надо было предыдущий сабж полностью писАть ". Классик издевался над русопятами., очищающими от тлетворного влияния Запада тогдашнюю Великую николаевскую Империю "православие-самодержавие-народность" . Кончилось это торжество воссиявшего при Николашке 1м нацпатрства как и положено - разгромом наголову в крым.войне, см. тщетные попытки тогдащнего Побиска-Левши спасти страну - "скажите государю, у англичан ружья кирпичом не чистют... и у нас чтоб не чистили, а не то не дай бог война"...
Сабж полностью "Но панталоны,фрак,жилет -всех этих слов по-русски нет...." "Ун комильфо -Шишков,прости,не знаю, как перевести"
---- Дополнение к предыдущему - отличный, емкий художественный образ на уровне пониже столиц и повыше деревень - среднерусской страны, _которую_ индустриализовали. На пороге оной. в 1928. Незаслуженно практически не известная книжка других классиков . Раритет, очерки публиковались в каком-то зачуханном журнале в промежутке меж 12 стульями и Теленком и так и остались неизвестны. Не периздавались до 1990х. Собраны тут
http://belousenkolib.narod.ru/ Колоколамск - это уездный город где-то окол Ельца или Арзамаса.Пездна провинциального мещанского опупения на излете нэпа.Почему-то все зацклились на крестьянах. Целую атлантиду паиатели-деревенщики настроили, а купола-береза-лапти все уши прожужжали эеревенскими и трррадиционными ценностями. Вы на горожан глядите! (ни фига никто не хочет,даже книжек в обороте нету - а ведь были и Семин и другие)
Вот он -аутентичный образ "руси,которую мы потеряли" в 1930е - и благополучно обрели взад в 1990е. Присмотревшись к героям нэповких Зощенки и Ильф-Петрова, хоть в фильме Неможет быть, видно что это про теперешних обывателей, в отличие от "нтра" и проч. ни на йоту не изменившихся за прошедшую "1000 лет". Вот она,вечная порода
в первом очерке -о роли "соц.происхождения", выше которого ценился только партбилет. Всего там штук 12 очерков. Читатйе
------
Источник: Илья Ильф - Евгений Петров; Собрание сочинений, Том первый. Изд-во: "Художественная литература", Москва, 1994.
НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ ГОРОДА КОЛОКОЛАМСКА
ПРОЛЕТАРИЙ ЧИСТЫХ КРОВЕЙ
Колоколамцы не в шутку обижались, когда им указывали на то, что в их славном городе нет пролетариев. - Как нет? - восклицали колоколамцы.- А Взносов! Наш-то Досифей Взносов! Слава богу, не какой-нибудь частник. Пролетарий чистых кровей. Весь город гордился Досифеем Взносовым, один лишь Досифей Взносов не гордился самим собой. Дела его шли плохо. Взносов был холодным сапожником, проживал в Зазбруйной части города, на Штопорной улице, а работал на Привозном рынке в базарные дни. То ли базарных дней было мало, то ли колоколамцы, не склонные к подвижности, почти не изнашивали обуви, но заработки у Досифея были ничтожны, и он сильно горевал. - Пролетарий я, действительно пролетарий,- говорил он хмуро.- И кровей, слава тебе господи, не смешанных. Чай, не мулат какой-нибудь. А что толку? Выпить не на что! В таком настроении забрел он однажды на квартиру к мосье Подлиннику. Цель у Взносова была простая - отвести душу. А всем в городе было известно, что отвести душу легче всего в разговоре с рассудительным председателем лжеартели. Подлинник, облаченный в рубашку-гейша, с расшитой кренделями грудью, сидел за обеденным столом. Перед ним дымился суп-пейзан, в котором привольно плавал толстый кусок мяса. Водка в пузатом графине отливала оловом и льдом. - Принимайте гостя, товарищ Подлинник,- сказал холодный сапожник, входя,- чай, не мулат, не метис какой-нибудь. - О чем может быть речь! - ответил лжепредседатель.- Садитесь, мосье Взносов. Вон там, возле граммофона стоит пустой стул. Досифей покосился на пар, восходивший над супом-пейзан, и, жмуря глаза от ртутного блеска графинчика, уселся в углу комнаты и начал обычные жалобы. - Пролетарий я, действительно. Не индеец какой-нибудь. Чистых кровей. А выпить тем не менее не на что. Несмотря на этот прямой намек, Досифей приглашен к столу не был. Подлинник, багровея, проглотил большой кусок мяса и, отдышавшись, молвил: - Удивляюсь я вам, мосье Взносов. С вашим происхождением... - На черта мне это происхождение! - с тоской произнес холодный сапожник.