений о конвергенции, особенно в том, что касается
областей, в принципе наиболее чутко реагирующих на воздействие глобальной экономики - например, сферы налогообложения (Hallerberg,
Basinger 1998)[5].
С другой стороны, ученые, делающие акцент на роли разнообразных <?сетей>, не в силах предложить сколь-либо надежных критериев
вычленения наиболее вероятного политического сценария развития из набора существующих (Peters 1998; ср., однако, Daugbjerg, Marsh
1998). Судя по некоторым данным, в одних и тех же условиях процесс возникновения подобных сетей может протекать по-разному и
приводить к совершенно разным последствиям (Daugbjerg, 1998). Если же у схожих организаций не существует единой модели принятия
решений, то оценить успешность управления становится чрезвычайно трудно, если не невозможно. В итоге возникает реальная опасность
вырождения самого понятия управления, превращения его в бессмысленную тавтологию: что-то произошло и теперь этим чем-то надо
управлять. Вновь бросается в глаза параллелизм с различными эволюционными политологическими теориями или идеями руководства <?снизу
вверх> (Linders, Peters 1998).
Несколько тезисов относительно управления
В дальнейшем я выскажу ряд соображений, или гипотез, касательно управления. Часть из них призвана доказать, что эффективность
управления зависит от выполнения определенных условий. Для каждого случая я буду разбирать, насколько может соответствовать этим
условиям каждый из пяти игроков или групп игроков на политической сцене, а именно: мировой рынок, надгосударственные и международные
организации, местные органы управления, общественные и частные сетевые структуры и, разумеется, государство. Другая часть моих
соображений имеет целью продемонстрировать, что современные рассуждения об упадке <?традиционного управления> исходят из неких
презумпций, которые мне кажутся ложными, а потому сама дискуссия приобретает до некоторой степени искаженные формы.
Могут возразить, что я направляю наш спор в искусственное русло и веду себя не совсем корректно, во всяком случае по отношению к
некоторым из моих оппонентов. В частности, ученые, полагающие, что государство утратило способность управлять, далеко не всегда
придают мировому рынку статус нового источника управления (Strange 1996; Carnoy 1993; Rosenau, Czempiel 1992). Большинство
приверженцев этой позиции просто утверждают, что управление в традиционном смысле этого слова более невозможно и что государство уже
не в силах управлять. Ожидать же от такого аморфного образования, как мировой рынок, способности управлять - означает предъявлять к
нему совершенно непомерные требования. Интересно, однако, что в некоторых исследованиях этого рода эффективная управленческая роль
приписывается органам местного управления, - наиболее ярко она проявляется в привлечении ими иностранных инвестиций в свои регионы
или даже города. В то же время утверждается, что центральное правительство на это не способно. Какими бы аргументами это ни
обосновывалось - размерами, сложностью структуры, легитимностью или степенью последовательности в принятии политических решений, -
предполагается, что во взаимодействии с мировыми рынками правительственные структуры одного уровня оказываются в состоянии
управлять, а структуры другого уровня - нет.
Но я постараюсь, чтобы подобные сомнения в эффективности традиционного управления не сошли моим оппонентам с рук так уж легко. Как
кажется, они исходят из внутреннего убеждения в том, что мировой рынок на самом деле способен формировать новую систему ценностей (в
соответствии с известным определением политики и управления, которое дал Д. Истон*) и, стало быть, проводить более или менее
сбалансированную политику (Ohmae 1995; Rosecrance 1997). Этот вывод подтверждается и тем, что свое скептическое отношение к
традиционному управлению они очень часто подкрепляют рассуждениями о влиянии международных структур не только на экономическую, но и
на иные сферы, стремясь тем самым окончательно развенчать национальное государство (Crane 1993; Rittberger 1993). Выходит, речь не
просто о том, что привычные понятия не работают: критики утверждают, что на смену им пришли новые. Но если таков истинный смысл
подобных построений, то мы вправе применить к рынкам и международным структурам те же критерии оценки, с помощью которых ставится
под сомнение управленческий потенциал государства. Этими критериями являются способность контролировать и способность осуществлять
последовательную политику.
Спор об управлении внеисторичен
Для современных авторов, пишущих об управлении, характерна убежденность в том, что золотой век государства окончился в недавнем
прошлом. Именно тогда государству принадлежала ведущая роль, его контролю над экономикой и обществом по сути ничто не угрожало.
Творцы подобной картины в лучшем случае преувеличивают мощь государства в прошлом, а в худшем - руководствуются ложным
представлением о некоторых важнейших аспектах управления в этот период. Так, хотя деятельность сетевых структур и стоящих за ними
групп влияния в государственном секторе и проявилась со всей очевидностью в последнее время, эти структуры уже не одно десятилетие
играли существенную роль в политическом устройстве большинства демократических стран. Более того, учитывая множество соперничающих
интересов и трудности, возникающие при выработке сбалансированной политики, можно показать, что в наше время такие сети скорее
свидетельствуют о снижении, а не о росте реального влияния на государство со стороны различных групп[6]. В самом деле, прежняя
система взаимодействия лицом к лицу в привычном для Соединенных Штатов <?железном треугольнике> или в рамках схожих моделей,
существовавших и в других странах, похоже, давала обществу больше власти, чем его нынешние отношения с государством, которые можно
описать как барахтанье в <?огромных расплывающихся шестиугольниках>.
Точно так же в исследованиях современного состояния общества выглядит явно преувеличенной степень воздействия глобальных факторов на
государственный сектор экономики. Прежде всего заметим, что доля международной торговли в валовом национальном продукте
только-только начинает приближаться к уровню, зафиксированному накануне Первой мировой войны (Hirst, Thompson 1996). Конечно, приток
капитала в международную экономику существенно возрос (Turner 1991; Strange 1996), но из этого вовсе не следует, что раньше страны
варились исключительно в собственном соку. Международный рынок существует очень давно и если чем-то отличался раньше, то разве что
меньшей контролируемостью: ведь тогда не было регулирующих организаций вроде Международного валютного фонда, Всемирной торговой
организации или ГАТТ. Более того, многое указывает на то, что корпорации по-прежнему осознают свою национальную принадлежность
(Hirst, Thompson 1996, Soskice 1998) и не ведут себя исключительно как игроки мирового масштаба; так что их способность (или даже
стремление) избегать государственного контроля кажется чрезмерно преувеличенной.
Наконец, если немножко отступить в глубь времен, мы обнаружим там такие организации, как голландская Ост-Индская компания, или ее
британская тезка, или компания Гудзонова залива: государственный контроль за ними был куда менее жестким, чем тот, с которым могут
сталкиваться современные многонациональные гиганты (Sen 1998). Действительно: если представить себе тогдашние проблемы с
коммуникацией, в ту эпоху правительство могло толком ничего и не знать о деятельности этих организаций - что уж тут говорить о
контроле. Да и впоследствии многие добывающие компании представляли собой государство в государстве, особенно когда они занимались
своим бизнесом за рубежом. Короче говоря, большие корпорации всегда пользовались определенной независимостью и всегда стремились
поучаствовать в <?решении вопросов>, не относящихся, строго говоря, к сфере их деловой или национальной компетенции. В этом нет
ничего нового.
С другой стороны, власть, которой обладают в современном мире надгосударственные образования - прежде всего Европейский союз, -
похоже, действительно, беспрецедентна (Sbragia 1997; Kohler-Koch 1996)[7]. Кроме того, ныне существует множество международных
организаций и менее структурированных международных объединений[8], которые могут ущемить независимость отдельных государств и
ограничить их способность управления в определенных областях, прежде считавшихся сферой исключительно внутренней политики. Тем не
менее в большинстве своем, как я постараюсь продемонстрировать ниже, эти объединения возникают на межгосударственном уровне и вовсе
не призваны обрекать государства-участники на бессильное прозябание, - напротив, они помогают им направить в нужное русло развитие
собственного общества и своей экономики. Кстати, в одном из вариантов теории интеграции (Moravcsik 1991; впрочем, см. Garrett,
Tsebelis 1996) со ссылкой на опыт ЕС основной акцент сделан именно на межправительственных механизмах этого процесса, а не на идее
создания принципиально нового политического единства[9].
Управление - это целеполагание
Одной из важнейших составляющих управления является постановка целей, или выработка приоритетов. Старое изречение <?управлять значит
выбирать> сохраняет свою актуальность и указывает на то, что управление в принципе начинается с решения этой задачи. И если понимать
управление как выбор приоритетов и выработку последовательной и сбалансированной политики, трудно спорить с тем, что его источником
скорее всего может стать единая организация и единое правительство. С этим постоянно сталкиваются правительства отдельных
государств: скажем, при формировании бюджета все более важным оказывается определение приоритетных направлений, и решения в этой
сфере - несмотря на постоянные призывы к максимально децентрализованному руководству (а может быть, как раз благодаря этим
призывам), - принимаются на все более высоком уровне: центральных министерств или даже высших должностных лиц исполнительной
власти[10].
Если взглянуть на предлагаемый список новых <?претендентов> на власть, становится понятно, что мировой рынок, сетевые структуры и
местные органы управления едва ли могут осуществлять целенаправленное руководство. Подобные организации, пожалуй, могут проводить в
жизнь ту или иную политику и даже задавать направление собственных действий, но неспособны определять более широкую перспективу.
Правительствам тоже весьма трудно осуществлять сколь-либо последовательную программу действий: ведь внутри каждого правительства
сосуществует множество политических сил и одновременно прослеживается тенденция раскладывать различные составляющие политической
деятельности по отдельным <?корзинкам>. Но все же именно правительство остается, может быть, единственным институтом, способным
придавать публичной политике столь необходимую для нее упорядоченность. Как справедливо показано в работе Херста и Томпсона (Hirst,
Thompson 1996: 184-185), государственное руководство призвано <?сплетать воедино> многочисленные нити управления, интегрируя в единое
целое все, что происходит в разных политических сферах.
Вполне может случиться, что государство окажется неспособным реализовать те приоритеты, которые само выбрало. Этому могут
воспрепятствовать и социально-политические сети, и местные органы управления, да и тот же рынок в конце концов. На это охотно
обращали внимание те, кто изучал практическую реализацию государственной политики начиная с пионерской работы Прессмана и
Вилдавского (Pressman, Wildavsky 1974). Позже в том же ключе был выдержан анализ <?структур внедрения> (Hjern, Porter 1980) и
особенностей реализации политических решений в рамках теории <?сетей> (см. Hanf, Toonen 1985, а также Marsh, Rhodes 1992), также
уделявший особое внимание трудностям, возникающим при проведении в жизнь государственных предпочтений. Но мы опять-таки должны
осознавать, что эти проблемы существовали с самого начала и внутри <?государственнической> концепции выбора приоритетов: ведь она не
отменяет того факта, что принятые в центре решения все равно надо проводить в жизнь. Эта концепция управления, односторонне
направленного сверху вниз, может показаться чрезмерно жесткой: возможно, создание большего числа механизмов, работающих в обратном
направлении, снизу вверх, и приведет к лучшей координации действий, но такая координация скорее пригодна для сферы услуг,
предоставляемых определенному клиенту, и имеет мало общего с выработкой и осуществлением всеобъемлющих политических решений.
Управление - это разрешение конфликтных ситуаций
Развивая высказанные выше соображения об управлении как выборе приоритетов, я хотел бы показать, что управление предполагает также
способность управляющей структуры успешно разрешать конфликты. В большинстве важных сфер политики сталкиваются разнообразные, а
зачастую и диаметрально противоположные интересы различных участников политического процесса. Значит, должны существовать механизмы
выработки авторитетных решений (кто выиграл, а кто проиграл) или поиска компромисса, устраивающего всех заинтересованных игроков.
Опять-таки оказывается, что все альтернативные источники управления малопригодны для разрешения подобных противоречий, и даже если с
их помощью удается эти противоречия устранять, то очень часто для полноценного урегулирования все равно необходима освящающая мощь
государства. Государству в этом процессе может недоставать умения <?всех примирить, все сгладить> (чем так хороши на первый взгляд
разнообразные сети), но зато решения, которые оно находит, по большей части оказываются конструктивными.
Эта явная неспособность к снятию противоречий особенно очевидна в случае сетей и аналогичных политологических и управленческих
моделей (Dowding 1995). Все они основаны по преимуществу на принципе консенсуса и исходят из того, что все члены <?сети> имеют схожие
представления и об основных проблемах, с которыми они столкнутся в своей деятельности, и о методах их решения. Если заглянуть еще
глубже, то выходит, что все участники должны разделять некие общие политические установки. Фактически в некоторых концепциях
развития сетевых структур прослеживается стремление снять потенциальные противоречия путем предоставления участникам этих сетей
права самим решать, кто находится внутри, а кто вне их системы. Тенденция сглаживать острые углы видна и в рассуждениях о
политических союзах или <?экспертных сообществах> (Haas 1992; Adler, Haas 1992), которые на международном уровне играют примерно
такую же роль, как <?сети> внутри отдельной страны. В рамках данных структур, помимо принципиальных политических разногласий, могут
возникать и чисто внешние расхождения, обусловленные национальными особенностями ведения политики, не говоря уже просто о
национальных интересах. Все это заставляет усомниться в достижимости политики консенсуса.
Предполагаемое для подобных структур единство исходных установок подразумевает, что не должно быть разногласий относительно целей и
приоритетов, которыми они должны руководствоваться в своей деятельности. Но такого благолепного согласия обычно не удается достичь:
даже если участники и способны определить приемлемый для всех общий <?абрис> проводимой политики, они вполне могут не договориться, а
то и рассориться друг с другом по поводу конкретных шагов, которые им следует предпринять. Схожие конфликты относительно целей и
средств, очевидно, возникают и внутри местных органов управления. Теоретические построения в этой области слишком часто
ориентированы на опыт гораздо более централизованных систем, вроде Соединенного Королевства, а ведь в нем именно зависимость местных
властей от центра и позволяет гасить возникающие конфликты (Rhodes 1988). Во многих сферах интересы различных местных группировок
могут войти в противоречие друг с другом; всеобщая гармония тоже достигается редко, а значит для устранения проблем потребуются
недюжинные способности к политическому торгу.
Впрочем, создатели одной из версий теории общественно-политических сетей не только допускают наличие конфликтов, но и, как кажется,
упиваются возможностью их возникновения. Речь идет о так называемой концепции <?идеологических коалиций> (Sabatier, Jenkins-Smith
1995). Она представляет куда более реалистичную картину, учитывающую политические расхождения между участниками <?сети> и при этом
предлагающую механизм снятия этих расхождений. Таким механизмом становится самообучение, или самонастройка. Если
общественно-политические сети или цепочки местных органов управления способны осуществлять управление на территории своих стран, как
о том заявляют защитники этих альтернативных источников власти, тогда их следует наделить способностью к разрешению конфликтов,
неизбежно возникающих в ходе осуществления ими своей политики.
