| | От | ARTHURM |  |
| К | tevolga |  |
| Дата | 07.02.2003 13:25:13 |  |
| Рубрики | WWII; Униформа; |  |
Капитальный наезд на Штирлица
Добрый день!
Может кто и постил уже, тады пардон.
Журнал «Слово» VII’91
ИСТОРИЯ. Мифы о лжегероях
Кое-что из жизни Штирлица.
Гитлер. Кто этот, что все время бегает по рейхсканцелярии?
Гиммлер. Советский разведчик Штирлиц. Неуловимый.
Гитлер. П-а-а-чему неуловимый?
Гиммлер. Да он никому не нужен, мой фюрер.
1
Рейхсфюрер ошибался. Пришло время, когда Штирлиц понадобился стране-победительнице… Анекдоты про него — это ведь тоже результат… Загляните в любой книжный магазин. Там, в разделе договорных цен, он на своем боевом посту. Немножко, конечно, сдал,… но он теперь за стайера себя выдает. Возраст как-никак. Стаж. Да еще он, как истинный разведчик, притаился на довольно расплывчатой грани легкого чтива-детектива, исторической или политической сплетни и фактической канвы… Хитрюга Штирлиц оказался вроде бы вне закона досягаемости, но он допустил серьезный просчет — романы о своих подвигах он (возможно, для вящей убедительности) назвал документальными.
Документ такая штука, что можно и проверить.
Проверять, пожалуй, лучше всего то, что общеизвестно, да и самому Штирлицу это принесло львиную долю лавров — речь, как можно догадаться, пойдет о семнадцати его мгновениях в Берлине весной 1945 года.
2
Вкратце «легенда». Штандартенфюрер СС Штирлиц служит в РСХА, что на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, тел, 1 2-00-40, в отделе Шелленберга (заграничная разведка и контрразведка), живет в Бабельсберге под именем инженера Бользена (тел. 42-75-41), имеет личный автомобиль марки «Хорьх» № ВКР-821. При всем этом он еще и советский резидент «Юстас» (полковник Исаев) с подчиненными ему радистом и шифровальщиком («Эрвин» и «Кэт»), которые проживают в Кёпенике (район Берлина). Их группа получила задание выяснить, кто именно из фашистского руководства подталкивает (или провоцирует) западных союзников на сепаратные переговоры с Германией.
Штирлиц начинает действовать. Пишет анонимное письмо и отправляет его секретной почтой рейхсляйтеру Борману, потом звонит ему по телефону правительственной связи (тел. 1 2-00-54) и договаривается о встрече. Но в это время в результате бомбежки района Кёпеник погибает «Эрвин»; а беременная «Кэт» получает ранение и в роддоме «Шарите» рожает ребенка, где и выдает себя тем, что кричит по-русски. Штирлиц вынужден решать помимо основной задачи, на которую он ориентировал пастора Шлага, еще проблемы связи (профессор из «Пергамона» Плейшнер), спасения радистки и самосохранения в поединке с шефом гестапо Мюллером. Штирлиц выполняет основное задание, спасает радистку и с новым заданием возвращается в Берлин 18 марта 1945 года.
Вот, собственно, вся история, квинтэссенция, известная всем читателям документального романа, ставшего без особых изменений сценарием телесериала, который с непостижимой скоростью стал обладателем всех мыслимых премий. Штирлиц стал национальным героем. И вот парадокс. Все герои застойного времени сдали, поблекли или объявлены антигероями, а Штирлиц непоколебим. Он вроде бы даже остался за пределами сиюминутной суматохи, но, тем не менее, пора бы взглянуть на него пристальнее.
Шпионы, как правило, попадаются на мелочах. И вот оказывается, что в семнадцати его мгновениях, наверное, таких возможностей попасться, по крайней мере, вдвое больше, чем этих самых мгновений. Не будем голословны.
«Мелочь» первая. Разведчик (или писатель, который взялся о нем писать) должен знать свой «театр военных действий», быть «как все», что его окружают, и хорошо знать собственную «легенду» проживания. Это элементарно, и доказывать это не надо, потому что Штирлиц, слава Богу, не единственный разведчик, которого знает человечество.
