>>>Марксисты сопротивляются цивилизационнму подходу, так как с точки зрения этого подхода, марксизм лишь одна из цивилизаций.
>>Марксизм – это не одна из цивилизаций, а одна из идейных подсистем западной «евроамериканской» цивилизации.
>И в свете такого понимания цивилизации, все социалистические страны были одной цивилизацией - у них была одна универсальная философия, она по универсализму ни чем не уступает мировым религиям. Вернее уступает только индуизму, но это отдельный вопрос, все что рождено из европейского лона, в этом смысле пока еще должно уступать индийким аналогам. И если он является самодостаточной, универсальной философией, значит образует цивилизацию. Не надо перегибать палку с марксизмом, каждый ребенок имеет родителей, но это не значит, что дети и родители одно и то же.
Хм, я всё-таки продолжаю упорствовать, что социализм социализму - рознь. А точнее - то, что называлось социализмом при Сталине - не было социализмом. В дальнейшем советский социализм становился всё больше похож на европейский. В нём ярко выделились характерные для любого классового общества непримиримые классы: то, что у нас называлось «номенклатура» и - трудящиеся. «Номенклатура» активно плодила вокруг себя питательную почву - общество потребления. Это ей удавалось с трудом, но постепенно процесс продвигался. Когда же они решили, что окрепли достаточно и смогут отобрать у народа собственность - они сделали это. А путаница с социализмом не позволила народу разобраться, что именно делалось. В этом смысле - в Европе идёт процесс социализации - только власть имущие трансформируются в европейскую «номенклатуру» без промежуточной передачи собственности в руки пролетариата и тем более - трудящихся. А по степени развития общества потребления они нас переплюнули... как раз настолько, насколько их производство превосходило советское в течение всего XX века. Думаю, что между европейским социализмом и постмодернизмом существует прямая взаимосвязь. В смысле - постмодернизм можно назвать философской базой социализма.
Что касается марксизма, то, я согласен со Scavenger'ом - марксизм - только одна из подсистем и даже одной только европейской цивилизации. С Америкой дело обстоит особым образом. Некая «особая» сила марксизма - в его «странной» схожести со всё той же индоевропейской моделью устройства системы: как отмечал Ленин - марксизм состоит из трёх основных частей... всё прямо по шаблону. Примени Маркс в своей системе вместо французского социализма немецкие организаторские способности (в деле государственного управления), а вместо немецкой философии - русскую духовную школу - судьба марксизма могла бы сложиться совсем иначе... Но вот коммунистическое равенство, провозглашённое марксизмом - индуизм его не знал. Это равенство - порождение эволюции европейского сознания под влиянием христианства. Ни индусы, ни китайцы пока не готовы осознанно принять идеи равенства, характерные для христианского мира.
>Во вторых, вся система русских по заимствованию сводилась к заимствованиям под угрозой смерти государства из за отставания от европы.
Это от ограниченного понимания - на основе какой же, собственно, модели существует Россия. Как только у власти оказывался грамотный руководитель - всё вставало на свои места (даже если этот руководитель не мог объяснить - на что же он опирается в своих построениях).
>У Японцев есть очень развитая традиция переработки заимствований. >А вот у русских есть трация заимствования, но нет традиций переработки, усваивания чужих достижений. >Без явно выраженной собственной позиции, без философии эти заимствования все время приводят к зависимости русских от запада
Повторюсь - Запад, а точнее - Британия - сама вывезла из Индии капитализм. Каста промышленников и торговцев, входящая в список высших каст колонизированной ими Индии покорила сердце британских авантюристов. Подкрепив её протестантскими ценностями (и индийским золотом), англичане опрокинули католическую систему ценностей, уничижающую стремление к богатству. Увы, англичане сочли излишним вывозить остальную кастовую систему. В наших же условиях капитализм невозможен - у нас в лучшем случае все составные части общества считаются равноправными, а если поглубже копнуть, то духовная (или браминская) традиция перекроет любую другую.