- Из происхождения шубы не сошьешь. Подлинник застыл с вилкой в руке, держа ее, словно трезубец. - Вы думаете, не сошьешь шубы? Из происхождения, вы думаете, нельзя сшить шубы? - Нельзя! И сапожник печально постучал пальцем по розовой граммофонной трубе. Подлинник вдруг поднялся из-за стола и задумчиво прошелся по комнате. Минуты две он размышлял, а затем внес совершенно неожиданное предложение: - Тогда, мосье Взносов,- сказал он,- продайте мне свое происхождение. Раз оно не подходит вам, то оно, может быть, подойдет мне. Много дать я не могу. Дела теперь всюду в упадке. Одним словом, что вы хотите? Холодный сапожник еще раз глянул на графинчик и вступил в торг. Он требовал: яловочные сапоги одни, портьеру одну, четверть водки и три рубля деньгами. Подлинник со своей стороны предлагал рюмку водки и тарелку супа-пейзан. Торговались они долго. Продавец, рассердившись, уходил, Подлинник выбегал за ним на улицу и кричал - "Псст", продавец возвращался, и снова уходил, и вновь возвращался, но Подлинник не прибавил ничего. На том и сошлись. Пролетарское происхождение было продано за рюмку водки и суп-пейзан. - Смотрите, мосье Взносов,- сказал Подлинник.- А оно у вас настоящее, это происхождение? - Чай, не абиссинец! - возразил холодный сапожник, с удовольствием проглатывая водку.- Чистых кровей. Товар настоящий. И слава Досифея Взносова,- слава, которую он не сумел оценить, померкла. На колоколамский небосклон торжественно выплыла тучная звезда почетного городского пролетария мосье Подлинника. Председатель лжеартели вцепился в свое новое происхождение с необыкновенным жаром. На Привозном рынке он приобрел связку лаптей и якобы пешим ходом смотался в губцентр, чтобы поднести лапоточки ответработнику товарищу Плинтусову, его жене мадам Плинтусовой и их детям: мальчику Гоге и девочке Демагоге. Назад взамен лаптей Подлинник привез большое удостоверение какого-то кредитного товарищества с резолюцией товарища Плинтусова - "удовлетворить". Что значилось в удостоверении, не знала даже мадам Подлинник, но мощь его была настолько велика, что позволила новому пролетарию значительно расширить обороты лжеартели и близко познакомиться с прекрасным словом "сверхприбыль". Мосье Подлинник ходил теперь в коричневой кожаной тужурке с бобровым воротником, в каракулевой кепке и в фетровых сапогах, восходящих к самым бедрам. - Слава богу,- скромно говорил он,- я не какой-нибудь мулат. Пролетарий чистой крови. Для того чтобы устранить последние сомнения в чистоте своего происхождения, Подлинник нарисовал свое родословное древо. Ветви этого древа сгибались под тяжестью предков мосье. По мужской линии род Подлинника восходил к Степану Разину, а по женской - Фердинанду Лассалю. Из этого же древа явствовало, что прапрапрапрадедушка мосье в свое время был единственным в Киеве полянином, который протестовал против захватнической политики Аскольда и Дира. Это был пир генеалогии, знатности и богатства. О холодном сапожнике, продавшем свое происхождение, все забыли, но сам Досифей Взносов страдал невыразимо. Позднее раскаяние грызло его душу. Он не спал по ночам, похудел и перестал пить. И однажды все увидели, как Досифей прошел через город, неся в правой руке дымящуюся тарелку супа-пейзан, а в левой - рюмку водки. Он шел как сомнамбула, шел выкупать свое пролетарское происхождение. Он вошел в дом Подлинника и с дарами в руках остановился на пороге. Мосье пролетарий сидел за безбрежным письменным столом. На мизинце его левой руки блистал перстень с бриллиантовыми серпом и молотом. Стена была увешана редчайшими портфелями. Они висели, как коллекция старинного оружия. - Вы пришли к занятому человеку,- сказал Подлинник. - Вот суп,- робко сказал Досифей,- а вот и водка. Отдайте мне назад мое пролетарское происхождение. Подлинник встрепенулся. - Тронутое руками считается проданным,- сказал он ясным голосом.- Происхождение в последнее время поднялось в цене. И я могу обменять его только на партийный билет. Может быть, у вас есть такой билет? Но у Досифея Взносова билета не было. Он был безбилетный. Медленно он вышел от Подлинника и удалился в свою Зазбруйную часть. Переходя реку по льду, он остановился у проруби, с тоской оглянулся и бросил в воду тарелку с уже остывшим супом и рюмку с водкой.
