А если так?
>Если говорить об обществе Запада, то тут не очень понятно, что уходит от действительности, человек или общество. Например, если все общественные реалии исходят из представления о человеке, как гомо экономикусе, то человек наоборот будет стремиться от этой нереальности к чему-то реальному. Более соответствующего его интуитивному, природному представлению о себе.
Эта мысль очень важна и чрезвычайно меня интересует. Не кажется ли вам, что весь двадцатый век, в сущности, прошел под знаком борьбы этих двух начал – индивидуалистического и коллективистского. Если Маркс был прав (а это так), предсказывая то, что сейчас называется глобализацией, то миру и в дальнейшем оставаться биполярным. Любопытные возникают вопросы: эта биполярность – необходимое условие существования и развития. Поскольку, по Гегелю. Противоречие – необходимое условие любого развития? Или в конечном итоге победит одно? И закончится ли после этого развития или выйдет на качественно новый виток спирали? И если один из полюсов безусловно на территории Америки, то будет ли второй на нашей территории. Либо, по некоторым предположениям, где-то в АТР?
Вот сейчас, в России, чем и интересен наш период. Можно наблюдать, так сказать воочию, конфликтность вышеобозначенных начал на примере любых наших заимствований от Запада. Мы и американцы слишком одинаковые для того, чтобы занимать разные планетарные ниши, но слишком разные, чтобы ужиться в одной. А главное – мы никак не можем уяснить разницу между человеком как индивидом и его социальной ролью, а это разделение – основное в индивидуализированном обществе.
Поясню подробнее.
Традиционная для Запада индивидуализация как мне кажется, предполагает существование индивида как способ экстраполяции его личного интереса на социальную среду. Существуя в рамках собственной духовной сущности, человек ничем не ограничивает собственные устремления, желания, мечты, они могут принимать самый смелый, самый дерзновенный характер. Иное дело, когда эти устремления и желания реализуются в социальной среде, здесь пределы возможного определяют объективные законы существования этой самой среды, здесь личный интерес человека встречается с интересами других людей и от этого взаимодействия (на Западе - на сугубо рационалистической, прагматической основе) рождается некая социальная роль, которую исполняет индивид.
Грань, отделяющая жизнь индивида "внутри себя" от жизни "вовне", есть результат диалектического противопоставления личного интереса и интереса общественного. Чем сильнее выражено в обществе индивидуальное начало, тем более жесткой и четкой является эта грань, тем более отличается внутреннее <?я> человека от социальной роли. Социальная роль предполагает подчиненность неким стереотипам сознания и стандартам поведения. Например:на Западе в целом, в американском и британском обществе, в частности, существует даже целостный образ, имидж среднего человека, как неизменно улыбчивого, доброжелательного к окружающим, корректного и законопослушного. С прагматической точки зрения именно эта социальная роль является наиболее рациональным способом реализации личных интересов каждого индивида. Стало уже расхожим мнение иностранцев, побывавших в России, о неулыбчивости русских, о недоброжелательном с точки зрения окружающих выражении их лица, что свидетельствует якобы о дикости наших нравов. Иное дело цивилизованный американец - всегда улыбчивый, всегда в хорошем настроении, показывающий всем окружающим, что у него дела обстоят прекрасно.
Русским это непонятно. Поскольку с их точки зрения душа человека открыта, то ее состояние не может не быть отражено на лице; искренность - одно из главных положительных качеств человеческой личности. С другой стороны, внутреннее состояние человека не может быть постоянно безоблачным, время от времени оно отягощено проблемами и переживаниями, и состояние озабоченности, говоря простым языком, должно быть написано у искреннего человека на лице. Значит человек, который всегда, во всех случаях, независимо от ситуации улыбается, по мнению русских, либо неискренен, либо идиот.
Следует еще раз подчеркнуть, что в обществах восточной культуры индивидуальность у людей выражена не менее, а может быть, более ярко, поскольку не стеснена рамками узкой замкнутости, но упомянутая грань, отделяющая личное <?я> от социальной среды, как бы размыта, прозрачна. Пределы души, как например, в нашей национальной традиции, раздвинуты до границ социальной среды, которая чаще всего предстает в виде общины.
Таким образом, главное отличие западного человека от нашего - в том, что его жизнь <?внутри себя> и его социальная роль четко разграничиваются, причем, основное противоречие индивидуализированного западного общества - это противоречие между многообразием и неповторимостью личностных характеристик индивидов и типизированностью, стандартностью социальных ролей. Только на протяжении последнего времени, скажем, полувека, это противоречие находило выражение в различных антиконформистских социальных движениях - битников, хиппи и т.д.
Благодаря тому, что в российском национальном характере внутренняя жизнь души как бы совпадает с его социальной ролью, в российском общественном сознании упомянутое противоречие имеет свою специфику. Общество постоянно находится в сомнении относительно пределов своего вмешательства во внутреннюю жизнь индивида, оно никак не может определиться, где заканчивается личное и начинается общественное, до какой степени должна быть ограничена свобода личности общественными, государственными институтами и механизмами. В частности, отсюда - особая роль государства для российского общества, которое на протяжении всей истории частенько стремилось регулировать не только общественную, но и частную жизнь граждан, и даже чисто личную жизнь вплоть до интимной, либо шарахалось в противоположную крайность и демонстрировало полную отстраненность при защите прав рядовых граждан. Массу примеров этого можно найти и в ХХ веке.
Это обстоятельство предопределило харизматический характер всей нашей якобы многопартийной системы, поскольку оно вытекает из разного понимания демократического представительства в России и на Западе.
В обществе, где традиционно превалирует дух общинности, функцию выражения и отстаивания своего интереса личность переадресует общине, то есть у россиян нет понятия о социальной роли, как это принято в западной традиции, у нас эту функцию выполняет община. Как следствие, наши выборы, на каком уровне и по какому поводу они ни происходят, неизбежно напоминают мирской сход в сельской общине, где избирают старосту. Поскольку каждый член общины своего социального интереса не знает, то выбор неизбежно происходит по личностным качествам: чтобы человек был боевой, искренний, честный, открытый, а самое главное - плоть от плоти нашенский, <?свой парень>. В этом коренное отличие взаимоотношений между избирателями и кандидатами во власть у нас и на Западе: западный избиратель своему кандидату ПОРУЧАЕТ сделать все строго по пунктам, то-то и то-то; российский избиратель ДОВЕРЯЕТ своему кандидату быть властью, потому что человек он хороший, целиком наш и нас не забудет. А раз речь идет о доверии, о вере в человека, то главными оказываются как раз иррациональные доводы - вот главная особенность социальной психологии нашего электората.
Экономика вроде бы интернациональна как никакая другая сфера, а поди-ка!На Западе, в том числе в первую очередь в Америке, предприятие, производство - это место, где РАБОТАЮТ, у нас - место, где ЖИВУТ. Японцы, которые по национальному духу близки нам больше, чем кто бы то ни было, очень быстро задействовали наш опыт, назвав его "человеческим фактором", и вскоре стали гораздо большими "совками", чем граждане Страны Советов. Бьюсь об заклад, что никакого японского чуда без этого бы не было. Это один из многих примеров, когда надстройка влияет на базис, а не наоборот.
С уважением, Вольвач