Еще более насущной эта задача является для надгосударственных и международных органов управления, представляющих собой куда более
жесткие структуры по сравнению с социальными сетями или политическими объединениями. С этой точки зрения показательно, что концепция
Евросоюза в одном из ее крайних проявлений представляет это объединение как некое протогосударство, постепенно приобретающее все
больше характеристик, свойственных традиционному государству как таковому (Sbragia 1997). В нем предусмотрены правила голосования,
позволяющие если не устранять конфликты, то по крайней мере определять источники напряжения и откладывать окончательное решение
проблемы до тех пор, пока не наступит подходящий момент или не будет выработана наименее конфликтная процедура принятия решения. В
рамках подобных надгосударственных образований всегда существует несколько альтернативных структур или несколько методов
урегулирования конфликтных ситуаций посредством прямых контактов стран-участниц. Короче говоря, эти надгосударственные органы более
походят на традиционное правительство, чем на свободные объединения, которыми по сути являются общественно-политические сети.
Управление - это не закон сохранения энергии
Специалисты по <?новому управлению> зачастую исходят из нижеследующего убеждения: если государство не способно далее контролировать
экономическую и социальную жизнь теми методами, которыми оно пользовалось в прошлом, это означает, что государство утрачивает свое
значение и ему на смену должны прийти новые действующие лица. Иными словами, саму по себе идею руководства никто не отменяет, но
предлагается взгляд, аналогичный закону сохранения энергии: если у кого-то прибавилось сил или власти, то у другого, соответственно,
убавилось. Однако не лучше ли взглянуть шире и попытаться осознать управление как процесс, предполагающий сотрудничество и
взаимодействие, - так, что возросшее влияние одной группы его участников или одного органа управления на самом деле может
способствовать более эффективному осуществлению своих функций другими участниками?
С моей точки зрения, это косвенное и, вероятно, невольное позитивное воздействие и возникает в том случае, когда в определенных
сферах мы наблюдаем рост количества сетевых структур и использование этих структур государством. Привычные командные методы и
способы контроля, действующие сверху вниз, могут не работать там, где наличествуют мощные и разветвленные общественнополитические
сети. Но управление все равно осуществляется, причем осуществляется посредством все того же государства. Многие политические
объединения действуют в рамках, установленных для них государством: решения, которые они принимают, должны соответствовать
определенным параметрам, иначе государство может существенно сузить эти рамки. Эти новые источники управления возникают не сами по
себе, как грибы после дождя; они, скорее, плод более изощренного стратегического планирования, необходимого в пору всеобщего
скепсиса по отношению к государственным структурам, утратившим вес в общественном мнении. Если только у государства появляется
возможность прибегнуть к помощи и авторитету частных организаций, оно обязательно попытается ими воспользоваться, но при этом будет
на самом деле стараться упрочить свое собственное влияние и авторитет.
Весьма важно осознавать те дополнительные возможности, которые открывает для национальных правительств существование альтернативных
источников власти, что, впрочем, не отменяет и потенциальной конкуренции между ними. Так, некоторые европейские правительства смогли
использовать систему норм и стандартов, полученную ими извне, после подписания Маастрихтских соглашений, для того чтобы решить
собственные социально-экономические задачи (прежде всего, касавшиеся снижения государственного дефицита), которые, пожалуй, было
невозможно решить исключительно за счет внутренних средств (особенно если учесть интересы общественно-политических сетей). Схожим
образом, международные институты служат сдерживанию потенциальных конкурентов; ведь большинство подписываемых соглашений по сути
представляют собой способы регулирования рынка, а отнюдь не программы развития неограниченно свободной торговли[11]. Такие <?мягкие>
геополитические механизмы (Mann 1997) следует воспринимать не как способы ограничения государственного контроля, а напротив, его
усиления: не случайно подобные договоры заключают именно государства, а не полностью независимые от них структуры. В том же
контексте можно рассматривать и различные пути укрепления внутреннего законодательства за счет внешних источников: такими
источниками являются политические институты, вроде европейского TREVI (Funk 1997).
Управление - это процесс адаптации
Я полагаю, что преуменьшение управленческой роли традиционного государства вытекает из статичного представления о правительстве и
его способностях вырабатывать политику, адекватную поставленным целям. Так называемая <?аутопойетическая школа> (in 't Veld, Schaap
1991; Bekke, Kickert, Kooiman 1995)[12] полагает, что присущее всякому обществу стремление к самоорганизации побуждает частные
структуры (и лица) к противодействию попыткам государства как-то регулировать их поведение. Далее в своих рассуждениях исследователи
не идут - между тем, если заглянуть поглубже, мы обнаружим примеры, показывающие, что правительство в свою очередь старается
приспособиться к изменениям в общественной среде, чтобы и впредь успешно выполнять возложенные на него функции. Оно изыскивает для
этого любые способы - как неформальные, так и требующие определенного формального закрепления. Возможно, вначале правительству
требуется больше времени, чтобы приспособиться к новой среде, но множество фактов свидетельствует о том, что оно не менее способно к
самообучению и адаптации, чем другие общественные институты.
Как только что было сказано, этот процесс может побуждать государство к поиску новых институциональных форм. В настоящее время в
большинстве развитых стран проводятся реформы, которые можно интерпретировать как стремление государства соответствовать изменениям,
происходящим в общественной и экономической жизни (Peters, Savoie 1996; Peters 1996). Многие примеры, которые обычно приводят в
качестве доказательств <?конца государства>, на самом деле говорят лишь о стараниях правительства адаптироваться к новой среде, дабы
сохранить рычаги эффективного управления. Все более активное включение в политический процесс различных коммерческих и
некоммерческих организаций вовсе не обязательно должно означать, что правительство снимает с себя ответственность; просто оно
обнаружило новые, менее затратные и более эффективные, способы достижения своих целей. Поскольку в обществе подобные организации
часто пользуются бoльшим авторитетом, чем <?забюрократизированные> государственные структуры, в итоге может оказаться, что степень
управляемости не понизится, а напротив, повысится. Кроме того, как справедливо указывает Дж. Уилсон (Wilson 1997), стремление
некоторых государств уйти от неокорпоративных моделей управления может повысить их готовность к самостоятельным и независимым
действиям.
Наглядным примером способности правительств к адаптации могут служить изменения в налоговой политике. Критики традиционного
государства с позиций <?глобализации> во многом исходят из убеждения, что развитие мировых валютных рынков и рынков капитала делает
для правительств невозможным, или по меньшей мере весьма затруднительным, формировать доходную часть своего бюджета прежними
методами. Вероятно, так оно и есть, но похоже, что эти самые правительства быстро нашли новые способы пополнения казны.
Действительно: на протяжении последних десяти лет уровень корпоративного налогообложения снижался; ведь корпорации теперь не знают
границ, и чрезвычайно сложно привязать получаемые ими доходы к какомуто определенному месту[13]. Однако потери компенсировались за
счет увеличения других статей государственных доходов. Из материалов Организации по экономическому сотрудничеству и развитию (OECD
1996) следует, что слегка возросли налоги на доходы физических лиц, но особенно увеличились потребительские налоги и налоги на
социальное страхование, особенно в той части, которая выплачивается работодателем и становится новой формой корпоративного налога.
Специалисты по административному регулированию тоже приводят данные, свидетельствующие, что государственные органы стараются
приспосабливаться к стремительно меняющимся политическим и экономическим реалиям (Wood, Waterman 1994). Компании, естественно, и в
дальнейшем будут уклоняться от государственного контроля, но, повторю, этим дело не кончается: регулирующие организации оказываются
вполне способными найти новые способы достижения своих целей. Одним из таких инструментов может стать передача контролирующих
функций самим предприятиям - разумеется, с тем условием, что надзирающие инстанции могут лишить компанию этого права в случае
злоупотреблений. Скажу еще раз: правительства умеют учиться не хуже, чем члены общественно-политических сетей или частные фирмы,
работающие на мировых рынках.
Управление - это многогранная деятельность
До сих пор в наших рассуждениях управление представало неким единым и неделимым процессом. Однако если вспомнить, что политическую
деятельность ныне принято описывать как последовательность определенных стадий (Jones 1984; Ham, Hill 1993), то становится
очевидным, что успешное управление предполагает прохождение ступеней той же лестницы. Большинство критиков традиционных концепций
управления сосредоточиваются прежде всего на этапе реализации политики, отчасти затрагивая и этап формирования программы действий.
Так, поборники глобализации в основном разбирают огрехи управления на стадии его осуществления: по их мнению, правительство способно
выработать экономическую политику, но не в силах добиться ее эффективной реализации, поскольку игроки на мировом рынке вполне могут
противодействовать практическому применению предложенных правительством правил. Но с подобными неудачами можно столкнуться и проводя
традиционную внутреннюю политику, а значит неумение адекватно руководить в рамках отдельной страны мало чем отличается от
аналогичных ситуаций, возникающих в условиях глобализации (см. Gray 1998).
Пойдем далее: в пределах собственной страны правительство может варьировать свое влияние на происходящее в различных сферах
национальной экономики. Например, рост мощных валютных рынков накладывает существенные ограничения на способность государства
воздействовать на экономику традиционными средствами денежного регулирования. Но достаточно хотя бы бегло просмотреть <?Файнэншл
Таймс> или любую другую экономическую газету, и мы обнаружим, что некоторые рычаги все же остаются[14]. В частности, пути
преодоления недавнего экономического кризиса в Японии были найдены в основном за счет внутренних ресурсов, а не благодаря усилиям,
предпринятым на международном рынке (правда, первичный толчок был получен извне). Политика государства оказывается вполне успешной и
в других сферах экономического регулирования, хотя на это приверженцы глобализации возразят, что активность правительства все равно
ограничивается мировыми рынками: чрезмерное регулирование приводит к оттоку международного капитала.
От конечной стадии процесса управления перейдем к его началу - этапу формирования программы действий. Здесь на первый план выходят
общественно-политические сети - конечно, если допустить, что они окажутся в состоянии умерить противоречия между своими членами.
Подобные организации действительно могут выступить в роли <?поставщиков идей> для правительственных программ или, по крайней мере,
помочь наметить круг насущных вопросов и определить их суть. Но даже и в этом случае не исключены разногласия относительно
предполагаемой политики и сложности с выработкой единой системы требований к государству. Приверженцы теории сетей, как кажется,
склонны закрывать глаза на эти проблемы, но в реальной политике они могут возникать сплошь и рядом.
Следует также отдавать себе отчет в том, что формы управления в разных политических сферах различны. Внимательный читатель уже мог
заметить, что большинство аргументов <?глобалистов> так или иначе связано с экономической политикой (Strange 1196; Savoie 1996).
Разумеется, экономика - вещь чрезвычайно важная, особенно если правительство хочет усидеть на своем месте (Fiorina 1991), но все же
это не единственная его забота. Что же до остальных направлений деятельности государства, то там привычным механизмам управления еще
есть где поработать (а быть может, и в экономике тоже). Конечно, теперь в политике практически нет областей, совершенно независимых
от внешнего влияния, но все же в некоторых из них правительство (в традиционном его понимании) сохраняет за собой гораздо больше
контролирующих рычагов. Скажем, влияние мирового рынка должно, вообще говоря, приводить к выравниванию внутреннего социального
обеспечения, уровня пенсий и пособий и т. п., но есть данные, показывающие, что на деле расхождения в этой области сохраняются, а то
и усиливаются (см. Esping-Andersen 1996; Adema 1997). С другой стороны, многие глобальные политические проблемы могут решаться
только благодаря последовательным усилиям национальных правительств или действиям еще более мощных надгосударственных международных
органов. Такова, например, проблема истощения природных ресурсов: решить ее можно только с помощью жестких законодательных мер, и
вряд ли стоит надеяться, что она будет становиться менее острой по мере того, как ее насущность будет осознавать все более широкий
круг лиц (Ostrom, Gardner, Walker 1994)[15].
Схожим образом, когда мы рассуждаем о роли социально-политических сетей, следует также учитывать различный характер и масштабы
управления в разных политических сферах. В некоторых областях (прежде всего в тех, что связаны с промышленным производством) сетевые
структуры могут быть очень влиятельными (Wilks, Wright 1987), на другие это влияние может распространяться в меньшей степени.
Повторю: это не означает, что политика, проводимая в той или иной области, может в принципе не интересовать действующие в ней
сетевые организации. Вопрос лишь в том, насколько эти относительно аморфные структуры оказываются способными определять политические
предпочтения государства. Некоторые приверженцы теории сетей доходят в своих рассуждениях до того, что представляют правительство
совершенно инертным, готовым (или даже обязанным) соглашаться со всеми действиями сетевых организаций, даже если эти действия прямо
противоречат его нуждам. Конечно, из исследований, посвященных реализации политических решений, видно, что правительство порой не
может полностью контролировать подобные ситуации, сообразуясь исключительно с собственными представлениями. Но правительства отнюдь
не так пассивны, как хотелось бы тем, кто стремится сделать общественно-политические сети безраздельными властителями политического
процесса. Какими бы ни были практические трудности, в большинстве случаев правительство не опускает руки и старается изобрести новые
формы проведения своей политики или предложить новые программы, которые легче реализовать[16].
Наконец, дискуссия о (предполагаемом) упадке традиционных форм управления, похоже, относится прежде всего к вестминстерской системе,
а не к другим типам политической организации государства. По моему мнению, это связано с историей политического и административного
функционирования системы централизованного контроля, основанной на вертикальной подотчетности, и принципом работы <?сверху вниз>.
Так, например, в трудах Ричарда Роуза (Rose 1974) и других ученых, пишущих о правительстве, формируемом по партийному принципу,
подчеркивается, что победившая на выборах партия может использовать свое пребывание у власти для того, чтобы реализовать свои
установки практически во всех сферах политики. Однако при других формах государственного устройства - даже в федеральном
государстве, устроенном по вестминстерской системе, и/или при многопартийной системе - изначально существует гораздо меньше иллюзий
относительно способности центральной власти контролировать все и вся. Соответственно, и угроза изгнания из централизованного рая в
таком случае не выглядит столь ужасающей (Ware 1966). Схожим образом, участники политических игр, характерных для систем, которые
предполагают создание коалиционных правительств, использование корпоративистских механизмов и/или опираются на принцип федерализма,
уже давно привыкли приходить к компромиссам на основе политического торга. Соответственно, новые подходы к управлению вряд ли
покажутся им столь уж новаторскими - по крайней мере, в том, что касается взаимодействия правительства с окружающей его внешней
политической средой (Laver, Schofield 1990).