ГОСТЬ ИЗ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ
В воскресенье утром на Большой Месткомовской улице показался джентльмен, не виданный доселе в Колоколамске. На нем был костюм из розового шевиота и звездный галстук. От джентльмена веяло запахом душистых прерий. Он растерянно поворачивал голову по сторонам, и по его полному лицу катились перламутровые слезы умиления. Вслед за диковинным гражда-нином двигалась тачка с разноцветными чемоданами, толкаемая станционным носильщиком. Добравшись до Членской площади, кортеж остановился. Здесь открылся такой восхититель-ный вид на город Колоколамск и обтекающую его реку Збрую, что розовый джентльмен громко заплакал. Из вежливости всхлипнул и носильщик. При этом от него распространился удушливый запах водки. В таком положении застал их через час председатель лжеартели "Личтруд" мосье Подлинник, проходивший через Членскую площадь по делам артели. Остановившись за десять шагов от незнакомца, Подлинник с удивлением спросил: - Пардон, где вы достали такой костюм? - В Буэнос-Айресе,- ответил плачущий джентльмен. - А галстук? - В Монтевидео. - Кто же вы такой? - воскликнул Подлинник. - Я колоколамец! - ответил джентльмен.- Я Горацио Федоренкос. Восторгам председателя лжеартели не было пределов. Он хватал розового толстяка за талию, поднимал на воздух, громко целовал и громко задавал вопросы. Через десять минут Подлинник знал все. Герасим Федоренко, тридцать лет тому назад уехавший из Колоколамска, нашел алмазные россыпи и неслыханно разбогател. Но, блуждая в степях Южной Америки, Горацио мечтал взглянуть хотя бы одним глазком на родной Колоколамск. И вот он здесь - рыдает от счастья. Чествование соотечественника состоялось в анкетном зале военизированных курсов декламации и пения. Горацио Иванович заполнил почетную анкету, заключенную в шевровую папку, и поцеловался с начальником курсов Синдик-Бугаевским. Во время неофициальной части торжества Федоренкос плясал русскую. Он вилял спиной и мягко притопывал каучуковыми подошвами. На рассвете растрогавшийся Горацио принял решение увековечить приезд в родной город постройкой тридцатидвухэтажного небоскреба для своих сограждан. - Брешет,- говорили колоколамцы, качая гостя.- Что-что, а насчет дома брешет! Такие дома не могут существовать в природе. Каково же было их удивление, когда уже через неделю на Членской площади появились подъемные краны. Великие партии техников, инженеров и рабочих приехали из столичных центров. Постройкой верховодил сам Горацио. Он был одет в синий парусиновый комбинезон и деловито ругался на странной смеси русского и испанского языков. Колоколамцы насмешливо поглядывали на постройку. Они ходили вокруг строящегося здания с видом несколько обиженных именинников и ограничивались тем, что воровали строительные материалы на топливо и высказывались в том смысле, что постройка движется слишком медленно. К концу второго месяца небоскреб был почти готов. Тридцать второй этаж упирался в облака. Глубоко под землей кончали сборку электромоторов. Квадратные оконные стекла нижних этажей отражали дремучие леса и озера колоколамских окрестностей. А в окнах двадцать пятого этажа отражался даже губернский город, расположенный за 180 километров. Оставалось смонтировать только водяное отопление, поставить в уборных фарфоровые унитазы и включить в общую электросеть кухонные плиты. Кроме того, не были закончены еще многие мелкие детали, без которых жизнь в большом доме становится невыносимой. В это самое время распространился слух, что ночью в небоскреб самовольно вселился Никита Псов со всем своим хозяйством и цепной собакой. Говорили, что Никита захватил лучшую квартиру. Будку с цепной собакой он поместил на лестничной площадке своего этажа. Этого было достаточно, чтобы колоколамцы, сжигаемые нетерпением, лавой ринулись в незаконченное здание для захвата квартир. На