>>Хорошо, будем говорить не «монгольское», а «азиатское». Хотя я очень сомневаюсь, что монголы придумали «Ясу», систему почтовых перевозок – «ям», а также систему сбора налогов (баскаки) у китайцев. > >Да нет, именно китайское во первых, так как именно у китайцев была очень развитая, непревзойденная система управления страной, чего не было у индусов, имеющих непревзойденную философию, но не слишком увлекающихся земными делами. Монголы в управлении государством все взяли именно у китайцев, они даже сделали свою модель раннего конфунцианства (по духу) - "Ясу". Но Чингисхан забыл, а всего вернее не успел у китайцев позаимствовать институт, традицию, мотор, превращающую религию в знания. И моноголький автомобиль остановился , и больше никуда не поехал.
О! Открываем в очередной раз «Открытие Индии» Неру и читаем его заметки об устройстве того, «чего не было у индусов... не слишком увлекающихся земными делами» (впрочем, если читать некогда или лень, то остальное можно опустить):
«Происходит конфликт между двумя диаметрально противоположными подходами к проблеме организации общества: между старой индусской концепцией группы как единицы, лежащей в основе организации, и крайним индивидуализмом Запада, ставящим личность выше группы. [...]
Кастовая система не существует сама по себе; она является составной частью более широкой системы общественной организации. Может быть, и можно устранить некоторые из её наиболее очевидных недостатков и сделать её несколько гибче, сохранив, однако, в неприкосновенности самую систему. Но это крайне маловероятно... [...]
Разрушение колоссальной, прочно установившейся общественной организации вполне может привести к полному развалу общественной жизни, следствием чего будет исчезновение цельности, страдания масс и значительные ненормальности в личном поведении, если её место не займёт какой-то другой общественный строй, более соответствующий эпохе и духу народа. [...]
Но мы не можем только разрушать и надеяться на что-то лучшее, не имея некоторого, хотя бы туманного, представления о том будущем, для которого мы работаем. Мы не можем попросту создать вакуум, ибо этот вакуум может наполниться таким содержанием, что нам придётся пожалеть об этом. В создаваемых нами конструктивных планах мы должны учитывать человеческий материал, с которым нам приходится иметь дело, основу стремлений и мыслей и окружение, в котором нам приходится действовать. Игнорировать всё это и сооружать какие-то идеалистические воздушные замки или просто взять курс на подражание тому, что сделали другие в других местах, было бы безрассудством. Поэтому желательно проанализировать и понять старый индийский общественный строй, оказавший такое мощное влияние на наш народ.
Этот строй был основан на трёх концепциях: самоуправляющейся сельской общине, касте и большой семье. Во всех трёх случаях значение имеет группа, а отдельная личность занимает второстепенное место. Если взять каждую из этих систем в отдельности, мы не найдём здесь ничего самобытного, и для каждой из них нечто аналогичное легко найти в других странах, особенно в средние века. Примитивные республики, сходные с древними индийскими республиками, имелись и в других странах. Существовал также своего рода первобытный коммунизм. Старый русский МИР можно в известной мере сравнить с индийской сельской общиной. Касты носят в основе своей профессиональный характер и подобны средневековым европейским торговым гильдиям. Китайская семейная организация весьма напоминает индусскую большую семью. [...]
Существует старинная книга X века, дающая нам некоторое представление о государственном устройстве Индии до тюркского и афганского нашествий. Эта книга - «Нитисара» («Наука о государственном устройстве»), написанная Шукрачарьей. В ней говорится как об организации центрального управления, так и о жизни города и села; о государственном совете при правителе и о различных государственных ведомствах. Сельский выбрный совет, панчаят, обладал большой властью, как исполнительной, так и судебной, и государственные чиновники относились к членам этого совета с величайшим уважением. Панчаят распределял землю, собирал налоги с урожая и по уполномочию села уплачивал государству его долю. [...]
Эти сельские советы ревниво охраняли свои свободы; существовало правило, что воин не может войти в деревню, не имея разрешения от правителя. Если народ жалуется на чиновника, говорится в «Нитисаре», правитель «должен стать на сторону не своих чиновников, а своих подданых». В случае если жалобы на должностное лицо поступали от многих лиц, его увольняли, ибо «кто же не пьянеет от тщеславия, занимая высокий пост». [...]