Но одна только машина марки «Хорьх» с номером ВКР-821 способна была погубить героя. Дело в том, что все четыре модификации автомобиля этой марки в Германии 1945 года были «представительскими» машинами высокого класса (нечто вроде нашей нынешней «Чайки»), и скромный инженер Бользен, и штандартенфюрер из разведки СС обязаны от нее отказаться, а уж советский разведчик, зная, что машины марки «Хорьх» составляют менее одного процента легковых автомобилей рейха, должен ужаснуться только от одной мысли, что ему придется пользоваться ею при тайных передвижениях. Проще и для СС, и для советской разведки было бы подобрать что-то из пяти приличных модификаций «Опеля» (36,8проц.) или трех модификаций «ДКВ» (17,9проц.), «Даймлера» (9,4проц.), не опускаясь до «фольксвагена» фирмы «Адлер» (6,9проц.). С номером злосчастного «Хорьха» тоже не все а порядке. Штирлиц привинтил себе трехбуквенный номер, когда во всем рейхе были одно- или двухбуквенные. Как исключение, трехбуквенными были только часть дипломатических номеров, бывшие немецкими аббревиатурами названий государств (Англия, Мексика, Чили), а буква В («дубль-ве») была принадлежностью военных номеров СС; полиция и почта имели свои обозначения, остальные — в зависимости от территориальной принадлежности (в частности, берлинские начинались только 1А). С номером Штирлиц явно оказался не на высоте, и потому гестаповцы проявили вполне здоровое любопытство, мотаясь за таким монстром по Берлину, но сами оказались не лучше преследуемого — отправились в погоню на машине «Вандерер», что и выдало их Штирлицу, потому что марка оказалась такой редкой (4,4проц.), что даже советский разведчик, наконец, обратил внимание.
3
Гестаповцы доложили о сумасшедшем Мюллеру, а Штирлиц написал Борману анонимку (на машинке экспедиции PCXА во время налета) и «сунул» в секретную почту. Экипажи обеих экзотических машин опять постарались перещеголять друг друга. Германия — страна с устоявшейся, единообразной системой письменного обмена. Обязательно должны были присутствовать все реквизиты: адресат, ведомственная принадлежность его, ранг, степень секретности, дата. Содержание письма должно строго отвечать на вопросы: «что?», «почему?», «сколько?», а его размер должен был быть кратным единицам стандарта — ДИН. Нелишне было бы сказать, что вся переписка НСДАП велась только на готических шрифтах, «латиница» не допускалась. А теперь стоит подумать, возможно ли при таком отношении к простой переписке что-то «сунуть» в секретную? Там, где количество писем должно строго соответствовать реестру? Возможен ли вход в помещение с такой перепиской постороннему (даже во время налета)? Равно, как и в комнату правительственной телефонной связи? Думаю, что надо честно ответить отрицательно, хотя о телефонах можно поговорить поподробнее, но ниже. А пока придется констатировать, что цидульку-анонимку Борман практически не имеет шансов получить. Не надо быть немцем, чтоб знать, что за подобные отправления кто-то расписывается и кто-то комплектует их к отправке.
Отдадим должное Штирлицу, вполне вероятно, что на стол рейхеляйтера анонимку положил он сам. Больше просто некому, но факт есть факт: Борман ее получил, понял, что написавший такое никак не может быть офицером СД (почта ведь пришла оттуда!), и, вдобавок, обязательно сделал нагоняй всем по всей степени подчиненности — он же был самым главным делопроизводителем нацистской партии, — и забыл.
Однако товарищ Юстас оказался настойчивым. Он прокрался в кабину правительственной связи и набрал номер 12-00-54. Не стоило бы так рисковать. Можно было позвонить из любого автомата, потому что по правительственной связи нельзя набрать обычный городской номер абонента. Именно таким был телефон, по которому звонил Штирлиц. Но на этом его злоключения не кончились. Вспомним, как дальше: «— Борман, — услышал он в трубке низкий сильный голос». И тут Штирлиц оплошал. Не спросил имя. Ответил ему действительно Борман, но не заместитель Гитлера по партии, Мартин, а его однофамилец, тоже партайгеноссе, адъютант фюрера от партии (были еще от армии, СС, целых 5 управлений канцелярии), единственный, кто мог откликнуться по телефону 12-00-54 — Альберт Борман… Товарищ Юстас, занимая в гитлеровской иерархии какое-никакое положение, должен был знать, кому звонит, да и как туда надо дозваниваться.
После таких финтов подопечного Мюллер решил присмотреть за штандартенфюрером. А тот после бомбежки в Кёпенике возьми да и отвези раненую радистку Кэт в «Шариту». Безродная жена инвалида войны оказывается в самой фешенебельной клинике Берлина «Харите» («СН» по-немецки читается «X»), где лечение было платным и стоило до 18 рейхсмарок в день. «Харите» — самое мощное медицинское учреждение тогдашнего Берлина — состояло из более чем двух десятков институтов, клиник, поликлиник, но все они были для состоятельных людей, а радисток полагалось возить в окружную больницу Кёпеника на Ахенбахштрассе, 4 (тел. 64-20-11), потому что годовое пособие ее погибшего мужа было не больше 2,4 тыс. рейхсмарок, что в месяц составляло всего 200 (и это без уплаты налогов, без вычета стоимости патента и при военной дороговизне продуктов).