Управление предполагает ответственность перед обществом
Мое последнее соображение относительно управления состоит в том, что оно должно предусматривать определенные механизмы общественного
надзора (Jorgensen 1997), - разумеется, если рассчитывать на то, что принимаемые решения должны обладать некоей легитимностью. Это
фундаментальное требование к любой форме политической деятельности должно заставить как следует задуматься приверженцев теории
<?управления без правительства> (см. Rhodes 1997: 55-59). Устранение правительства из политической жизни - по крайней мере, в той
форме, какая предлагается в некоторых исследованиях, - означало бы устранение скольконибудь реальной возможности общественного
контроля. Пусть в результате управление и станет более эффективным, пусть даже какая-то часть общества и останется довольной его
результатами, но все равно в таком случае не останется никаких ясных критериев ответственности. Недаром даже в рассуждениях о том,
что в мире политики и управления произошли поистине тектонические сдвиги, постоянно проскальзывают нотки обеспокоенности тем, что
этому новому миру по-прежнему чрезвычайно недостает сколько-нибудь четких правил игры.
Если согласиться с тем, что критерий ответственности принципиален для любого политического процесса, то оказывается, что управление
без правительства, являющегося одной из его главных фигур (если не самой главной), в лучшем случае приведет к совершенно
безответственному руководству государственным сектором экономики. В худшем же случае мы столкнемся с полной неконтролируемостью
государственной политики; а ведь именно идея постоянного повышения общественного контроля составляет одно из направлений
современного административного реформирования. Пренебрежение нормами ответственности и прозрачности вообще ставит под сомнение
подобный способ управления. Из работ, анализирующих изменения, которые происходят сегодня в государственных структурах, явствует,
что одна из множества претензий, предъявляемых к прежнему стилю руководства, связана с невозможностью для граждан воздействовать на
процесс принятия государственных решений, а то и просто понимать эти решения (Pierre, Peters 1997). Обычно именно это имеют в виду,
когда говорят о недостаточной прозрачности государства. Новая модель управления государственным сектором, пожалуй, делает этот
процесс еще более замутненным и открывающим еще более широкие возможности для коррупции, чем методы старой бюрократии.
Одним из выходов из возникающего тупика может стать выстраивание управленческих структур, способных заместить прежние способы
государственного вмешательства новыми формами общественного контроля. Так, например, принято осуждать стремление политических партий
влиять на распределение государственных должностей: дескать, в итоге мы просто получаем систему отношений <?патрон - клиент>. Однако,
возможно, этот механизм приходит на смену другим, более привычным методам общественного надзора за управлением. Если на самом деле
все большее распространение получают нетрадиционные формы государственной службы, если в некоторых сферах государственной политики в
се более активно привлекаются к руководству общественно-политические сети, то нам приходится менять и наши представления о средствах
контроля и отчетности, допустимых в условиях демократии. Возможен, впрочем, и другой вариант, который мне кажется даже более
вероятным: со временем выяснится, что старая система административного контроля обладала многими преимуществами, которыми не грех
воспользоваться и сейчас.
Вместо заключения
Мой главный вывод: государство не умерло, оно остается вполне жизнеспособным и важным элементом - и реальной системы управления, и
научных рассуждений об управлении. Безусловно, как я уже говорил, наши представления о роли государства существенно изменились, так
же как отчасти изменились и способы функционирования самого государства. Однако, анализируя процесс управления, все равно вначале
стоит разобраться, чего же пытается добиться государство, и только потом пускаться в выяснение того, что не получилось и в чем
причина отклонений от намеченного плана. Специалисты, изучающие практическую реализацию политических решений, убеждают нас в том,
что многочисленные отклонения возникают всегда, но это вовсе не означает, что государство утратило свою мощь, просто оно далеко от
совершенства.
Главным недостатком дискуссии о роли государства оказывается то, что часто она превращается в спор по принципу: <?или - или>. Гораздо
более конструктивной кажется попытка выстроить более целостную и нюансированную картину, определив роль каждого из участников
политического процесса в управлении обществом. В этот процесс вносят существенный вклад и общественно-политические сети, и мировой
рынок, и надгосударственные и местные органы управления. Я постарался показать, что управление могут осуществлять и национальные
правительства, но вовсе не настаиваю, что они единственный значимый игрок на этой сцене. Необходимо учесть все вышеперечисленные
составляющие и выстроить на этой основе более полную и всеобъемлющую концепцию управления, которая позволит дать системный анализ
процессов, протекающих в современном обществе и экономике.
BIBLIOGRAPHY
Adema, W. 1997. What do countries really spend on social policies: a comparative note, oecd Economic Studies 28:153-67.
Adler, E., and P. M. Haas. 1992. Conclusion: epistemic communities, world order and the creation of a reflective research program.
Inter national Organization 46:367-90.
Almond, G. A. 1988. The return of the state. American Political Science Review 8: 853-74.
Bekke, H. A. G. M., W. J. M. Kickert, and J. Kooiman. 1995. Public management and governance. In Public Policy and Administration
Sciences in the Netherlands, eds. Kickert and F. A. van Vught. London : Har vester / Wheatsheaf.
Berger, S., and R. Dore. 1996. National Diversity and Global Capitalism. Ithaca , ny : Cornell University Press.
Bovens, M. A. P. 1990. Review article: The social steering of complex organizations. British Journal of Political Science 20:91-118.
Calvert, R. L. 1995. The rational choice theory of institutions: implications for design. In Institutional Design, ed. D. Weimer.
Institutional Design. Dordrecht : Kluwer.
Carnoy, M. 1993 Whither the nation state. In The New Global Economy in the Information Age, ed. Carnoy. College Park : Pennsylvania
State University Press.
Crane, В . В . 1993. International population institutions: adaptations to a changing world. In Institutions for the Earth, eds. P.
M. Haas, R. O. Keohane, and M. Levy. Cambridge , ma : Harvard University Press.
Crozier, M., and S. Trosa. 1992. La decentralisation: Reforme de l'Etat. Boulogne : Pouvoirs Locaux.
Daugbjerg, С . 1998. Similar problems, different policies. In Comparing Policy Networks, ed. D. Marsh. Buckingham: Open University
Press.
Daugbjerg, C, and D. Marsh. 1998. Explaining policy outcomes: integrating the policy network approach with macro-level and
micro-level analysis. In Comparing Policy Networks, ed. Marsh. Buck ingham: Open University Press.
Dimaggio, P. J., and W. W. Powell. 1983. The iron cage revisited: insti tutional isomorphism and collective rationality in
organizational fields. American Sociological Review 48:147-60.
Dowding, K. 1995. Model or metaphor?: A critical review of the policy network approach. Political Studies 43:136-58.
Dror, Y. 1986. Policymaking Under Adversity. New Brunswick , nj : Trans action.
Esping-Andersen, G. 1996. Welfare States in Transition. London : Sage.
Eulau, H. 1996. Micro-macro Dilemmas in Political Science. Norman : Uni versity of Oklahoma Press.
Evans, P. В ., D. Rusechmeyer, and T. Skocpol. 1985. Bringing the State Back In. Cambridge: Cambridge University Press.
Fiorina, M. P. 1991. Elections and the economy in the 1980s. In Politics and the Economy in the 1980s, eds. A. Alesina and G.
Carliner. Chica go : University of Chicago Press.
Funk, A. 1997. Forced cooperation and the reliance of the member states on the institutional framework of the eu: the case of the
third pillar. Paper presented to daad Conference on Europeanization in Interna tional Perspective, University of Pittsburgh ,
Pittsburgh , pa , September.
Garrett, G., and G. Tsebelis. 1996. An institutionalist critique of inter- governmentalism. International Organization 50, 269-99.
Gray, P. 1998. Public Policy Disasters in Western Europe . London : Rout ledge.
Green, D. P., and I. Shapiro. 1994. Pathologies of Rational Choice Theo ry. New Haven : Yale University Press.
Greer, P. 1994. Transforming Central Government: The Next Steps Initia tive. Buckingham: Open University Press.
Haas, P. 1992. Introduction: epistemic communities and international policy coordination. International Organization 46:1-35.
Hallerberg, M., and S. Basinger. 1998. Internationalization and changes in tax policy in oecd countries: the importance of domestic
veto players. Comparative Political Studies 31:321-52.
Ham, C, and M. Hill. 1993. The Policy Process in the Modern Capitalist State , 2nd. ed. New York : Wheatsheaf.
Hanf, K., and T. A. J. Toonen. 1985. Policy Implementation in Federal and Unitary States. Dordrecht : Kluwer.
Hirst, P., and G. Thompson. 1996. Globalization in Question. Oxford Polity.
Hjern, В ., and D. O. Porter. 1980. Implementation structures: a new unit of administrative analysis. Organisation Studies,
1:119-36. Hogwood, B. W. 1994. A reform without compare?: the next steps restructuring of British central government. Journal of
European Public Policy 1:71-94.
Hogwood, B. W., and L. A. Gunn. 1984. Policy Analysis for the Real World. Oxford : Oxford University Press.
Hooghe, L. 1996. Cohesion Policy and European Integration: Building Multi-level Governance. Oxford : Clarendon Press.
in't Veld, R.J., and L. Schaap. 1991. Autopoesis and Configuration Theory. Dordrecht : Kluwer.
Jones, С . О . (1984) An Introduction to the Study of Public Policy. Monterey , ca : Brooks/Cole.
Jorgensen, Т . В . 1997. Public in and in-between time. Paper presented at annual meeting of the European Group on Public
Administration, Leuven , Belgium , September.
Kickert, W. J. M. Public management in the United States and Europe . In Public Management and Administrative Reform in Western
Europe , ed. Kickert. Cheltenham : Edward Elgar.
King, G., R. O. Keohane, and S. Verba. 1994. Designing Social Inquiry. Princeton : Princeton University Press.
Kohler-Koch, B. 1996. Catching up with change: the transformation of governance in the European Union. Journal of European Public
Poli cy 3.
Kooiman, J. 1993a. Socio-political governance. In Modern Governance, ed. Kooiman. London Sage.
_ __ 1993b. Findings, speculations and recommendations. In ibid.
Lane, J.-E. 1983. The concept of implementation. Statsvetenskapliga Tidskrift 86:17-40.
Laver, M., and N. Schofield. 1990. Multiparty Government: The Politics of Coalition in Europe . Oxford : Oxford University Press.
Linder, S. H., and B. G. Peters. 1998. Excavating the normative features of process claims: a reconstruction of the 1980s debate on
implemen tation. Unpublished paper, School of Public Health , University of Texas Health Science Center, Houston , TX .
Lundquist, L. 1987. Implementation Steering: An Actor-Structure Approach. Lund : Studentlitterarur.
Mann, M. 1997. Has globalization ended the rise and rise of the nation state? Review of International Political Economy 4:477-96.
March, J, G., and J. P. Olsen. 1984. The new institutionalism: organization al factors in political life. American Political Science
Review 78:734-49.
__ 1989. Rediscovering Institutions: The Organizational Basis of Political Life. New York : Free Press.
Milward, A. 1992. The European Rescue of the Nation State. London : Rout ledge.
Nordlinger, E. 1981. On the Autonomy of the Democratic State. Cambridge , ma : Harvard University Press.
Nye, J. S., P. D. Zelikow, and D. С King. 1997. Why People Don't Trust Government. Cambridge , ma : Harvard University Press.
Ohmae, K. 1995. The End of the Nation State: The Rise of Regional Economies. New York : Free Press.
Ostrom, E., R. Gardner, and J. Walker. 1994. Rules, Games and Common- Pool Resources. Ann Arbor : University of Michigan Press.
Ostry, S. 1997. Globalization and the nation state. In The Nation State in a Global/Information Era: Policy Challenges, ed. T.
Courchene. Kingston , Ont.: John Deutsch Centre.
Pacquet, G. 1993. Governance distributee et habitus centralisier. Trans itions of the Royal Society of Canada , Sixth Series,
VI:97-111.
Peters, B. G., and D. J. Savoie. 1996. Governance in a Changing Envi- ronment. Montreal & Kingston : McGill-Queen's University
Press.
Peters, B. G. 1996. The Future of Governing. Lawrence : University Press of Kansas .
____1997. The Politics of Policy Coordination. Ottawa : Canadian Cen tre for Management Development.
____1998. The New Institutionalism in Political Science. London : Cassell.
Pierre, J., and B. G. Peters. 1997. Citizens vs. the new public manager: The problems of mutual empowerment. Unpublished paper,
Depart ment of Political Science, University of Pittsburgh . Pressman, J. L., and A. Wildavsky. 1974. Implementation. Berkeley :
University of California Press.
Reichard, С 1997. "Neues Steurungsmodell": Local reform in Germany . In Public Management and Administrative Reform in Western
Europe , ed. W. J. M. Kickert. Cheltenham : Edward Elgar.
Rhodes, R. A. W. 1988. Beyond Westminster and Whitehall . London : Unwin Hyman.
1997. Understanding Governance: Policy Networks, Governance, Reflexivity and Accountability. Buckingham: Open University Press.
Rittberger, V. 1993. Regime Theory and International Relations. Oxford : Clarendon Press.
Rose, R. 1974. The Problem of Party Government. London : Macmillan.
1978. What is Governing: Purpose and Policy in Washington . Engle wood Cliffs, nj: Prentice-Hall.
1980. Steering with two sets of hands on the tiller. In Presidents and Prime Ministers, eds. R. Rose and E. Suleiman. New York :
Holmes and Meier.
Rosenau, J. N, and E.-O. Czempiel. 1992. Governance Without Govern ment. Cambridge : Cambridge University Press.
Sabatier, P. A., and H. Jenkins-Smith. 1993. Policy Change and Learning: An Advocacy-Coalition Approach. Boulder , со : Westview.
Savoie, D. J. 1996. Globalization and Governance. In Governance in a Changing Environment, ed. B. G. Peters. Montreal & Kingston :
McGill-Queen's University Press.
Saward, P. 1997. In Search of the Hollow Crown. In The Hollow Crown, eds. P. Weller, H. Bakvis, and R.A.W. Rhodes. London :
Macmillan.
Sbragia, A. M. 1997. Governance in the European Union. Paper for Con ference on Governance Theory, Ross Priory, Dumbarton , Scotland
.
Schmidt, V. A. 1998. Convergent pressures, divergent responses. In The State Still Matters, ed. D. Solinger. London : Routledge.
