Недавно опубликованные архивные документы проливают свет на наиболее событийный период израильско-советских отношений. В течение двенадцати лет — в 1941—1953 годах — ныне покойная империя дружески покровительствовала сначала еврейской общине в Палестине (ишув. — Ред.) , а потом и новорожденному государству Израиль. Какие цели преследовал СССР, избирая такой внешнеполитический курс? Отчего содействовал репатриации еврейских беженцев в послевоенные годы и вооружал Израиль руками своих сателлитов? И что побудило супердержаву сменить дружелюбие на враждебность? Рассекреченные архивные документы содержат ответы на эти и многие другие вопросы.
В сентябре 1944 года Элиягу Эпштейн, влиятельнейшее лицо в политическом отделе Сохнута, прибыл в Каир для встречи с советским посланником Данилой Семеновичем Солодом. Из приватной беседы с представителем Кремля сотрудник Еврейского агентства почерпнул ценную информацию относительно родственных связей последнего с адвокатом Менделя Бейлиса, однако не сумел добиться того, ради чего проделал путь из Эрец Исраэль в египетскую столицу. Никакие дипломатические ухищрения не помогли Эпштейну убедить русских подвергнуть бомбардировке концентрационные лагеря на территории Польши. Лидеры еврейского ишува полагали, что названная военная операция может расстроить планы нацистов и спасти хотя бы часть европейского еврейства от нависшей над ним угрозы уничтожения. Изощряясь в красноречии, Эпштейн пытался донести этот довод до сознания советского дипломата в надежде, что тот согласится выступить в роли посредника между ишувом и Кремлем. Однако Солод, внимательно выслушав просьбу сохнутовского посланца, вежливо ее отклонил под тем предлогом, что возглавляемое им дипломатическое представительство не полномочно влиять на армейскую стратегию. В действительности же наряду с союзниками — США и Великобританией — СССР отвергал идею бомбардировки Освенцима, поскольку такого рода акция шла вразрез с его системой приоритетов.
Что же касается неудачной для Сохнута каирской встречи, то о ней в Москву был направлен подробный отчет, доселе хранившийся в секретных архивах.
А теперь… Прерываю на мгновение наш экскурс в историю, чтобы рассказать о том, что произойдет в ближайшие дни: генеральный директор израильского МИДа Эйтан Бен-Цур прибудет в Москву для участия в не имеющей исторических аналогов церемонии. Российский министр иностранных дел Игорь Иванов примет из рук ближневосточного гостя два увесистых тома под общим названием “Хроника израильско-советских контактов в 1941—1953 годах”. Аналогичное действо состоялось в Иерусалиме: российский посол в Израиле Михаил Богданов вручил израильскому министру иностранных дел Давиду Леви документы, в которых представлена советская интерпретация событий того же периода. Идея публикации архивных данных возникла около восьми лет назад. Благодаря ее реализации достоянием гласности стали 498 документов советского периода, безусловно, именно они представляют огромный интерес, без малого полвека хранившихся в папках с грифом “Совершенно секретно”.
Первым номером в этой коллекции следует отчет советского дипломата о встрече с председателем Сионистского профсоюза Хаимом Вейцманом, состоявшейся 30 января 1941 года в Лондоне. В направленной в Москву депеше советский посол в Великобритании Иван Михайлович Майский писал:
“Несколько дней назад меня посетил неожиданный визитер — сионистский лидер доктор Вейцман. Он высокий, в годах, одет с подчеркнутой элегантностью… У него морщинистое лицо, орлиный нос, он говорит приглушенным голосом, размеренно и спокойно. Безупречно владеет русским языком, несмотря на то, что уехал из России 45 лет назад”. Далее выясняется, что нежданный гость предложил советскому послу взаимовыгодную коммерческую сделку: поставку апельсинов из Эрец Исраэль в обмен на российские меха. Эта инициатива — равно как и все прочие, о коих упоминается в хроникальном двухтомнике, — так и осталась нереализованной. Однако налаженным Вейцманом контактом воспользовались другие представители ишува — Моше Черток (Шарет) и Давид Бен-Гурион впоследствии встречались с Михаилом Майским.
Самый поздний из включенных в хронику документов датирован 30 декабря 1953 года и подписан израильским консулом в посольстве в Москве Шмуэлем Алишевым (Фридманом). В депеше, направленной в израильское министерство иностранных дел, последний сообщает об освобождении врачей, арестованных в рамках гонений на “убийц в белых халатах”, санкционированных Сталиным незадолго до смерти.