пути своем они сшибали с ног монтеров и десятников. Напрасно Горацио Федоренкос взывал к благоразумию сограждан. С непокрытой головой он стоял у парадных дверей, обшитых листовой медью, и кричал: - Милициос! Внедрявшиеся в дом граждане только посмеивались и пребольно толкали Горацио Ивановича этажерками и топчанами. Федоренкос уехал. Его отъезда никто даже не заметил. В новом доме поместился весь Колоколамск со всеми жителями, пивными, учреждениями, рогатым скотом и домашней птицей. Отделение милиции и многочисленные будуары для вытрезвления граждан разместились в центре дома - на шестнадцатом этаже. По требованию колоколамцев пивные были распределены равномерно по всему зданию и для скорейшего достижения их разрешено было пользоваться вне очереди пассажирскими лифтами. Экспрессные лифты как самые емкие были отданы под перевозку рогатого скота. Каждое утро пастух сгонял коров в лифты и спускал их вниз - на пастбище. На первых порах обрадованные граждане невоздержанно предавались празднествам. Они циркулировали по небоскребу с методичностью кровообращения: из квартиры в пивную ближайшего этажа, оттуда в будуар для вытрезвления, затем в милицию для составления протокола, потом в первый этаж - судиться и наконец в 29 этаж - Этаж заключения. Прошли праздники, наступили будни. По утрам во всех этажах стучали топоры. Колоколамцы рубили деревянные перегородки на дрова и топили ими перевезенные со старых квартир буржуйки. Из труб незаконченного центрального отопления колоколамцы делали кровати. Медные дверные приборы шли на выделку зажигалок. Эту кустарную продукцию колоколамцы продавали в губцентре. На лестничных лаковых перилах сушилось белье, а на мраморных площадках были воздвигнуты дощатые дачные клозеты. Никита Псов, житель 19 этажа, тоскуя по привольной колоколамской жизни, залез как-то рубить дрова в лифт. Топором он зацепил какую-то кнопку, и лифт помчался. Он безостановоч-но летал в своей клетке вверх и вниз. Граждане высыпали на мраморные лестницы и в изумлении глядели на обезумевшую машину. В глазах у них сквозило недоверие к технике. Гражданка Псова, совершенно глупая баба, бегала за лифтом вниз и вверх и кричала: - Никита Иваныч! Отдай хоть ключ от квартиры! Войтить в квартиру нельзя! Дверь в квартиру Псовых взломали. Так как запереться было нечем, то квартиру воры очистили в ту же ночь. Подозрение падало на пятый этаж, этаж чрезвычайно подозрительный и уже названный Вороньей Слободкой. Остановить лифт удалось лишь вечером второго дня. Для этого пришлось испортить динамо-машину. Дом погрузился во мрак. Извлеченный из лифта в полумертвом состоянии Никита Псов злобно простонал: - Не надо нам таких домов! Все пошло от этого международного джентельмента! Когда же он увидел свою опустошенную квартиру, то немедленно выселился из небоскреба в старую халупу, разбив предварительно камнями все стекла в ненавистной ему Вороньей Слободке. Гонимые холодом слободские насильственно вторглись в шестой этаж, где помеща-лись чрезвычайно расширенные курсы декламации. Ученики-декламаторы пошли в хулиганы. На темных лестницах начались грабежи. С одиноких колоколамцев снимали шубы и калоши. На квартиру Подлинников, проживавших в глухом 32 этаже с испорченной канализацией, был произведен налет. Перепуганный председатель лжеартели последовал примеру Никиты Псова. В домоуправлении он заявил, что жить так высоко очень страшно, что ему к тому же мешает сырость от проносящихся под окнами облаков. В течение трех дней небоскреб совершенно опустел. Колоколамцы ушли на старые места. Некоторое время оставалась еще милиция, но и она выехала. Постепенно все оборудование чудесного небоскреба растащили по халупам. От здания остался только остов. Черные квадраты окон печально смотрели на дремучие леса и озера колоколамских окрестностей, и губернский город не отражался больше в окнах 25 этажа.