В Индии не было теократической монархии. В случае если монарх оказывался тираном, индийская государственная система признавала право на выступление против него. К Индии можно отнести изречение китайского философа Мэн-цзы, жившего две тысячи лет назад: «Когда правитель обращается со своими подданными, как с грязью и травой, то подданные обращаются с ним, как с разбойником и врагом». В Индии само понятие «власть монарха» отличалось от понятия, характерного для европейского феодализма, где король обладал властью над всеми людьми и всем имуществом в пределах своих владений. [...] И земля, и связанные с ней люди принадлежали феодальному сеньору, а через него - королю. Это было развитием римской концепции права собственности. В Индии ничего подобного не было. Правитель имел право на известный налог с земли и мог передавать другим только право на сбор этого налога. Индийский крестьянин не был крепостным феодала. [...] Таким образом, в Индии [...] отдельный крестьянин не был собственником своего участка земли. Оба эти понятия были привнесены англичанами позднее... [...]
...позднее в систему поземельного налога были внесены различные изменения. Тем не менее афганские и могольские правители старательно воздерживались от посягательства на древние обычаи и порядки и не внесли в них каких-либо существенных изменений, так что экономический и общественный уклад индийской жизни оставался прежним. [...] Её распад начался только при господстве англичан. [...]
«В Индии, говорит Хейвелл, - религия не столько догма, сколько рабочая гипотеза поведения человека, приспособленная к различным ступеням духовного развития и к различным условиям жизни». [...]
Индоарийский принцип не допускал насильственного подавления какого бы то ни было верования или запрещения того или иного вида культа. Каждой группе была предоставлена возможность выработать себе идеалы по своему усмотрению, в соответствии с уровнем своего умственного развития и знаний. Попытки ассимиляции не сопровождались ни наложением запрета, ни принуждением.
Подобная и даже ещё более сложная проблема возникла в области общественной организации. Как сочетать эти коренным образом отличающиеся друг от друга группы в одной общественной системе с тем, чтобы каждая группа участвовала в общей жизни и в то же время сохраняла свободу жить самостоятельно и развиваться? В некотором смысле (правда, такое сравнение несколько искусственно) это напоминает многочисленные современные проблемы национальных меньшинств, которые тревожат так много стран и которые всё ещё далеки от разрешения. [...] Говорят, что только Советская Россия разрешила национальную проблему и проблему национальных меньшинств, создав то, что называется многонациональным государством. [...]
Обычный способ разрешения таких проблем в то время и позднее заключался в истреблении или порабощении населения завоёванных земель. В Индии это не имело места, но ясно, что были приняты все меры для сохранения господствующего положения высших групп общества. После того как такое превосходство было обеспечено, образовалось своего рода многообщинное государство, в котором в определённых рамках и при условии соблюдения некоторых общих правил каждая группа могла заниматься своими делами и жить своей собственной жизнью в соответствии со своими обычами и желаниями. Единственное существенное ограничение заключалось в недопущении вмешательства одной группы в дела другой или столкновения между ними. [...]
Эти группы были почти во всех случаях функциональными, каждая из них специализировалась в каком-нибудь занятии или ремесле. Таким образом, они были своего рода профессиональными союзами или гильдиями ремесленников. В каждой группе существовало сильное чувство солидарности, которое не только охраняло группу в целом, но и защищало отдельного её члена, если он попадал в затруднительное положение или испытывал нужду. Деятельность всех групп или каст была взаимосвязанной, и основная идея заключалась в том, чтобы успешная деятельность каждой группы обеспечивала единство общества в целом. Кроме этого, была сделана энергичная и достаточно успешная попытка создать общенациональную связь, объединяющую эти группы, привить им чувство общей культуры, общих традиций, общих героев и святых и общей территории, во все концы которой совершались паломничества. Эта национальная связь значительно отличалась от современного нам национализма; она была слабой в политическом смысле, но сильной в социальном и культурном отношении. Отсутствие политического единства облегчало иноземное вторжение, но социальная сила этой системы способствовала восстановлению, а также ассимиляции новых элементов. У неё было столько голов, что они не могли быть отсечены все, и потому система смогла устоять, несмотря на многочисленные нашествия и бедствия.