Радистка понимает, что попала не туда и, сбежав, звонит резиденту прямо на дом, в Бабельсберг по телефону 42-75-41. Странно, что она дозванивается, потому что это — явно не тот телефон, номера Потсдама-Бабельсберга все, без исключения для советских разведчиков, начинались на цифру «8». Оттуда они — радистка и резидент — сматываются в Швейцарию на своем «незаметном» «Хорьхе», ориентируясь по дорожным указателям голубого (совсем как сейчас!) цвета. Указательные знаки с принятым в то время желтым полем по чьему-то указанию были сняты. Возможно, тут постарался сам рейхсфюрер, как шеф полиции.
На этом можно закончить адресно-телефонно-автомобильную справку, хотя сюда бы прекрасно вошли музейные похождения героя, например, встреча со школьниками в университетском музее — именно таким являлся музей природоведения, бывший не только музеем, но и одновременно четырьмя институтами: петрографическим, геолого-палеонтологическим, зоологическим, благородных металлов и самоцветов. Туда и штандартенфюрера могли не впустить, поскольку он туда инкогнито отправился, в цивильном, а уж про школьников, да впопыхах организованных, со «стукачкой»-учительницей — тем более.
Короче говоря, поиск документальности в картине Германии тех лет по похождениям Штирлица проводить нельзя, потому что ее там просто не существует.
(продолжение следует...)
4
Теперь о месте службы штандартенфюрера. Это РСХА, имперское управление безопасности, где Штирлиц в сжатые сроки (с 12.2 по 18.3 1945 г.) «прокручивает» свои головокружительные операции. Читатель, наверное, помнит такую фразу: «Когда Мюллеру доложили, что Штирлиц идет по коридору РСХА, направляясь в свой кабинет, он на мгновение растерялся». Было отчего! Здание РСХА сгорело при бомбежке 31 января того же года, и хождение по пепелищу полтора месяца спустя после пожара удивило бы любого.
Не было у РСХА и «местных» отделений. Представьте себе, что прогуливаясь по Воронежу или Одессе, вы подходите к зданию, на котором написано: «Местное отделение Верховного Совета СССР». Вы наверняка будете вести себя так же, как немец, узнавший про существование «местных отделений РСХА» вместо обычных подразделений СД.
Все упомянутое и в самом деле мелочи, свидетельствующие о незнании не то Штирлицем, не то автором Германии 1945 года. Правда, этих мелочей вполне достаточно, чтоб раз и навсегда забыть о «документальности» «Мгновений».
Но, может быть, разведчик верно информировал Центр о сепаратных переговорах? Это ведь главное, это уже история, где искажения недопустимы. Что же произошло на самом деле, когда на пороге поражения Гитлер попытался расколоть союзников?
Привлечение внимания политических кругов к инициативе Германии должна была обеспечить миссия Клейста в Стокгольм, где он вел первый тур переговоров с сионистским функционером Шторхом об освобождении 4300 евреев. Шторх поставил в известность посла США Олсона. Затем круг участников и лиц, осведомленных о переговорах детально, стал быстро увеличиваться: рейхсминистр Риббентроп, граф Бернадотт, Гиммлер, шведский банкир Валленберг, советский посол Коллонтай, Гессе. В частности, Александру Коллонтай детально ознакомил с содержанием переговоров Валленберг. Дальнейший путь информации в штирлицах не нуждался. Но внезапно звонком из рейхсканцелярии (звонил Вальтер Хевель) Риббентропу и Гессе дальнейшие переговоры были воспрещены.
С швейцарскими переговорами еще проще. О факте переговоров с Вольфом советскую сторону официально уведомили союзники, но отказали в участии представителю генштаба Красной Армии под предлогом локальности объекта переговоров (Сев. Италия). Только это вызвало подозрительную реакцию Сталина в упомянутом письме Рузвельту. Кстати, в письме Молотова, вмонтированном в «Мгновения», содержится почти полный ответ на вопрос участия Штирлица в этом деле. «Подтверждая получение Вашего письма по поводу переговоров в Берне между германским генералом Вольфом и офицерами из штаба фельдмаршала Александра...» — дальше цитировать ни к чему, потому что от «бойца невидимого фронта» ничего не осталось. Может быть, кому-нибудь жалко расставаться с наскоро состряпанной сказочкой о «глубокой достоверности», но это необходимо сделать, потому что читателю нужны не «правдоподобные» версии, а сама правда, зерна, отделенные от плевел. Потому похождения Штирлица должны называться не документальными романами, а так, как они того заслуживают, — чтивом
Майор ПРОНИН, не только литературный герой.
С уважением ARTHURM