ГОРОД И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ
Не находя нужным облекать таинственностью историю Колоколамска, доводим до сведений наших читателей, что: а) Колоколамск действительно существует; б) ничего общего с Волоколамском не имеет и в) находится он как раз между РСФСР и УССР, так что не нанесен на географические карты ни одной из этих дружественных и союзных республик. В этом целиком приходится винить наших географов. Что же касается газетных работников, очеркистов и описателей уездной жизни, то, даже стремясь в Колоколамск, они по странной иронии судьбы попадали в Ялту или Кисловодск, каковые города описывали с усердием, достойным лучшего применения. Но автору вместе с художником К. Ротовым удалось попасть в Колоколамск, пожить там в отеле "Ряжск" и даже снять генеральный план с этого удивительного города. Как видно из плана, славный город Колоколамск привольно и живописно раскинулся на левом берегу мелководной реки Збруи. В XIV веке конюх колоколамского князя Андрея Себялюбского, напившись византийской водки, уронил в речку сбрую княжеского мерина. Упряжь утонула, и с тех пор река получила название Збруи. Со времени этого события прошли века, Себялюбская площадь давно переименована в Членскую, и легенду о потоплении сбруи знает только гражданин Псов-старший, который и рассказал ее нам за бутылкой в пивной "Друг желудка". В реку Збрую впадает ничтожная речушка Вожжа. О ней ничего не удалось узнать, ибо Псов-старший соглашался продлить свои воспоминания только после угощения во всех пивных, расположенных на Большой Месткомовской улице. Последовательно угостившись за счет гостей в пивных "Санитас", "Заре навстречу", "Малорусь", "Огненное погребение", "Голос минувшего" и в пивной завода имени Емельяна Пугачева, Псов-старший не оправдал возложенных на него надежд, потому что потерял дар речи. Упомянутая Большая Месткомовская улица является главной артерией города. Она соединяет железнодорожную станцию с Членской площадью, где высится остов небоскреба, история которого читателю уже известна. Затем Большая Месткомовская спускается к реке. Через паром, управляемый капитаном Н. Похотилло, можно переправиться на противоположный берег и попасть в дремучий лес, окружающий город и помешавший в свое время татарам предать Колоколамск огню и мечу, потоку и разграблению, гладу и мору. Углубившись в лес, легко наткнуться на кустаря-одиночку портного Соловейчика. Здесь, в бору, он спасается от налогов, но, несмотря на это, берет за шитье так дорого, что получил у колоколамцев название Соловейчика-разбойника. Вправо, на горе, высится артель бывших монахинь под названием "Деепричастие". Продукцию свою монахини сбывают в кооператив, что в Переучетном переулке, неподалеку от Семибатюшной заставы. Восточная часть города справедливо гордится двумя Бывшими, на стыке которых был построен ковчег - Бездокладной и Землетрясенческой улицами. Последнюю назвали не так давно в честь очередного землетрясения в Японии. Из переулков самым большим здесь является Похотливый переулок с прекрасными Индивидуальными банями. Обойдя молчанием ничем не выдающиеся Мелколавочный, Малосольный и Малахольный переулки, отметим темное пятно города - Приключенческий тупик. Он получил свое название из-за происходящих в нем ежевечерних ограблений запоздалых путников, которые заползают туда в пьяном виде. Из достопримечательностей восточной части города отметим русско-украинское общество "Геть неграмотность" и горящий дом у Семибатюшной заставы. Дом этот горит ежедневно уже в течение пяти лет. Его каждое утро поджигает домовладелец брандмайор Огонь-Полыхаев, чтобы дать работу вверенной ему пожарной команде. Южная, она же Привокзальная, часть Колоколамска отличается красотой расположенного на ней Старорежимного бульвара. Кроме того, это самая фешенебельная часть города. Здесь находятся Спасо-Кооперативная площадь с лжепромысловой артелью "Личтруд" под председательством мосье Подлинника, военизированные курсы декламации и пения Синдика-Бугаевского, старинный храм Выявления Христа, оживленная Гигроскопическая улица с великолепным, но, к сожалению, все еще незаконченным зданием здравницы "Все за лечобу". Особенно поражает на Спасо-Кооперативной площади могила неизвестного частника. В начале нэпа в Колоколамск приехал никому не известный частник за конским волосом. Весь день он ездил по городу, закупая свой товар, к вечеру внезапно упал с извозчика на Спасо-Кооперативной и скоропостижно скончался. Документов при нем не оказалось. Не желая отставать от Парижа, Брюсселя и Варшавы, устроивших у себя могилы неизвест-ных солдат, но не имея возможности раздобыть солдата (никто из колоколамцев никогда не воевал), горожане зарыли неизвестного частника на площади и зажгли на его могиле неугасае-мый огонь. Каждую неделю, по субботам, Соловейчик-разбойник в парадной траурной кепке переправляется в центральную часть города на пароме и принимает у могилы неизвестного частника заказы на шитье. Западная часть города состоит из трех улиц и одного переулка. Широкий, прямой как стрела Кресто-Выдвиженческий проспект украшен новой, Кресто-Выдвиженческой церковью. Рядом с церковью помещается русско-украинское общество "Геть рукопожатие". Единодушная улица и продолжение ее - Единогласная - соединяются с Южной частью города Досадным переулком. Между Единодушной и Единогласной высится каланча и милицейская часть. Самая молодая часть города - Зазбруйная часть - стоит на стрелке, образуемой Вожжей и Збруей, и основное занятие проживающих здесь граждан лучше всего характеризуется названиями улиц. Сюда приезжают колоколамцы за водкой по большим праздникам, когда закрыт кооператив. Таков Колоколамск, в существовании которого, можно надеяться, никто теперь не усомнится.