В общем же объемный двухтомник охватывает 12-летний период двухсторонних контактов, включающий вторую мировую войну, катастрофу европейского еврейства, разгром нацистской Германии, войну за независимость, поддержку СССР создания государства Израиль, установление дипломатических отношений между двумя странами, предоставление политической и военной помощи социалистическим блокам, борьбу за право советских евреев на репатриацию, разочарование СССР прозападной ориентацией Израиля, взрыв в советском посольстве в Рамат-Гане (в феврале 1953 года) и последовавший вслед за этим разрыв дипломатических отношений.
13 января 1943 года начальник политического отдела Сохнута Моше Шарет обратился к уже упоминавшемуся дипломату — советскому послу в Лондоне Майскому — с просьбой содействовать репатриации в Палестину 3—5 тысяч евреев, накануне войны бежавших из Польши в Советский Союз. В октябре того же года Майский, отправляясь в отпуск на родину, сделал крюк, чтобы заехать в Палестину. Несмотря на недовольство британских властей — предпринимались даже откровенные попытки помешать осуществлению его намерения, — он встречался с Бен-Гурионом и Элиэзером Капланом (впоследствии ставшим первым израильским министром финансов) и в их сопровождении совершил экскурсию по еврейским кварталам Иерусалима. А после этой прогулки в Сохнут поступил отчет за подписью Бен-Гуриона, в котором недавний визитер Майский был представлен третьим по влиятельности лицом в советской империи — после Сталина и Молотова.
— Я сообщил ему, что мы можем принять два миллиона евреев, — подчеркивает в своем донесении будущий премьер-министр еврейского государства.
* * *
Во время встреч с советскими чиновниками представители Еврейского агентства неизменно затрагивали вопрос о репатриации, обращались с просьбами о предоставлении разрешений на выезд “лицам еврейской национальности” Однако в военные годы советский истеблишмент не удостаивал просителей ответом. Ходатайства относительно переправки в Израиль евреев из Центральной Европы также не принесли никаких результатов. Только после создания Государства Израиль Советский Союз повелел странам социалистического блока — Польше, Болгарии, Венгрии и Румынии — не препятствовать еврейской репатриации. Ну а просьбу Шарета относительно польских евреев советское правительство в конце концов удовлетворило — правда, произошло это только в 1957 году и было приурочено к большой алие из Польши.
Наиболее важные документы относятся к 1946—1947 годам. Они позволяют судить о том, как закулисная внутренняя борьба, отражаясь на внешней политике, повлияла на решение советских властей выступить за репатриацию еврейских беженцев в Эрец Исраэль и поддержать в ООН план раздела Палестины.
Генерал Константин Голубев, входивший в союзническую комиссию по проблеме беженцев, в сентябре 1946 года рапортовал своему московскому начальству о том, что 200 тысяч евреев преимущественно сионистских убеждений, входящих в организацию “Шомер ха-Цаир”, при посредничестве сионистских организаций кружным путем — через американские зоны в Польше, Чехословакии и в Мюнхене — добираются в Палестину. В ответ на эту депешу советское министерство иностранных дел рекомендовало своим людям в означенных странах не чинить препятствий еврейским переселенцам. Не исключено, что именно это распоряжение во многом обусловило масштабы послевоенной алии. Однако отдано оно было не в порыве сиюминутного благодушия, а в рамках долгосрочной советской стратегии, предусматривавшей сотрудничество с ишувом и сыгравшей определяющую роль в утверждении израильской государственности, победе в войне за независимость и в создании Армии Обороны Израиля (ЦАХАЛ).