Schon, D. A., and M. Rein. 1994. Frame Reflection: Toward the Resolution of Intractable Policy Controversies. New York : Basic
Books.
Sen, S. 1998. Empire of Free Trade: The East India Company and the Making of the Colonial Marketplace. Philadelphia : University of
Pennsylvania Press.
Soskice, D. 1998. Convergence of economic action? German and British cases. Lecture, Nuffield College , Oxford , June 1.
Strange, S. 1996. The Retreat of the State: The Diffusion of Power in the World Economy. Cambridge : Cambridge University Press.
Ware, A. 1996. Democracy and North America . London : Frank Cass.
Weller, P., H. Bakvis, and R. A. W. Rhodes. 1997. The Hollow Crown. London : Macmillan.
Wildavsky A. 1966. The political economy of efficiency: cost-benefit analysis, systems analysis and program budgeting. Public
Adminis tration Review 26:292-310.
Wilks, S., and M, Wright. 1987. Comparative Government Industry Rela tionships: Western Europe , the United States and Japan .
Oxford : Claren don Press.
Wilson, G. K. 1997. The state of the state in advanced industrial coun tries. Paper presented at Triennial Conference of the
International Political Science Association, Seoul , Korea .
Wood, Б . D., and R. W. Waterman. 1994. Bureaucratic Dynamics. Boul der , со : Westview.
[*] B. Guy Peters, "Globalization, Institutions, and Governance," in Governance in the Twenty-first Century: Revitalizing the Public
Service, ed. Peters, B. Guy and Donald J. Savoie (Montreal & Kingston, London, Buffalo: McGill-Queen's University Press, 2000).
Copyright © Canadian Centre for Management Development Copyright © McGill-Queen's University Press Перевод с английского
Николая Кербера.
[1] Можно было бы, конечно, применить на практике теорию разумного выбора, но столь респектабельное заглавие льстит любому ученому.
[2] В другой своей статье (Rose 1980) Р. Роуз описывал управление в США как <?две пары рук на одном кормиле>.
[3] Справедливости ради надо сказать, что и некоторые консерваторы могут приветствовать тактику разброда и шатаний: ведь она
усиливает предубежденное отношение ко всему государственному и, как следствие, не дает правительству возможности предпринять хоть
какие-то шаги, которые могли бы ущемить экономические свободы.
[4] В терминах, предложенных в работе (Dimaggio, Powell 1991), этот изоморфизм может быть <?принудительным> или <?подражательным>.
Иначе говоря, международное окружение может воздействовать столь мощно, что принуждает государство избирать определенные модели или
государство по собственной воле старается их воспроизвести.
[5] В данной области куда более действенными оказываются вполне привычные факторы: мнение тех, кто обладает правом решающего голоса
внутри страны, и внутренняя политическая инерция.
[6] Не до конца ясно, считать ли понятие <?сети> новым явлением или скорее осознанием явления, которое существовало в течение
определенного времени, но для которого не сразу удалось подыскать имя или предложить адекватное концептуальное осмысление. Я
подозреваю, что истина лежит где-то посередине.
[7] Модель <?многоуровневого управления> (Hooghe 1996) была направлена на то, чтобы учесть интересы всех трех уровней власти в
Европе, причем на каждом этапе ее реализации за национальными правительствами отдельных стран закреплялись весьма важные функции.
[8] Такие объединения тем не менее тоже обладают определенными институциональными чертами (см. Peters 1998).
[9] С близкой моему сердцу колокольни Евросоюза хочется взирать на эту <?межправительственную> концепцию с подозрением. Но как бы нам
того ни хотелось, ее популярность заставляет признать, что это новое образование можно рассматривать просто как еще один пример
сознательного объединения самостоятельных политических игроков.
[10] Именно это обстоятельство легло в основание той критики, которой были подвергнуты рационализаторские предложения по
формированию бюджета США в прошлом (см. Wildavsky 1966); как это ни парадоксально, она вполне применима и к недавним новым попыткам
децентрализовать данный процесс.
[11] Экономист Уильям Нисканен как-то заметил, что договор о подлинно свободной торговле не должен содержать более одного абзаца.
Прямо скажем, из недр Североамериканского соглашения о свободе внешней торговли, ВТО и иже с ними выходят куда более пространные
документы.
В своих исследованиях международных институтов сторонники теории разумного выбора подчеркивают, что одним из преимуществ организаций
типа ВТО является то, что они, ограничивая конкуренцию, накладывают те же ограничения и на самих себя (Calvert 1995).
[12] <?Аутопойетической> называется способность частного сектора к самоосознанию и самоорганизации с целью противодействия
государственному регулированию.
[13] Дело не в том, что государство не в силах взыскивать налоги. Проблема явно носит технический характер: просто трудно
распределить получаемую корпорациями прибыль по тем местам, где они функционируют.
[14] Не следует полностью разочаровываться в старых приемах: усилия правительств по манипулированию денежной массой все же приносят
кое-какие положительные результаты.
[15] Проблема природных ресурсов порождена расхождением индивидуальных и коллективных интересов. Каждый отдельный индивидуум
стремится к тому, чтобы потреблять как можно больше общих ресурсов - нефти, рыбы и т. п., но таким образом истощаются коллективные
запасы и в итоге становится хуже всем и каждому.
[16] Ученые, отстаивающие принцип <?снизу вверх> в практической реализации политики (Elmore 1980; Barrett, Fudge 1980), полагают, что
нужно исходить из возможностей, которыми располагают сетевые структуры. Я думаю, что правительство может разработать более
эффективные формы реализации своих программ, работающие по принципу <?сверху вниз>.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 30.06.2004 22:58:06 |
"Русская философия конца XIX и начала XX веков для меня лично превосходит всё, что дала современная западная философия" (*+)
ЗВАНЫЙ ГОСТЬ
ФИЛОСОФИЯ БЕЗ ГРАНИЦ
В 1994 году сербский философ Владимир Меденица, убеждённый, почти что по Достоевскому, во всемирном значении России и русской
культуры, начал издание на сербском языке сочинения выдающихся философов, писателей, богословов XIX-XX веков - от П. Чаадаева и А.
Хомякова, Н. Фёдорова и В. Соловьёва, Н. Гоголя и К. Леонтьева до Н. Бердяева и С. Булгакова, В. Розанова и Д. Мережковского, П.
Флоренского и С. Франка, Е. Трубецкого и Н. Трубецкого, В. Зеньковского и Г. Флоровского, Н. Лосского и Л. Шестова, Б. Вышеславцева
и И. Ильина... Десять лет миновало с тех пор. Уже издано больше 100 книг. Уникальная культурная акция, в полном смысле слова не
имеющая аналогов в мире! Грустный и поучительный парадокс - в России мы узнали о ней только спустя десять лет. И попросили её
организатора ответить на наши вопросы.
- Достоевский не раз говорил о важности для человека впечатлений его раннего детства: прямо или подспудно влияют они на духовный и
жизненный склад всякой личности, её систему ценностей и ориентиров, её мирочувствие и миропознание. Как было в вашем, поистине,
удивительном случае? Откуда в вас эта тяга к вечным и главным вопросам?
- Когда я был совсем маленьким мальчиком, отец вечерами долго читал мне перед сном - и в те часы меня захватывал чудесный мир иных
пространств и иных времён. Если отец научил меня чтению, то мать научила труду и любви к жизни. Время у дедушки и бабушки в деревне
научило меня воле к свободе и в то же время терпению и любви, любви к сельскому двору, к домашнему очагу, даже и к той ужасной
раскалённой земле, на которой мы окапывали кукурузу. После гимназии я не сразу поступил в университет. Сначала работал на обувной
фабрике. Днём в полусне упаковывал ботинки, а ночью снова читал всё, что мне попадало в руки, без всякого порядка, от Платона и
Достоевского до Пушкина и Энгельса. Когда я оказался на философском факультете, позади остались и фабрика, и скука провинциального
городка, но и бабушкин двор, и голуби, и запах родительского дома.
- Ваш интерес к русской философии зародился в годы студенчества?
- Да, первый раз я соприкоснулся с текстами Соловьёва, Бердяева, Шестова в 1974 году, на уроках русского языка. Русская религиозная
философия была тогда абсолютная terra incognita. Это было время тотального господства марксизма. Правда, у нас тогда уже был
переведён Ницше, став практически единственным противовесом материализму. Но меня он не удовлетворял, как не удовлетворял
экзистенциализм Сартра и Хайдеггера, которых худо-бедно тоже понемногу переводили. Рыцарь литературы до самых глубин своего сердца,
я не был на стороне философии. И вдруг нашёл то, чего так долго искал и не находил в философии - философию в образе искусства,
истинную метафизику. Всего нескольких страниц из реферата, сделанного моим профессором русского языка Марией Маркович по сочинениям
Бердяева, Шестова, Соловьёва, было достаточно для того, чтобы и марксистский социологизм и экономизм, и атеистический
экзистенциализм оказались повержены в прах. Конкретная, живая жизнь открывалась мне в текстах русских мыслителей, я почувствовал в
них настоящее направление и задание жизни, понял, что свобода и любовь - единственная ценность, ради которой стоит и надо жить.
В 1982 году в русском книжном магазине в Белграде я купил знаменитый однотомник Николая Фёдорова, только что выпущенный в серии
<?Философское наследие>, и тут всё было решено окончательно. Воскресение мёртвых, единство науки, искусства и религии, регуляция
универсума, пространство и время как проекты, величественная картина возвращения блудных сынов к отцам их, космическая одиссея сынов
человеческих, этих христианских аргонавтов Вселенной, братство вместо юридических форм, <?психократия> вместо демократии и
автократии... Идея, которую я смутно предчувствовал в произведениях русских писателей, здесь была высказана в цельности и полноте.
- Но, как я понимаю, в 1982 году ни о каких сербских изданиях по истории русской религиозной мысли ещё и речи не шло. Выход в Москве
<?Философии общего дела> вызвал, как вы, вероятно, знаете, настоящую бурю в кругах властей предержащих. Последовали немедленные и
жёсткие санкции. Думаю, и в Югославии начинание, подобное вашему, было бы тогда невозможно.
- Это не совсем так. В 1980 году академик Никола Милошевич, достоевсковед и один из первых исследователей русской религиозной
философии в Сербии, предпринял десятитомное издание <?Достоевский как мыслитель>. Шесть томов публицистики Достоевского и четыре тома
работ о Достоевском Розанова, Мережковского, Бердяева, Лосского, Шестова. Но и Никола Милошевич, и издатель десятитомника имели
очень большие неприятности после его выхода в свет. В последующие 14 лет серьёзных попыток печатания русских религиозных мыслителей
уже не предпринималось.
Что касается серии <?Русские богоискатели>, то её начало было положено в 1994 году. После многих лет работы в разных местах я наконец
оказался там, где на самом деле и было мне место, - в первом частном книжном магазине в Белграде под названием <?Плато>. Тут работал
мой крёстный отец Михаил, сам студент философии, человек, который очень любил русскую книгу. Когда я пересказал ему идеи Николая
Фёдорова, мы сразу решили издать <?Философию общего дела> по-сербски. Но нужно было найти переводчика. И мы обратились к той самой
Марии Маркович, которая и открыла мне когда-то мир русской философской мысли. Она и её муж взялись за перевод Фёдорова. Марковичи
перевели книги трёх мыслителей, Соловьёва, Фёдорова и Леонтьева - имена, фактически определившие главные направления будущей серии.
Но изданию надо было дать имя. Мы не ощущали себя ни богословами, ни философами, ни сторонниками какой-либо отдельно взятой
идеологии. Мы считали себя религиозными людьми, богоискателями (тогда мы не знали о существовании этого термина на русской почве).
Так и возникла издательская серия <?Русские богоискатели> - сейчас она отмечает свой юбилей - 50 книг. Эта серия - только основная
магистраль изданий, а есть и не менее важные боковые пути: по некоторым из них мы ещё движемся, по другим - уже дошли до конца. Так,
в серии <?Логос> я задумал публикацию избранных трудов самых значительных русских философов - собрания сочинений количеством от трёх
до десяти томов. Избранные труды Бердяева в десяти томах, охватывающие 15 книг и около 50 эссе и статей этого мыслителя, уже вышли
из печати, идёт публикация сочинений Шестова, Соловьёва, Булгакова...
- В чём, по-вашему, значение русской мысли для России и мира?
- Русская культура - культура возрожденческого типа, последняя великая культура на планете. По своим вершинам она стоит вровень с
культурой Италии эпохи Возрождения или Германии периода Реформации и Романтизма. Нормальное развитие этой культуры в определённый
момент было насильственно прервано, её носителей высылали, она уходила в катакомбы, бродила по чужим странам, но, несмотря на то,
что я вижу в России сегодня, не умерла и готова принести новые, спасительные плоды. Если говорить образно, перед нами духовная
мозаика, частички которой равным образом вносят свой вклад в смысл и красоту целого. Русские мыслители-богоискатели для меня нечто
вроде соборного тела, это живое многоединство, в котором возможен полемос, но только как братский разговор, а не как ненависть,
распад и вражда.
Главное в русской культуре - воля к преображению. Эта воля одушевляла и искания <?левых> течений, выливаясь в проекты социального и
экономического переустройства, и думы религиозных философов, рождая стремление к духовному и космическому преображению жизни на
основе православного христианства.
Русская философия конца XIX и начала XX веков - это живое, органическое, соборное и личностное мышление, которое, по крайней мере
для меня лично, превосходит всё, что дала современная западная философия. В ней произнесено необходимое и главное слово для всех
тех, у кого ещё существует потребность самосознания и самоопределения в мире, где сегодня действуют механизмы, которые (намного
коварнее, чем старые тоталитарные режимы, старые идеологические и политические системы) стараются сделать то же старое дело, достичь
давно заданной цели: свести к нулю свободу, любовь, чувство красоты и все ценности, помогающие становлению личности. В самом деле,
нынешнему человеку возможность духовного поиска вообще не дана, он больше не может искать и жить в культуре, так как принуждён
непрерывно удовлетворять потребности, порождаемые цивилизацией, а они не являются ни потребностями глубинного познания, ни
потребностями подлинного дела, ни потребностями истинного объединения. Сегодняшняя цивилизация назойлива до невыносимости,
однообразна и тоталитарна. Константин Леонтьев в этом отношении смотрел далеко. Цивилизация похожа на жёрнов, перемалывающий всё в
единую безразличную пыль, ей хотелось бы и единой мировой экономики на принципах для всех обязательных, и единого языка, общего для
всех племён и народов, единой системы псевдоценностей, единого отношения к жизни, единого отношения к смерти. И если человечество,
не только Россия и славянский мир, а именно всё человечество не одумается, не услышит гласа вопиющих в пустыне, если не сформируется
религиозный проект в стиле Фёдорова, хотя бы касающийся экологии и хозяйства, если мир не отречётся от безумного эксплуатирования
нашей планеты и не повернётся к чаемому обновлению, то его путь до окончательной гибели не будет больше измеряться столетиями и
десятилетиями, а увы, только годами...
