Хаотичные действия бойцов антииракской коалиции, постоянно стреляющих совсем не туда, куда надо, уже сделались притчей во языцех - равно как и мрачный эвфемизм friendly fire. Многое тут объясняется неизбежными на войне "трениями" - все попытки американских стратегов похоронить Клаузевица с его вечными принципами военного искусства закончились тем, что Клаузевиц и теперь живее всех живых, чего о пентагоновских мудрецах (в интеллектуальном смысле, естественно, - помирают-то другие) совсем не скажешь. Многое связано и с принципиальной промашкой - сделать всю ставку на сверхумное сверхоружие, не задумавшись прежде: возможно ли такое в принципе, и не получится ли так, что ценой немереных трат будет создано оружие сверхглупое - "я - пролетарская пушка, стреляю туда и сюда", и все больше по своим.
И трения, и тупиковые пути военно-технической мысли (дредноуты, "Большая Берта", 100-тонный танк "Мышонок") бывали и прежде, но столь хаотической войны все же не наблюдалось. Вероятно, при объяснении происходящего не обойтись без морального фактора. Дух войска он и есть дух войска, даже и в эпоху IT-технологий. Конечно, всякая необстрелянная армия, попадая в условия настоящей войны, испытывает стресс, и ее бойцы со страху начинают стрелять неведомо куда, истерически реагируя на каждый шорох и уж тем более - на все, что движется, но, с одной стороны, на то и тяжелая боевая учеба, чтобы на войне не так стрессовали, с другой стороны - такого страха и такой истерической стрельбы во все стороны в военной истории пока не наблюдалось. Тем более, когда речь идет не о потешных войсках микроскопической державы, а о первой армии мира.
Похоже, дело в принципиальном дефекте контрактной армии, служба в которой рассматривается как добровольный профессиональный выбор, делаемый человеком сообразно своим запросам и возможностям. Кто-то выбирает бизнес, кто-то - науку, кто-то идет в сферу обслуживания, а кто-то - и в армию, благо она дает важные льготы для будущей гражданской жизни. Все отличие военной службы от бизнеса, сервиса etc лишь в известных ограничениях свободы военнослужащего - так не даром же льготы даются. Но такой десакрализированный (для общечеловеков - демистифицированный) взгляд на военную службу игнорирует уникальность этой службы, заключающейся в том, что на войне (для которой армию и содержат) солдат по приказу командования обязан убивать и, если надо, - умирать, тогда как последней обязанности никакие другие профессии не предполагают. Купринская баба при виде молодцевато марширующих юнкеров причитала: "А ведь так они, родненькие, за нас и умирать пойдут". В условиях рационального выбора профессии ей следовало бы констатировать: " А ведь так они, родненькие, за нас мир повидают и льготы для обучения в университете получат".
Драма родненьких джи-ай заключается в том, что они именно так и полагали и, столкнувшись с тем, что войне могут реально убить, после чего льготы для обучения не понадобятся, впали в нервное состояние: "мы так не договаривались". Рациональная логика наемной армии (нанимаемой к тому же в ультрагедонистическом обществе, которое помешано на здоровье и долголетии) вступает в непримиримую сшибку с иррациональной логикой войны. Трогательная история со спасением рядовой Джессики Линч - лишнее свидетельство тому, что при найме на службу смерть на войне выносится за скобки. Если бы не выносилась, то не только девица Линч могла бы задуматься: готова ли она на университетские льготы ценой своей возможной гибели, но и отцам-командирам могло бы прийти в голову, что неправильно посылать дам и девиц туда, где реально убивают, ибо не бабское это дело. Кстати, и рассказы про сверхумное оружие и солдатское чудо-снаряжение могли быть ориентированы не столько даже на внешнюю, сколько на домашнюю аудиторию - обладатели столь чудесной амуниции смерти on default не подвержены.
Нам, конечно, могло бы быть меньше дела до моральных факторов чужой армии, если бы в качестве альтернативы разваливающейся на глазах системы всеобщей (реально призывается лишь 15% годных к службе - какая, прости, Господи, всеобщность) воинской повинности не предлагалась именно десакрализованная американская система свободного и рационального выбора профессии. Но солдат готов бить врагов и сам быть убитым лишь в прямо противоположном случае - если он верит, что его служба - не такая же профессия, как другие, а дело святое, если слова "за веру, царя и Отечество на поле брани живот свой положивших" для него не пустое многоглаголание, а непреложная истина. Одними льготами эту веру не заменишь.
