Был в Китае создан такой труд - "Книга правителя области Шан", который оказал на дальнейшую историю страны влияние колоссальное. Авторство его традиционно приписывают государственному деятелю по имени Шан Ян. Едва ли не впервые в Китае Шан Ян предложил связную схему тотального государственного контроля (приверженцев этой системы стали называть "школой закона", а у нас иногда на европейский лад - легистами). Там говорилось прямо: "Умные и хитрые, мудрые и способные превратятся в добродетельных, начнут обуздывать свои желания и отдадут все силы общему делу". Отнюдь не безболезненное вдавливание в жизнь формулируемых государством законов изначально служило в Китае узкопрактической цели - созданию государственности нового, жесткого типа. В период кратковременного расцвета теории и, в особенности, практики "школы закона" в ее первозданном виде (III в. до н. э.) виднейшие теоретики легизма прямо указывали на несовместимость морали и права. В другом классическом труде - в "Хань Фэй-цзы" - приводятся два примера, доказывающих, что государственный аппарат, придерживающийся норм традиционной морали, нелепейшим образом действует в ущерб себе. Один пример - история о воине из княжества Лу, который трижды убегал с поля битвы, но был прощен исполнявшим в ту пору должность судьи моралистом Конфуцием, поскольку выяснилось, что сей храбрец у родителей единственный сын и в случае его гибели о стариках некому будет заботиться. И второй - история о жителе княжества Чу, который честно сообщил властям о преступлении отца, но был за это вопреки всякому здравому разумению, единственно за неуважение к родителю, казнен. По мысли Хань Фэй-цзы, эти примеры неопровержимо доказывали неприемлемость морали. Ведь она, окаянная дура, интересы ближних ставит выше интересов государства! Вдумайтесь только, намекал Хань Фэй-цзы: какой-то там отец (а в Китае отцов и в ту древнюю пору было уже немало; отцом больше, отцом меньше - никто и не заметит) - и наше великое, лучшее в мире, одно на всех, государство! Немного, вероятно, найдется мало-мальски образованных людей, которые хотя бы понаслышке не знали о древнекитайской империи Цинь и ее страшном императоре Цинь Ши-хуанди. Времена были суровые, вовсю дул свежий ветер перемен; впервые страна была реально объединена, и наследственных князей и князьков постепенно сменяли назначаемые и сменяемые из имперского центра чиновники. Сделав легизм государственной идеологией, заурядное княжество Цинь, одно из многих, стало сначала сильнейшим из всех, а затем единственным, превратившись во всекитайскую империю. Никаких стимулов для деятельности не должны были испытывать люди, кроме мечтаний о милости правителя и трепета перед его гневом. Одних лишь регулярных, законных видов смертной казни было что-то около двенадцати: варка в малом котле, варка в большом котле, проламывание головы тупым предметом... Империя Цинь не просуществовала и полувека. Ее смело. Повиноваться перестали все, от мала до велика.
Основной альтернативой укрывательству являлся донос. Доносить надлежало исключительно этично. За осуществленный по собственной инициативе донос на кого-либо из родителей или кого-либо из родителей отца, если только в доносе этом не фигурировало что-нибудь вроде сепаратистского мятежа, шпионажа или заговора на императороубийство, доносчик наказывался удавлением. Текст соответствующего закона особенно настойчиво подчеркивает момент личной инициативы, специально говоря не просто о доносе, а о преднамеренном доносе. Личная инициатива такого рода, даже если донос был вполне истинным, без обиняков трактуется исключительно как "отказ от норм поведения из-за произвольных чувств", как состояние, при котором "чувства озлоблены и желания направлены к тому, чтобы подвести под наказание". Следующая крупная градация - донос на старших родственников, которые после прямых предков по мужской линии являлись второй по значимости группой в семейной иерархии. Она дробились на подгруппы в зависимости от близости родства. Донос на старшего высшей категории близости карался двумя годами каторги.
Правовое общество в условиях, когда право находится в руках дельных прагматиков с их "На все готов!", а угрюмых моралистов к закону и на пушечный выстрел не подпускают, и потому закон в буквальном смысле превращается в дышло (куда повернул - туда и вышло) - такое правовое общество есть царство воров в законе. Общество, где царствует этика, превращенная из руководства к действию в каменную догму - есть ад, где всем эмоциям, всем страстям придан четкий и регламентированный вид ритуала, а потому все реальные страсти приобретают подпольный, нелегальный, и, следовательно, малочеловеческий по сути и по форме характер. Формально общества этих двух типов выглядят очень по-разному, но копни поглубже - одни и те же джунгли. Из всех темных углов только и слышится: "Ам! Ам! Ам!" И количество темных углов стремительно растет, потому что углы эти необходимы всем, кто хочет кушать.