- Как я понимаю, интерес к русской мысли в Сербии не только академический:
- Он и буквально вообще не академический. В университетах Белграда, Нови-Сада и Подгорицы русская философия не существует как
самостоятельный предмет. Разумеется, я убеждён, что чаемая переоценка ценностей рано или поздно наступит и русская философия получит
своё достойное место на наших центральных научных кафедрах. Ведь приходят новые люди, знакомые с русской идеей, свободные от
идеологических предрассудков. Но как бы то ни было, пока - и думаю, совсем не случайно - русская мысль интересует не только людей,
занимающихся философией, теологией, литературной критикой. Многие из тех, кто читает произведения Фёдорова, Соловьёва, Бердяева,
Флоренского, Вышеславцева, Шестова и др., работают совсем в других областях - это математики, физики, медики, биологи, педагоги:
- Когда-то А.С. Хомяков, 200-летие которого отмечается в этом году, написал своё знаменитое послание <?К сербам>. Недавно в одном из
своих выступлений в Москве вы говорили об особой его актуальности в наши дни не только для сербов.
- Смысл хомяковского послания <?К сербам> заключался в том, чтобы маленькому народу, лишь ступившему на путь свободной общественной
жизни, передать опыт народа, который на этом пути находился уже столетия, у которого хватило времени построить свою культуру,
укрепить свою государственность, собрать своё народное, общественное тело. И вот в данный момент, больше чем когда-либо, послание <?К
сербам> имеет особый смысл, ибо и нам, и русским, и всем славянам необходима братская любовь, деятельная любовь, возделывающая
единую ниву Отца. Ибо не мы объявили миру ненависть и разделение, а мы в произведениях наших лучших людей, мыслителей и поэтов
провозгласили истинное равноправие через гостеприимство, через понимание и уважение других народов, равноправие культур как
личностных организмов, как организмов, могущих жить и выживать только если они не теряют своей самобытности.
- Многие деятели русской культуры XIX века мечтали о будущем единстве славянских народов, о том, что Россия, возглавив славянство,
явит миру образец какого-то высшего братски-любовного устроения племён и народов. Сейчас эта мечта кажется окончательно втоптанной в
грязь.
- Знаете, что нам всем необходимо понять? Сегодня горят не какие-то сербские святыни, от Хиландара до Косово, а горят православные
храмы и монастыри, именно православные, горит основа не только сербской, но и русской самобытности. Когда будет понято, что в Косово
горят святыни единой церкви, апостольской, святой и соборной, что страдает и гибнет не какой-то другой, сербский народ, а народ,
братский кровью и духом, когда это поймут не только русские, но и греки, румыны, болгары: тогда, может быть, что-то и сдвинется с
мёртвой точки в нынешних судьбах славянства.
- Да, можно сказать, ответное послание сербов к русским:
- Главное сейчас - сотрудничество, активное, деятельное сотрудничество сербов и русских на поприще культуры и духа. В качестве
одного из первых шагов на этом пути я вижу открытие магазина русской книги в Белграде. Нельзя допустить, чтобы великая культура,
столь родственная и близкая нам, не была прочно утверждена на сербской почве. А для этого мало только гастролей русского балета,
театра, русского хора, здесь необходимо прочное присутствие Слова, того духа, который необходим не только нам, а и всему миру ради
избежания катастрофы, ради обновления, перерождения и воскресения.
Беседу вела Анастасия ГАЧЕВА
Георгий (30.06.2004 22:58:06)| От | Almar |
| К | |
| Дата | 14.07.2004 12:45:30 |
типичный мракобес
Русская культура - культура возрожденческого типа, последняя великая культура на планете. По своим вершинам она стоит вровень с культурой Италии эпохи Возрождения или Германии периода Реформации и Романтизма. Нормальное развитие этой культуры в определённый момент было насильственно прервано, её носителей высылали, она уходила в катакомбы, бродила по чужим странам, но, несмотря на то, что я вижу в России сегодня, не умерла и готова принести новые, спасительные плоды.
Маленькая неувязочка в том, что именно в период когда "Нормальное развитие этой культуры в определённый момент было насильственно прервано" советская цивилизация достигла наивысшего расцвета, а вот сегодня когда "готова принести новые, спасительные плоды" - мы все оказались в глубокой заднице.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 30.06.2004 22:58:02 |
"Как сказал мой друг Илья Сергеевич Глазунов, ещё придёт день, и наш русский свет осветит все уголки мира" (*+)
ВАС БЕСПОКОИТ <?ЛГ>
ВРЕМЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
Виктор Степанович Столповских - известный русский промышленник, президент Международного светотехнического холдинга <?В.А.В.С.>.
А ещё он учредитель и председатель жюри литературной премии <?России верные сыны>, которой в этом году исполняется пять лет. Среди
лауреатов премии - Юрий Бондарев, Леонид Бородин, Юрий Поляков, Сергей Есин, Станислав Куняев и многие другие достойные писатели и
поэты.
- Виктор Степанович, что вас подвигло пять лет назад учредить литературную премию? Не разочаровались в своём начинании?
- Не разочаровался. Всё было сделано правильно. Я много общаюсь с деятелями культуры - писателями, художниками, артистами... Я
искренне преклоняюсь перед этими людьми. Что наша жизнь без хорошей книги? Без красивой песни? Без яркого спектакля? Что вообще
Россия без света духовности?
Я счастлив, что родился здесь. Счастлив, что говорю на русском языке - языке Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова... И
мне не безразлично, что у нас сегодня происходит с литературой. Литературой, которая на протяжении столетий сеяла разумное, вечное,
доброе.
Вот почему, однажды общаясь с Петром Проскуриным (царство ему небесное!), мы и решили под эгидой движения <?Сыны России> создать
литературную премию. Она для тех писателей, кто искренне любит свою Родину, чей талант служит идее созидания, а не разрушения. В
этом году премия будет вручаться уже в пятый раз. Мне очень приятно назвать наших прошлых лауреатов - Юрия Бондарева, Леонида
Бородина, Юрия Полякова, Вячеслава Дёгтева, Сергея Есина, Станислава Куняева, Владимира Личутина, Юрия Козлова... Того же Сергея
Каргашина, талантливого поэта... За каждым названным именем, на мой взгляд, верный сын России.
- Кого собираетесь чествовать в этом году, уже определились? Где и как будет проходить церемония?
- По нынешним лауреатам решение будет приниматься в октябре. Всё-таки премия даётся по итогам литературного года, за конкретные
произведения. Так что главные баталии среди членов жюри впереди. Что касается места и времени - как поётся в песне, на том же месте,
в тот же час: Центральный Дом литераторов, начало декабря.
- А кто входит в состав жюри? И какова сумма премии в этом году?
- Сумма премии остаётся без изменения - три тысячи долларов на лауреата. Сколько их будет - три или четыре - пока сказать не могу.
Время покажет. А жюри в основном состоит из наших прошлых лауреатов. Их я уже назвал. Плюс несколько человек со стороны - таких, как
Юрий Маликов, вице-президент Международного союза деятелей эстрады, и Александр Крутов, известный телеведущий.
- Виктор Степанович, я знаю, что кроме премии вы участвуете и в других культурных проектах. Расскажите, пожалуйста, об этом.
- В рамках движения <?Сыны России>, которое я возглавляю и которое мы сейчас хотим превратить в партию, работа ведётся по многим
направлениям. Это восстановление памятников и церквей. Так, нами был отреставрирован памятник Суворову у Чёртова моста. В городе
Астане на центральном бульваре к 200-летию со дня рождения установлен памятник Пушкину. На моей родине, в селе Софиевка под
Оренбургом, построена православная церковь в честь Казанской Божьей Матери. Восстановили церковь в Подмосковье - в Шаховском
районе... Наверное, не стоит здесь всё перечислять. Мы это делаем не ради рекламы, а по велению души. Одно лишь хочу сказать - мы с
вами все очень виноваты перед нашими солдатами. Теми, кто воевал в Чечне, других горячих точках. Воевали не по своей воле -
выполняли приказ. А потом оказались брошенными, никому не нужными. Мы со своей стороны что можем, пытаемся делать - материально
помогаем семьям погибших, покупаем жильё для Героев России. Подумайте только - Герой России, и нет своего угла! Мы стараемся не
забывать об армии - наше движение помогает ВДВ, внутренним войскам МВД.
- Выборы закончились. Новые - не скоро. Зачем вам превращать движение в партию?
- Разве жизнь страны измеряется только выборами? Да, это важный момент, но и между ними что-то делать надо. Не для показухи - для
себя. Мы специально не стали заниматься регистрацией до выборов. Мы не идём в политику ради политики. Мы готовимся к долгой и
серьёзной работе. К работе на своём уровне - на уровне людей. А статус партии укрепит нас организационно. Причём решать все свои
финансовые проблемы мы будем сами, а не просить что-то у кого-то.
- Хорошо так говорить, когда за вашими плечами стоит светотехнический холдинг. А когда ничего не стоит - что делать?
- Когда я начинал, за моими плечами ничего не стояло. И что касается холдинга - несколько лет назад его и в помине не было. Головной
завод, имя которого и стало названием холдинга, был построен с нуля. Никто не верил, что можно за два года построить и запустить
такое мощное, высокотехнологичное предприятие. И я счастлив, что мы это смогли. Мы выпускаем не кока-колу, не мыльные пузыри - мы
делаем лампочки, свет. Причём ориентированы на производство самых востребованных в мире ламп - энергосберегающих. Наши лампы
потребляют в 3-5 раз электроэнергии меньше, чем обычные, а их долговечность и надёжность на порядок выше. При постоянно растущих
тарифах на электроэнергию это ли не вклад в экономику страны, в бюджет каждой семьи?
К нам на завод приезжали зарубежные специалисты и ходили с открытыми ртами. Они себе и представить не могли, что в России может быть
построено такое суперсовременное предприятие. Они-то думали, что российской светотехнической отрасли уже нет. Ошиблись - есть и
будет! Как сказал мой друг Илья Сергеевич Глазунов, ещё придёт день, и наш русский свет осветит все уголки мира. В прямом и
переносном смысле. Всё для этого у нас есть - руки, мозги, ресурсы... А главное - душа. На том и стоим.
- И последний вопрос - как вы оцениваете, с точки зрения человека бизнеса, сегодняшнее состояние России? Каким вам видится её
будущее?
- Я оптимистично смотрю на будущее России. Конечно, трудности у нас были, есть и будут. И не только у нас - лихорадит весь мир. И
всё же в целом ситуация в России будет выправляться. Уже выправляется. И в политическом, и в экономическом, и в духовном смысле...
Мы стали совершенно другими, нежели десять лет назад. Более ответственными. Слишком много ошибок мы сделали. Пора их исправлять. Как
нация мы соскучились по настоящей работе. И мы к этой работе готовы. Думаю, и президент готов к ответственным решениям. Вообще я бы
определил нынешнее время как время ответственности за Россию. Пусть каждый на своём месте ежедневно совершает маленький, но шаг
вперёд. Землепашцы пусть сеют хлеб, металлурги плавят сталь, писатели пишут свои нетленные книги... Однажды всё это сложится, и мы
снова сможем с гордостью сказать - это наша Великая Россия...
Алексей ЛЕВАДНИЙ
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 30.06.2004 22:57:36 |
Анна Бусел ("Христиане - за коммунизм") упрекает Зюганова и КПРФ в расшаркивании перед попами (*+)
ДОЛЖНЫ ЛИ КОММУНИСТЫ КАЯТЬСЯ?
ДА - протоирей Василий ЕРМАКОВ, Г.А. ЗЮГАНОВ
Книга Г.А. Зюганова <?Святая Русь и Кощеево царство>, посвящённая проблемам взаимоотношений КПРФ и православной церкви,
действительно, есть отражение болезни коммунистов. В интернете на форуме КПРФ обсуждалось открытое письмо протоиерея Василия
православному Г.А. Зюганову. Протоиерей обвиняет коммунистов в таких преступлениях перед народом, перед которыми меркнут злодеяния
фашистов. Дебаты демонстрируют слабость коммунистов перед православными обвинителями.
===================================================================
Открытое письмо председателю ЦК КПРФ Г.А. Зюганову
Уважаемый Геннадий Андреевич!
Получил я вашу книгу, посвященную проблемам возрождения нашей Святой Руси. Сложность поднятой темы очевидна, но она почти полностью
раскрыта в статье Владыки митрополита Гедеона, вечная ему память. С его мнением я согласен, но со своей стороны я хотел бы дополнить
ее изложением собственного взгляда на <?кощеево царство>, которым я считаю безуспешно строившееся вашими единомышленниками
коммунистическое общество, и в котором мне довелось прожить 65 лет своей жизни. И со своими страданиями, пережитыми в прошлом, я
пишу Вам - главному в по-прежнему угрожающему нам <?кощеевом царстве>.
Мне не увидеть, как Святая Русь в лице русского богатыря одним ударом прикончит коммунистического <?Кощея>. Мне 76 лет, и мой
послужной список страданий, пережитых в коммунистическом <?кощеевом царстве>, таков. Я сын участника Гражданской войны, его родителя
раскулачили в 1929 году за <?веялку-сеялку>. А он верил словам главного в <?кощеевом царстве> - маленького, картавого вождя, отнявшего
кошельки у богатых, а пропитание у бедных. <?Земля - крестьянам, фабрики - рабочим> и прочие словоблудные слова были обманом
коммунистов. А в реальной жизни были голод первых пяти лет советской власти, когда храмы, превращенные коммунистами в склады, были
полны зерном, а люди умирали тысячами, продотряды, чоновцы, расстрелы тысяч заложников, ограбленные и оскверненные храмы и
монастыри, кроваво подавленные кронштадтское и тамбовское восстания, <?сломавшая хребет> русскому крестьянству коллективизация,
организованный коммунистами голод начала 30-х годов, унесший жизни 7 миллионов. Наконец, самое страшное преступление коммунистов,
которое началось совершаться по указанию главного <?коммунистического Кощея> Ульянова, - уничтожение Православной Церкви, ее
духовенства и мирян, ее святынь и прежде всего мощей. Совершение этого преступления было приостановлено лишь в 1943 году, когда
почти всех православных христиан, способных сопротивляться, поглотили тюрьмы, концлагеря и расстрелы.
