Основной аргумент сталинофобов, недовольных развенчанием «подвига майора Пугачёва», прост и незатейлив. Дескать, Шаламов сам сидел, и поэтому всё, о чём он пишет, есть непреложная истина:
«Я просто очень уважаю Шаламова, и какой-нибудь “красно-коричневый” старичок-боровичок с портретом генералиссимуса в кармане замусоленного пиджака, а именно так выглядят авторы подобных книг — его мнение мне, разумеется, интересно, но не более чем как мнение. Если для того, чтобы “государственнеги” любили Сталина, я буду вынужден терпеть литье помоев на Шаламова — к дьяволу пусть кататься и “государственнеги”, и Виссарионыч.
Я готов не вступать в споры о том, были ли загрядотряды или о том, что в ЧК сидели сплошь боевые офицеры и ко всем входящим обращались на Вы. Нехай фантазируют.
Но правда Шаламова... Я за ним правду признаю, пардон. Он ее не в “архивчегах” накопал».
«Вот ты сначала сам срок оттяни на Колыме, как автор “Колымских рассказов”, а потом давай авторитетные заключения — бред написан про то, как там в лагерях живут/жили, или не бред».
«У меня есть живой свидетель: Солженицын. Есть покойный свидетель: Шаламов. Докажите мне, что они врали. Не можете. Ну так о чём разговор?»
Многие из участников ВИФа лично убеждались, что «воспоминания очевидцев» — источник весьма специфический и ненадёжный, даже если рассказчик не старается сознательно исказить истину. Что уж говорить про писания отсидевших срок озлобленных врагов народа, пересказывающих лагерные сплетни.
«Рассказ Варлама Шаламова “Зеленый прокурор” посвящен беглецам из колымских лагерей — тем, кто получил освобождение у самой тайги. Приводится в нем и история побега 12 каторжан из лагпункта №3 прииска имени Максима Горького, ранее уже использованная автором в рассказе “Последний бой майора Пугачева”. Правда, теперь уже организатором того же самого побега является не вышеназванный майор, а подполковник Яновский.
В новом рассказе, написанном, кстати, в том же 1959-м году, участники получают другие фамилии (Шевцов, Кузнецов, Кабаридзе), появляются иные обстоятельства убийства надзирателей — двоих. Правда, один из них, уже будучи убитым, идет открывать ворота лагеря, отнесем это на счет писательского недосмотра. Приводятся иные обстоятельства захвата оружия и самого побега. Эти различия в описаниях одного и того же события подтверждают мысль, высказанную мною в очерке “Побег двенадцати каторжников”: Варлам Шаламов совершенно неосновательно числится некоторыми критиками и публицистами по разряду “колымских летописцев”, его “Колымские рассказы” — вполне литературные произведения (исполненные с разной степенью совершенства), в которых писательский вымысел существенно подменяет истинные обстоятельства.
Этому правилу Варлам Шаламов остается верен и в других фрагментах рассказа “Зеленый прокурор”» (Бирюков А.М. Колымские истории: очерки. Новосибирск, 2004. С.321).