Очень разумно, особенно первая часть. Государство, разрушая мораль в своих государственных целях, получает аморальных типов у кормила власти. А дальше уже у самого государства начинаются проблемы.
> Был в Китае создан такой труд - "Книга правителя области Шан", который оказал на дальнейшую историю страны влияние колоссальное. Авторство его традиционно приписывают государственному деятелю по имени Шан Ян. Едва ли не впервые в Китае Шан Ян предложил связную схему тотального государственного контроля (приверженцев этой системы стали называть "школой закона", а у нас иногда на европейский лад - легистами).
Одна из моих любимых китайских книг.
>Там говорилось прямо: "Умные и хитрые, мудрые и способные превратятся в добродетельных, начнут обуздывать свои желания и отдадут все силы общему делу". >Отнюдь не безболезненное вдавливание в жизнь формулируемых государством законов изначально служило в Китае узкопрактической цели - созданию государственности нового, жесткого типа. >В период кратковременного расцвета теории и, в особенности, практики "школы закона" в ее первозданном виде (III в. до н. э.) виднейшие теоретики легизма прямо указывали на несовместимость морали и права. В другом классическом труде - в "Хань Фэй-цзы" - приводятся два примера, доказывающих, что государственный аппарат, придерживающийся норм традиционной морали, нелепейшим образом действует в ущерб себе. > Один пример - история о воине из княжества Лу, который трижды убегал с поля битвы, но был прощен исполнявшим в ту пору должность судьи моралистом Конфуцием, поскольку выяснилось, что сей храбрец у родителей единственный сын и в случае его гибели о стариках некому будет заботиться. И второй - история о жителе княжества Чу, который честно сообщил властям о преступлении отца, но был за это вопреки всякому здравому разумению, единственно за неуважение к родителю, казнен. По мысли Хань Фэй-цзы, эти примеры неопровержимо доказывали неприемлемость морали. Ведь она, окаянная дура, интересы ближних ставит выше интересов государства! Вдумайтесь только, намекал Хань Фэй-цзы: какой-то там отец (а в Китае отцов и в ту древнюю пору было уже немало; отцом больше, отцом меньше - никто и не заметит) - и наше великое, лучшее в мире, одно на всех, государство! > Немного, вероятно, найдется мало-мальски образованных людей, которые хотя бы понаслышке не знали о древнекитайской империи Цинь и ее страшном императоре Цинь Ши-хуанди. Времена были суровые, вовсю дул свежий ветер перемен; впервые страна была реально объединена, и наследственных князей и князьков постепенно сменяли назначаемые и сменяемые из имперского центра чиновники. Сделав легизм государственной идеологией, заурядное княжество Цинь, одно из многих, стало сначала сильнейшим из всех, а затем единственным, превратившись во всекитайскую империю. Никаких стимулов для деятельности не должны были испытывать люди, кроме мечтаний о милости правителя и трепета перед его гневом. Одних лишь регулярных, законных видов смертной казни было что-то около двенадцати: варка в малом котле, варка в большом котле, проламывание головы тупым предметом... > Империя Цинь не просуществовала и полувека. Ее смело. Повиноваться перестали все, от мала до велика.
Последующая империя Хань соединила легизм и конфуцианство, заложив китайскую традицию. Нельзя строить государство только на законе.
>Правовое общество в условиях, когда право находится в руках дельных прагматиков с их "На все готов!", а угрюмых моралистов к закону и на пушечный выстрел не подпускают, и потому закон в буквальном смысле превращается в дышло (куда повернул - туда и вышло) - такое правовое общество есть царство воров в законе. > Общество, где царствует этика, превращенная из руководства к действию в каменную догму - есть ад, где всем эмоциям, всем страстям придан четкий и регламентированный вид ритуала, а потому все реальные страсти приобретают подпольный, нелегальный, и, следовательно, малочеловеческий по сути и по форме характер. > Формально общества этих двух типов выглядят очень по-разному, но копни поглубже - одни и те же джунгли. Из всех темных углов только и слышится: "Ам! Ам! Ам!" И количество темных углов стремительно растет, потому что углы эти необходимы всем, кто хочет кушать.
Так это понятно, что общество без закона малореально, как и общество без морали.