Накануне войны с фашистской Германией коммунисты гнали из разоренной ими России эшелонами продовольствие и стратегическое сырье
фашистскому <?Кощею> Гитлеру. Именно у вас проходили до войны военное обучение Гудериан и многие другие немецкие военачальники.
Вспомним парад в Бресте в 1939 году советских и фашистских войск, менее чем через два года после которого <?кощеев> вождь Сталин,
трусливо открыв рот лишь 3 июля 1941 года, когда уже лилась кровь русского солдата, талдычил о вероломном нападении Германии.
Я видел войну во всей ее жестокости. С 9 октября 1941 года и до конца войны пробыл в оккупации. Побывав в лагере и являясь
несовершеннолетним узником немецких концлагерей, я испытал на себе приказ главного <?кощея-генсека>: ни грамма хлеба, ни литра
горючего врагу. Мы были брошены коммунистами на верную смерть в оккупации. Что не смогли увезти при бегстве - сжигалось. Жгли вагоны
с мукой, с песком, с сухарями. Соль обливали бензином, гнали скот на восток, а немцы убивали с воздуха этот скот. Жгли скирды на
полях, но не отдавали народу, семьям, чьи мужья сражались на фронте. И не было бы Ленинградской блокады, если бы секретари обкома
при подходе немцев отдали продукты населению, а не хранили в Бадаевских складах. Это было сплошное убийство россиян, оказавшихся в
оккупации по воле коммунистов.
Закончилась война, и с запада на восток пошли эшелоны пленных из немецких в советские лагеря на новые мучения за то, что, брошенные
коммунистами-командирами, оказались в плену. Да и за пленных отвечали родные, подвергаясь репрессиям. Я сам прошел четыре допроса в
НКВД за то, что был в оккупации. А судьба священников, бывших в оккупации, - тюрьма, лагеря за то, что они поддерживали веру в Бога
в русских людях, призывая остаться верными Московской Патриархии. Вы стремились обелить Сталина перед русскими людьми, вспоминая о
его встрече в сентябре 1943 года с архиереями. Это была не дань любви православной вере, а боязнь той наглядной пропаганды свободы
веры при немцах, когда россияне, не боясь, шли в храмы, свободно их открывали, собирали иконы, искали священников, собирали молодежь
в церковные хоры. Если бы коммунисты того времени верили в Бога и стремились возродить православную веру в русском народе, то
торжественно на Красной площади вместе с Патриархом отслужили бы благодарственный молебен Богу за победу над врагом. А вы вместо
Бога принесли <?Кощею мавзолеевскому> свою благодарность.
Послевоенные времена прошли под девизом <?Задавить веру!>, когда Церковь пытались задушить налоговым бременем, насилием областных
уполномоченных Совета по делам религии, совсем закрыть храмы. Тому пример Хрущев и прочие вероубийственные деятели из числа
партаппаратчиков советского времени.
Смотрю на Вас, Геннадий Андреевич, своего земляка, ибо я тоже родился на Орловщине, в городе Волхове, читаю ваши выступления, но не
вижу в Вас русского православного человека. Сидите под кровавым красным знаменем с портретом тирана, тиран и на лацкане вашего
пиджака. Демонстрации с изображениями тиранов, за которыми идет обманутый, обалделый россиянин. Ваши друзья - Анпилов, Варенников,
Макашов, Лимонов, жаждущие русской крови, - идут на ложь и обман народа, забывая, что мы жили в этой системе тирана-<?Кощея> 80 лет.
Более нам не надо этого счастья - жить при коммунизме, отдав за тиранию 100 миллионов жизней россиян.
Ваши фотографии с Патриархом, архиереями и священниками - очередной обман для людей, далеких от Бога. Даже если бы я Вас увидел в
храме молящимся, несущим икону, крестящимся, но остающимся коммунистом, я не поверил бы Вам. Поэтому, Геннадий Андреевич, помогите
русскому православному человеку без идей коммунизма, а с верой в Бога, ударом русского богатыря уничтожить коммунистическое <?кощеево
темное царство>.
С надеждой на Ваше за грехи коммунистов перед Церковью Христовой покаяние.
===================================================
НЕТ - А.И. БУСЕЛ
<?СВЯТАЯ РУСЬ И КОЩЕЕВО ЦАРСТВО> - ЗЕРКАЛО ПОРАЖЕНИЯ КОММУНИСТОВ
Товарищи коммунисты осмысливают итоги выборов и ищут причины своего поражения. Причины не надо далеко искать, они - в самих
коммунистах. Зеркалом их поражения является книга Геннадия Андреевича Зюганова <?Святая Русь и Кощеево царство>.
Коммунисты России стали заложниками Русской православной церкви, которая для КПРФ превратилась в священную корову, не подлежащую
критике. Более того. Призывая православную церковь объединиться с коммунистами ради спасения России, КПРФ всячески превозносит ее,
преувеличивая ее авторитет и принижая авторитет Коммунистической партии. Это при том, что государственные СМИ и без того изображают
коммунистов чуть ли не людоедами, расписывая ужасы Революции, расстрелы священников, разрушение храмов и т.д., а православные
верующие называют марксизм-ленинизм сатанизмом. Не секрет, что православная церковь сыграла первую скрипку в развязывании
антикоммунистической истерии. Нет надобности перечислять ее обвинения в адрес коммунистов, они всем известны.
НО ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ОТВЕТИТЬ НА ЭТИ ОБВИНЕНИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ АПОКАЛИПСИСА, Т.Е. КОНЦА СТАРОГО, ВЕТХОГО МИРА, КПРФ принимает чуть
ли не все из этих обвинений. Геннадий Андреевич <?решительно осуждает как порочную, бесчеловечную и преступную практику политических
репрессий>, насильственную коллективизацию, осуждает, как огромную ошибку, гонения Советской власти против духовенства, признает за
коммунистами <?безумие богоборчества>, которое, по его мнению, <?стало одной из причин развала СССР и всех нынешних бед>, говорит об
<?обрыве духовности> и т.д. Видимо, под влиянием православных идеологов НПСР Геннадий Андреевич видит духовное возрождение России в
возрождении традиционного православия, которое представляется панацеей от всех бед.
НИ СЛОВОМ НЕ ОБМОЛВИВШИСЬ О ТОЙ ВАЖНЕЙШЕЙ, ЕВАНГЕЛЬСКОЙ ПО СВОЕЙ СУТИ ЗАДАЧЕ, КОТОРУЮ РЕШАЛА КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ, А ИМЕННО,
ЗАДАЧЕ ВОСПИТАНИЯ НОВОГО, СОВЕРШЕННОГО, ВЫСОКОНРАВСТВЕННОГО, ВЫСОКОСОЗНАТЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА, НЕ УПОМИНАЯ О ТОМ, ЧТО КОММУНИСТИЧЕСКАЯ
МОРАЛЬ ЕСТЬ РАЗВИТИЕ ХРИСТИАНСКОЙ ОБЩИННОЙ МОРАЛИ В ПРОЦЕССЕ ВОЗРАСТАНИЯ ВЕТХОГО ЧЕЛОВЕКА В НОВОГО ЧЕЛОВЕКА, ЧТО КОММУНИСТИЧЕСКАЯ
МОРАЛЬ ЯВЛЯЕТСЯ ОДНОЙ ИЗ ВЫСШИХ СТУПЕНЕЙ НРАВСТВЕННОГО СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ, КПРФ УСТУПАЕТ ГЛАВНУЮ РОЛЬ ПАРТИИ КАК ДУХОВНОГО ВОЖДЯ,
ВОСПИТАТЕЛЯ И ПРОСВЕТИТЕЛЯ НАРОДА ПРАВОСЛАВНОМУ ДУХОВЕНСТВУ, обещая <?предоставить Церкви все необходимые условия для нравственного
воспитания и духовного просвещения общества>, оказывать ей всемерную помощь. При этом основополагающими идеалами христианства
называются <?любовь и милосердие, кротость и смирение, неосуждение и им подобные>.
Это не движение вперед, а возвращение общества на сто лет назад, это инволюция, уважаемый Геннадий Андреевич.
Не лучше обстоит дело и у коммунистов вне КПРФ. Им некогда разбираться в вопросах христианства, постигать правду Апокалипсиса, а
потому они не могут защитить марксизм-ленинизм с позиций религии, не могут ответить на нападки верующих. Вместо того чтобы искать
ответы на болезненные вопросы, они предпочитают отмалчиваться, загоняя болезнь вглубь, надеясь, что все как-нибудь разрешится само
собой.
После этого нет ничего удивительного в том, что коммунисты прогрессивно теряют голоса избирателей. Невежество в вопросах религии и
беспечность, с которой они отмахиваются от назревших проблем, оборачиваются поражением. Народ отворачивается от коммунистов.
Совершенно справедливо замечание молодежи КПРФ о том, что никто не захочет голосовать за такую партию, прошлое которой состоит из
сплошных ошибок. Избиратели голосуют за кого угодно: за партию власти, которая тоже, кстати, возрождает традиционную религию и
духовность, за Жириновского, но только не за коммунистов. А отколовшаяся часть НПСР проголосовала не за кающегося <?блудного сына
церкви>, но за блок <?Родина>, этих <?глубоко верующих людей с чистой биографией и совестью>, как называют их в <?Русском Доме>. И
очень симптоматичным является то, что знаменосец Победы генерал Варенников тоже отошел к блоку <?Родина>. <?С фашистами покончили, и с
вами, коммунистами, покончим>, - было заявлено в Московской патриархии несколько лет назад, когда мы с дьяконом Пичужкиным пришли
туда с обращениями в защиту Мавзолея Ленина. И это была не пустая угроза.
Совсем как в песне о беззащитной Правде и коварной Лжи православная церковь бессовестно приватизирует все достижения советского
времени. Переписыванием советской истории в православном духе занимается редактор <?Энциклопедии русской цивилизации> О. Платонов.
Загляните в журнал <?Русский Дом> за 2003 г., в это <?Православное Царство>, как называет его один из постоянных авторов журнала.
Здесь разгром Сталиным врагов народа, победа в Великой Отечественной войне, героизм советского народа, достижения в освоении
космоса, Восстание 1993 года связываются не с коммунистической идеологией, а с русским православным патриотизмом. Одновременно идет
поношение марксизма-ленинизма, пролетарского интернационализма, большевиков во главе с Лениным. Идет процесс отрыва социализма и
патриотизма от марксизма-ленинизма, от Коммунистической партии. Вне православия нет патриотизма - таков лейтмотив статьи <?О
патриотизме - истинном и ложном> (N10, 2003) Автор ее пишет: <?Серьезный урон патриотической идее наносят зюгановские
<?идолопоклонники>. Во-первых, они мощью своего движения притягивают многих истинных патриотов и в конечном итоге их нейтрализуют.
Зюганов сам признается, что около трети его партии - православные верующие, но голосуют они по <?партийной совести>, подчиняясь
партийной дисциплине>.
Для <?Русского Дома> Ленин - это идол, марксизм - <?секулярный вариант иудейских чаяний <?земного рая>> (N4, 2003). В <?Русском Доме>
прививают апокалиптическое сознание, но при этом марксизм-ленинизм и коммунистическую идеологию ассоциируют с вселенским Злом.
По-существу, здесь идет пережевывание мыслей веховцев. Те же стенания о том, что <?отступление от православия повергло страну в
пропасть бездуховности>. Нынешняя Россия напоминает Россию прошлого века в период кризиса марксизма, богоискательства и
богостроительства в среде интеллигенции. Тогда царили упадочнические настроения, отказ от революционного марксизма, а сейчас
вдобавок к этому раздаются голоса о крахе коммунизма. Сейчас, как и тогда, православные идут в наступление, не теряют времени, в
отличие от коммунистов.
Добавим, что идеалом самого <?Русского Дома> является триада <?Православие, Самодержавие, Народность>, а вершиной святости - казненная
большевиками царская семья.
* * *
В своей книге Геннадий Андреевич лишь единственный раз бегло упомянул о первой христианской коммуне, словно само собой разумеется,
что православное духовенство вместе с коммунистами поведет народ к коммунизму.
Такого духовенства в нынешней России не существует, Геннадий Андреевич. Церковь ставит Вам условие - отречься от Ленина, т.е.
фактически отречься от Коммунистической партии. Во всей России пока нашелся только один бесстрашный <?красный поп> - Виктор Пичужкин.
Наше посольство в Патриархию закончилось тем, что огромного роста жандарм в рясе взял дьякона за воротник и спустил по лестнице со
словами: <?Что, коммунистам служишь?>.
Если с Вами, Геннадий Андреевич, православные иерархи разговаривают иначе, то только потому, что надеются на Ваше отречение от
марксизма-ленинизма, а вслед за Вами - отречение и раскаяние всех советских людей и их возвращение смиренными и кроткими овцами в
<?лоно Матери-Церкви>.
Официальная православная церковь отнюдь не проповедует христианский коммунизм. Даже Ваш духовный учитель митрополит Иоанн (Снычев) в
1992 году в печати приветствовал приватизацию: <?Нынешняя власть обещает народу приватизацию собственности, обещает вернуть ему то,
что было отнято в нарушение самых элементарных человеческих прав. Это благое и богоугодное дело>. Тогда КП РСФСР тоже выступала за
приватизацию. Сейчас, когда дело дошло до продажи земли, партийным философам КПРФ приходится искать доводы против <?священной>
частной собственности. Чтобы отстоять землю, им приходится ссылаться на Льва Толстого, которого православное духовенство предало
анафеме. А С.Г. Кара-Мурза приводит поучения против частной собственности лишь одного преподобного, жившего на рубеже Х-ХI в., -
ближе не нашлось.
Все дело в том, повторим снова и снова, что уже в III веке учение Христа было извращено церковными лжеучителями. С тех пор в
христианстве существует ДВА ПРАВОСЛАВИЯ, которые обычно смешиваются. Одно, восходящее к фарисейской ереси, исповедует Ветхий завет,
якобы обновленный Христом. Это ВЕТХОЗАВЕТНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ учит, что Царство Божие на земле построить невозможно, его надо дожидаться
в терпении и смирении после смерти, в загробной жизни на небе. На земле же все частнособственнические и эксплуататорские порядки
установлены Богом и должны оставаться неизменными.
Другое Православие исповедует новозаветный закон совершенной любви, заключающийся в одном слове: люби ближнего как самого себя -
закон, обязывающий к равенству. Это НОВОЗАВЕТНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ, или первоначальное христианство (ведь никто не будет отрицать, что
первые христиане во главе с Апостолами были православными!), утверждает Царство Божие на земле, образцом которого является первая
христианская коммуна.