30 сентября 1947 года в сверхсекретной депеше советский министр иностранных дел Молотов проинструктировал Вышинского относительно голосования по разделу Палестины. Завуалированный приказ был сформулирован так: “Не оспаривать мнения большинства”. Эта лаконичная фраза означала, что Советский Союз решил поддержать план раздела Палестины, предусматривавший и образование еврейского государства в Эрец Исраэль. Двумя месяцами позже советский посол в ООН Андрей Громыко выступил на Генеральной Ассамблее в поддержку этого начинания и проголосовал за него. Из архивных бумаг следует, что на данной версии ближневосточной стратегии настаивал Сталин, тогда как чиновники советского МИДа были ее ярыми противниками. Вскоре Советский Союз подтвердил еврейскому ишуву свое расположение акцией принципиально иного плана. В январе 1948 года Молотов через советского посла в Праге потребовал от главы чешского правительства Готлиба прекращения военных поставок Сирии. Дальше — больше. В служебной записке начальника ближневосточного отдела МИДа от 5 июня того же года значится: “Мы рекомендуем чехам и югославам при посредничестве наших послов тайно содействовать представителям Государства Израиль в приобретении артиллерийских орудий и “самолетов, а также оказывать помощь по транспортировке этих грузов”. И советские сателлиты исправно исполняли данное руководящее указание.
Израильские представители обращались с просьбами об оказании военной помощи и непосредственно к СССР. Правда, не встретили особой отзывчивости со стороны супердержавы. 9 июня 1948 года министр иностранных дел Израиля Моше Шарет через израильского посла в США Элиягу Эпштейна передал советскому руководству просьбу об “оказании содействия в приобретении военного оборудования и продовольствия”. Некоторое время спустя глава израильского МИДа проинструктировал Эпштейна относительно конкретного запроса Громыко. Как следует из документов, Израиль на этом этапе был заинтересован в приобретении советских самолетов и тяжелой военной техники. В точности выполнив распоряжения начальства, израильский посол в Вашингтоне… напоролся на отказ. Однако же этот эпизод не омрачил советско-израильской идиллии. 13 сентября израильский военный атташе Йоханан Ратнер в беседе с представителями советского военного командования, как следует из его секретного отчета, “обсуждал возможность содействия в подготовке офицерского состава”. Советский генерал не удовлетворил просьбу израильского визави. Однако 7 ноября — накануне встречи с одним из представителей советского армейского командования — Ратнер получил от Бен-Гуриона “заказ” на военные поставки: “45 танков Т-34 с орудиями 75- и 105-миллиметрового калибра плюс по 1500 снарядов для каждого, 25 легких быстроходных танков, 24 артиллерийских орудия, 80 противотанковых гранат, 50 боевых самолетов, запчасти и военное оснащение для авиации”. Но так и не сумел добиться его реализации.
Из документов видно, что и в этот — “светлый” — период, взаимоотношения между странами складывались отнюдь не гладко. К примеру, аккредитованные в Москве израильские дипломаты были обвинены советскими властями в противозаконной деятельности за контакты с евреями. Сталин справедливо опасался, что пробуждение еврейского этноса от космополитической спячки приведет к краху всей его национальной политики. А потому и слушать не желал о репатриации советских евреев. Немало разочаровывали его и контакты Израиля с Западом.
В 1948—1953 годах советский посол в Тель-Авиве Павел Ершов в своих депешах в Москву сообщает о встречах с депутатами кнессета Моше Снэ и Яаковом Рифтиным, состоявшим в парламентской комиссии по иностранным делам и безопасности.
7 сентября 1950 года он отправил такое сообщение: “Рифтин уведомил меня о том, что 1 сентября состоялось заседание комиссии по иностранным делам и безопасности”. Далее следует перечень тем, обсуждавшихся на этом закрытом заседании, — позиция израильской делегации в ООН и мнение Шарета относительно алии из Советского Союза.
Чуть раньше — 14 июня — Ершов и второй секретарь советского посольства Попов встречались со Снэ. В отчете московскому начальству он сообщил: “Снэ проинформировал меня, что вчера израильское правительство уполномочило Эбана (израильский посол в Вашингтоне) подписать соглашение о дружбе и сотрудничестве с США”. Депеши относительно содержания такого рода бесед неизменно содержат политическую информацию, однако данные военно-оборонного значения в них отсутствуют. Можно ли считать передачу такого рода сведений шпионажем? Очень сомнительно. Хотя в то время заседания комиссии по иностранным делам и безопасности проводились в атмосфере секретности, и разглашение того, что там обсуждалось, было не нормой, а исключением. Однако израильские собеседники советских дипломатов искренне верили, что отстаивают национальные интересы, а посему намеки бывшего начальства Мосада Хареля на то, что Рифтин и Снэ были советскими шпионами, на мой взгляд, лишены оснований.
* * *
Но все же каждому из нас не мешает иметь в виду, что тайное рано или поздно становится явным.