Таким образом, кастовая система была системой групп, построенной по принципу разделения обязанностей и занятий. Это была всеохватывающая система без какой-либо общей догмы, предоставлявшая каждой группе полнейшую свободу деятельности. В её широких рамках существовали единобрачие, многобрачие, безбрачие; всё это допускалось, так же как допускались и другие обычаи, верования и порядки. Жизнь должна была развиваться во всех слоях общества. Меньшинство не обязано было подчиняться большинству, потому что оно всегда могло образовать отдельную независимую группу при одном условии - чтобы это была единообразная группа, достаточно многочисленная для самостоятельного существования. Между двумя группами могло существовать любое различие в отношении расы, цвета кожи, культуры и умственного развития.
Каждый человек рассматривался лишь как член группы; он мог делать что ему угодно, если только это не нарушало деятельности всей группы. Он не имел права нарушать эту деятельность, но если он был достаточно силён и имел определённое количество сторонников, он мог создать новую группу. Если он был не в состоянии ужиться ни с одной группой, это означало, что он отщепенец - в той мере, в какой это касалось общественной жизни страны. Тогда он мог стать саньяси, человеком, отказавшимся от касты, от группы, от какой-либо общественно-поолезной деятельности, он мог бродить по стране и делать что ему вздумается.
Следует помнить, что, хотя в общественной жизни Индии личность подчинялась требованиям группы и общества, религиозная мысль и духовные искания всегда выдвигали на первый план личность. Спасение и познание высшей истины были доступны всем, членам всех всех каст, высших и низших. Это спасение или просветление не могло быть достигнуто группой; оно было глубоко индивидуальным. В поисках этого спасения не было надобности придерживаться каких-то непоколебимых догм; считалось, что все пути ведут к нему.
Хотя в общественной организации господствовала групповая система, ведущая к касте, в Индии всегда существовала индивидуалистическая тенденция. Противоречие между этими двумя направлениями проявлялось часто. Частично этот индивидуализм был порождением религиозной доктрины, выдвигавшей на первое место личность. Социальные реформаторы, подвергавшие критике или осуждавшие кастовую систему, были обычно религиозными реформаторами, и их главный довод сводился к тому, что деление общества на касты препятствует духовному развитию и тому крайнему индивидуализму, к которому ведёт религия. Буддизм был отходом от кастово-группового идеала к своего рода индивидуализму, а также к универсализму. Но этот индивидуализм был связан с отказом от нормальной общественной деятельности. Он не предлагал эффективной альтернативной социальной структуры, способной заменить кастовую систему, и поэтому касты продолжали существовать. [...]
Поскольку в целом общественная организация не способствовала конкуренции и стяжательству, это деление на касты не имело такого значения, какое оно могло иметь при других обстоятельствах. Находившийся на вершине общества брахман, гордящийся своим умом и своей учёностью и уважаемый другими, редко обладал большими земными благами, зато богатый и преуспевающий купец не имел высокого общественного положения.
Громадное большинство населения составляли земледельцы. В стране не существовало системы помещичьего землевладения, не было и крестьянской собственности на землю. Трудно сказать, кто был собственником земли по закону; тогда не существовало чего-либо подобного нынешнему понятию собственности. Земледелец имел право обрабатывать свою землю, и единственным существенным вопросом был вопрос о распределении урожая. Наибольшая его часть шла земледельцу, определённую долю (обычно одну шестую) брал правитель или государство; получали также свою долю все функциональные группы сельского населения, так или иначе обслуживавшие крестьян: брахман - жрец и учитель, торговец, кузнец, плотник, сапожник, гончар, каменщик, цирюльник, мусорщик и т.д. Таким образом, все, начиная с государства и кончая мусорщиком, получали свою долю урожая. [...]
Третьим элементом была большая семья, все члены которой являлись равноправными владельцами общей собстенности и получали наследство на равных правах. Отец или другой старший был главой семьи, но он скорее выполнял функции распорядителя, чем древнеримского отца семейства. В некоторых случаях при желании заинтересованных сторон допускался раздел имущества. Общая собственность служила для удовлетворения потребностей всех членов семьи - как работающих, так и не работающих. Она гарантировала обеспеченный минимум для каждого, а не использовалась для высокого вознаграждения некоторых. Это было своего рода страхование всех, в том числе слабых и неполноценных в физическом и умственном отношении. Таким образом, наряду с беспечением каждого члена семьи существовало некоторое снижение требований в отношении выполняемых обязанностей и их вознаграждения. На первый план выдвигались не личная выгода и не личное честолюбие, а интересы группы, то есть семьи».