Ветхозаветное православие стало вероисповеданием господствующих церквей, новозаветное Православие стало гонимым, как ересь. По всей
видимости, Геннадий Андреевич смешивает эти два течения христианства, как это делают многие.
С ветхозаветным православием, этой господствующей иудеохристианской религией с ее <?еврейским, исключительно национальным богом
Яхве>, который, по словам Маркса, <?СТАЛ МИРОВЫМ БОГОМ>, боролись Маркс, Энгельс, Ленин и их последователи. Подчеркнем: истинные
марксисты-ленинцы боролись с <?БОГОМ ЛУКАВОГО ВЕКА СЕГО> - иудейским богом Яхве, которого Христос называет диаволом. Они боролись с
ветхой <?РЕЛИГИЕЙ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ>, <?РЕЛИГИЕЙ КАПИТАЛА>, но не с общинными формами религии. Троцкисты и прочие сионисты были
среди большевиков, как все те же лжеапостолы среди Апостолов Христовых. В достижении своих целей они пользовались безграмотностью
большевиков - невежество всегда оборачивается адом. Сейчас невежество коммунистов оборачивается против них самих.
Какое же из двух православий исповедуется ныне официальной церковью?
Увы, официальное православие проповедует не новозаветный закон совершенной любви к ближнему, а десять заповедей Ветхого завета с его
еврейским богом Яхве. Последняя из этих заповедей ЗАЩИЩАЕТ ЧАСТНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ: не желай ни поля, ни села, ни дома и т.д. -
ничего, что есть у ближнего твоего. Кстати, эти заповеди демонстрировала во время дебатов партия <?Святая Русь>. Но православие
десяти заповедей Ветхого завета - это ли есть Святая, праведная Русь?
В Русской православной церкви возрождается старая реакционная <?религия частной собственности>, <?религия капитала>, как называл ее
Маркс. В ее возрождении кровно заинтересован нынешний режим: <?Именно демократия сегодня возрождает в России главные либеральные
ценности - законность, права человека, национальные традиции, РЕЛИГИЮ, ДУХОВНОСТЬ, ЧАСТНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ, свободу
предпринимательства. Гарантами надежности этого выбора является и конституция, и Президент, и Федеральное собрание>.
Борьба с религией частной собственности есть борьба за социализм, Геннадий Андреевич. А Вы надеетесь на официальную православную
церковь. Но чего можно ждать от Патриарха, который рукоплескал падению ГКЧП и поздравлял своих чад с радостью освобождения от
коммунистической идеологии? Сам Господь год назад послал Патриарху видение, в котором обличил его и многих иерархов в служении
диаволу и осудил потворство церкви неправедным правителям. Но все остается по-прежнему. Казалось бы, и Президент, и Патриарх в
России православные. А в стране процветает самый махровый сатанизм. Средства массовой информации свободно, при государственной
поддержке, осуществляют пропаганду разврата. Что, у Патриарха сан недостаточно высок, а Президенту не хватает полномочий, чтобы
требовать запрета? Или они не знают своего христианского долга? То же и относительно учения Евангелия. Разве духовенство не знает,
что учение Христа есть Коммунизм? Знает, но лукавит, лжет и потворствует служителям маммоны. Церковь всегда была на стороне власть
имущих. Как пишет иерей О. Ступичкин, <?многие представители церковной иерархии и духовенства предпочитают иметь дело не с честными
коммунистами, а с лукавыми буржуями от демократии, как правило - ворами и предателями России>.
Мы видели московскую демонстрацию православной общественности с заявлениями: <?Коммунизм и христианство ничего общего не имеют>. Не
надо обманывать себя, Геннадий Андреевич, что такая общественность не существует. Знаю ее по собственному опыту. На одном из таких
собраний меня чуть не растерзали за листовку, в которой было дано сопоставление Морального кодекса строителей коммунизма и
евангельских заповедей. Чуть спокойнее на такие листовки реагируют хоругвеносцы, время от времени идущие с нами в одной колонне, -
<?Изыди, сатана!> Ведь для воцерковленных верующих марксизм-ленинизм - это сатанизм.
Так что защищать марксизм-ленинизм и доказывать, что учение Христа есть Коммунизм, придется самим, с Божьей помощью - <?Иду на помощь
вам, неужели слепы?> В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ТОВАРИЩАМ КОММУНИСТАМ НАДО ДОКАЗАТЬ, ЧТО ПРАВДА БОЖИЯ НА ИХ СТОРОНЕ. Снова прошу: пожалуйста,
внимательно изучите материалы сайта http://hrist-commun.narod.ru. И хватит низкопоклонствовать, заискивать и каяться перед
фарисеями. Пора сказать правду Апокалипсиса. Не коммунистам-фарисеям надо каяться за лукавство, за ложь, за то, что веками
обманывали народ. Сам Господь осуждает их. <?Ждет вас мука огненная, скрежет зубовный, аще не покаетесь, окаянные... Час ответа
близок>, - было сказано Патриарху.
Разумеется, из этого не следует, что не надо звать верующих к объединению с коммунистами. КПРФ делает большое дело. Надо продолжать
его и дальше. Но объединяться надо вокруг Правды, а не фарисейской Лжи. Нравственное совершенство - это условие спасения.
Коммунизм - это вершина совершенствования, это спасение человечества. <?Если хочешь спастись, стать совершенным, - говорит Христос, -
возлюби ближнего, как самого себя, продай имение твое и раздай нищим>. Первые христиане под руководством Апостолов образовали
коммуну, где все было общим и разделялось на всех, чтобы не было нуждающихся. Апостолы обязывают <?представить всякого человека
совершенным во Христе>. Православная же церковь учит, что не всякого человека, а только тех, кто желает достичь <?высшего
нравственного совершенства>. Для таких существуют монастыри, где нет частной собственности, но там, кстати, дается обет не иметь
потомства.
Коммунисты явились Спасителями человечества. Они строили ковчег Нового Мира, прививали общинное сознание, чтобы приготовить
человечество ко Дню Суда, когда ветхий мир сгорит, как солома. Теперь до Судного Дня остались считанные годы - он настигнет нас,
живущих ныне, совершится при жизни нашего поколения. Надо звать всех в спасительный ковчег Нового Мира.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 23:18:42 |
"саморазмножающаяся пустота, задрапированная советскими декорациями" (*+)
http://www.izvestia.ru/comment/article171224
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Сначала мы написали о формальном восстановлении коммунистического гимна - без восстановления коммунистической империи, которую он
олицетворял. Вскоре пришлось писать о том, что армии вернули советское красное знамя и золотую пятиконечную звезду - без той
революционной идеологии, которую они символизировали. Затем о самовоспроизводстве правящей партии - без реставрации идеологических
функций КПСС. Наконец, о возрождении советской модели управления с одновременным выхолащиванием его содержания: отраслевые министры
отныне находятся под контролем сильных завотделами ЦК, они же помощники президента; над завотделами/помощниками стоят секретари ЦК в
ранге советников, над советниками/секретарями - могущественные члены Политбюро.
Внешне все то же; внутренне все иначе; восстанавливаются прежние формы без прежнего содержания и нового смысла; происходит
последовательная бюрократическая стилизация советского миропорядка. И вот очередной шаг в заданном направлении. На сей раз - в
области культуры, она же наука и образование. Объявлено о полном и бескомпромиссном реформировании системы Госпремий. Их было почти
60, будет 6, одна премия "стоила" 300 000 рублей - будет "стоить" 5 миллионов; лауреаты являлись на церемонию кто в чем горазд,
теперь им предпишут торжественную форму одежды; церемониальное пиршество ограничивалось бокалом шампанского, впредь процедура
вручения будет сопровождаться торжественным ужином с президентом...
Если смотреть на реформу "Государыни" поверхностно, в глаза бросится ее "нобелевский" подтекст. От процедуры выдвижения до церемонии
вручения, от суммы награды до способа принятия решения. Если же смотреть на нее долго и внимательно, проступит нечто иное.
Во-первых, резкое упрощение премиальной модели привело к ее резкому же усложнению; система стала двухступенчатой. Пресловутые 60
номинаций никуда не делись: премии правительства РФ будут тоже преобразованы и получат наследственный статус прежних Госпремий.
Вместе с количеством номинаций и суммой премиальных - по 300 000 рублей. Во-вторых и в-главных, двухступенчатая модель зеркально
повторила советскую премиальную систему - на что уже обратил внимание литературный критик Андрей Немзер. Наверху - недостижимая и по
определению номенклатурная ("выдающиеся достижения") Ленинская премия; под ней - тоже номенклатурная, но более доступная, а значит,
хоть как-то соотносимая с реальным культурно-научным процессом Государственная. В-третьих, главная проблема премиальной реформы,
намекающей на Нобеля, а тоскующей по Ленину, не в том, что она воспроизводит советскую схему. А в том, что она лишена даже того
скудного и мрачного содержания, связанного с культурно-политической реальностью, которое советской схеме соответствовало. Реформа
отвечает на вопрос "как", но она даже не ставит вопрос "что".
Товарищ Сталин, будучи большим ученым, знал что делал, когда учреждал систему Госпремий. С ее помощью он прочерчивал колеблющуюся
линию партии в области литературы и искусства. И сказал вождь: сегодня это хорошо. И дал Сталинскую премию второй степени. А это -
хорошо весьма. И дал премию первой степени. А завтра бы уже не дал. Потому что завтра будет хорошо другое. Что? Узнаете.
Но в государстве, лишенном признаков тоталитарности, нет и не может быть колеблющейся ли, твердой ли системы культурных
предпочтений. Как нет и не может быть партии, правящей по предписанию. И армейского знамени, отдельного от знамени государства,
которое эта армия защищает. У нас же все это есть. Из чего некоторые не слишком дальновидные товарищи делают вывод о тоталитарном
характере нынешнего российского государства. Забыли они, как выглядит полноценный тоталитаризм и какими ресурсами нужно обладать,
чтобы его сначала построить, а затем удерживать. Между тоталитарным режимом и той реальностью, которая складывается у нас на глазах,
причем складывается на всех уровнях, от гимна до премиальной модели, разница примерно такая же, как между соцреализмом и
постмодернизмом. Между знаком, означающим слишком многое, и знаком, не значащим ничего. Между кровавой диктатурой и диетической
бюрократией. Между перенасыщенным раствором страха и пустотой, которая жаждет заполнения и размножается делением.
Чем заполнится эта саморазмножающаяся пустота, задрапированная советскими декорациями, - вопрос отдельный. Ясно одно: процесс будет
продолжаться. Если сегодня мы столкнулись с новым его проявлением - значит, следующее не за горами.
Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 01:40:37 |
Молодежь глазами россиян. Статистика (*+)
Молодежь глазами россиян
Накануне Дня молодежи исследовательский центр <?РОМИР-Мониторинг> провел опрос среди 2028 жителей страны.
Большинство россиян (51%) считают, что среди современной молодежи есть как хорошие, так и дурные люди. 17% уверены в том, что
молодые люди в общей массе не являются достойными. Однако 27% респондентов придерживаются противоположного мнения и считают, что на
современных тинейджеров можно рассчитывать.
Вместе с тем более половины опрошенных считают, что современная молодежь плохо воспитана и не уважает старшее поколение. Кроме того,
юношам и девушкам недостаточно культурного образования, полагают еще 20% респондентов.
День молодежи в России отмечается в последнее воскресенье июня. В этот день в большинстве городов страны прошли спортивные и
развлекательные мероприятия. В Петербурге молодежь резвилась на Крестовском острове. В Тюмени концертные, спортивные и игровые
площадки, расположенные по всему городу, работали до глубокого вечера. А в Ханты-Мансийске в центре лыжного спорта тинейджерам
представили обширную спортивно-развлекательную шоу-программу. В столице в большинстве административных округов в этот день были
организованы различные развлекательные мероприятия, в которых приняли участие москвичи и гости столицы, сообщили в столичной мэрии.
Всего, по данным общероссийской переписи 2002 года, в России почти каждый третий гражданин моложе 30 лет.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 01:38:54 |
Русские мусульмане и "Евреи за Аллаха" (*+)
Русский Журнал / Обзоры /
Исламизм в русском мире
Союз русских мусульман готовится к пропаганде ислама в России
Орхан Джемаль
Дата публикации: 25 Июня 2004
Православие стало синонимом русскости. В общественном сознании это практически одно и тоже. В крайнем случае, общество более менее
спокойно принимает русского атеиста, хотя и это не приветствуется, любое другое вероисповедание в глазах большинства россиян
свидетельствует о том, что либо у человека проблемы с этнической самоидентификацией, либо это "гнилой" интеллигент-вырожденец, от
собственной неукорененности подавшийся в кришнаиты, баптисты, суфии.
Соображение, что православное христианство - всемирная религия, что, помимо русских, православными являются греки, сербы, болгары,
грузины, большая часть палестинских арабов, в расчет не принимается.
Равенство понятий русский = православный устраивает не только широкие общественные массы, на эту установку исподволь работает и
российская бюрократия, против такого положения вещей не возражает и священноначалие Русской Православной Церкви.
Всякое исключение из этого правила вызывает искренние недоумение. Именно такая реакция последовала, когда группа молодежи,
собравшись в Омске, заявила об учреждении Национальной организации русских мусульман (НОРМ), а вернувшись в Москву, учредители
устроили пресс-конференцию в медиа-центре газеты Известия.
В заявлениях нормовцев прозвучало несколько принципиальных моментов:
Они считают себя русскими, неразрывно связанными с русской культурой, с русским языком, с русскими политическими и национальными
традициями. Доступ в их организацию открыт лишь для русских. Проверять русскость в НОРМе не собираются, верят на слово, но если
мусульманин не считает себя русским, ему рекомендуют обратиться в соответствующую этно-религиозную организацию. Сопредседатель НОРМа
Тарас Черниченко рассказал, что такие организации есть, и в пример привел Союз мусульман-украинцев и движение "Евреи за Аллаха"
НОРМ заявляет о себе не только как об умеренно националистической организации, но и как об организации патриотической. Они считают
себя государственниками, то есть привязанными не только к русскому народу, но и к территории России, а исламизацию русских считают
условием процветания российского государства.
Являясь русскими националистами и патриотами, с одной стороны, и мусульманами - с другой, нормовцы утверждают, что их главной
задачей будет миссионерская деятельность. Они собрались, чтобы пропагандировать ислам исключительно в русской среде.
Сейчас фраза "исламизация русских" звучит, как провокационная шутка, но учредители НОРМа поставили хоть масштабную, но в перспективе
вполне реальную цель. Они честно признались, что их оценки количества русских мусульман далеки от пропагандистской цифры, мелькающей
в Интернете, - 80 тысяч человек. Таковых они насчитали лишь 2-2,5 тысячи, но много, по их мнению, и не надо. Они считают, что
репутацию России как православной страны создают 10-15% воцерковленного православного населения. Если среди русских появится 5%
граждан, практикующих Ислам, то они также станут делать погоду, и процесс исламизации России станет необратимым.
Достаточно очевидно, что НОРМ не просто компания "мятущихся интеллигентов", у них вполне концептуальный политический подход, а
значит, если даже сам НОРМ как организация сойдет на нет, идея останется и рано или поздно кто-то возьмется за ее реализацию.
Эта концептуальность отличает их от ранее образованных общин русских мусульман, таких как движение "Прямой путь" (преимущественно
московская община, состоящая из мусульман-суфиев по большей части русского происхождения) или петрозаводский джамаат, община
карельских мусульман, более чем на 50% состоящая из русских, карелов и даже вебсов.
Надо отметить, что у журналистов пресс-конференция русских мусульман вызвала легкий шок. Представители вполне светских и либеральных
СМИ растерянно спрашивали: Не предательство ли это веры христовой? Не значит ли это, что через 100 лет в Златоглавой на месте каждой
церкви будет мечеть?
Но не только журналисты оказались неготовы к появлению русских мусульман. Прежде всего, к этому оказалось неготово традиционное
исламское духовенство - официальные муфтии. Вот обширная цитата из интервью муфтия Татарстана Гусмана Ицхакова: "Меня, как муфтия,
не радует, что русские принимают ислам... пусть кряшены и русские остаются православными, а татары - мусульманами. И Русская
Православная Церковь будет вести проповедь среди народов, которые традиционно исповедуют православие, а мы - среди народов,
традиционно исповедующих ислам. Каждый пусть держит свою паству, сеет в своем огороде. Да и потом, примеры русских, перешедших в
ислам, не слишком обнадеживающие: у них обычно повышенная агрессивность, да и менталитет у них совсем другой... Мне кажется, что
каждый должен свои исконные обычаи, нравы, традиции хранить".
Показательно, что интервью татарским муфтием было дано не по поводу появления НОРМа, а незадолго до того. Это не реакция, это
установка. Прежде всего, вызывает недоумение: с чего это вдруг мусульманский лидер не радуется пополнению, ведь дауат (призыв к
исламу) - его обязанность, и если традиционные муфтии дистанцируются от русских мусульман, то кто станет их лидерами?
Сами нормовцы отвечают на последний вопрос просто: в исламе нет легитимных священников, нам не требуется никакого духовного
окормления "сверху", выдвинем лидера из своей среды. Среди нас достаточно образованных людей (имеется в виду знание арабского языка,
Корана и высказываний пророка Мухамеда), чтобы возглавить нас. С теологической точки зрения они, безусловно, правы, но интересно
другое, почему традиционное исламское духовенство России устранилось от контроля над этим процессом?
Не секрет, что "официальные" муфтии нужны, в первую очередь, государству. Они, прежде всего, удерживают мусульманские массы от
экстремистских настроений, от радикализма. Будучи признанными, с одной стороны, властями, с другой, значительной частью российских
мусульман, они замыкают на себя контакты с мусульманскими лидерами других стран. В той или иной степени все они консультируются с
Администрацией президента, региональными администрациями, силовыми структурами. С их помощью блокируется антигосударственная
благотворительность некоторых арабских фондов, контролируется издание исламской литературы и процесс религиозного образования. Кому
как не им опекать русских неофитов?
Но помимо отношений с властями, у муфтиятов есть отношения и с главной религиозной организацией России - Русской Православной
Церковью. Существует даже межрелигиозный совет, где лидеры РПЦ, российских мусульман, буддистов, иудеев вырабатывают общие
согласованные решения.
На площадке этого совета между РПЦ и представляющими ислам муфтиями был заключен негласный "пакт о ненападении". Суть его,
собственно, и сформулировал муфтий Татарстана Гусман Ицхаков - православные священники призывают ко Христу среди русских, муфтии к
исламу - среди татар, башкир или народов Кавказа. Соблюдая условия этого договора, муфтии и шарахаются от русских мусульман как черт
от ладана.
Такое решение было принято не без давления радикальной православной общественности. Такие фундаменталистские структуры, как Союз
православных граждан, не раз бросали упреки российским мусульманам в прозелитической деятельности, и РПЦ была вынуждена учитывать
эти настроения.
Союз православных граждан давил не только на РПЦ. Попытку в Приволжском федеральном округе взять под контроль религиозное исламское
образование (проект Русский ислам), введя кафедры исламской теологии в госвузах, активисты союза расценили как государственное
покровительство мусульманским миссионерам, и под их нажимом проект свернули.
Собственно, к чему привело последовательное отстаивание смысловой связки русский - православный? В первую очередь, к тому, что
процесс принятия ислама русскими стал стихийным. Теперь некого упрекнуть в прозелитизме, но и никто не отвечает за умонастроения
русских мусульман.
Пока ничего страшного не произошло, но события в дальнейшем могут развиваться двояко.
Можно продолжать делать вид, что русские мусульмане - маргинальное явление, они будут вариться в собственном соку и крайне медленно
прирастать численно. Но как только кто-то сочтет их "интересным инструментом", у них появятся связи, деньги, организационный ресурс.
Они станут сначала "модными", а затем и массовыми, и далеко не факт, что этот "кто-то" будет использовать русских мусульман в
интересах России и русского народа.
Можно уже сейчас признать это тенденцией и использовать заряд патриотизма и умеренного национализма русских мусульман для
преодоления пока не катастрофического конфликта между Россией и исламом.
Георгий (27.06.2004 19:54:33)| От | Георгий |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 01:35:56 |
(Иве и другим православным) В. Глазычев. "Или православие, или удвоение ВВП. Или объятия РПЦ, или реформа образования". (*+)
Русский Журнал / Колонки / Столпник
О пропорциях
Вячеслав Глазычев
Дата публикации: 28 Июня 2004
Привезли икону. Хорошо. Для тех, кто верует, это существенно. Может быть, даже очень существенно. Перевезут икону по принадлежности
в монастырь славного города Тихвина, по случаю чего музей оттуда срочно выкидывают (кстати, никто не потрудился сказать, куда
именно), а монастырь реставрируют. Вся эта информация сущностно важна для малой части российского населения - для активно верующих.
Если отреставрируют пристойно, то это вне всякого сомнения хорошо - последний раз, когда я там был, отражение стен в воде большого
пруда было уже несколько деформированное. Эта толика информации важна для очень малой части соотечественников - которой не
безразлично, как именно поступают с полуруинами.
По данным опроса ФОМ, большинство россиян причисляют себя к верующим. К православным - две трети участников опроса (60%), к другим
религиям и конфессиям - 6% респондентов. Не считают себя верующими треть опрошенных (30%).
Причисляют - это одно, являются - несколько иное, и по данным других опросов, к причастию хотя бы раз в месяц ходят чуть более 1%
тех, кто причисляет.
Интуитивно ощущая наличие некоего высшего разума, но не признавая между ним и собой посредников, тем более посредничества
православной церкви с ее унылой благостью, я должен причислить себя к трети неверующих. Даже если это в самом деле только треть, то
и треть имеет законное право апеллировать к Конституции, согласно которой Россия - светское государство. Даже если я в меньшинстве,
то от имени меньшинства я категорически протестую против того, что на государственном канале ТВ меня излишне настойчиво принуждают
выслушивать утверждение: Россия - православное государство.
У мусульман, иудеев, католиков, буддистов и прочих по этому поводу свое мнение - пусть они его и высказывают. У меня - свое, хотя
отнюдь не оригинальное. Государство, может, и рядилось в православные ризы, но страна так никогда и не вышла из состояния
придавленного язычества, не смогла вполне влиться в христианскую семью народов.
Нет, я, разумеется, понимаю, что от отчаянья верховная власть хватается за соломинку. В состоянии морального убожества, которое во
всей красе проступило на поверхность, как только ушел большой страх, в ситуации, когда обыденная, бытовая совестливость выживает с
трудом, у власти теплится надежда - а вдруг поможет?
Не поможет. Или православие, или удвоение ВВП. Или объятия РПЦ, или реформа образования. Ежели ведется религиозная пропаганда, то на
каком основании низведена едва ли не до преступления пропаганда атеизма, бывшие преподаватели которого с таким рвением ударились в
религиозность?
Заигрались, господа. Вот, нашел на сайте екатеринбургской епархии. По мнению заместителя начальника главного управления Минюста по
Москве Владимира Жбанкова, сегодня в России образовался "вакуум идеологии", сообщает "Интерфакс". "Сейчас стало модно быть верующим
и доказывать правильность своей веры. Появилась новая тенденция, которую не замечают власти - религиозные организации стали
размножаться делением".
По словам Жбанкова, нет ни одной страны мира, где закон, как у нас, уравнивал бы в правах все религии. Он напомнил, что практически
везде существует понятие традиционных религий. Зам. начальника управления юстиции полагает, что российский закон о свободе совести
составлен так, что речь "идет о сближении вер, а это уже само по себе богохульство".
Кроме того, документ не способствует сближению внутри самой Церкви. "Отсутствуют признаки обязательной иерархической пирамиды внутри
церквей, кроме православной. Нет ответственности перед государством, нет ответственности за деятельность поместных приходов. В
результате каждый из них сохраняет самостоятельность".
В интервью газете "Известия" Жбанков также обратил внимание, что сегодня "идет раскол во всех сложившихся религиозных организациях -
будь то иудеи или мусульмане". "Никто не хочет подчиняться, сохраняя единство веры. Каждый желает быть Папой Римским", - добавил он.
Он подчеркнул также, что "из одной крайности, когда все кроме православия считалось сектантством, теперь мы впали в другую крайность
и совсем не признаем факт существования сект". Жбанков убежден, что государство должно "определиться с первенствующими религиями и
не бояться отнести многие из существующих ныне религиозных течений к разряду сект". При этом он отметил, что "секта - не значит
плохая. Это просто необщепризнанное новообразование, объединяющее небольшое количество людей".
Интересно, конечно, где господин Жбанков, юрист, судя по должности, нашел понятие традиционных религий в законодательстве - говорит,
что "практически везде". Трогательно также выглядит апелляция к богохульству и стремление помочь иерархиям додавить даже слабейшие
попытки добиться демократического построения общин.
Когда президент стоит со свечой в церкви на пасхальной или рождественской службе - это его личное дело. Публичный политик номер
один, демонстрируемый на телеэкране со свечой в руке, - это уже визуальная пропаганда, не самая счастливая для страны, в которой
сосуществуют верующие различных конфессий и - не забудьте нас, грешных, - атеисты.
Президент не обязан быть теологом, и то, что, выступая на форуме народов Кавказа, он счел религии и конфессии синонимами, вполне
простительно. Но по крайней мере неосторожно говорить подряд и то, что "не нужно забывать, что государство отделено от церкви", и
то, что он согласен с тем, что "государство должно найти формы поддержки духовных лидеров традиционных конфессий", да еще пояснил,
что "имеет в виду и решение в области собственности".
Коготок увяз - всей птичке пропасть. Это с какой же стати, государство должно такое делать? Вот уж где референдум точно не помешал
бы, а то ведь вскоре прозелиты реституции церковных земельных владений станут ловить всякого на улице и требовать креститься справа
налево, чтобы отличить православного от богомерзкого ляха или, страшно помыслить, от атеиста.
В заключение, для тех, кто забыл, позволю себе процитировать Закон Российской Федерации о свободе совести: "Статья 3. Право на
свободу совести и свободу вероисповедания. 1. В Российской Федерации гарантируются свобода совести и свобода вероисповедания, в том
числе право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и
менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними".
Хорошая статья, вот только патриархия, воюя с католиками, не желает ее замечать, и как бы не умножились те, кто считает вандализм
законным действием в соответствии с убеждением.
Георгий (29.06.2004 01:35:56)| От | Iva |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 10:59:40 |
Re: (Иве и другим православным) В. Глазычев. "Или православие, или удвоение ВВП. Или объятия РПЦ, или реформа образования". (*+
Привет
И чего? Власть хватается за все, что имеет некое влияние,а политики готовы справить и Шабат и шабаш и все что угодно, если это прибавит им 5-6% голосов.
Поэтому для правсолавных самое лучшее - это даже не нынешняя ситуация, а более равная - когда голоса КПРФ будут уравновешиваться ЕР + Жирик. Тогда можно будет диктовать свою волю ( имея свои 5-6%, их уже достаточно).
А так пока мы, как и вы ( просоветские) на задворках политической жизни. Но мы в потенциальных союзниках ( правильнее в попутчиках), поэтому в нашу сторону делаются малозначущие реверансы.
А удвоение ВВП ко всему этому имеет еще более отдаленное отношение.
ЗЫ. А вандализма не хотите - приличнее себя надо вести и не плевать в других. Т.е. либо у нас будет возможность вас посадить или оштрафовать за плевок или в рожу.
Хотите мироного сосуществования или иметь нас попутчиками - старайтесь не плевать нам в лицо. Плюете - тогда чего обижаетесь, что у нас к вам неодварие и подозрительность.
ЗЫЫ. Я вообще не понимаю, чего он об этом речь завел. Он или не понимает, что данная проблема имеет две стороны, либо ему так хочется пнуть православных, что удержаться в рамках не может, даже ради политики. Чего ж вас так карежит, что вы даже ради политических гешефтов не можете соблюсти приличия.
И расточатся врази Его!
Iva (29.06.2004 10:59:40)| От | Iva |
| К | |
| Дата | 29.06.2004 12:56:41 |
На самом деле с ЗЗЫ все понятно, а вот с реформой - нет
Привет
В публичности держания свечки политиком есть сигнал обществу - политики ищут союза с церковью и-или с верующими.
В этом причина
1. того, что православные довольны этим - по крайней мере сегодня стрелять и взрывать не станут.
2. атеисты не довольны - общество угрожает их ценностям. Хотя при этом образование остается атеистическим, а общество не религиозным.
Почему реформа обучения и РПЦ не совместимы - мне совсем непонятно. Реформа школы все равно будет проводиться по западным ( антицерковным) образцам, независимо от заигрований власти с церковью.
Единственное, на что могут надеятся верующие - это на факультативы по религии ( и о вопрос - а нужно ли это нам, преподавать будут так, что закачаешься) и частичное ослабление всяких уроков предохранения и пропаганды гомолюбви.
И расточатся врази Его!